Рассуждали так: какие мотивы могли побудить их обоих дать
сигнал тревоги врагу? Кто мог подозревать их в такой низкой
измене? Но не все были того же мнения. Я слышал, как старый
Хикмэн многозначительно прошептал своему товарищу, искоса
поглядывая на этих приблудных тварей:
-- Смотри в оба, Джим! Не упускай из виду этих негодяев.
Они что-то затеяли...
Так как явных улик против них все-таки не было, их снова
приняли в отряд, и они вместе с другими улеглись спать.
Негодяи лежали на берегу пруда. Шагая кругом, я несколько
раз проходил мимо них. В темноте я мог различить их простертые
на земле тела. Я смотрел на них со странным чувством, ибо
разделял подозрения Хикмэна и Уэзерфорда. Но я никак не мог
поверить, что они сделали это умышленно. Трудно было
представить себе, что, подстрекаемые самыми низменными
побуждениями, они выстрелами предупредили индейцев о
приближении нашего отряда.
Около полуночи взошла луна. Облаков не было. Проплывая над
деревьями, луна струила вниз потоки яркого света.
Этот внезапный свет разбудил спящих. Многие повскакали,
думая, что наступил день. Только взглянув на небо, они
убедились в своей ошибке.
Шум разбудил и всех остальных. Многие предлагали начать
погоню немедленно, при свете луны. Это согласовывалось и с
моими желаниями. Но Хикмэн был решительно против. Он объяснил,
что в лесу не так светло, как на поляне, и, значит, след нельзя
будет найти. Правда, можно было зажечь факелы. Но так мы могли
бы попасть в засаду к врагу. Даже просто двигаться вперед при
лунном свете -- значило подвергать себя опасности. И вообще
обстоятельства изменились: дикари уже знали, что мы гонимся за
ними. В ночном походе преследуемые находятся в более выгодном
положении по отношению к преследователям, даже если их и
меньше. Темнота даст им возможность напасть на нас из засады и
скрыться. Так рассуждали проводники. Ни один человек не
возражал и не высказался против этих доводов. Было решено не
трогаться до рассвета.
Наступило время менять часовых. Отдохнувшие сменили
усталых караульных, которые улеглись спать, надеясь урвать хоть
несколько часов для отдыха.
Уильямс и Спенс должны были дежурить вместе с другими. Они
стояли рядом, на одной стороне поляны.
Хикмэн и Уэзерфорд, отдежурив свои часы, расположились на
траве, и я заметил, что они устроились недалеко от двух
дружков. При свете луны они должны были ясно видеть Спенса и
Уильямса. По-видимому, они вовсе и не собирались спать. Время
от времени я поглядывал на них. Их головы почти соприкасались,
слегка приподнимаясь над травой. Охотники как будто шептались
друг с другом.
Я по-прежнему продолжал бродить кругом. При свете луны я
мог шагать быстрее, и мне становилось легче на душе. Трудно
сказать, сколько раз обошел я вокруг пруда. Двигался я
машинально, не отдавая себе отчета. Через некоторое время
физическая усталость взяла верх над нравственными страданиями.
Постепенно в моей душе воцарилось спокойствие. На короткое
время мои горести и мстительные страсти улеглись. Я знал
причину: нервная система, отражающая чувства, от которых я
страдал, испытывала утомление, и все ощущения во мне как бы
притупились.
Я знал, что это только временное облегчение, затишье между
двумя бешеными шквалами. Но по истечении этого промежутка я
снова стал восприимчивым к впечатлениям внешнего мира. Я начал
внимательно присматриваться к тому, что делалось кругом. Прежде
всего при ярком сиянии луны мне бросились в глаза некоторые
особенности окружающей местности.
Мы остановились среди леса на поляне, которую охотники
обычно называют "глэйд" или на местном жаргоне -- "глид". Это
была маленькая прогалина в лесу, почти не заросшая деревьями
или кустарником. Она имела совершенно круглую форму, около
пятидесяти ярдов в диаметре. Небольшой пруд, расположенный в
середине поляны, был тоже круглый -- один из причудливых
естественных водоемов, разбросанных по всему полуострову:
казалось, что он вырыт людьми. Он был около трех футов
глубиной, и вода в нем была свежая и прохладная. Она сверкала
при свете луны, как серебро.
Поляна была покрыта травой и благоухала душистыми цветами.
Растоптанные людьми и конями, они пахли теперь еще сильнее.
Это был прелестный цветник, и в другом настроении я с
удовольствием отдался бы созерцанию этой картины.
Но сейчас меня интересовала не сама картина, а, так
сказать, ее рама.
Вокруг поляны деревья высились таким правильным
полукругом, как будто кто-то нарочно их здесь насадил. А за
ними, насколько взгляд мог проникнуть в глубь чащи, простирался
высокий сосновый лес. Стволы деревьев были почти все одной
толщины -- некоторые из них достигали двух футов в диаметре. Но
это были голые стволы -- ни ветки, ни листка. Днем в этом лесу
можно было видеть на очень далекое расстояние, так как кустов
здесь не было.
Стволы деревьев были прямые и почти цилиндрические, как у
пальм. Их можно было бы принять за пальмы, если бы их широкие
кроны заканчивались коническими верхушками. Но это были не
пальмы, а так называемые метелковидные сосны -- широко
распространенная во Флориде порода деревьев.
По всей вероятности, я не обратил бы на них особенного
внимания, если бы меня не поразило в них что-то необычное. Хвоя
у них была не ярко-зеленого, а желто-бурого цвета. Сначала я
думал, что это обман зрения или особый эффект лунного
освещения. Но, подойдя поближе, я увидел, что иглы были
действительно не зеленые, а сухие и увядшие, хотя они еще
держались на ветках. Кроме того, я заметил, что стволы сосен
казались высохшими и кора на них как будто облупилась. Этот
серовато-коричневый лес тянулся на большое расстояние. Мне
вспомнились слова Хикмэна: действительно, весь лес был мертвый.
Это было подмечено метко! Деревья были съедены сосновым
шелкопрядом(78).
Глава LXXXIII. БОЙ В КОЛЬЦЕ ВРАГОВ
Может показаться удивительным, что даже в такие тяжелые
минуты мое внимание занимали подобные ботанические наблюдения.
Но я сделал еще одно открытие, порадовавшее меня: хвоя
постепенно меняла свой цвет под влиянием голубого света зари,
слившегося с желтоватым отблеском луны. Скоро должно было
наступить утро.
Заметив, что занимается заря, мои спутники быстро
поднялись с влажного ложа, на котором сверкала роса, и стали
проверять подпруги у коней.
Мы были голодны, но надеяться на завтрак не приходилось.
Мы приготовились обойтись без него.
Заря вспыхнула лишь несколько минут назад, и небо быстро
светлело. Все было готово к выступлению.
Созвали часовых, кроме четырех, которых предусмотрительно
оставили на посту до последней минуты. Лошади были отвязаны и
взнузданы, они стояли под седлами всю ночь; винтовки были
тщательно осмотрены и смазаны. Большинство моих товарищей
побывали в сражениях и участвовали во многих военных кампаниях.
Все меры предосторожности были приняты, чтобы обеспечить нам
успех в предстоящей схватке. Мы надеялись еще до полудня
настигнуть индейцев и преследовать их до самого логова. И хотя
почти наверняка можно было ожидать кровопролития, все еще раз
высказали твердую решимость двигаться вперед.
Несколько минут ушло на то, чтобы построиться в походном
порядке. Было признано благоразумным отправить вперед несколько
человек из наиболее опытных следопытов для осмотра леса, прежде
чем в него вступит остальной отряд. Это избавило бы нас от
внезапного нападения из засады. И снова, как и раньше, выбор
пал на старых охотников.
Все приготовления были закончены, мы уже собирались
тронуться. Всадники вскочили в седла, разведчики двинулись к
краю леса, как вдруг на опушке послышались выстрелы и тревожные
крики наших часовых. Они еще не сменились, и все четверо
разрядили свои винтовки одновременно.
Выстрелы отозвались в лесу тысячами отголосков. Но это
было не эхо, а настоящие выстрелы винтовок и мушкетов.
Одновременно с ними раздался пронзительный воинский клич
краснокожих.
Индейцы напали на нас.
Говоря точнее, они окружили нас. Все часовые выстрелили
сразу -- значит, все четверо видели неприятеля.
В этом нам скоро пришлось убедиться. Со всех сторон гремел
свирепый неприятельский клич, и пули уже начали свистеть
неподалеку от нас. Без всякого сомнения, индейцы окружали
поляну. Первые выстрелы неприятеля не причинили нам большого
вреда. Пули задели двух или трех человек и ранили нескольких
лошадей. По-видимому, наша позиция находилась пока еще вне
досягаемости выстрелов. Большинство пуль падало прямо в пруд.
Но если бы индейцы подползли ближе, их огонь мог бы стать для
нас смертоносным: сбившиеся в кучу на открытом месте, мы
представляли для них удобную мишень.
К счастью, наши зоркие часовые заметили их приближение и
своевременно дали сигнал тревоги.
Это спасло нас.
Но все это приходит в голову позже. В самый критический
момент невозможно успеть что-нибудь сообразить. Характер
нападения был ясен. Нас окружили, и лучшим ответом были
внимательные, обдуманные действия.
Неожиданное нападение в первую минуту произвело смятение в
наших рядах. Крики воинов смешались с ржаньем лошадей,
взвивавшихся на дыбы. Но скоро, заглушая весь этот гул и шум,
прозвучал громовой голос Хикмэна:
-- Долой с лошадей! Бегите к деревьям! Долой с лошадей,
скорее! К деревьям -- и прячьтесь за них! Или, клянусь
дьявольским землетрясением, много мамашиных сынков сегодня
потеряют свои скальпы! К деревьям! К деревьям !
Эта же мысль возникла и у других. Поэтому, прежде чем
старый охотник договорил, все мгновенно спешились и разбежались
в разные стороны. Каждый встал за дерево, лицом к лесу. Таким
образом, возник замкнутый круг. Каждый был защищен сосновым
стволом. Мы стояли спиной друг к другу и лицом к врагу.
Наши лошади, предоставленные самим себе, бешено метались
по поляне. Их еще больше возбуждали поводья и стремена, которые
бились об их бока. Многие из лошадей, проскакав мимо нас,
ринулись в лес и там попали в руки индейцев или, прорвавшись
мимо них, убежали в чащу.
Мы не пытались удержать их. Пули свистели около наших
ушей. Выступить из-за стволов, служивших нам защитой, значило
обречь себя на верную гибель.
Выгоды нашей позиции были очевидны уже с первого взгляда.
Хорошо, что мы не сняли раньше часовых, а то индейцы застали бы
нас врасплох: они подошли бы к самой окраине леса без криков и
выстрелов, и мы оказались бы в их власти. Под прикрытием леса
они были бы недостижимыми для наших винтовок. А мы на открытом
месте попали бы под губительный огонь.
Теперь же у них не было перед нами большого преимущества.
И нас и индейцев одинаково защищали стволы. Счастье наше, что
все мы так быстро выполнили приказ Хикмэна!
В ответ на неприятельские выстрелы мы также не молчали:
через несколько секунд наши винтовки вступили в игру. То и дело
слышались резкие и сухие потрескиванья выстрелов. И время от
времени у нас вырывался торжествующий крик, когда кто-нибудь из
индейцев, неосторожно выступивший из-за дерева, падал от
выстрела.
И снова спокойный, ясный, громкий голос старого охотника
прозвучал над поляной:
-- Цельтесь наверняка, ребята, и стреляйте без промаха! Не
тратьте зря ни крупинки пороха... У нас он кончится раньше, чем
мы разделаемся с этими проклятыми! Не спускайте курок, пока не
увидите глаза краснокожего!
Это предупреждение заключало в себе глубокий смысл: многие
из наших юношей отчаянно выпускали заряд за зарядом, увеча
только стволы деревьев. Слова Хикмэна произвели желаемое
действие и заставили их осторожнее обращаться с запасом пороха.
Выстрелы стали слышаться реже, но частые торжествующие крики
показывали, что почти каждый из них попадал в цель.
Через несколько минут после начала перестрелки схватка
приняла иной характер. Дикий, устрашающий клич индейцев умолк.
Только время от времени, сопровождая удачный выстрел, звучало
торжествующее "ура", ободряющее наших товарищей, или
"ио-хо-эхи", которым какой-нибудь индейский вождь вдохновлял
своих воинов на битву. Выстрелы слышались все реже. Стреляли
только тогда, когда можно было прицелиться наверняка. Каждый
был занят своей целью и не мог терять время на бесплодную
перестрелку и праздную болтовню.
Может быть, во всей истории флоридских войн не найдешь
рассказа о схватке, которая проходила бы в такой тишине. В
промежутках между выстрелами бывали минуты, когда наступало
зловещее безмолвие.
Едва ли когда-нибудь битва шла при столь странном
расположении воюющих сторон. Мы расположились двумя
концентрическими кругами. Внешний круг -- это был неприятель;
внутренний, вокруг поляны, образовали мы. Расстояние между
кругами было всего шагов сорок, но тем не менее ни одна сторона
не рисковала вступить в рукопашный бой. Мы могли бы
разговаривать с нашими противниками, не повышая голоса. Мы
буквально могли целиться в белки их глаз! Вот как шел этот бой!
Глава LXXXIV. СМЕРТЕЛЬНЫЙ ВЫСТРЕЛ ДЖЕКА
Перестрелка продолжалась часа два, но в положении обеих
сторон не произошло значительных перемен. Время от времени
кто-нибудь перебегал от одного ствола к другому со скоростью
снаряда, выпущенного из гаубицы, ища более надежной защиты или
места, откуда можно было бы лучше прицелиться в намеченного
противника.
Стволы деревьев не были достаточно толсты, чтобы защитить
нас. Некоторые укрылись за ними, стараясь занять как можно
меньше места. Приходилось стоять во весь рост, плотно
прижавшись к стволам. Иные лежали плашмя между выступавшими
корнями и в таком положении вели стрельбу.
Перестрелка началась на восходе, а теперь солнце стояло
уже высоко в небе. В лесу, даже в самой чаще, было светло. Обе
стороны отлично видели друг друга, хотя преимущество индейцев
заключалось в том, что наш тыл был открыт. Огромные массы
высохшей хвои слетели вниз с веток и толстым слоем устлали
землю, а оставшиеся наверху иглы образовали над нами как бы
прозрачную тюлевую завесу, смягчавшую жгучие солнечные лучи. В
лесу было достаточно света, чтобы дать нашим метким стрелкам
возможность поразить любую цель величиной с доллар. Рука, нога,
высунувшееся из-за ствола плечо, даже край одежды -- все
немедленно становилось мишенью и обстреливалось с любой
стороны. Если бы кто-нибудь вздумал выставить голову хотя бы на
десять секунд, он наверняка получил бы пулю в лоб, ибо с обеих
сторон стрелки были необычайно меткие.
Так прошло два часа. Были у нас и потери, и дело не
обошлось без нескольких "инцидентов", после которых острое
чувство вражды вспыхивало еще сильнее. У нас оказалось
несколько раненых -- два из них тяжело -- и один убитый. Это
был юноша, любимец всего отряда. Смерть его вызвала новый взрыв
ярости.
Потери индейцев были серьезнее. Мы видели, как они один за
другим падали под нашими выстрелами. В нашем отряде было
несколько лучших стрелков во всей Флориде. Хикмэн говорил, что
он "взял на мушку" троих, а кого Хикмэн брал на мушку, в того
уж безусловно попадала пуля.
Уэзерфорд уложил одного индейца наповал. В этом не было
никакого сомнения: мы видели мертвое тело дикаря между
деревьями, там, где он упал. Товарищи боялись оттащить труп,
чтобы не попасть под смертоносный огонь этой ужасной винтовки.
Через некоторое время индейцы решили применить новую
тактику. И тут выяснилось, что они оказались искуснее нас. Они
стали по двое за каждым стволом. Один из них стрелял, а другой
в это время прицеливался. Вполне естественно, что тот из нас,
кому предназначался выстрел, полагал, что теперь его врагу
нужно время, чтобы снова зарядить ружье. Он ослаблял
бдительность и становился жертвой второго стрелка.
Этот расчет оказался верным. Прежде чем мы разгадали эту
хитрость, среди нас оказалось несколько раненых, а один был
убит.
Такое коварство еще сильнее разъярило наших людей, тем
более что мы не могли ответить тем же. Нас было слишком мало,
и, если бы мы стали по двое за одно дерево, мы очень уж
разредили бы свою цепь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45