Бандиты, да, но не террористы-профессионалы.
Действительно, похоже скорее на разбойное нападение, чем на терракт.
Если бы они хотели его убить, они бы его убили, понял я. Да, они могли
подумать, что он мертв, но никто им не мешал, никто их не спугнул, счет
отнюдь не шел на секунды; если бы их специальной целью было именно
убийство, любой из них мог сделать несколько шагов и добить лежачего в
упор.
Значит, целью было ограбление.
Но, если им нужен был портфель, зачем такая пальба? Подойти, оглушить,
вырвать... просто пшикнуть чем-нибудь в лицо, хвать и наутек!
И, кроме того, что они, в самом-то деле, ожидали найти в портфеле патриарха
коммунистов, неукоснительно, хоть и не столь яро, как монахи христиан,
придерживающихся принципа нестяжания?
Значит, и не ограбление.
Жестоко, но не до смерти, изувечить, а изобразить ограбление, чтобы
запутать нас?
Н усольцев прав, изобразить можно было бы и получше - бросить портфель не
под кусты в двух шагах от места покушения, а в ту же, например, Волгу,
пихнув внутрь пару камней - и никто бы его никогда не нашел.
А может, им нужны были именно бумаги? Ознакомились, узнали нечто - и
вышвырнули,как мусор. Но что? Финансовый отчет? Подробности биографии
какого-то из кандидатов в завлабы? Темный лес...
Надо тщательно проанализировать все бумаги.
- Балистическая экспертиза? - спросил я.
- "Вальтер" и "макаров". Две пули попали в деревья, одна в стену дальнего
дома напротив. "Вальтер" темный. А вот из "макарова" три года назад
стреляли в инкасатора в Игарке. Стрелявший сидит, я затребовал его дело.
- Что с отпечатком?
- На бумагах и на портфеле, конечно, полно отпечатков, но все принадлежат
работникам патриаршества, в основном - самому патриарху. И один мизинец,
который безымянный. В смысле, неизвестно чей. На папке с личными делами. Но
не похоже, что ее открывали - портфель, скорее, был бегло осмотрен в
поисках чего-то другого. Просматривал человек в перчатках, явно, он и
портфель хватал - а второй, судя по этакой стремительной смазанности
отпечатка, просто отпихнул папку от себя, как бы в раздражении, вот так,-
Усольцев показал жестом,- ребром ладони, и мизинчиком случайно задел, мог
сам этого и не заметить.
- То есть, похоже, они все-таки рассчитывали обнаружить в портфеле то ли
ожерелье Марии-Антуанетты, то ли Кохинур - а напоровшись на мирную
бюрократию, в сердцах вышвырнули ее вон?
- Точно так. В нашем банке таких отпечатков нет. Оператор сейчас работает с
единой сетью.
- Кто=нибудь видел нападавших?
- Видели, как двое выбежали из сквера сразу после пальбы и скрылись за
углом, а там раздался шум отъезжающего авто. Авто не видел, кажется, ни
один человек.
- Приметы?
- Сделали фотороботы на обоих. Но весьма некачественные - ночь. Идемте к
дисплею.
Первое возникшее на экране лицо, довольно грубо набросанное не вполне
вязавшимися друг с другом группами черт, ничего мне не говорило. Зато
второе...
Эта просторная плоская рожа... Эта благородная копна седых, достойных
какого-нибудь гениального академика, волос, зачесанных назад... Сердце у
меня торкнулось в горло, я даже ударил себя ладонью по колену от
предчувствия удачи.
- Знаете,- стараясь говорить спокойно, предложил я,- затребуйте-ка из банка
данных единой сети портрет Бени Цына и сличите через идентификатор.
- Беня Цын? - переспросил Усольцев.
- Да. По-моему, ни один человек в мире не знает, как его по отчеству. В
крайнем случае - Б.Цын.
- Старый друган? - осведомился Усольцев, трепеща пальцами по клавиатуре.
- Не исключено.
Лицо на экране уменьшилось вдвое и съехало в левую часть поля, а на правой
появился портрет Бени. В левом верхнем углу заколотились цифры,
идентификатор у нас на глазах прикидывал вероятность совпадения; вот
высветилось "96.30", но я и так чувствовал: он,он! - это же, наверное,
чувствует гончая, взявшая след. Крупный, представительный, очень
мужественный - с точки зрения современных пасифай, с ума сходящих по быкам,
раскосый; и эта вечная кривая и глубокомысленная улыбочка, трогающая губы
едва ли не после каждой с трудом сказанной корявой фразы: мол, мы-то с
тобой понимаем, о чем шепот, но зачем посвящать окружающих дураков - этакий
сибирский Лука Брацци; родился во Владивостоке, карьеру начал вышибалой в
знаменитых на весь мир увеселительных заведениях Ханты-Мансийска, там же
попал в поле зрения курьеров тонкинского наркоклана; а когда мы с
китайскими и индокитайскими коллегами рубили клан в капусту, впервые попал
на глаза и мне.
- Он! - восхищенно воскликнул Усольцев.- Ей-Богу! Девяносто шесть и три -
он!
Яростная, алчная сыскная радость так клокотала во мне, что, боюсь, я не
удержался от толики позерства - сложив руки на груди, откинулся на спинку
кресла и сказал:
- Ну, остальное - дело техники, не так ли?
Все оказалось до смешного просто. Впервые в этом деле. Сорок минут спустя,
о том, что стюардесса наблюдает в пятом салоне человека, сходного с
выданным на экран радиорубки портретом, сообщили с борта лайнера,
подлетающего к Южно-Сахалинску. И лайнер этот шел от Симбирска, от нас.
Беня драпал.
В кассе аэровокзала - кассир еще даже не успел смениться - -сообщили, что
человек с предъявленной фотографии купил билет всего за сорок минут до
взлета. Это произошло почти через пять часов после расправы с патриархом.
Почему Беня так медлил? Где второй?
Ничего, скоро все узнаем. Скоро, скоро, скоро! Меня била дрожь. Это не
бедняга Кисленко, чья-то "пешка". Это - настоящая тварь, и из нее мы
выкачаем все.
Человек этот, сказал кассир, чего-то боялся. Озирался и съеживался; такой
крупный, представительный, а все будто хотел стать меньше ростом. И когда
шел от кассы на посадку, держался в самой гуще толпы: обычно люди, попавшие
в очередь к турникету последними, так последними и держатся, а этот все
норовил пропихнуться туда, где его не видно в каше, потому я и обратил
внимание...
Боялся. Нас боялся? Или у них тут своя разборка?
Скоро все узнаем. Скоро, скоро!
Беню взяли аккуратно и без помарок. Он сел в таксомотор, велел ехать в порт
- в Японию, что ли, собрался? будет тебе Япония, будут тебе все Филиппины и
Наньшацуньдао в придачу! - и слегка отмяк. Боялись, что он по прежнему
вооружен и может сдуру начать палить, поэтому решили брать подальше от
людей. Перегораживающий шоссе шлагбаум портовой узкоколейки оказался
опущен, шофер остановил авто, и из-за обступивших дорогу ярких рекламных
щитов - "С аквалангом - на Монерон!", "На яхтах Парфенова вам не страшна
любая непогода!", "Я переплыл пролив Лаперуза - а ты?" - как из-под земли
вымахнули четверо ребят с пистолетами, нацеленными Бене в голову сквозь
окна таксомотора. Беня уж и не дергался, лишь понурился устало - и сам
вышел наружу.
Оружия при нем не оказалось.
Меньше чем через час после прибытия в Южно-Сахалинск Беня уже пустился в
обратный путь сюда, к нам. В наручниках. Теперь можно было то ли
позавтракать, то ли пообедать.
- Свидетелей сюда,- сказал я, уже держа ложку в руках.
3
- Здравствуй, Беня,- сказал я.- Сколько лет, сколько зим.
- Сколько лий, сколько зям,- мрачно пошутил громила в ответ.
- Присаживайся. Вот майор Усольцев, звать его Матвей Серафимович. Он тобой
будет заниматься непосредственно. Ты с ним еще не знаком.
- Очень приятно,- сказал Беня и кривовато усмехнулся: мол мы-то понимаем,
что не очень, но нет смысла говорить об очевидном.
- Но сперва я тебя поспрашиваю. На правах старого другана.
- Спрашивайте...
Я помедлил. Он был какой-то безучастный. выбитый из колеи какой-то.
- Что ж ты, Беня. За тонкинскую дурь отсидел, от ограбления алмазного
транспорта отмазался счастливо - так теперь тебе для коллекции мокряк
понадобился?
- Не понимаю, о чем шепот, начальник.
Я ткнул клавишу монитора - на экране высветился Бенин фоторобот.
- Узнаешь?
- Узнавать - дело ваше...
- Ладно, будем мотыляться с опознанием...
Все пять свидетелей, со слов которых составлялся фоторобот, практически без
колебаний указали на Цына, затерявшегося среди шести работников
полицейского управления, приблизительно схожих с Беней по внешности и
комплекции.
- Ну?
- Вы на меня смотрите - они на меня и показывают.
- Улетал ты, Беня, отсюда, кассир тебя узнал.
- А я этого и не скрываю...
Я перевел взгляд на модные Бенины туфли. Оперативники срисовали их еще в
гравилете.
- Тапочки у тебя клевые,- я сунул Цыну под нос фотографию отпечатка следа с
почвы скверика, где произошло покушение.- Рисуночек, видишь, точь-в-точь
как за кустом, где убийца прятался.
Цын совсем заскучал. На отпечаток глянул мельком, опустил глаза. Когда
заговорил, в голосе была гордая безнадежность -умираю, но не сдаюсь.
- Какой убийца? Не понимаю я вас... А тапочки я в здешнем магазине покупал,
днями. Там за прилавком коробок сто стояло.
- Горбатого лепишь, Беня. Тапочки шанхайские, модельные, здесь таких и не
видывали.
Он уж не нашелся, то ответить. Глядел на пол и отчаянно тосковал.
- Ну, хорошо. Трех часов полета, я смотрю, тебе мало показалось. Посиди
теперь в КПЗ, еще часика три подумай,- я сделал вид, что тяну палец к
кнопке вызова конвойного.
- А ордерок, извините, у вас имеется? - уныло спросил он.
- Да что ж ты дурика из меня делаешь? Для задержания на сутки никаких
ордеров не требуется.
- А потом,- осторожно спросил Беня. Какая-то странная это была
осторожность. Опасливость даже.
- А потом,- вдохновенно пустил я пробный шар,- если не получится у нас
задушевной беседы, отпущу тебя на все четыре стороны.
И тут он совсем допустил слабину. Моргнул. Сглотнул. Вазомоторика, беда с
нею всем на свете цынам.
- Прямо здесь?!
Он боялся выходить на улицу.
н попал в какой-то переплет. И убийство он брать на себя не хотел, и на
волю здесь, в Симбирске, его тоже, мягко говоря, не тянуло. Драпал он явно
не от нас.
- А где же? - простодушно спросил я.
- Где хватали, туда и отвезите,- с нахальством отчаяния пробормотал он.-
Что ж мне - второй раз на билет тратиться? У меня башли не казенные...
- Ну, знаешь, сегодня ты какой-то совсем нелепый,- ответил я.- А кстати,
что ты на Сахалине делать собрался?
- На Монерон С аквалангом! - плаксиво выкрикнул он.
- Да, там говорят, красиво... Гроты... Что же сделаешь. Если взяли мы тебя
понапрасну - полицейский гравилет, конечно, гонять туда не станем еще раз,
но по справедливости скинемся с майором тебе на билет. А уж остальное -
сам. И на вокзал сам, и в кассу сам...
Он угрюмо молчал. Ох, скушно ему было, ох, страшно!
И тут допустил слабину я. Солгал. Очень редко я такими прихватцами
пользуюсь - грубо это, делу, в конечном счете, может скорее повредить,
нежели помочь, и как-то даже неспортивно. Всегда неприятный осадок остается
на душе. Будто сам себя, своею волей, уровнял со шпаной. Но Беня буквально
напрашивался. Он созрел, надо было дожать чуть-чуть. Нет - так он просто
плюнет на меня, как на вруна и провокатора, и будет прав, а я получу по
заслугам. И придется впрямь отпускать его на улицу, куда он так не хочет -
и, видимо, не хочет неспроста; так лучше его от этой улицы хоть так
поберечь. Я вызвал конвойного. И Усольцев уже кусал губу, с досадой и
непониманием косясь в мою сторону. И Цын уже встал, сутулясь, и повернулся
к двери, чтобы идти. И тут я доверительно сказал ему в спину:
- Но ведь, Беня, и патриарх тебя признал.
Он стремительно обернулся ко мне.
- Так он живой?!
Усольцев не выдержал - захохотал от души и даже прихлопнул себя обеими
руками по ляжкам. Беня растерянно уставился на него, потом опять на меня;
широкое лицо его стало пунцовым.
- Живой, Беня, живой. Честное слово. Что ж ты себя так пугаешь? Нет на тебе
мокряка. Садись-ка сюда сызнова, и будем разговаривать по-настоящему.
Он решительно шагнул назад. Взглядом я отослал конвойного. Беня уселся.
- А ежели по-настоящему,- сказал он, всерьез волнуясь,- если по
настоящему... Он же все врет! Демагог! Поет сладкие песни, всех со всеми
как бы мирить пытается - а сам личной власти хочет, диктатуры! Вот, мол, я
самый добрый, самый правильный, без меня вы - никуда. Слушайтесь! А для
меня это просто невыносимо, я ж в молодости сам коммунизмом увлекался, чуть
обет не дал... Вовремя скумекал, что вранье это все, просто так вот дурят
народ.
Я откинулся на спинку стула. Я был ошеломлен: чего угодно ожидал, только не
этого. Словно паук вдруг закукарекал из своей паутины.
- А портфельчик этот? -горячился Беня. Он не играл, не придуривался -
чувствовалось, что его прорвало и говорит он о наболевшем, о сокровенном, о
том, чем и поделиться-то ему было не с кем доселе.- Я никак понять не мог,
чего он все время с портфельчиком ходит. А третьего дня на меня как
откровение какое накатило: там же деньги, ценности. Сосет, вымогает каждый
день у рядовых коммунистов - как бы пожертвования всякие, на нужды, на
фонды научные и всякие программы... а сам потихоньку, по вечерам, когда все
уж разойдутся, домой перетаскивает! А там - то ли под яблоньку до лучших
дней, то ли в Швейцарию как-то переправляет, на случай
загранкомандировок...
- Беня,- сказал я, слегка придя в себя. Глянул на Усольцева: тот тоже сидел
в обалдении.- Беня, дружище, да в своем ли ты уме? Откуда-ты слов-то этих
набрался: демагог, диктатура, рядовые коммунисты... загранкомандировки...
Кто тебе напел?
- Верьте слову,- убежденно ответил он.- Так и есть. Сам понял.
- И когда же ты это понял?
- Кумекать-то я уже давно начал... уже неделю здесь. А третьего, говорю,
дня вдруг осенило. И как-то, знаете, легко мне сразу стало, будто весь мир
сделался прозрачный и понятный. Вот же, думаю - патриарх, на всей земле
уважаемый человек, учить всех лезет - а такая свинья, хуже нас, грешных!
- Так. Ну, и какие ценности ты в портфеле обнаружил?
- Тут промашка вышла,- с досадой признался Цын.- Как раз в тот вечер он
одни бумажки вез. Потому я и влип.
- Не понял,- сказал я.- Где влип? Во что влип?
- Да со своими,- нехотя сказал Беня,- Ведь как получалось-то? Я уж так
уверен был, что подговорил одного другана вместе взяться... Одному как-то
не личило, не верилось мне, что патриарх и впрямь без охраны ходит. И мне
не только портфель нужен был, мне наказать его хотелось! Может, и не до
смерти, это уж как Бог ему даст, но - как следует! А другану на идеологию
мою начхать, конечно, ему материю подавай. В общем, наплел я с три короба,
чтоб его увлечь - а у нас такого не прощают...
Да. Если он плел со столь же убежденным видом, что теперь - кто угодно бы
поверил.
- И где же твой друган?
- Он, как увидел, что мы пустышку взяли - озверел. За рулем я был, а он
ствол мне в бок: верти, говорит, туда, где мне лапшу на уши вешал, будем с
тобой разбираться. И была бы мне хана, если бы не извернулся я. Уж приехали
в его компанию, уж из тачки вышли - дал я ему возле дома по темечку, и ноги
в руки. Теперь-то, думаю, они меня ищут не хуже, чем вы...
- Так что же это за компания у тебя тут? - не выдержал Устольцев. Я понял
его нетерпение - его более всего волновали дела вверенного ему района, и
весть о том, что под носом у него шурует целая группа, явно довела его до
умоисступления. Удивляюсь его выдержке, он и так долго терпел.
Беня моргнул. Покосился на Устольцева.
- Да я и сам толком не знаю,- осторожно сказал он.- Я сюда один прилетел,
думал отдохнуть маленько. Тут же коммунисты, благорастворение... А другана
этого на улице встретил. Его это компания.
С какой-то нехорошей мысли сбил меня поворот разговора. Компания - это,
безусловно, важно, очень важно, но нечто значительно более важное
ворохнулось в мозгу и растворилось. Осталась тревога.
- Ты, Беня, не темни!
- Век воли не видать, господин майор!
- Адрес?
- В Ишеевке это. Хлебная улица, дом сорок шесть. Двухэтажный такой
особнячок, принадлежит торговцу-зеленщику Можееву. Торговец-то он торговец,
да только не зеленщик.
- А чем торгует?
- Да всем помаленьку. В основном, кажись, дурью.
Не слишком ли легко он всех сдает? Да нет, он нашими руками надеется от них
избавиться и так обезопасить себя - это бывает. Что же мне такое
показалось?
- план дома нарисуешь?
- Только уж вы на меня не ссылайтесь, ежели с ними беседовать будете.
- Какой разговор, Беня.
- Для меня - самый важный. Господина полковника-то я давно знаю, он человек
честный и своих в обиду не даст. А с вами, извиняюсь, дела пока не имел...
- Ты уж к нам в свои записался? - ухмыльнулся Усольцев.
- Сотрудничество - вещь пользительная. Мы за мирное существование двух
систем.
Майор опять опешил.
- Чего? Каких систем?
Вертя в пальцах карандаш и примериваясь, как рисовать, Цын отмахнулся.
- Это из юности моей коммунистической, вам не понять. Вот тут, значится,
крылечко...
Усольцев вопросительно глянул на меня. Я пожал плечами. Что за околесицу
Беня нынче несет...
- С этой стороны в первом этаже шесть окошек, во втором - четыре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28