Этих последних набралось около шестидесяти человек -
сила внушительная, а по реке прибывали все новые.
Описываемые события развивались быстрее, чем их способны передать
слова, и не успел еще рассеяться дым от последних выстрелов, как мы
сплошной лавиной устремились к главным строениям Каиивы. Мой отряд, как и
прежде, оставался в центре, на левом крыло наступали отряды Уаки, Конауро
и до двух десятков варраулов, на правом - отряд Вагуры и до полусотни
местных жителей с Куранаем во главе.
Пока мы разделывались с последними акавоями, напавшими на отряды Уаки
и Конауро, с другого, нижнего конца Каиивы донесся грохот мушкетных
выстрелов: это вступил в бой отряд Арнака. Возникла опасность, что против
него враг бросит все силы - еще немалые - и легко его сомнет. Но нет, он
этого не сделал, ибо, как вскоре подтвердилось, там было еще более
тридцати варраулов, оказывавших отчаянное сопротивление. Судя по всему,
акавои решили покинуть Каииву с уже захваченными трофеями и устремились к
стоянкам своих лодок в верхней части острова. Завидя наши цепи, отрезающие
им путь к итаубам, они остановились как вкопанные. Предполагая здесь наше
присутствие, поскольку, конечно, слышали раньше стрельбу, они тем не менее
не ожидали, что нас так много.
Было уже достаточно светло, хотя рассвет едва наступил и солнце еще
не взошло, но диск его уже вышел из-за горизонта и зажег восточную часть
неба розовой зарей. Мы были обращены лицами в сторону востока, и вот в
лучах зари перед изумленными взорами акавоев предстало более полутора сот
вооруженных воинов, освещенных словно каким-то магическим светом. Их же
было менее шестидесяти.
Правда, и этот отряд бесстрашных воинов являл бы собой грозную силу,
не окажись они захваченными врасплох. Отваги им хватало, не хватило
трезвого расчета. Они понимали, что лодки и спасение за нашими спинами, и
видели в наших боевых порядках две бреши: одну - между мной и отрядом
Вагуры и вторую - между мной и отрядам Уаки и Конауро. И вот вместо того,
чтобы всей массой ворваться в одну из них и силой пробиться, они
сплоховали и, потеряв голову, разделились на две группы, чтобы пробиться
через обе бреши.
Несколькими мгновениями раньше, чем больший, бросился на Вагуру
меньший отряд. Поначалу акавои мчались прямо на него, как бы с намерением
смять его или запугать, но это была неуклюжая уловка. Приблизившись на
расстояние выстрела, акавои внезапно свернули вправо, в сторону разрыва
между Вагурой и мной. Но Вагура не дремал. Он тут же бросил своих людей в
эту брешь, увлекая за собой варраулов Кураная.
Свободное пространство между нами сузилось шагов до ста и все
уменьшалось. Но акавои решили пробиться любой ценой и ускорили бег,
пытаясь опередить Вагуру.
Не опередили. Вагура, памятуя о моих наставлениях, подпустил их шагов
на пятьдесят-сорок, а потом с близкого расстояния грохнул в них картечью
сразу из всех ружей. Это был разгром. Несколько упали сразу, другие
замерли на бегу, словно оглушенные, и только два упрямца мчались дальше.
Два самоубийцы. Они не пробежали и пятнадцати шагов, как на них обрушился
такой град стрел, пистолетных пуль и даже копий, что скосил их как косой.
На остальных, ошеломленных убийственным залпом, все араваки вместе с
варраулами набросились как ураган. Акавои не приняли боя и бросились
бежать обратно в селение. Одних догоняли и брали в плен, других догоняли
стрелы, впиваясь в спины.
Убедившись, что у Вагуры все развивается успешно, я сосредоточил свое
внимание на втором отряде акавоев. Больше по численности, воинов из
сорока, он несся прямо на вторую брешь, по левую руку от меня. Возглавлял
его здоровенный детина с яркими перьями на голове и разноцветными бусами
на шее - несомненно, вождь. По мере того как они приближались, мы
оттягивались влево, стремясь преградить им путь. Уаки и Конауро - я видел
- тоже сдвигались в нашу сторону.
У меня был мушкет отличного боя. Укрепив ствол его па подставке, я
взял на прицел разряженного вождя. Я хорошо знал дальность боя своего
ружья и ясно видел, что расстояние еще слишком велико, но не мог
удержаться от искушения. "Куда ни шло - попытаю счастья". Я целился чуть
выше головы вождя и, взяв в расчет всяческие поправки, медленно потянул за
спуск. "Ура, попал!" Предводитель широко раскинул рука, и как подкошенный
грохнулся наземь, несколько раз перевернувшись. Дикий вопль ужаса акавоев
слился с торжествующими кликами радости в наших рядах, а я, что тут
скрывать, был горд и счастлив.
Гибель вождя не остановила наступающих. В наших трех отрядах
насчитывалось около двадцати ружей, из них добрая половина была в надежных
руках. Акавои, словно ослепленные, сами рвались на их дула. Когда наши
ружья, а затем град стрел и копий, к тому же еще пистолеты сделали свое
дело, для непобедимых досель воинов настал судный день. Расстроенные и
поредевшие, их ряды дрогнули и позорно показали спины. Акавои со всех ног
помчались обратно, к хижинам деревни, обгоняя тех, что на правом фланге
преследовал Вагура. Всего убегало их человек двадцать с лишним - все, что
осталось от отряда. Но и в деревне бежавшим не удалось скрыться - здесь их
встретил и взял в оборот подоспевший отряд Арнака с вооруженными
варраулами. Прижатые и с фронта и с тыла, акавои нашли последнее прибежище
в большой хижине на сваях, все стены которой покрывал тростник. Это был
сарай Оронапи.
Мы окружили его тесным кольцом, понимая, что бешеному зверю теперь уж
не вырваться из западни. Но зверь еще огрызался; несколько варраулов,
слишком смело приблизившихся, тут же поплатились жизнью за
неосмотрительность: стрелы, выпущенные из укрытия, пробили им горло.
Среди варраулов, сражавшихся вместе с Арнаком, находился вождь
Оронапи и юный Мендука, лишь под утро доплывший до Каиивы. Едва он успел
разбудить верховного вождя, как на селение обрушились акавои. Вождь был
крайне удручен несчастьем, постигшим его племя. Выражая признательность за
помощь, он двумя руками тряс мою руку и собирался рассыпаться в
благодарственных любезностях, но я дружески его остановил и, указав на
сарай, дал понять, что дело еще не завершено.
- Выкурим их огнем! - воскликнул вождь и отдал распоряжения.
В уничтожении остатков акавоев принимать участия я не хотел и, встав
с Ласаной в стороне, издали наблюдал за последним боем. Стрелы, выпущенные
с горящими на конце пучками сухой травы, быстро подожгли стены и крышу
сарая, но акавои не вышли. Сухой тростник быстро сгорел. Осажденные
укрылись за всякой рухлядью и мешками с зерном. Тогда несколько смельчаков
подкрались с охапками хвороста к сараю и разожгли огонь под его полом
между сваями. Пол был сухой и сразу же вспыхнул. Это и решило судьбу
акавоев. Не желая сгореть заживо, они выскакивали и тут же находили смерть
от пуль, стрел, копий и даже ударов палиц. Некоторые пытались защищаться,
но и это не помогло.
Одним из последних выскочил Дабаро, тот самый торговец и шпион. Ему
как-то удалось увернуться от пуль и ударов. В мгновение ока он прорвался
сквозь строй наших воинов и помчался как стрела - откуда только брались
силы. Вдогонку ему стреляли, но не попади.
Тут он вдруг заметил меня, и глаза его вспыхнули волчьим блеском. Он
бросился ко мне, сжимая в руке нож. Мушкет за минуту до того я отставил в
сторону, и тянуться теперь за ним было уже поздно. Выхватив из-за пояса
пистолет, я прицелился ему в грудь и нажал на спуск. Щелк! Осечка. Дабаро
издал торжествующий вопль.
Я молниеносно выхватил нож, но меня упредила Ласана. В руке у нее
была дубинка. Она метнула ее в безумца и попала прямо в голову.
Оглушенный, Дабаро споткнулся, и этого было достаточно. Я подскочил к нему
и изо всей силы нанес удар кулаком между глаз. Нож выпал у него из рук,
колени подогнулись, и он рухнул на землю.
Подскочили воины, готовые размозжить ему череп, но я удержал их:
- Берите живым! Вяжите!
Приказ мой встретили недовольным ропотом, но выполнили. Я с нежностью
взглянул на Ласану. Она еще не остыла от возбуждения и вся дрожала.
- Сколько же еще раз, - буркнул я, притворяясь разгневанным, -
сколько еще раз, скажи, я буду обязан тебе жизнью?
- Столько раз, - ответила она мягко, - сколько потребуется.
Тем временем из сарая выбили последних акавоев, и наступила вдруг
полная, оглушающая тишина. Все молчали, словно смертельно уставшие после
изнурительного труда. Теперь только проявилось и придавило нас страшной
тяжестью все напряжение последних дней и ночей. Я велел Оронапи поскорее
приготовить нам еду, За трапезой я привел совет с вождями варраулов и
старейшинами араваков, отдав им необходимые распоряжения. При этом не
забыл я немедленно отправить и одну варраульскую итаубу к Манаури с
известием о победе и мире, вновь воцарившемся на берегах Итамаки и
Ориноко. Отряд акавоев, насчитывавший около ста воинов, был разбит:
четырнадцать воинов, как оказалось, попали к нам в плен, остальные
уничтожены.
- Что будем делать с пленными? - спросил у меня Оронапи.
- Откуда я знаю? - ответил я искренне. - Вот еще забота!
- Они заслужили смерть, потому что хотели нас уничтожить. Но ты не
любишь убивать пленных.
- Правильно.
- Тогда мы продадим их в рабство.
- Испанцам?
- Нет, на тот большой английский корабль, что приплыл к тебе в
гости... Пусть он увезет их далеко на север.
Это было возможное решение проблемы с пленными, хотя, признаюсь, оно
не очень пришлось мне по вкусу. Впрочем, безмерная усталость подавляла
всякую мысль. и мы, решив обсудить все проблемы позже и передав опеку над
пленными и над собой в руки варраулов, легли спать.
Узы дружбы и братства по оружию, подвергшиеся в эти дни тяжким
испытаниям, связали всех нас еще крепче, узы взаимного доверия проявлялись
даже во сне - в нескольких выделенных для нас хижинах мы лежали рядом,
один подле другого: индейцы, негры и белый, все вместе, спаянные воедино
общим трудом и общей победой, хотя каждый из нас, как бы не веря еще в
нами свершенное, и во сне по привычке держал руку на оружии.
ЗАРЯ НАД ДЖУНГЛЯМИ
Пробудил нас близкий орудийный выстрел. Было совсем светло. Мы
проспали более двадцати часов кряду, зато проснулись бодрыми и свежими,
хотя и голодными как волки.
С встревоженным лицом вошел к нам Оронапи.
- Большой английский корабль спустился по реке и становится на якорь
возле нашего острова, - сообщил он. - Что будем делать?
- Приветливо встречать, - ответил я. - Это друзья! Но прежде вели нас
покормить.
Не успел я утолить голод, как мне сообщили, что капитан Пауэлл сошел
на берег и Оронапи принял его торжественно и чинно, по всем правилам
традиционного на Ориноко церемониала. В помощь верховному вождю я отправил
в качестве переводчиков Арнака, Вагуру и Фуюди. Пауэлл, раздраженный
затянувшейся приветственной церемонией, вежливо, но решительно прервал
Оронапи и, обращаясь к Арнаку и Вагуре, попросил их, провести его по
острову и познакомить с разыгравшимися здесь событиями. Когда четверть
часа спустя мы встретились с ним в поселке, капитан, здороваясь,
восторженно воскликнул:
- Well, ваша милость! Чистая работа, черт побери, ничего не скажешь!
Даже Мальборо' или Фрэнсис Дрейк'' могли бы позавидовать. Задали вы им
трепку, будут помнить до седьмого колена! А что, и впрямь из вашей западни
не вырвалась ни одна живая душа?
[' Мальборо, Джон Черчилл (1650-1722) - английский генерал и
дипломат.]
['' Дрейк, Френсис (1540-1596) - английский мореплаватель,
вице-адмирал, участник англо-испанской колониальной войны 1566 года.]
- По нашим сведениям, не вырвалась...
- Goddam you! Чистая работа! А ты, ваша милость, достаточно хорошо
понимаешь все значение тобой свершенного? Отдаешь ли ты себе в этом ясный
отчет?
- Побей бог, нет! - изобразил я притворный испуг. - У меня не было
времени подумать.
- Смейся, смейся! А я снова скажу тебе: испанцы чувствуют себя на
нижнем Ориноко неуверенно, еле-еле дышат. Впрочем, ты им тоже сумел
внушить к себе уважение. Теперь ты сломал хребет акавоям, и прийти сюда
они больше не отважатся; араваки и варраулы готовы за тебя в огонь и в
воду, они полностью у тебя в руках. Одним словом, ты полновластный владыка
нижнего Ориноко! Теперь лишь от тебя зависит упрочить свою власть, призвав
на помощь британскую корону.
- Ага, старая песня! Все никак не дает покоя?
- Да вот не дает. И знай - не даст дотоле, покуда не воплотится в
реальность на этих берегах, а ваша милость не поумнеет и не станет здесь
the big governor - губернатором администрации английского правительства.
- Мистер Пауэлл, я предпочитаю быть губернатором сердец и душ этих
индейцев, а не администрации его королевского величества.
- Разве одно исключает другое? Напротив, став английским
губернатором, ты тем успешнее сможешь опекать туземцев.
- Слишком уж сладостный мираж, сэр, эта ваша английская опека! Жаль,
что ваша милость запамятовал поведанную мною историю о судьбе народа
погаттан в нашей Вирджинии и о смерти несчастного Опенчаканука.
- Это дела давних дней, канувших в прошлое...
- Ой ли?!
Я еще раз повторил ему все, что говорил в Кумаке, и еще присовокупил:
- Я использую здесь свое влияние, чтобы не допустить на нижнее
Ориноко колонистов ни одной из европейских наций.
...Среди четырнадцати наших пленников девять, в том числе и Дабаро,
оказались совершенно здоровыми, а пятеро имели разного рода, хотя и вполне
излечимые, ранения и ушибы. Оронапи обратил на это внимание капитана
Пауэлла, когда предложил ему их купить.
- Купить этих акавоев? - Пауэлл вытаращил на вождя глаза и замахал
руками. - Упаси меня бог!
- Дешево продам, - уговаривал Оронапи.
- Даже если отдашь даром, я ни за что не сделаю такой глупости!
- Почему глупости? - Теперь уже вождь сделал круглые глаза, а я,
признаться, тоже несколько удивился, хотя и не принимал участия в
разговоре.
- Почему глупости? - ответил капитан. - А потому, что акавои обитают
на юге, неподалеку от Эссекибо. Им сразу же станет известно о моем
поступке, а ссориться с ними я не хочу. Вам можно все: вы можете убить их,
съесть живьем, закопать в землю - это ваше право победителей. Они на вас
напали и оказались побежденными. Но если я, человек посторонний, позволю
себе увезти их в рабство в дальние края, то в Гвиане лучше уже не
появляться ни мне, ни другим англичанам... Нет, Оронапи, лучше уж вы
зарежьте их сами, и дело с концом: вам можно... - и Пауэлл сделал жест
рукой, дающий понять, что даже говорить об этом больше не хочет.
Итак, возникла новая проблема: что делать с пленными? Оронапи
насупился, пугливо поглядывая на меня и обводя взглядом лица своих
приближенных как бы в поисках спасительного совета. У всех, как и у меня,
был озабоченный вид. Что делать? Абсолютно исключались два крайних
варианта: первый - прикончить пленных, против этого восставало все мое
существо, второй - отпустить их на свободу - это противоречило всем
моральным и этическим представлениям и обычаям индейцев. Но если и одно и
другое отпадает, то какой же остается выход? Вот проблема, над которой мы
ломали голову. И тут на помощь нам пришел Арасибо. Хитро прищурив свои
косоватые глаза и важно надув губы, он заговорил:
- Великие и храбрые воины! В бою вы проявили мужество и доблесть, но
сейчас не можете найти разумного решения оттого, что человеческий разум
для этого слишком слаб. Я скажу вам, где следует искать совета и что надо
делать с пленными.
Он умолк, по-детски радуясь произведенному впечатлению.
- Если знаешь, - прервал молчание Кокуй, - говори, не теряй время!
- Я знаю! - горделиво ответил Арасибо. - Если человек не может
решить, как ему поступать, где следует искать совета, к кому обращаться,
а? К тайным силам! Тайные силы лучше знают, чего заслуживают пленники:
жизни или смерти!
Индейцы встретили слова Арасибо бурным ликованием.
Я, несколько озадаченный таким оборотом дела, проговорил, обращаясь к
нашему новоявленному шаману и не скрывая своего неудовольствия:
- Говори ясней! Что ты предлагаешь?
- Сейчас, сейчас. Белый Ягуар, Арасибо все скажет, не спеши, -
затараторил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
сила внушительная, а по реке прибывали все новые.
Описываемые события развивались быстрее, чем их способны передать
слова, и не успел еще рассеяться дым от последних выстрелов, как мы
сплошной лавиной устремились к главным строениям Каиивы. Мой отряд, как и
прежде, оставался в центре, на левом крыло наступали отряды Уаки, Конауро
и до двух десятков варраулов, на правом - отряд Вагуры и до полусотни
местных жителей с Куранаем во главе.
Пока мы разделывались с последними акавоями, напавшими на отряды Уаки
и Конауро, с другого, нижнего конца Каиивы донесся грохот мушкетных
выстрелов: это вступил в бой отряд Арнака. Возникла опасность, что против
него враг бросит все силы - еще немалые - и легко его сомнет. Но нет, он
этого не сделал, ибо, как вскоре подтвердилось, там было еще более
тридцати варраулов, оказывавших отчаянное сопротивление. Судя по всему,
акавои решили покинуть Каииву с уже захваченными трофеями и устремились к
стоянкам своих лодок в верхней части острова. Завидя наши цепи, отрезающие
им путь к итаубам, они остановились как вкопанные. Предполагая здесь наше
присутствие, поскольку, конечно, слышали раньше стрельбу, они тем не менее
не ожидали, что нас так много.
Было уже достаточно светло, хотя рассвет едва наступил и солнце еще
не взошло, но диск его уже вышел из-за горизонта и зажег восточную часть
неба розовой зарей. Мы были обращены лицами в сторону востока, и вот в
лучах зари перед изумленными взорами акавоев предстало более полутора сот
вооруженных воинов, освещенных словно каким-то магическим светом. Их же
было менее шестидесяти.
Правда, и этот отряд бесстрашных воинов являл бы собой грозную силу,
не окажись они захваченными врасплох. Отваги им хватало, не хватило
трезвого расчета. Они понимали, что лодки и спасение за нашими спинами, и
видели в наших боевых порядках две бреши: одну - между мной и отрядом
Вагуры и вторую - между мной и отрядам Уаки и Конауро. И вот вместо того,
чтобы всей массой ворваться в одну из них и силой пробиться, они
сплоховали и, потеряв голову, разделились на две группы, чтобы пробиться
через обе бреши.
Несколькими мгновениями раньше, чем больший, бросился на Вагуру
меньший отряд. Поначалу акавои мчались прямо на него, как бы с намерением
смять его или запугать, но это была неуклюжая уловка. Приблизившись на
расстояние выстрела, акавои внезапно свернули вправо, в сторону разрыва
между Вагурой и мной. Но Вагура не дремал. Он тут же бросил своих людей в
эту брешь, увлекая за собой варраулов Кураная.
Свободное пространство между нами сузилось шагов до ста и все
уменьшалось. Но акавои решили пробиться любой ценой и ускорили бег,
пытаясь опередить Вагуру.
Не опередили. Вагура, памятуя о моих наставлениях, подпустил их шагов
на пятьдесят-сорок, а потом с близкого расстояния грохнул в них картечью
сразу из всех ружей. Это был разгром. Несколько упали сразу, другие
замерли на бегу, словно оглушенные, и только два упрямца мчались дальше.
Два самоубийцы. Они не пробежали и пятнадцати шагов, как на них обрушился
такой град стрел, пистолетных пуль и даже копий, что скосил их как косой.
На остальных, ошеломленных убийственным залпом, все араваки вместе с
варраулами набросились как ураган. Акавои не приняли боя и бросились
бежать обратно в селение. Одних догоняли и брали в плен, других догоняли
стрелы, впиваясь в спины.
Убедившись, что у Вагуры все развивается успешно, я сосредоточил свое
внимание на втором отряде акавоев. Больше по численности, воинов из
сорока, он несся прямо на вторую брешь, по левую руку от меня. Возглавлял
его здоровенный детина с яркими перьями на голове и разноцветными бусами
на шее - несомненно, вождь. По мере того как они приближались, мы
оттягивались влево, стремясь преградить им путь. Уаки и Конауро - я видел
- тоже сдвигались в нашу сторону.
У меня был мушкет отличного боя. Укрепив ствол его па подставке, я
взял на прицел разряженного вождя. Я хорошо знал дальность боя своего
ружья и ясно видел, что расстояние еще слишком велико, но не мог
удержаться от искушения. "Куда ни шло - попытаю счастья". Я целился чуть
выше головы вождя и, взяв в расчет всяческие поправки, медленно потянул за
спуск. "Ура, попал!" Предводитель широко раскинул рука, и как подкошенный
грохнулся наземь, несколько раз перевернувшись. Дикий вопль ужаса акавоев
слился с торжествующими кликами радости в наших рядах, а я, что тут
скрывать, был горд и счастлив.
Гибель вождя не остановила наступающих. В наших трех отрядах
насчитывалось около двадцати ружей, из них добрая половина была в надежных
руках. Акавои, словно ослепленные, сами рвались на их дула. Когда наши
ружья, а затем град стрел и копий, к тому же еще пистолеты сделали свое
дело, для непобедимых досель воинов настал судный день. Расстроенные и
поредевшие, их ряды дрогнули и позорно показали спины. Акавои со всех ног
помчались обратно, к хижинам деревни, обгоняя тех, что на правом фланге
преследовал Вагура. Всего убегало их человек двадцать с лишним - все, что
осталось от отряда. Но и в деревне бежавшим не удалось скрыться - здесь их
встретил и взял в оборот подоспевший отряд Арнака с вооруженными
варраулами. Прижатые и с фронта и с тыла, акавои нашли последнее прибежище
в большой хижине на сваях, все стены которой покрывал тростник. Это был
сарай Оронапи.
Мы окружили его тесным кольцом, понимая, что бешеному зверю теперь уж
не вырваться из западни. Но зверь еще огрызался; несколько варраулов,
слишком смело приблизившихся, тут же поплатились жизнью за
неосмотрительность: стрелы, выпущенные из укрытия, пробили им горло.
Среди варраулов, сражавшихся вместе с Арнаком, находился вождь
Оронапи и юный Мендука, лишь под утро доплывший до Каиивы. Едва он успел
разбудить верховного вождя, как на селение обрушились акавои. Вождь был
крайне удручен несчастьем, постигшим его племя. Выражая признательность за
помощь, он двумя руками тряс мою руку и собирался рассыпаться в
благодарственных любезностях, но я дружески его остановил и, указав на
сарай, дал понять, что дело еще не завершено.
- Выкурим их огнем! - воскликнул вождь и отдал распоряжения.
В уничтожении остатков акавоев принимать участия я не хотел и, встав
с Ласаной в стороне, издали наблюдал за последним боем. Стрелы, выпущенные
с горящими на конце пучками сухой травы, быстро подожгли стены и крышу
сарая, но акавои не вышли. Сухой тростник быстро сгорел. Осажденные
укрылись за всякой рухлядью и мешками с зерном. Тогда несколько смельчаков
подкрались с охапками хвороста к сараю и разожгли огонь под его полом
между сваями. Пол был сухой и сразу же вспыхнул. Это и решило судьбу
акавоев. Не желая сгореть заживо, они выскакивали и тут же находили смерть
от пуль, стрел, копий и даже ударов палиц. Некоторые пытались защищаться,
но и это не помогло.
Одним из последних выскочил Дабаро, тот самый торговец и шпион. Ему
как-то удалось увернуться от пуль и ударов. В мгновение ока он прорвался
сквозь строй наших воинов и помчался как стрела - откуда только брались
силы. Вдогонку ему стреляли, но не попади.
Тут он вдруг заметил меня, и глаза его вспыхнули волчьим блеском. Он
бросился ко мне, сжимая в руке нож. Мушкет за минуту до того я отставил в
сторону, и тянуться теперь за ним было уже поздно. Выхватив из-за пояса
пистолет, я прицелился ему в грудь и нажал на спуск. Щелк! Осечка. Дабаро
издал торжествующий вопль.
Я молниеносно выхватил нож, но меня упредила Ласана. В руке у нее
была дубинка. Она метнула ее в безумца и попала прямо в голову.
Оглушенный, Дабаро споткнулся, и этого было достаточно. Я подскочил к нему
и изо всей силы нанес удар кулаком между глаз. Нож выпал у него из рук,
колени подогнулись, и он рухнул на землю.
Подскочили воины, готовые размозжить ему череп, но я удержал их:
- Берите живым! Вяжите!
Приказ мой встретили недовольным ропотом, но выполнили. Я с нежностью
взглянул на Ласану. Она еще не остыла от возбуждения и вся дрожала.
- Сколько же еще раз, - буркнул я, притворяясь разгневанным, -
сколько еще раз, скажи, я буду обязан тебе жизнью?
- Столько раз, - ответила она мягко, - сколько потребуется.
Тем временем из сарая выбили последних акавоев, и наступила вдруг
полная, оглушающая тишина. Все молчали, словно смертельно уставшие после
изнурительного труда. Теперь только проявилось и придавило нас страшной
тяжестью все напряжение последних дней и ночей. Я велел Оронапи поскорее
приготовить нам еду, За трапезой я привел совет с вождями варраулов и
старейшинами араваков, отдав им необходимые распоряжения. При этом не
забыл я немедленно отправить и одну варраульскую итаубу к Манаури с
известием о победе и мире, вновь воцарившемся на берегах Итамаки и
Ориноко. Отряд акавоев, насчитывавший около ста воинов, был разбит:
четырнадцать воинов, как оказалось, попали к нам в плен, остальные
уничтожены.
- Что будем делать с пленными? - спросил у меня Оронапи.
- Откуда я знаю? - ответил я искренне. - Вот еще забота!
- Они заслужили смерть, потому что хотели нас уничтожить. Но ты не
любишь убивать пленных.
- Правильно.
- Тогда мы продадим их в рабство.
- Испанцам?
- Нет, на тот большой английский корабль, что приплыл к тебе в
гости... Пусть он увезет их далеко на север.
Это было возможное решение проблемы с пленными, хотя, признаюсь, оно
не очень пришлось мне по вкусу. Впрочем, безмерная усталость подавляла
всякую мысль. и мы, решив обсудить все проблемы позже и передав опеку над
пленными и над собой в руки варраулов, легли спать.
Узы дружбы и братства по оружию, подвергшиеся в эти дни тяжким
испытаниям, связали всех нас еще крепче, узы взаимного доверия проявлялись
даже во сне - в нескольких выделенных для нас хижинах мы лежали рядом,
один подле другого: индейцы, негры и белый, все вместе, спаянные воедино
общим трудом и общей победой, хотя каждый из нас, как бы не веря еще в
нами свершенное, и во сне по привычке держал руку на оружии.
ЗАРЯ НАД ДЖУНГЛЯМИ
Пробудил нас близкий орудийный выстрел. Было совсем светло. Мы
проспали более двадцати часов кряду, зато проснулись бодрыми и свежими,
хотя и голодными как волки.
С встревоженным лицом вошел к нам Оронапи.
- Большой английский корабль спустился по реке и становится на якорь
возле нашего острова, - сообщил он. - Что будем делать?
- Приветливо встречать, - ответил я. - Это друзья! Но прежде вели нас
покормить.
Не успел я утолить голод, как мне сообщили, что капитан Пауэлл сошел
на берег и Оронапи принял его торжественно и чинно, по всем правилам
традиционного на Ориноко церемониала. В помощь верховному вождю я отправил
в качестве переводчиков Арнака, Вагуру и Фуюди. Пауэлл, раздраженный
затянувшейся приветственной церемонией, вежливо, но решительно прервал
Оронапи и, обращаясь к Арнаку и Вагуре, попросил их, провести его по
острову и познакомить с разыгравшимися здесь событиями. Когда четверть
часа спустя мы встретились с ним в поселке, капитан, здороваясь,
восторженно воскликнул:
- Well, ваша милость! Чистая работа, черт побери, ничего не скажешь!
Даже Мальборо' или Фрэнсис Дрейк'' могли бы позавидовать. Задали вы им
трепку, будут помнить до седьмого колена! А что, и впрямь из вашей западни
не вырвалась ни одна живая душа?
[' Мальборо, Джон Черчилл (1650-1722) - английский генерал и
дипломат.]
['' Дрейк, Френсис (1540-1596) - английский мореплаватель,
вице-адмирал, участник англо-испанской колониальной войны 1566 года.]
- По нашим сведениям, не вырвалась...
- Goddam you! Чистая работа! А ты, ваша милость, достаточно хорошо
понимаешь все значение тобой свершенного? Отдаешь ли ты себе в этом ясный
отчет?
- Побей бог, нет! - изобразил я притворный испуг. - У меня не было
времени подумать.
- Смейся, смейся! А я снова скажу тебе: испанцы чувствуют себя на
нижнем Ориноко неуверенно, еле-еле дышат. Впрочем, ты им тоже сумел
внушить к себе уважение. Теперь ты сломал хребет акавоям, и прийти сюда
они больше не отважатся; араваки и варраулы готовы за тебя в огонь и в
воду, они полностью у тебя в руках. Одним словом, ты полновластный владыка
нижнего Ориноко! Теперь лишь от тебя зависит упрочить свою власть, призвав
на помощь британскую корону.
- Ага, старая песня! Все никак не дает покоя?
- Да вот не дает. И знай - не даст дотоле, покуда не воплотится в
реальность на этих берегах, а ваша милость не поумнеет и не станет здесь
the big governor - губернатором администрации английского правительства.
- Мистер Пауэлл, я предпочитаю быть губернатором сердец и душ этих
индейцев, а не администрации его королевского величества.
- Разве одно исключает другое? Напротив, став английским
губернатором, ты тем успешнее сможешь опекать туземцев.
- Слишком уж сладостный мираж, сэр, эта ваша английская опека! Жаль,
что ваша милость запамятовал поведанную мною историю о судьбе народа
погаттан в нашей Вирджинии и о смерти несчастного Опенчаканука.
- Это дела давних дней, канувших в прошлое...
- Ой ли?!
Я еще раз повторил ему все, что говорил в Кумаке, и еще присовокупил:
- Я использую здесь свое влияние, чтобы не допустить на нижнее
Ориноко колонистов ни одной из европейских наций.
...Среди четырнадцати наших пленников девять, в том числе и Дабаро,
оказались совершенно здоровыми, а пятеро имели разного рода, хотя и вполне
излечимые, ранения и ушибы. Оронапи обратил на это внимание капитана
Пауэлла, когда предложил ему их купить.
- Купить этих акавоев? - Пауэлл вытаращил на вождя глаза и замахал
руками. - Упаси меня бог!
- Дешево продам, - уговаривал Оронапи.
- Даже если отдашь даром, я ни за что не сделаю такой глупости!
- Почему глупости? - Теперь уже вождь сделал круглые глаза, а я,
признаться, тоже несколько удивился, хотя и не принимал участия в
разговоре.
- Почему глупости? - ответил капитан. - А потому, что акавои обитают
на юге, неподалеку от Эссекибо. Им сразу же станет известно о моем
поступке, а ссориться с ними я не хочу. Вам можно все: вы можете убить их,
съесть живьем, закопать в землю - это ваше право победителей. Они на вас
напали и оказались побежденными. Но если я, человек посторонний, позволю
себе увезти их в рабство в дальние края, то в Гвиане лучше уже не
появляться ни мне, ни другим англичанам... Нет, Оронапи, лучше уж вы
зарежьте их сами, и дело с концом: вам можно... - и Пауэлл сделал жест
рукой, дающий понять, что даже говорить об этом больше не хочет.
Итак, возникла новая проблема: что делать с пленными? Оронапи
насупился, пугливо поглядывая на меня и обводя взглядом лица своих
приближенных как бы в поисках спасительного совета. У всех, как и у меня,
был озабоченный вид. Что делать? Абсолютно исключались два крайних
варианта: первый - прикончить пленных, против этого восставало все мое
существо, второй - отпустить их на свободу - это противоречило всем
моральным и этическим представлениям и обычаям индейцев. Но если и одно и
другое отпадает, то какой же остается выход? Вот проблема, над которой мы
ломали голову. И тут на помощь нам пришел Арасибо. Хитро прищурив свои
косоватые глаза и важно надув губы, он заговорил:
- Великие и храбрые воины! В бою вы проявили мужество и доблесть, но
сейчас не можете найти разумного решения оттого, что человеческий разум
для этого слишком слаб. Я скажу вам, где следует искать совета и что надо
делать с пленными.
Он умолк, по-детски радуясь произведенному впечатлению.
- Если знаешь, - прервал молчание Кокуй, - говори, не теряй время!
- Я знаю! - горделиво ответил Арасибо. - Если человек не может
решить, как ему поступать, где следует искать совета, к кому обращаться,
а? К тайным силам! Тайные силы лучше знают, чего заслуживают пленники:
жизни или смерти!
Индейцы встретили слова Арасибо бурным ликованием.
Я, несколько озадаченный таким оборотом дела, проговорил, обращаясь к
нашему новоявленному шаману и не скрывая своего неудовольствия:
- Говори ясней! Что ты предлагаешь?
- Сейчас, сейчас. Белый Ягуар, Арасибо все скажет, не спеши, -
затараторил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72