- Когда-нибудь тебя найдут, - всхлипывал Ом. - Но тогда... тогда...
Что бы ни случилось с ним самим к тому времени, он не станет сожалеть
о том, что спас Сник. Он заплатит за все ту цену, которую от него
потребуют.


МИР ВОСКРЕСЕНЬЯ
РАЗНООБРАЗИЕ, Второй месяц года Д6-Н1
(День-шесть, Неделя-один)

27
Томас Ту Зурван, "Отец Том", священник, так и не получивший от
правительства дозволения проповедовать, но наделенный этим правом самим
Богом, проснулся в своей квартире. Он даже и не выругался, хотя
большинство людей, оказавшись в его положении, прибегло бы к самым крепким
выражениям. У него - человека, ни разу не взявшего в рот ни капли
спиртного, было тяжелое похмелье. Просто ад, как иначе это еще назвать?
Субботний грешник сумел избежать наказания, переправив свою головную боль
Воскресному святому. Возможно, Отец Том даже упивался болью. Его плечи
были достаточно широки, чтобы нести дурную карму других людей, да и голова
крепка.
Тем не менее, когда он встал и прошел мимо цилиндра, с которого
началась жизнь в Субботу, Отец Том не наделил его знаком благословения,
как он поступил с другими пятью обитателями стоунеров.
Чего Отец Том, право, не ведал - так это, что Чарли Ом не стремился
сознательно избегать последствий своих разгулов, возлагая их на других. Ом
всегда просыпался в похмелье, искренне считая, что по другому и быть не
может. Когда же он постигал, что передал это удовольствие ему кто-то
другой, он уже либо избавлялся от похмелья; либо топил его в вине. В
результате в мире, целиком подчиненном законам строгой экономики и
тотального учета всего и вся, оставалось все-таки нечто неучтенное -
похмелье Ома.
Проведя некоторое время в ванной, Зурван легко позавтракал, затем,
по-прежнему голый, опустился на колени рядом с кроватью, чтобы помолиться
обо всем живом во вселенной. Поднявшись, он сразу же переключился на
насущные дела: сменил постельное белье, собрал вещи, разбросанные повсюду
неряхой из Субботы (да благословит его Господь!), вымылся и избавился от
того, от чего необходимо избавляться по утрам. Потом он прошел к шкафчику
с личными вещами, взял из него те предметы, которыми он пользовался в
своей повседневной борьбе со злом, и разложил их перед собой. То, что две
из этих вещей - парик и длинная густая борода - выглядели весьма странно,
не вызывало у Отца Тома особого удивления. В это время дня он, как
правило, воспринимал все как нечто предопределенное и не вызывающее
сомнений, не дающее ни малейшего повода для вопросов. Он забыл, что уже
сдул куклу, похожую на него, как две капли воды. К моменту пробуждения
Отец Том был здесь единственным человеком. Иными словами, за исключением
тех редких случаев, когда ему приходилось передавать сообщения Совету
иммеров. Том Зурван вовсе не вспоминал о своих двойниках. То время, когда
он понимал, что он не совсем Отец Том сам по себе, быстро прошло. Вот
вечером - да, тогда все было по-другому. Вечером голоса, зрительные образы
и мысли, неведомые при свете яркого солнца, наваливались на него.
Он оделся и пошел в ванную, чтобы загримироваться. Спустя десять
минут он уже направлялся к выходу, держа в правой руке длинную дубовую
трость, изогнутую на верхнем конце. Очень редко Отец Том вспоминал о том,
что родился левшой, и только в образе Зурвана он перевоплощается в
человека, лучше владеющего правой рукой.
Рыжеватый растрепанный парик ниспадал сзади до самого пояса. Кончик
носа Отца Тома был окрашен в голубой цвет, а губы - в зеленый. Длиннющую
бороду украшало множество небольших бабочек, вырезанных из блестящих
бумажек. Белую, почти до самых пят мантию Отца Тома покрывали красные
круги, обрамляющие голубые шестиконечные звезды. На идентификационном
диске-звезде красовалась расплющенная восьмерка, лежащая на боку и слегка
надорванная на конце.
Посредине лба Отец Том нарисовал себе большую оранжевую букву S.
Ноги его, как то и положено настоящему пророку и святому человеку,
оставались босыми.
Отец Том не имел при себе обычной наплечной сумки - обстоятельство,
непременно приковывавшее к нему удивленные взгляды жителей Манхэттена.
Дверь отворилась, впустив яркий свет, который неизменно приводил Отца
Тома в приподнятое настроение.
- Доброе утро Господне! - закричал он, обращаясь сразу ко всем пяти
собравшимся в холле людям. - Благословляю вас, братья и сестры! Пусть ваши
души мечтают превзойти самих себя, преодолеть собственные пороки!
Сподвигни вас Господь на уважение к вашим смертным телам и бессмертным
душам! И пусть каждый новый день на шаг приблизит вас к истинной
человечности и божественности!
Удерживая трость тремя пальцами, Отец Том образовал большим и
указательным пальцами плоский овал, а затем трижды ввел в него средний
палец другой руки. Овал этот символизировал вечность и бессмертие, а
следовательно, Бога. Трижды побывавший в овале средний палец призван был
выразить духовное слияние человечества с Вечностью. Большой и два других
пальца соответствовали Богу, человеческому телу и человеческой душе. Они
олицетворяли также Бога, все живые существа и Мать Природу - естественную
спутницу Бога. Имели эти знаки еще и третье символическое значение,
воплощая любовь, сочувствие и познание как собственного я, так и всей
вселенной.
"Благослови и вас Господь, Отец Том!" - воскликнули некоторые из
праздношатавшихся в холле. Другие широко улыбались и также изображали
знаки благословения, правда вкладывая в них несколько иной смысл.
Отец Том прошел мимо них величественной походкой; нос его подрагивал,
несмотря на все его старания: запаха табачного дыма, спиртного и немытых
тел он никогда не мог выносить.
- Дай им открыть Бога, понять, что они сами с собой делают. Покажи
этим детям свет, чтобы, следуя за ним, смогли они, будь на то их воля,
выйти из тьмы!
- Задай им. Отец Том! - кричал один из мужчин. - Опали их дьявольским
огнем, посыпь их серой! - мужчина громогласно расхохотался.
Отец Том остановился и повернулся к людям.
- Я не проповедую дьявольский огонь, сын мой. Я проповедую любовь,
мир и гармонию.
Мужчина рухнул на колени и воздел к небу руки, изображая пародийное
раскаяние:
- Простите, Отец! Не ведаю я, что творю!
- Нет пророка в своем квартале, - произнес Зурван. - Я не имею
власти, чтобы простить тебя. Ты должен сам простить себя, и только потом
тебя сможет простить Господь.
Отец Том вышел на Аллею Шинбоун под безоблачное небо и заметно
припекающее солнце. Дневной свет не мог сравниться с тем ярким свечением,
которое излучалось от всего в этом мире: от дальних звезд, невидимых даже
в радиотелескопы, от деревьев и травы, от камней в саду и от центра Земли.
Но самый яркий источник - тот, что находился внутри самого Отца Тома
Зурвана.
День пролетел быстро. Отец Том стоял на уличных перекрестках и
молился, взывая ко благу всех, кто слушал его, торча у подъездов
домов-блоков и частных особняков. Весь день Отец Том без устали выкрикивал
призывы выйти и выслушать принесенное им Слово. В час дня он подошел к
дверям ресторана и стучал в окно, пока к нему не вышел официант. Отец Том
заказал себе легкий обед и передал официанту свой идентификационный диск.
Тот удалился и через несколько минут возвратил священнику диск, с помощью
которого он зарегистрировал потраченную им сумму, и протянул ему тарелку с
едой и стакан воды.
Органики внимательно наблюдали за ним, готовые арестовать Отца Тома,
если он надумает войти в ресторан босым. Обычно Отец Том с усмешкой
подходил к ним и предлагал полицейским разделить с ним трапезу. Органики
неизменно отказывались, ведь, согласившись, они открывали прямую дорогу
для обвинений во взяточничестве. Священника тоже вполне могли арестовать
за дачу взятки, но у органиков был предельно ясный приказ: наблюдать и все
регистрировать. За весь прошедший субгод был отмечен всего один удручающий
случай, связанный с обращением Отцом Томом в свою веру одного из
органиков, который следил за ним. Этот факт явился для них полной
неожиданностью, но, поскольку никакого насилия со стороны Отца Тома
отмечено не было, ничего незаконного в этом деле не усматривалось. Тем не
менее вновь обращенного отправили в отставку на том основании, что он
излишне религиозен и подвержен вере в сверхъестественное.
В три часа дня Отец Том стоял на трибуне на Площади Вашингтона.
Вокруг него собралось около двухсот приверженцев Церкви Космической
Конфессии, еще не менее сотни любопытных и человек сто таких, у кого
просто не нашлось других дел.
На территории парка было установлено несколько подобных трибун,
однако ни одна из них не привлекала такого внимания слушателей.
Отец Том начал свою проповедь. Голос его звучал глубоко и сочно.
Манера говорить, расставлять акценты и излагать свои мысли в высшей
степени соответствовали содержанию и импонировали даже тем, кто отрицал
истинность его Слова. Отец Том прекрасно изучил наследие великих
негритянских проповедников прошлого, которые тоже были воодушевлены Словом
и знали, как донести его до паствы.
- Благословляю вас, граждане Воскресенья. Пришли ли вы сюда, чтобы
услышать глас Божий или вас привело нечто другое - я благословлю вас. И
пусть ваши добродетели возвышаются, а пороки отступают. Благословляю вас
всех, дети мои, сыновья и дочери Бога нашего!
- Аминь, Отец!
- Истину говорите, Отец!
- Да благословит Господь и вас и нас!
- Небеса преклоняются перед вашей мудростью, Отец!
- Да, братья и сестры! - кричал Зурван. - Небеса смотрят на нас, они
негодуют! Не-го-ду-ют!
- Да, Отец, негодуют.
- Они побуждают вас, дети мой, внимать мне!
- Внимать Вам! Да, внимать Вам! Вы говорите правду, Отец!
С расширившимися от возбуждения сверкающими зрачками, высоко подняв
над головой свой пастуший посох. Отец Том бросал громоподобно:
- Небеса шумят! Они недовольны!
- Шумят, Отец! Мы слышим!
- Но!..
Отец Том остановился и обвел толпу взглядом:
- Но... могут ли они поднимать шум втуне? Могут ли небесные псы лаять
на гнилое дерево? Нападать на ложный след? [в тексте англ. идиома - bark
up the wrong tree (буквально - лаять на гнилое дерево), напасть на ложный
след, обвинять и т.п. не того, кого следует]
- Какое дерево, Отец?
- Я спрашиваю вас, могут ли небеса ошибаться?
- Никогда! - воскликнула какая-то женщина. - Никогда!
- Ты права, сестра моя! - сказал Отец Том. - Никогда! Бог не
совершает ошибок, и Его гончие не теряют добычи! Его гончие... и наши
гончие... это мы.
- Мы, Отец!
- И когда небесные гончие загоняют добычу высоко на дерево... кто это
существо там, наверху?
- Это мы. Отец!
- И они тоже! - воскликнул Зурван, взмахом своего посоха указывая в
сторону на гипотетических неверующих.
- Все!
- Все, Отец!!
Зурван импровизировал и в то же время говорил так, словно много раз
репетировал свою роль, и ученики реагируют, будто загодя знают, что и в
какой момент он скажет. Он воспевал хвалу правительству за то, что оно
сделало для народа и именовал пороки, поразившие мир и принесшие в былом
неисчислимые страдания. Все это, говорил Зурван, осталось в прошлом.
Несомненно, это правительство - лучшее из всех, что когда-либо правили в
этом мире.
- Теперь, дети мои... дети... которые в один прекрасный день станут
взрослыми людьми в вере...
- А как насчет отступников? - прокричал мужчина из толпы.
- Благословляю тебя, брат, и твое твердое сердце и благодатные уста!
Святой Франциск Ассизский, истинный святой, приветствовал всякого осла,
которого встречал по дороге! Он всех их называл одинаково Брат Осел! Можно
и мне так вас называть? Позвольте мне обращаться к вам как к приятелю из
Ассизи?
Зурван остановился, улыбнулся и не сводил взгляда с толпы до тех пор,
пока люди не перестали смеяться. Дождавшись тишины, он прокричал:
- И все-таки, дети мои, даже это правительство далеко от
совершенства! Еще очень многое можно поменять в интересах всего народа. Но
разве за последние пять поколений оно изменило хоть что-нибудь? Разве не
перестало оно даже искать возможности для реформ, прикрываясь
рассуждениями о том, что никакой потребности в нововведениях просто нет?
Разве это не так? Я спрашиваю вас!
- Да, Отец, перестало!
- В таком случае! В таком случае! Дети мои! Небесные псы
действительно лают не зря, они лают на то самое гнилое дерево! А вот про
правительственных псов этого вовсе не скажешь! О, как они лают! День и
ночь со всех сторон несется этот лай! Мы только и слышим о совершенстве
правительства! Настал золотой век, все справедливо в этом мире.
Правительство подавляет любые попытки завести разговор о необходимости
реформ на благо народа! Мы совершенны, убеждают они нас!
- И что же, действительно все безупречно? Неужели правительство
идеально, как сам Бог?
- Нет, нет. Отец!
Зурван сошел с трибуны. Его сторонники с криками, продолжая
оживленную беседу, окружили его. Люди стонали, плакали, кричали. Отец Том
переместился на другое место, пройдя ровно сто шестьдесят футов. Другие
ораторы тоже занимали новые позиции. Зурван взошел на только что
освободившееся место на другой трибуне. Таким образом, закон был полностью
соблюден, и место собрания сместилось в пределах, предусмотренных законом
времени и расстояния.
- Правительство разрешает исповедовать религию! И в то же время...
оно не позволяет верующим занимать государственные должности! Это правда?
- Это правда! - подхватила толпа.
- Кто сказал, что только те, кто верит в реальность, в факты, в
истину, достойны занимать государственные посты? _П_Р_А_В_Д_А_ - вот что
определяет государственное учреждение?
- Так говорит правительство, Отец!
- А кто определяет, что такое факт, реальность, правда?
- Это правительство, Отец!
- Кто считает религию тождественной сверхъестественному?
- Правительство, Отец!
- Кто утверждает, что нет оснований для перемен и совершенствования?
- Правительство, Отец!
- Разве мы не отвергаем это? Разве мы не знаем, что существует
огромная, кричащая потребность в совершенствовании?
- Да, Отец!
- Разве правительство не утверждает, что оно заключило контракт с
народом, достигло социального согласия?
- Утверждает, Отец!
- Тогда скажите мне, дети мои, хорош ли такой договор, соблюдения
которого может требовать только одна сторона?
- Ни в коем случае. Отец!
Отец Том подошел к той точке своего Слова, дальше которой он сегодня
продвигаться не отваживался. Он не был готов к мученичеству. Настало время
переключиться на "стадию охлаждения". Он обратился к тем, кто не
принадлежал к церкви, с просьбой задать ему несколько вопросов. Как
всегда, его спросили, зачем он покрасил нос, что обозначает буква S,
нарисованная у него на лбу, и что символизируют бабочки, разбросанные по
его бороде?
Зурван ответил, что его сторонников оскорбляют и называют в насмешку
"синеносыми", потому что они придерживаются высоких моральных норм;
поэтому он и воплотил уничижительную брань в буквальном смысле, чтобы
продемонстрировать гордость своей верой и безразличие к насмешкам и
хулителям. Произнося проповеди, он показывал свой "синий нос" всем
желающим.
Что касается бабочек, то они представляют последний период
становления веры в человека. Души его последователей расцветают подобно
бабочкам, которые, будучи прежде уродливыми гусеницами, завернувшись в
кокон и преуспев в чудесной метаморфозе, превращаются в прелестные
создания.
- Большая буква S на моем лбу, - гремел Зурван, - не означает
святость или грех! Она никак не связана и со словом "простофиля" [англ.
Simpleton - простофиля, простак], как это утверждают наши враги! Буква S
означает символ, но не какой-то произвольный, а вполне определенный! S
включает в себя все символы добра! Придет день - мы верим в это, не так
ли, дети мои? - букву S, наш символ, будут распознавать еще быстрее, а
почитать и ценить еще глубже, чем даже крест, гексаграмму и распятие, о
котором я говорил ранее. Разве не об этом, дети мои, мы мечтаем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38