Рабства - во всяком случае, в таких
формах, как у нас, - насколько мне известно, у них не существовало. Его
впервые утвердили в Америке европейцы, и притом жесточайшими методами, на
своих плантациях и шахтах. Не существовало у индейцев и никаких форм
прислуживания одних другим, будь то добровольное или принудительное.
Именно поэтому Арнаку и Вагуре отношение преданного душой и телом
Пятницы-слуги к Робинзону представлялось чем-то совершенно непонятным и
абсурдным. Если Пятница всю жизнь работал на Робинзона, значит - в
примитивном представлении моих юных товарищей - он был рабом белого
господина, а если при том еще и радовался, значит, и вовсе был не в своем
уме.
Я понял, что в стремлении достичь цели и обратить юных индейцев на
путь Пятницы мне предстоит преодолеть упорное сопротивление, но это меня
не смутило. Напротив, это только разожгло мое нетерпение. Вероятно, и тут
давала себя знать гордыня достойного сына своих вирджинских предков. Я
превосходил юнцов и по уму, и по опыту, по возрасту и по крепости своих
кулаков, не говоря уже о подавляющей силе моей воли. Так отчего бы мне и
не приспособить их для своих нужд?
Я еще раз обрисовал им в самых привлекательных красках жизнь Пятницы,
растолковав в наиболее доступной форме всю разницу между свободным слугой
и рабом. Парни слушали рассеянно, погруженные в унылое молчание. Всячески
расхвалив завидные качества преданного Пятницы, я обратился к Арнаку:
- Как и Робинзон Крузо, я тоже дам тебе новое имя. Теперь ты будешь
Пятница.
- Я - Арнак, господин, - тихо ответил юноша, чуть заметно оживившись.
- Арнак - не Пятница!
- Пятница! - произнес я настойчиво. - Сегодня Арнак умер, родился
Пятница.
Он взглянул на меня внимательно, словно пытаясь проникнуть в суть
моих замыслов. Минуту спустя с очень серьезным выражением лица он заверил
меня:
- Нет, господин, Арнак не умер!
- Неправда! - возразил я, повышая голос. - Арнака больше нет. Ты
Пятница, и конец!
Юноша решительно, но очень спокойно произнес:
- А-р-н-а-к, господин!
Его невозмутимое упорство начало меня раздражать. Он открывался для
меня с какой-то новой стороны, несвойственной его обычному поведению.
Откуда бралось у этого краснокожего мальчишки такое упорство?
Я решил провести пробу сил, пусть бы мне даже пришлось при этом
отхлестать его за непослушание.
- Пятница! - обратился я к Арнаку в тоне приказа. - Подай мне вон ту
тыкву с водой!
Тыква лежала в нескольких шагах от костра.
Парень понял, что это вызов. Он замер, в нем вспыхнуло чувство
протеста. Взгляд его, обращенный прямо на меня, был тверд. Однако
написанное на моем лице выражение твердой решимости, видимо, удержало его
от готовой разразиться вспышки. Он сник. Потом встал, медленно отошел от
костра и принес мне тыкву с водой.
Я дружелюбно улыбнулся ему. Отпил глоток воды.
- Спасибо тебе, друг Пятница!
Парень сел на прежнее место у костра. Нервно пригладил волосы и,
глядя в огонь, пояснил мне вежливо, но твердо:
- Арнак принес тебе воду, господин!
"Вот упрямый бес!" - подумал я с удивлением, хотя меня так и
разбирала злость.

Пора дождей подходила к концу, ливни иссякали. Солнце, еще недавно
стоявшее в дневные часы на севере, постепенно возвращалось в зенит. Зной с
каждым днем становился все нестерпимее. Тяжелые работы мы старались теперь
выполнять только по утрам, на рассвете, и вечерами, пока не стемнеет.
Возделанное поле, предмет моей гордости, доставляло не только
радости, но и огорчения. Дело в том, что кукуруза взошла буйно и дружно,
зато ячмень совсем зачах. С ним происходило что-то непонятное. Мало того,
что он очень медленно прорастал, но и, поднявшись с трудом, на
какой-нибудь вершок, словно испуганный своей дерзостью, начинал
скручиваться, хиреть, сохнуть. Ему явно чего-то не хватало. Для меня так и
осталось неразгаданной загадкой, отчего ячмень на острове у Робинзона
Крузо так прекрасно прижился и давал богатый урожай, а у меня - полная
неудача. Жаркий влажный климат, видимо, все-таки не подходил для
культивирования ячменя. Мне становилось ясно, что ячмень - культура
умеренного климата - совершенно не переносит тропической жары.
Зато кукуруза моя разрасталась на славу! Однако, когда она вытянулась
выше человеческого роста и початки ее, плотно набитые множеством зерен,
стали созревать, на нас свалились новые заботы. Многочисленное пернатое,
да и четвероногое племя стало точить клювы и зубы на мое поле, с
необычайной прожорливостью разворовывая урожай. Поочередно сменяя друг
Друга, мы бдительно караулили поле с рассвета дотемна, а потом и круглые
сутки, поскольку обнаружилось, что любители полакомиться кукурузой
наведываются и по ночам.
Я караулил наравне с индейцами. В один из дней в часы моего дежурства
мне понадобилось проверить участки леса, где я расставил новый вид силков
на зайцев. Арнаку, ничем в тот момент не занятому, я поручил меня
подменить.
- Пятница! - окликнул я его. - Мне надо идти в лес проверить силки. А
ты покарауль пока кукурузу.
Уверенный, что он понял меня, я ушел. Каково же было мое изумление,
когда, вернувшись из джунглей, я застал его сидящим на том же месте, где я
его оставил.
- Ты почему здесь, а не на кукурузном поле? - возмутился я.
Бросив на меня косой взгляд, он ничего не ответил.
- А Вагура на поле? - спросил я.
- Не знаю.
- Кукуруза осталась без надзора?
- Может быть.
Меня охватил дикий гнев.
- Что это значит? Я велел тебе идти на поле!
- Нет, господин.
- Что? Нет? Вдобавок ко всему ты еще и лжешь? - вскипел я и занес
руку, чтобы влепить ему затрещину. В ожидании удара он даже не шелохнулся.
Я не ударил. В его взгляде наряду с упрямством я прочел испуг и
что-то похожее на мольбу. Это была немая мольба пощадить его достоинство.
Рука у меня опустилась. Я опомнился.
- Арнак, - проговорил юноша сдавленным голосом, - Арнак не лжет.
- Не лжешь? - стиснул я кулаки. - Разве я не тебе велел караулить
поле?
- Нет, господин. Не мне.
- Кому же, черт побери?
- Пятнице. - И тише добавил: - Я не Пятница, я - Арнак.
Я стал прозревать. Мне открылись дотоле скрытые тайники его души: это
не было простое упрямство дикого индейца.

БУНТ МОЛОДЫХ ИНДЕЙЦЕВ
Проходили недели нашей совместной жизни. Я обретал все большую
уверенность, что индейцы не вынашивают против меня враждебных замыслов. Во
всяком случае, я не замечал в их поведении ничего подозрительного. Скорее
наоборот: это я все еще вызывал у них какие-то опасения. Нередко я
подмечал, как они украдкой бросали на меня пугливые взгляды. Я не мог
найти этому объяснения, поскольку жили мы довольно дружно, а от мысли
навязать им новые имена я быстро отказался, натолкнувшись на столь упорное
с их стороны сопротивление.
- Почему вы боитесь меня? - спросил я их как-то без обиняков.
Они переглянулись и ничего не ответили. Молчание их служило лучшим
доказательством того, что я не ошибался.
Я всегда относился к ним справедливо, разными способами выказывая
свое расположение. Поэтому недоверчивость их меня удивляла.
- Арнак! - допытывался я. - Ты старше и разумнее! Я требую ответить
мне, отчего вы меня боитесь! Потому что я белый, да?
Арнак медлил с ответом. Он был явно смущен.
- Причина в том, что я белый? - настаивал я.
- Нет, господин, - ответил он наконец, - не только...
- Да говори же толком, черт побери...
- Ты был на корабле...
- На корабле?
- Да, господин.
- Ну и что из этого? Ведь это я на корабле пришел тебе на помощь.
Разве ты забыл об этом?
- Нет, господин. Но корабль был плохой... Он грабил наши деревни,
убивал индейцев, увозил людей в рабство, издевался над ними... А ты был с
ними...
- Значит, ты считаешь, что я такой же злодей и пират, как и все
остальные на корабле?
- Не совсем, но...
- Но все-таки пират, да?
- Да, господин! - ответил индеец с подкупающей откровенностью.
- Ты ошибаешься, Арнак! Я не пират и не злодей! Я попал на пиратский
корабль по жестокой необходимости, а не по своей воле... Вы боитесь, что я
могу продать вас в рабство?
- Нет, господин! Продать нас нельзя, мы будем драться до последнего
вздоха.
- Ты напрасно все это говоришь. До этого дело никогда не дойдет. Я ни
за что не применю против вас силы... Если мы когда-нибудь выберемся
отсюда, а ведь рано или поздно это случится, вы поплывете в свою деревню,
а я - на свою родину, на север.
Для придания этим словам вящей убедительности я рассказал им в
доступной для их понимания форме о своих последних злоключениях в
Вирджинии, объяснив, как и почему я совершенно случайно оказался на
пиратском корабле.
Индейцы слушали меня с напряженным вниманием, но, когда я закончил
рассказ, по их замкнутым лицам невозможно было понять, удалось ли мне
развеять их сомнения. Хотя казалось, что да.
По вечерам у костра беседы наши нередко обращались к одной и той же
теме: как нам вырваться из нашего островного заключения. Я решил, что мне
лучше всего было бы добраться вместе с юношами до их родного селения,
местоположение которого мы предполагали где-то недалеко к востоку от нас,
на побережье материка. Я знал, что шторм, до того как бросить на скалы
"Добрую Надежду", нес нас много дней кряду на юго-запад, и, значит, теперь
устье реки Ориноко и родную деревню моих новых друзей следовало искать
где-то на востоке. Попав в их деревню, я сумел бы затем с помощью индейцев
добраться до заселенных англичанами Антильских островов.
В один из дней я отправился с Арнаком - Вагура оставался караулить
кукурузу - на южную оконечность нашего острова, чтобы еще раз осмотреть
пролив между островом и материком. Пролив был неширок, миль восемь-девять,
однако морское течение, как уверял Арнак, было здесь очень сильным и
устремлялось сначала с востока на запад, а потом поворачивало на север, в
открытое море. Мы нашли место, с которого удобнее всего было бы отчалить
от острова, но на чем?
- В том-то и дело - на чем? - произнес я вслух, скорее сам для себя,
чем для своего спутника. - Вернее, всего было бы на лодке. Но сколько
понадобится времени, чтобы изготовить лодку с помощью одного-единственного
небольшого ножа?
- Можно выжечь дерево, господин, - подсказал идею Арнак.
- Выжечь можно, но это тоже потребует многих месяцев. Я думаю, надо
еще раз попробовать на плоту. Как ты считаешь?
- Сильное течение...
- Плот построим попрочнее и с хорошим рулем, а кроме того, выстругаем
три прочных весла. Поставим парус и пустимся в путь, когда ветер будет с
севера в сторону земли. Я думаю, преодолеем течение.
- Парус? - переспросил индеец.
- Да, простой небольшой парус. У нас нет для этого парусины, но зато
вокруг щедрая природа. Сплетем из тонких лиан плотную циновку, легкую и
прочную, как полотно. Покроем ее широкими листьями, и получится парус -
лучше не надо...
Я был исполнен уверенности в успехе, и вера эта передалась Арнаку.
Переплыть втроем пролив с тремя веслами и под парусом представлялось нам
теперь предприятием вполне осуществимым. Я не сомневался, что в самом
скором времени нам удастся выбраться с острова. К строительству плота мы
решили приступить сразу же после сбора кукурузы.
На южную оконечность острова мы добрались довольно быстро: до полудня
оставалось еще немало времени. День, довольно пасмурный и не слишком
жаркий, давал возможность идти сравнительно быстро, и, воспользовавшись
этим, мы направились берегом дальше, на западную оконечность острова,
которую я до сих пор совсем не знал. Подтвердились рассказы юношей: по
пути мы встретили много следов черепах, выходивших по ночам из моря на
сушу. Настоящее черепашье царство разместилось на выступающей в море
песчаной косе. Здесь на каждом шагу встречались панцири черепах, нашедших
на суше свою гибель.
- Сколько панцирей, - заметил я. - Много дохнет черепах...
- Это его работа! - пояснил Арнак. - Он любит есть черепах.
- Ягуар?
- Да, господин.
- Значит, правда, что ягуар переплывает пролив, как ты однажды
рассказывал?
- Конечно, правда.
- Несмотря на течение?
- Он сильнее течения.
Мы обшарили прибрежные заросли, начинавшиеся сразу же за песчаными
дюнами, и довольно быстро отыскали черепаху. Средней величины, она весила
фунтов около пятидесяти. Мы перевернули ее на спину, прирезали, затем
извлекли из панциря мясо и, завернув его В листья, уложили в две корзины,
которые были у нас за плечами.
Пора было возвращаться, и тут вдруг Арнак, ходивший неподалеку, издал
предостерегающий окрик. Я схватил лук и бросился к нему.
- Он! - прошептал индеец, указывая на землю.
На песке и на траве отчетливо вырисовывались отпечатавшиеся следы
ягуара. Присмотревшись к ним внимательнее, я понял предостережение Арнака:
следы были свежими. Хищник рыскал здесь не раньше сегодняшнего утра.
Не двигаясь с места, мы внимательно вглядывались в окружающие нас
заросли.
- Уйдем отсюда, господин! - прошептал Арнак.
На его посеревшем лице отражалось сильное беспокойство.
До берега моря было недалеко. Два десятка прыжков сквозь колючие
заросли - и мы выбрались из чащи на более безопасное место.
Держась ближе к воде, мы пустились в обратный путь.
- Может, он спал недалеко от нас, - оправдывался Арнак, обретя снова
свой прежний здоровый бронзовый цвет лица.
- Очень может быть, - согласился я. - Веселенькое было бы дело,
разбуди мы его ненароком!
Я взглянул на наши копья, луки и стрелы, которые хотя и были
изготовлены из самых прочных сортов дерева, однако представляли собой
слишком слабое оружие против такого мощного хищника, как ягуар.
После нескольких часов пути мы подошли к знакомым местам в
окрестностях нашей пещеры. Проходя неподалеку от могилы капитана, я
отклонился в сторону от дороги, чтобы взглянуть на это место. Арнак молча
следовал за мной. Могилы я не нашел. Дожди сровняли холм, смыв все следы.
- Где-то здесь я его похоронил, - проговорил я, обращаясь к индейцу и
краем глаза следя за выражением его лица.
Он знал, о ком я говорю, но не выказал ни беспокойства, ни
замешательства.
- Долго пришлось с ним драться? - неожиданно спросил я.
- Нет, господин, - отвечал Арнак, глядя мне прямо в глаза.
И здесь меня впервые поразило его необыкновенное прямодушие.
- Когда вы на него напали? - продолжал я допытываться. - Сразу, как
он вышел из воды?
- Нет.
- Расскажи, как это было.
Рассказ его был простым и потрясающим.
Волны смыли Арнака с тонущего судна. Из последних сил держась на
поверхности, невзирая на шторм, он доплыл до острова и упал на песок.
Спустя какое-то время он увидел человека. Это был Вагура, которого волны
тоже выбросили неподалеку на берег. Вдвоем они побрели дальше. У опушки
леса услышали голос, взывавший о помощи. Подойдя ближе, они буквально
наткнулись на капитана, лежавшего на земле. Он был в сознании, но двигался
с трудом, кажется, вывихнул ногу. Узнав их он приподнялся на локтях и
выхватил пистолет. Видя что они собираются бежать, он грозным голосом,
каким имел обыкновение орать на них на корабле, приказал:
- Арнак, ко мне, скотина!
Они убежали. Однако, оправившись от первого испуга, решили, что
должны убить его. Тогда они не знали еще, что находятся на острове и что
убийство капитана является для них неизбежной необходимостью. В лесу они
быстро вооружились двумя дубинами и вернулись к капитану, он выполз из
зарослей, опасаясь, очевидно, внезапного нападения, и лежал теперь на
прибрежном песке у самой воды.
Недолго думая, они бросились к нему. Он встал. В левой руке У него
был пистолет, в правой - толстая палка. Прицелившись в Арнака, он спустил
курок, но выстрела не последовало - порох, вероятно, отсырел. Тогда он
занес для удара палку, но Арнак оказался проворнее и страшным ударом
дубины по голове свалил капитана на землю.
Увидев, что он мертв, они убежали на южную часть острова, опасаясь
других пиратов, которые, могло статься, тоже спаслись.
Арнак закончил свой рассказ. Он устремил на меня внимательный взгляд
и, как видно, отнюдь не чувствовал себя в чем-либо виноватым. Минуту
спустя он спросил меня голосом, в котором звучала гордая, чуть ли не
вызывающая нота:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72