Однако высказывается
предположение, что это испытывается какое-то новое оружие. Впрочем, если
бы это было так, трудно понять, почему местом испытаний избран городок
Милвилл. Обычно подобные испытания проводятся на военных полигонах и
притом в обстановке строжайшей секретности".
Пока мы слушали радио, Нэнси не спеша вела машину по шоссе, и теперь
мы оказались всего в какой-нибудь сотне футов от барьера. Перед нами, по
обе стороны дороги, медлительно катился все тот же огромный зеленый вал, а
дальше по шоссе по-прежнему отступали люди.
Я перегнулся на сиденье и глянул в заднее окошко на оставшуюся позади
пробку. Среди сбившихся в кучу машин и сразу за ними собралась толпа.
Наконец-то жители Милвилла подоспели посмотреть, как движется барьер.
"...сметая все на своем пути!" - вопило радио.
Я снова посмотрел вперед - мы были уже почти у самого барьера.
- Полегче, - предостерег я. - Как бы в него не врезаться.
- Постараюсь полегче, - что-то чересчур кротко отозвалась Нэнси.
"...точно ветер упорно и неутомимо гонит гряду выкорчеванных
деревьев, травы и кустарника. Точно ветер..."
И тут впрямь поднялся ветер - первый его порыв взвил и закружил на
обнаженной почве позади барьера вихорьки пыли, и тотчас налетел настоящий
ураган, машину круто занесло, вокруг завыло, засвистало.
Вот она, гроза, которая подкрадывалась еще с утра. Но почему-то ни
молний, ни грома... я вытянул шею, косясь из-за ветрового стекла, - в небе
по-прежнему неслись разрозненные косматые клочья, словно последние обрывки
отгремевшей бури.
Бешеным напором ветра нашу машину резко повернуло, подхватило, и
теперь она боком скользила по шоссе - того и гляди опрокинется. Нэнси
вцепилась в баранку, пытаясь вновь повернуть машину, поставить, как лодку,
против ветра.
- Брэд! - крикнула она.
И тут по стеклу и по металлу яростно застучал ливень.
Наш седан начал заваливаться набок. Ну, теперь все, мелькнула мысль.
Теперь он опрокинется и никакая сила его не удержит. Но вдруг машина
ударилась обо что-то и вновь выпрямилась, и краешком сознании я понял:
напором ветра ее накрепко прижало к барьеру.
Только краешком сознания - потому что я был захвачен и поражен
другим: никогда в жизни не видал я такого странного дождя.
Он хлестал, как всякий проливной дождь, крупные капли барабанили по
машине, гремели, оглушали... но только это были не капли.
- Град! - крикнула Нэнси.
Но это был и не град.
По корпусу машины, по асфальту шоссе стучали, подскакивали,
приплясывали маленькие бурые шарики, словно сумасшедший охотник палил
какой-то невиданной дробью.
- Семена! - заорал я в ответ. - Это семена!
Это была не настоящая буря, не гроза - гром не прогремел ни разу,
буря выдохлась, растеряла свою ярость, еще не дойдя до Милвилла. На нас
хлынул ливень семян, и принес его могучий вихрь, порожденный бог весть
чем, но только не капризами погоды.
Быть может, это покажется не слишком логичным, но меня осенило: да
ведь барьеру вовсе незачем двигаться дальше! Он вспахал землю, взрыхлил,
подготовил почву, и вот семена посеяны - и все кончено!
Ураган стих, упало последнее зернышко; шума, свиста, неистовства как
не бывало - мы сидели, ошеломленные глубокой тишиной. После шума и
неистовства нас оглушила леденящая близость чего-то чуждого,
непостижимого: кто-то или что-то вокруг вас опрокинуло все законы природы,
вот почему с неба дождем сыплются семена и вихрь налетает неведомо откуда.
- Брэд, - сказала Нэнси, - кажется, я начинаю трусить.
Она ухватилась за мой локоть. Пальцы ее судорожно сжались.
- Прямо зло берет, - сказала она. - Ведь я никогда ничего не боялась,
никогда в жизни. А сейчас боюсь.
- Все прошло, - сказал я. - Буря кончилась, барьер больше не
двигается. Все в порядке.
- Ну, нет, - возразила Нэнси. - Это еще только начало.
По шоссе кто-то бежал к нам - больше не видно было ни души. От толпы,
что теснилась недавно у застрявших машин, не осталось и следа. Вероятно,
когда налетел ураган и хлынул тот удивительный дождь, все они кинулись
назад к Милвиллу в поисках укрытия.
Наконец я узнал бегущего - это был Эд Адлер, на бегу он что-то
кричал.
Мы вылезли из машины, остановились и ждали.
Он подбежал, задыхаясь.
- Брэд, - еле выговорил он, - ты, верно, не знаешь... Хайрам и Том
Престон мутят народ. Дескать, это ты заварил кашу. Толкуют про какой-то
телефон...
- Что за чепуха! - воскликнула Нэнси.
- Ясно, чепуха, - сказал Эд. - Только народ совсем очумел. Их сейчас
сбить с толку ничего не стоит. Они чему хочешь поверят. Надо же понять,
что такое стряслось, - вот и хватаются за первую попавшуюся байку. Им
некогда разбирать, правда это или вранье.
- К чему ты это все? - спросил я.
- Спрячься куда-нибудь. Через денек-другой все поуспокоится...
Я покачал головой.
- Я еще и половины дел не переделал.
- Но послушай, Брэд...
- Вот что, Эд, я ни в чем не виноват. Не знаю, что стряслось и
почему, но только я тут ни при чем.
- Это все равно.
- Нет, не все равно, - сказал я.
- Хайрам с Томом говорят, они нашли какие-то чудные телефоны...
Нэнси хотела что-то сказать, но я поспешно перебил:
- Знаю я про эти телефоны. Хайрам мне рассказывал. Слушай, Эд, даю
тебе слово - телефоны тут ни при чем. Это совсем другая история.
Краем глаза я поймал на себе пристальный, пытливый взгляд Нэнси.
- Забудь ты про них, - повторил я.
Хоть бы до нее дошло! Кажется, все-таки поняла - больше и не
заикнулась об этих телефонах. Может, она и не хотела ничего такого
сказать, может, она даже не знает про тот аппарат в отцовском кабинете. Но
рисковать нельзя.
- Смотри, Брэд, сам лезешь на рожон, - предостерег Эд.
- Удирать я не стану. Не по мне это - удирать, прятаться. Да еще от
кого - от Хайрама с Томом!
Эд оглядел меня с головы до пят.
- Понимаю, - сказал он. - Могу я чем-нибудь помочь?
- Можешь. Проводи Нэнси до дому, смотри, чтоб с ней ничего не
случилось. А у меня есть кое-какие дела.
И я поглядел на Нэнси. Она кивнула:
- Все это так, Брэд, но ведь у нас машина. Давай я тебя отвезу.
- Я пройду задами, тут ближе. Если Эд верно говорит, лучше никому не
попадаться на глаза.
- А я ее доставлю домой в целости и сохранности, - пообещал Эд.
Вот до чего мы докатились за каких-нибудь два часа, подумал я. Все
просто спятили, девушке опасно остаться на улице без провожатого.

10
Теперь, наконец, надо сделать то, что я собирался сделать с самого
утра и, видно, напрасно не сделал еще накануне: разыскать Элфа. Это тем
важней и необходимей, что почему-то я все больше утверждаюсь в подозрении
- есть какая-то связь межу непонятными происшествиями у нас, в Милвилле, и
загадочной лабораторией там, в штате Миссисипи.
Я дошел до глухой окраинной улицы и свернул на нее. Она была пуста.
Должно быть, все, кто только мог, пешком или на машинах двинулись в центр
города.
И тут я встревожился: а вдруг не сумею разыскать Элфа? Вдруг, не
дождавшись меня утром, он выехал из мотеля или же торчит где-нибудь у
барьера в толпе зевак?
Но напрасно я боялся, не успел я войти к себе, как зазвонил телефон -
говорил Элф.
- Битый час названиваю, - сказал он. - Беспокоился, как ты там.
- Элф, а ты слыхал, что творится?
- Кое-что слыхал.
- Чуть бы пораньше - и я успел бы к твое проскочить, а не застрял в
Милвилле. Я, видно, налетел на этот барьер в самые первые минуты, когда он
только-только появился.
И я рассказал ему все, что случилось с тех пор, как моя машина
налетела на барьер. А потом и про телефоны.
- Они говорят, чтецов у них много. Людей, которые читают для них
книги, - прибавил я.
- Это способ получать информацию.
- Я так и понял.
- Послушай, Брэд... у меня одно страшноватое подозрение.
- Вот и у меня тоже.
- Может быть, эта лаборатория в Гринбрайере...
- Я тоже об этом думал.
Элф то ли тихонько ахнул, то ли задохнулся.
- Стало быть, это не в одном Милвилле.
- Пожалуй, таких Милвиллов не счесть.
- Что ж ты теперь будешь делать, Брэд?
- Пойду к себе в сад и погляжу получше на кой-какие цветочки.
- Цветочки?!
- Это очень длинная история, Элф. После расскажу. Ты пока не уедешь?
- Охота была уезжать! - сказал Элф. - Этакого представления еще свет
не видал, а у меня место в первом ряду.
- Я тебе позвоню через часок.
- Буду ждать, - пообещал Элф. - Далеко отходить не стану.
Я дал отбой и постоял в раздумье. Ничего нельзя понять! Лиловые цветы
явно каким-то образом замешаны в эту историю, и Таппер Тайлер тоже, но все
так перепуталось - не поймешь, с чего начинать.
Я вышел из дому и побрел в сад, к старым теплицам. По примятым
стеблям еще можно было различить, где прошел Таппер, и у меня полегчало на
душе: я боялся, что вихрь, принесший семена, смял и повалил цветы, замел
все следы - и теперь их уже не сыскать.
Я стоял на краю сада и озирался, будто видел его первый раз в жизни.
В сущности, никакой это не сад. Когда-то на этом участке мы выращивали
цветы и овощи на продажу, но потом я забросил теплицы, земля осталась без
призора, и всю ее заполонили цветы. С одного бока эти заросли упираются в
старые теплицы, двери криво повисли на ржавых петлях, почти все стекла
выбиты. У одного угла высится вяз - тот самый, что пророс когда-то из
семечка, и я хотел тогда вырвать побег, да отец не позволил.
Таппер что-то болтал про эти цветы - как много их разрослось. Он
уверял, что все они - те самые, лиловые, и непременно хотел рассказать про
них моему отцу. Таинственный голос в телефонной трубке - или по крайней
мере один из тех таинственных голосов - отлично знал о существовании
отцовских теплиц и осведомлялся, занимаюсь ли я ими по-прежнему. И ко
всему, часа не прошло с тех пор, как на нас обрушился ливень семян.
Маленькие лиловые головки - подобие львиного зева - обратились ко мне
и дружно кивали, словно втайне посмеивались, а над чем - неизвестно; я
резко отвел глаза и посмотрел на небо. Там все еще неслись клочья туч,
поминутно заслоняя солнце. Когда их разгонит ветром, будет настоящее
пекло. Я уже чуял в воздухе приближение жары.
Осторожно пошел я по следу Таппера. Дошел до конца, остановился и
обругал себя стоеросовой дубиной: с чего, спрашивается, я вообразил, что
здесь, в цветнике, найду какую-то разгадку?
Таппер Тайлер исчез впервые десять лет назад, и сегодня снова исчез,
а как это он ухитрился, должно быть, никто никогда не узнает.
И все же в голове у меня стучала упрямая догадка, что Таппер и есть
ключ ко всей этой темной истории.
Как я пришел к этой мысли - хоть убейте, объяснить не умею. Ведь тут
не один Таппер замешан - если он и вправду замешан. Тут еще и Шкалик
Грант... Ох, я же никого не спросил, что со Шкаликом!
Дом доктора Фабиана стоит на холме, как раз над теплицами, можно
пойти туда и спросить. Конечно, доктора, может, и нет дома, - ну что ж,
немного обожду, глядишь, рано или поздно он объявится. Делать покуда все
равно нечего. А при том, что там сейчас орут про меня Хайрам и Том
Престон, пожалуй, умнее всего не возвращаться домой - уж лучше пусть меня
не застанут.
Раздумывая так, я стоял на том месте, где обрывался след Таппера, и
теперь шагнул вперед в сторону докторова дома. Но к доктору Фабиану я не
попал. Один только шаг - и засияло солнце, дома исчезли. Все исчезло - и
дом доктора, и все другие дома, и деревья, и кусты, и трава. Остались одни
лиловые цветы, лиловым морем они залили все окрест, а над головой в
безоблачном небе запылало слепящее солнце.

11
И все это случилось оттого, что я сделал один только шаг. Тогда я
ступил другой ногой - и вот стою на новом месте, окаменев от страха, не
смея обернуться: кто знает, что там, позади... А впрочем, кажется, я знаю,
что увижу, если обернусь, - те же лиловые цветы.
Ибо какой-то краешек оцепеневшего, перепуганного сознания
подсказывает: вот об этих-то краях и говорил мне Таппер.
Таппер отсюда пришел и сюда вернулся, а вслед за ним сюда попал и я.
Ничего не произошло.
И правильно. Видно, такое это место, здесь, наверно, никогда ничего
не происходит.
Сколько хватает глаз всюду цветы, в небе пылает солнце, а больше
вокруг ничего нет.
И - ни звука, ни ветерка. Только со странной силой охватывает,
обволакивает благоухание несчетных лиловых цветов, напоминающих львиный
зев.
Наконец я собрался с духом и медленно обернулся. Но и позади только
цветы и цветы.
Милвилл исчез, провалился в какой-то другой мир. Нет, не так.
Наверно, он остался в прежнем, обычном мире. Не Милвилл, а я сам
провалился. Один только шаг - и я перенесся из Милвилла в какой-то
неведомый край.
Да, это другой, незнакомый край, а между тем сама по себе местность
словно бы та же. По-прежнему я стою в ложбине, что лежит позади моего
дома, за спиной у меня все тот же косогор круто поднимается к пропавшей
невесть куда улице, где только что стоял дом доктора Фабиана, а в полумиле
виднеется другой холм, на котором должен бы стоять дом Шервудов.
Так вот он, мир Таппера. Сюда он скрылся и десять лет назад, и
сегодня утром тоже. А стало быть, и сейчас, в эту минуту, он здесь.
И стало быть, есть надежда выбраться отсюда, вернуться в Милвилл!
Вернулся же Таппер - значит, дорога ему известна! Хотя... почем знать. Что
можно знать наверняка, когда свяжешься с полоумным?
Итак, прежде всего надо разыскать Таппера Тайлера. Едва ли он
где-нибудь далеко. Понятно, придется потратить какое-то время, но, уж
конечно, я сумею его выследить.
И я стал медленно подниматься в гору - дома, в родном Милвилле, эта
дорога привела бы меня к доктору Фабиану.
Я поднялся на вершину холма и остановился - внизу, куда ни глянь,
расстилалось море лиловых цветов.
Странно видеть эту землю, которая лишилась всех обычных примет: не
стало деревьев, дорог, домов. Но очертания местности все те же, знакомые.
Если что и изменилось, так разве только мелочь, пустяки. Вон, на востоке,
та же сырая, болотистая низина и пригорок, где стояла прежде лачуга
Шкалика... где еще и сейчас стоит лачуга Шкалика, только в коком-то ином
измерении, в ином времени или пространстве.
Любопытно, какие нужны поразительные обстоятельства, какое редкостное
стечение многих и многих обстоятельств, чтобы вдруг перешагнуть из одного
мира в другой?
И вот я стою, чужеземец в неведомом краю, и вдыхаю аромат цветов, он
льнет ко мне, обволакивает, захлестывает, словно сами цветы катятся на
меня тяжелыми лиловыми волнами и сейчас собьют с ног, и я навеки пойду ко
дну. И тихо - я и не знал, что может быть так тихо. В целом мире ни звука.
Тут только я понял, что никогда в жизни не слышал настоящей тишины. Всегда
что-нибудь да звучало: в безмолвии летнего полдня застрекочет кузнечик иди
прошелестит листок. И даже глубокой ночью потрескивают, рассыхаясь,
деревянные стены дома, тихонько бормочет огонь в очаге, чуть слышно
причитает ветер под застрехами.
А здесь все немо. Ни звука. Ни звука потому, что нечему звучать. Нет
деревьев и кустов, нет птиц и насекомых. Только цветы, только земля,
сплошь покрытая цветами.
Тишина, тишина на раскрытой ладони бескрайней пустыни. Лиловое море
цветов простирается до самого горизонта и там сходится с ослепительно
яркой голубизной раскаленного летнего неба.
Тут впервые мне стало страшно - то не был внезапный безмерный и
неодолимый ужас, что заставляет бежать, не помня себя, с отчаянным воплем,
- нет, это был дрянной, мелкотравчатый страшок, он подкрадывался ближе,
кружил визгливой нахальной шавкой на тонких ножках, стараясь улучить
минуту и запустить в меня острые зубы. Ему невозможно противостоять, с ним
невозможно бороться, с этим тошнотворным, дрянным, неотвязным страшком.
И это не страх перед опасностью, ибо здесь нет никакой опасности. С
первого взгляда ясно, что опасаться нечего. Но, быть может, есть нечто
худшее, чем любая опасность: слишком тихо, слишком пустынно, вокруг все
одно и то же, и ты один, и где ты - неизвестно.
Передо мной болотистая низина - та самая, где должно бы быть жилище
Шкалика, - а чуть правее поблескивает серебром река, та, что в другом мире
огибает наш городок. И в том месте, где река сворачивает к югу, вьется,
вздымаясь в ясное небо, четкий дымок - тонкая струйка, едва различимая
глазом на фоне этой светлой синевы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28