Мы с Розалиндой уснули раньше, чем
коснулись земли.

..........

Я проснулся от того, что Петра трясла меня за плечо.
Солнце садилось.
- Майкл, - об_яснила Петра.
Я раскрыл свой мозг.
- Они вновь вышли на ваш след. Маленькая ферма на краю
дикой земли. Вы проехали ее, помнишь?
Я помнил, и он продолжил:
- Там сейчас собирается отряд. Они пойдут по вашим
следам, как только рассветет. Лучше двигайтесь быстрее. Я
не знаю, что перед вами, но могут встретиться люди, послан-
ные с запада, чтобы отрезать вам бегство. Думаю, что ночью
они будут держаться группами, они не рискнут расставить
цепь из одиночных часовых, так как они думают, что вокруг
бродят люди окраин. И если вам повезет, вы сможете проб-
раться незамеченными.
- Хорошо, - устало согласился я.
Затем задал вопрос, давно бывший у меня в мозгу:
- Что случилось с Салли и Кэтрин?
- Не знаю. Никакого ответа. Кто-нибудь знает о них?
Мысль Рэчел была ослаблена расстоянием:
- Кэтрин без сознания. Ничего от них не поступало.
Марк и я боимся... - Она замолчала.
- Продолжай, - сказал Майкл.
- Ну что ж, Кэтрин так давно без сознания, что мы
думаем, она умерла.
- А с Салли что?
Ответ был дан с еще большей неохотой:
- Мы думаем... Мы боимся, что с ее мозгом произошло
что-то странное. Мы слышали один или два ее вскрика. Очень
слабых, еле различимых, так что мы боимся... - Она вновь
замолчала.
После паузы резко и сурово прозвучала мысль Майкла:
- Ты понял, что это значит, Дэвид. Они боятся нас.
Готовы уничтожить нас, чтобы узнать побольше. Они не должны
захватить Розалинду и Петру. Лучше убить их, чем допустить
это. Ты понял?
Я взглянул на спящую Розалинду. Садящееся солнце осве-
тило ее голову. Я подумал о боли, которую причинили Кэтрин.
Возможность того, что также будут страдать Розалинда и
Петра заставлиа меня вздрогнуть.
- Да, - сказал Майкл, - я понимаю.
Я ощутил их сочувствие и поддержку, потом все пропало.
Петра смотрела на меня скорее удивленно, чем испуган-
но. Словами она спросила:
- Почему он сказал, чтобы ты убил Розалинду и меня?
Я собрался с мыслями.
- Только если нас поймают.
Я попытался говорить так, будто это обычное явление в
подобных обстоятельствах.
Она внимательно выслушала и спросила:
- А почему?
- Видишь ли, мы отличаемся от остальных людей, которые
не могут посылать мысленные картинки, а нормальные люди
боятся, когда другие отличаются от них...
- Почему они должны нас бояться? Мы им не вредим, -
прервала она.
- Я не уверен, что знаю, почему. Но они боятся. Это
идет не от разума, а от чувства. Чем глупее человек, тем
больше он боится. А когда они боятся, они становятся грубы-
ми и стараются причинить боль людям, которые от них отлича-
ются.
- Почему? - Снова спросила Петра.
- Они хотят, чтобы мы ничего не чувствовали. Ничего не
чувствовать - это ужасно, - сказал я, все еще глядя на
Розалинду. - Это наше проклятие, не так ли? Но почему? По-
тому ли, что человек стал бесчувственным, или потому, что
сталкиваясь с непостижимыми проблемами, он не знает, как к
ним отнестись? И в том и в другом случае это проклятие.
Если человек утратил способность чувствовать, он обречен
скитаться в таких дебрях, где никакие чувства не нужны.
Если же он сталкивается с проблемами, которые выходят за
пределы его чувств, он обречен бродить в дебрях решений,
которые ничего не решают, потому что все решает за него
судьба. Но есть еще, мне думается, третий удел, ибо, ска-
жем, побег типа нашего иной раз заставляет человека забыть
о всяких чувствах, а не то у него дрогнет рука или отвле-
кутся мысли, и будет нарушено то бесстрастное самооблада-
ние, которое необходимо, чтобы производить действие. Может,
для таких случаев лучше совсем убить в себе всякие чувст-
ва, но как быть потом, в остальное время? А если человек
умеет чувствовать, то какой же страшной внутренней дисцип-
лины требует от него подобная работа! Почему опытные руки
совершают промах? Это нужно знать, прежде чем решить, как
относиться... То есть прежде, чем разбираться в собственных
чувствах, - тут я остановился, потому что понял, что запу-
тался, стараясь не столько ответить Петре, сколько об_яс-
нить себе самому. Помолчав, я продолжил. - Поэтому они так
поступают. И если они нас поймают, то сделают нам очень
больно.
- Но я не понимаю, почему, - настаивала Петра.
- Ты это лучше поймешь, когда подрастешь. Но это так,
и мы не хотим, чтобы было больно тебе и Розалинде. Помнишь,
ты пролила кипяток себе на ногу? Так это будет намного
хуже. Умереть - это гораздо лучше, это все равно, что ус-
нуть, и они ничего не смогут тебе сделать.
Я взглянул на Розалинду. Грудь ее во время сна тихо
поднималась и опускалась. Локон упал на щеку. Я отвел локон
и тихо поцеловал ее, так, что она не проснулась.
Вскоре Петра начала вновь:
- Дэвид, когда будешь убивать меня и Розалинду...
Я обнял ее.
- Не надо, дорогая. Этого не случится, и мы не допус-
тим, чтобы они вас поймали. Давай разбудим Розалинду и не
будем рассказывать ей об этом. Она встревожилась бы, а мы
сохраним все это в тайне. Хорошо?
- Хорошо, - согласилась Петра.
Она тихонько потянула Розалинду за волосы.
Мы решили снова поесть и пуститься в путь, когда стем-
неет, и можно будет определить направление по звездам. Пет-
ра была необычно молчалива за едой. Вначале я думал, что
она находится под впечатлением от нашего разговора, но я
ошибался. Через некоторое время она как бы проснулась и
сказала:
- Цей-лон очень хорошее место. Там многие умеют пока-
зывать мысленные картинки, и никто им за это ничего не де-
лает.
- Значит, ты разговаривала, пока мы спали, - заметила
Розалинда. - Это для нас гораздо удобнее.
Петра не обратила внимания на ее слова. Она продол-
жала:
- Они не очень хорошо умеют это делать, хотя большин-
ство это делает лучше, чем ты или Дэви. Но она гораздо
искуснее в этом большинстве. У нее двое детей, и она дума-
ет, что они тоже будут очень искусны, но пока они еще малы.
Она говорит, что никто не достигал такой силы, как я. Она
говорит, что я посылаю более сильные мысленные картинки,
чем все.
- Меня это не удивляет, - сказала Розалинда. - Теперь
тебе следует посылать мысленные картинки, не оглушая дру-
гих.
Петра не смутилась.
- Она говорит, что я смогу делать это еще лучше, чем
сейчас, когда научусь. И что когда я вырасту, у меня будут
дети, которые тоже смогут посылать мысленные картинки.
- О, может этого не нужно, - сказала Розалинда. - Мне
кажется, что сейчас от мысленных картинок одни неприят-
ности.
- Но только не в Цей-лоне, - покачала головой Петра. -
Она говорит, что они там все хотят научиться делать их.
Мы обдумали это, и я вспомнил рассказы дяди Акселя о
местах за черным берегом, где отклонения считаются правиль-
ным обликом, а все остальные мутантами.
- Она говорит, - продолжала Петра, - что люди, умеющие
общаться только словами, многое теряют. Она говорит, что их
нужно пожалеть, что они, даже став взрослыми, не понимают
друг друга хорошо. Они всегда в одиночестве, они не умеют
думать вместе.
- Не могу сказать, чтобы я очень жалел их сейчас, -
сказал я.
- Но она говорит, что их нужно жалеть, потому что их
жизнь очень пуста по сравнению с жизнью людей, умеющих
мыслить образными картинками.
Мы предоставили ей лепетать. Трудно было уловить смысл
во многом из того, что она говорила. Возможно, она не все
поняла правильно. Но одно было ясно - жители этой страны -
Цей-лон, кто бы и где бы они ни были, не опасались ничего и
ничего не скрывали. Казалось очень вероятным мнение Роза-
линды, которая сказала, что слова "примитивные" следует
отнести ко всем остальным жителям Лабродора.

..........

Мы продолжали свой путь при свете звезд, дорога изви-
валась между кустов и деревьев, но в целом шла в юго-запад-
ном направлении. И без предупреждения Майкла мы напрягали
слух и зрение, чтобы заметить признаки преследования. На
протяжении нескольких миль ничего не было слышно кроме
тяжелого топота копыт, слабого скрипа корзин и подпруг.
Иногда маленькие зверьки убегали с нашей дороги. Через три
часа впереди начала вырисовываться темная полоса. И вот уже
перед нами темной стеной маячил лес.
В темноте нельзя было сказать, насколько он частый.
Наиболее целесообразным было продолжать движение по нему, а
потом уж, если он окажется непроходимым, вдоль него, в по-
исках прохода.
Мы так и сделали, но когда были уже в ста ярдах от
леса, безо всякого предупреждения сзади раздался выстрел, и
мимо нас просвистела пуля.
Обе лошади вздрогнули и бросились вперед. Я чуть не
вылетел из корзины. Веревка, которой была привязана вторая
лошадь, с треском лопнула. Освободившееся животное обогнало
нас и свернуло налево. Наша лошадь последовала этому приме-
ру. Нам ничего не оставалось, как втиснуться в корзины и
укрыться от комков земли и камней, летевших из-под копыт
бежавшей впереди лошади.
Где-то за нами прозвучал второй выстрел, и лошади по-
бежали еще быстрее.
Некоторое время продолжался этот бешенный галоп, потом
мы снова увидели вспышку. При звуке нового выстрела наша
лошадь прыгнула в сторону, свернула направо и бросилась в
лес. Мы еще больше сжались в корзинах, спасаясь от нависаю-
щих ветвей.
К счастью, мы вошли в лес в том месте, где толстые
стволы деревьев разделяло значительное расстояние, но тем
не менее это было кошмарное ночное бегство. Ветви били о
стенки корзин, гигантская лошадь неслась прямо, уклоняясь
от больших деревьев и продираясь сквозь кусты. Слышался
только треск кустов, не выдерживающих этой бешенной атаки.
Постепенно скорость нашего бегства уменьшалась, но
лошадь продолжала панически бежать от выстрелов. Я руками и
ногами, всем телом упирался в борт корзины, не осмеливаясь
даже бросить беглый взгляд наружу, потому что свисающая
ветка могла разбить мне голову.
Не могу сказать, преследовали нас или нет. Вероятно,
это было просто невозможно. И не только из-за темноты.
Обычная лошадь обязательно распорола бы себе живот об ос-
трые обломки стволов, которые как колья стояли за нами.
Лошадь постепенно успокаивалась. Теперь она старалась
избегать мелких деревьев. Вскоре лес стал редеть. Розалинда
выглянула из корзины, схватила повод и направила животное
туда, где виднелась узкая поляна. Над нами вновь появились
звезды. Была ли это искусственная просека, или обычная по-
ляна - во тьме было невозможно определить. Там мы задержа-
лись ненадолго, решая, стоит ли рискнуть и выехать на
поляну, а потом двинулись по ее краю на юг. Треск ветвей в
стороне заставил нас повернуться туда с луками наготове, но
это была вторая наша лошадь. Она выбежала из темноты,
радостно заржала и пристроилась за нами, как будто ее по-
прежнему удерживала веревка.
Местность теперь была более изрезанной. Дорога извива-
лась, огибая скалы, спускаясь в овраги, пересекая мелкие
ручьи. Кое-где были открытые места, но большей частью мы
двигались лесом. Наше продвижение было очень медленным.
Мы считали, что теперь несомненно находимся в окраи-
нах. Трудно было сказать, решатся ли преследователи дви-
гаться за нами сюда. Когда мы попытались посоветоваться с
Майклом, ответа не последовало. Он, вероятно, спал. Тогда
мы стали размышлять - настало ли время избавиться от выда-
вавших нас гигантских лошадей, пустив их дальше по дороге,
а самим двигаться пешком в другом направлении? Было трудно
принять решение без дополнительных сведений. Если бы мы
были уверены в том, что нас преследуют, то избавляться от
лошадей было бы глупо: нас бы быстро догнали. К тому же мы
сильно устали, и перспективы выглядели не слишком привлека-
тельно. Мы вновь попытались установить контакт с Майклом, и
вновь неудачно. Мгновение спустя выбор был сделан за нас.
Мы находились на одной из прогалин, где деревья смыка-
ли над нами свои ветви, образуя темный туннель, через кото-
рый медленно прокладывали путь наши лошади. Вдруг что-то
свалилось на меня сверху. Я не мог пошевельнуться и дотя-
нуться до лука. Что-то перехватило мое дыхание, в голове
вспыхнул фонтан искр, и я потерял сознание.



ГЛАВА 14.

Я медленно приходил в себя и долго находился в полу-
бессознательном состоянии.
Розалинда звала меня, настоящая Розалинда, что скрыва-
ется внутри и показывается слишком редко... Другая розалин-
да - практичная, умная девушка - была лишь внешним воплоще-
нием, а не ее внутренней сутью. Я видел, как она создавала
свою вторую натуру, еще будучи чувствительным, боязливым
ребенком. Раньше, чем всем нам, инстинкт подсказал ей, что
мы живем во враждебном мире, и побудил замаскироваться. Ее
защита возникла медленно - деталь за деталью. Я был свиде-
телем, как она находила оружие и овладевала им, вырабатывая
в себе решительный характер. Замечу, что это занятие сильно
утомляло ее.
Я любил девушку, которую все могли видеть. Я любил ее
высокую, стройную фигуру, посадку ее головы, ее маленькие
сформировавшиеся груди, ее стройные длинные ноги и то, как
она двигалась, и уверенность ее рук, и ее улыбающиеся губы.
Я любил бронзово-золотистые волосы, которые, как золотистый
шелк, собирались в один блестящий поток, любил атласную
кожу ее плеч, запах ее дыхания.
Все это легко было любить, слишком легко - любой мог
любить это.
И это нуждалось в защите, в броне независимости и рав-
нодушия, в облике практической и решительной надежности, в
равнодушных манерах - именно в такой защите. Эти качества
не были способны внушить любовь, иногда они причиняли боль,
но каждый, кто знал бы все "как" и "почему", восхитился бы
этими качествами, как торжеством искуства над природой.
Но теперь вторая, внутренняя Розалинда мягко и жалобно
звала меня. Розалинда с отброшенным оружием и обнаженным
сердцем.
И ни одного слова опять не понадобилось. Слова, даже
используемые поэтом, могут описать лишь тусклую одноцвет-
ность телесной любви, так они грубы и неуклюжи.
Моя любовь струилась к ней, ее возвращалась ко мне.
Моя ласкала и успокаивала. Ее тревожилась и заботилась.
Расстояние и различие характеров между нами уменьшались и
исчезали. Мы встретились и слились. Больше никто из нас не
существовало отдельно, и из нас двоих возникло единое це-
лое. Это было бегство из камеры-одиночки, краткий симбиоз,
охвативший весь мир.
Никто, кроме меня, не знал спрятанной Розалинды. Даже
Майкл и остальные улавливали лишь отдельные черты ее. Никто
не знал моей Розалинды, такой отзывчивой на нежность и
любовь...
Но это счастливое состояние продолжалось недолго. Мы
вновь были поврозь, и я стал с тревогой воспринимать земные
предметы: тусклое, серое небо, неудобную позу и Майкла, с
беспокойством спрашивающего, что со мной случилось.
- Не знаю, что-то ударило меня, - сказал я ему. - Но
теперь, по-моему, я в порядке, если не считать ужасной го-
ловной боли и ужасно неудобную позу.
Только ответив, я понял, почему нахожусь в таком неу-
добном положении. Я все еще был в корзине, но находился в
ней в связанном состоянии, и корзина двигалась.
Майкл решил, что мой ответ содержит очень уж мало све-
дений. Он обратился к Розалинде.
- Они спрыгнули на нас с нависших ветвей, четверо или
пятеро. Один свалился прямо на Дэвида, - об_яснила она.
- Кто они? - Спросил Майкл.
- Люди окраин.
Услышав это, я испытал облегчение. Гораздо хуже, если
бы нас перехватили преследователи. Я уже хотел расспросить
о подробностях, но услышал вопрос Майкла:
- В вас стреляли вчера вечером?
Я ответил, что в нас стреляли, но ведь могли стрелять
и в других местах.
- Нет, только в одном, - с разочарованием сказал
Майкл. - Я надеялся, что они допустили ошибку и идут по
ложному следу. Нас всех собрали вместе. Они считают, что
идти дальше в окраины маленькими группами слишком рискова-
но. Вероятно, что мы выступим часа через четыре. Всего бу-
дет около ста человек. Они решили, что если вы встретите
людей окраин и спрячетесь у них, то потом все равно будете
причинять беспокойство. Вам лучше всего было бы избавиться
от гигантских лошадей - тогда они никогда не нашли бы ваш
след.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27