Я
дополняю ее использованием ветряной и солнечной энергии. Геотермальный
генератор у меня тоже есть - под куполом; только в этом году установлен.
Там шахта глубиной в тысячу футов. Я использую разницу температур на дне и
наверху, чтобы вращалась турбина.
- Я знаком с этим принципом, - сказал Бейли.
- Техническое оборудование? - Готтбаум искоса оценивающе взглянул на
него.
- В некотором роде.
Готтбаум хмыкнул.
- Что ж, Уилсон, очень любезно с вашей стороны посетить меня. От
Сан-Диего, должно-быть, долгонько пришлось ехать... Вы ведь там живете?
- Да, в том районе.
Готтбаум слегка улыбнулся.
- Идемте же в дом.
Дверь, в ответ на прикосновение Готтбаума к сенсорной панели, мягко
скользнула в сторону; и Бейли обнаружил себя в полукруглом жилом помещении
- пол выложен плитами серого, шероховатого сланца, кресла "Old Bauhaus" -
хром и кожа - завалены подшивками научной периодики, стеллаж с широчайшими
полками по пояс в высоту, огибающий купол по периметру, уставлен дорогущим
оборудованием; черные металлические корпуса, дисплеи высокого разрешения,
мерцают лампочки ("включено"), тихонько гудят вентиляторы (охлаждающие). И
еще оборудование - на полу, среди сплетения проводов...
Готтбаум, не останавливаясь, прошел к столику красного дерева,
стоявшему у окна, открывавшего вид на лес и океан вдалеке. За столиком,
погрузившись в чтение, сидела молодая женщина. Осознав присутствие рядом
Готтбаума, она подняла взгляд - удивленно, неуверенно. Азиатская
раскосость, плотно, по-восточному, сжатые губы, но кожа почти так же
светла, как и у самого Бейли...
- Моя дочь, Юми, - Готтбаум сопроводил представление небрежным,
резким жестом. - Юми, это - человек из лаборатории; приехал для беседы со
мной. - Он стоял над ней, явно ожидая ее ухода.
Бейли вдвинулся между ними.
- Добрый день, - сказал он. - Меня зовут Ричард Уилсон. Рад
знакомству.
Она поднялась. Одета она была в белую "крестьянскую" блузу и
рукодельную, до лодыжек длиной хлопчатобумажную юбку. Она рассеянно
теребила ткань, и Бейли отметил, что ногти у нее обкусаны чуть ли не до
мяса.
- Здравствуйте, - почти шепотом сказала она.
- Надеюсь, я не испортил вам день?
- Нет. Вовсе нет. - Она быстро взглянула на Готтбаума и снова
перевела взгляд в сторону Бейли. - Если у вас что-нибудь не для
посторонних, или...
- Да уж, Юми, прошу тебя. - Готтбаум сжал губы; судя по всему, он и
не старался скрыть нетерпение.
- Возможно, мы еще увидимся, - сказал ей Бейли. Она как-то непонятно
задевала его - не только ее скромно, по-детски, красивое лицо, но само ее
присутствие. Она была застенчива, и, очевидно, во всем беспрекословно
подчинялась отцу, но в то же время где-то обособлена, непоколебимо
поддерживая это разделение (подчеркивая свою отделенность от отца?).
Она подобрала со стола пару бумажных тарелок и, низко склонив голову,
вышла за дверь. Последовало краткое журчание воды, затем дверь закрылась,
и наступила тишина.
Готтбаум указал Бейли на освободившееся кресло.
- Садитесь. Вы удовлетворены ответом на первый вопрос?
Бейли сел в кресло, положив на стол перед собой микрокомп и папку с
описанием проекта. Хорошо бы Готтбаум перестал форсировать...
- Я так понимаю из вами сказанного, - ответил он, - у Хортона столько
друзей в Пентагоне, что проекту и не нужно было давать за эти тридцать лет
какие-нибудь результаты. Знаете, что-то с трудом верится.
Старик без всякой веселости рассмеялся.
- Не нужно, Уилсон. Результаты - не надувательство. С самого начала
тысячелетия упадок и экологические кризисы нашего века вновь вернули нас в
годы Рузвельта. Прогресс движется вперед в лучшем случае черепашьими
шагами; надежды на будущее уменьшаются пропорционально. Частная индустрия
больше нигде никакой роли не играет, и дело обороны - не исключение. Все
вершит одна большая правительственная бюрократия, со всей бюрократической
тупостью, и люди наподобие Хортона прекрасно умеют этим пользоваться.
Бейли неспешно кивнул, начиная наконец понимать, что же такое есть
этот Готтбаум. Он побарабанил пальцами по микрокомпу.
- Я по пути сюда навел кое-какие биографические справки, - сказал он,
выбирая шрифт. Экран засветился. - Вы не возражаете?
Готтбаум выжидательно пожал плечами.
Бейли вызвал на экран текст.
- Родились вы в 1950-м, стало быть, в шестидесятых были
тинэйджером... Студент-радикал?
- Нечто вроде, - буркнул Готтбаум, откидываясь на спинку кресла. -
Ну, держались мы несколько дней, швырнули несколько булыжников да
бутылок... Это имеет отношение к делу?
- Я только хочу получить полную картину, - сказал Бейли. - Видите ли,
с точки зрения современности, для любого из моего поколения те времена -
синоним анархии.
Глаза Готтбаума сузились.
- Не было никакой анархии. Было всего лишь немного больше свободы.
- Вот как? Что ж. После того, как вы - в 1975-м - получили звание
доктора философии...
- Судя по всему, сейчас вы помянете мой компьютерный вирус.
- Именно так. Я знаю, что ваш вирус полностью вывел из строя сеть
больших ЭВМ, какими тогда пользовались.
- Просто шалость, - сказал Готтбаум, уже несколько запальчиво. -
Вирус ничего не повредил, не потер ни одного файла, не исказил никаких
данных!
Сеть вполне можно было восстановить и запустить снова, если бы
несколько не запаниковали.
- Эта ваша шалость сегодня называлась бы государственным
преступлением, - заметил Бейли. - Но в те времена, наверное, на было
законов, предусматривающих такие вещи. Что ж, пойдемте дальше. В 1985-м вы
открыли собственное дело - микрокомпьютеры - и стали миллионером.
Готтбаум выказывал не больше дружелюбия, чем прежде. Он сцепил перед
собой на столе тонкие свои, длинные пальцы.
- Вы упустили, что несколько лет до этого я занимался интенсивными
исследованиями, что позволило впоследствии выбить из игры всех конкурентов
- как наших, так и японских; в остальном же все верно. Но к чему вы все
это?
- А вот к чему. Вы росли в эпоху узаконенного беззакония. Люди
нарушали тогда законы на каждом шагу и даже богатели в процессе нарушения.
Сегодня, благодаря централизованному правительству и плановой экономике,
обстановка контролируется, и алчность не правит обществом, как раньше, и
никто не останется обойденным. Но для вас все это - из-за воспитания -
лишь только большая, тупая бюрократия.
У Готтбаума дернулась щека. Губы его чуть заметно зашевелились, точно
желая сказать что-то в ответ. Но, о чем бы он ни думал, он, видимо, решил
держать свои мысли при себе.
- Я уж давно выучен, - сказал он, - не спорить на эти темы. Пустое
сотрясение воздуха. - Тон его не допускал ни малейшей возможности возврата
к теме.
Бейли был сбит с толку. Ведь было такое впечатление, что старик
вот-вот начнет колоться!
- Это очень плохо, - сказал он.
Готтбаум встал.
- Вернемся же к делу. Минуту. - Он подошел к бежевому металлическому
шкафчику - на новенькой полировке не было ни единой пылинки, точно его
только что распаковали. - Вы знаете, что это?
Бейли прошел к нему.
- Похоже на модель "Pollenz T-5-20".
- Совершенно верно. Внутри этой маленькой коробочки содержатся 32768
сопроцессоров и 520 терабайт молекулярной памяти. А это - полквадриллиона
адресов.
- Но я не вполне понимаю...
- Я как раз отвечаю на ваш второй вопрос, - с нетерпением сказал
Готтбаум, точно это разумелось само собой.
- Понимаете ли, Уилсон, несмотря на все правила и весь протекционизм,
у нас до сих пор каждые пятнадцать лет появляется целое новое поколение
компьютерной техники. Да и старая перестраивается. Арсенид галлия заменил
кремний, и теперь на очереди квантовая электроника. И такого природа уже
не может сделать. Природа - эволюционна и вынуждена жить со всеми своими
ошибками. Однако мы всегда можем покончить с делом, чтобы начать его
сначала. Мы можем быть революционными.
А на этот счет, вспомнил Бейли, в документации по "ЖС" уже что-то
было.
- Вы говорили, однажды мы откроем настоящий искусственный разум -
возможно, скопируем мозг. Именно это позволит нам претворять в жизнь
революционные усовершенствования?
- Я говорил лишь, что мы сможем этого достигнуть.
Видите ли, Уилсон; те, кто занимается биологией, постоянно увязают в
одном и том же старом дерьме. Они все с вариациями на тему, но тема всегда
одна - ДНК. Зато в физике мы можем изобрести любое дерьмо, какое только
захотим. Раз смоделировав разум как сплетение битов, мы сможем
расшифровать это сплетение, увеличить, трансформировать - возможно, даже
запрограммировать на самотрансформацию. Военные применения - просто
удобный способ найти источник финансирования. Я говорю о том, что сможет
изменить весь этот богом проклятый мир.
- Он слегка склонил голову, устремив немигающий взгляд на Бейли. -
Вы, без сомнения, не можете не оценить возможностей.
Очевидно, это и было для Готтбаума целью жизни. Его горящие глаза
почти гипнотизировали. У него, безусловно, было "присутствие силы". С
виду, точь-в-точь пророк, желающий обратить Бейли в свою веру.
- Однако же, - сказал Бейли, решив проигнорировать интеллектуальную
приманку, свободно висящую перед самым его носом, - проблема в следующем.
Проект длится тридцать лет и, согласно официальному заключению, еще ничего
не смоделировал.
Готтбаум бессильно опустил руки по швам.
- Смоделирует. Если только его не свернут. И перестанут срезать
фонды. - Он отвернулся. - Извините. У меня еще дела.
И Бейли осознал, что смотрит в спину старика, направляющегося к
терминалу (на мониторе какой-то текст).
- И это... все, что я смог выделить.
- Да, это все, на что я смог выделить время. - Готтбаум сел в кресло,
положив клавиатуру к себе на колени.
- Но я надеялся на более удобный случай для беседы.
- В таком случае я, к сожалению, должен вас разочаровать.
- Я... обидел вас?
- Нет. Но если будете продолжать злоупотреблять моим гостеприимством,
то безусловно обидите.
Бейли почувствовал, что удивление его уступает место обиде.
- Я полагал, вас интересует будущее проекта, - сказал он. - Я
полагал, вы пожелаете сказать мне...
- Не думаю, что обманул ваши ожидания, - перебил его Готтбаум, - но,
видно, все это время я только зря сотрясал воздух. Возвращайтесь к себе в
Сан-Диего и делайте, что хотите.
- Что-ж, ладно, - кивнул Бейли. - Огромное вам спасибо за то, что
пожертвовали толикой вашего бесценного времени.
Он пробрался через путаницу кабелей и прошел к двери. Дверь перед ним
отъехала в сторону - и вот он, Бейли, снова на вольном воздухе.
ПОВТОРНЫЙ ЗАПУСК
Несколько секунд он постоял в растерянности, пытаясь сообразить, что
же, собственно, произошло. Может, пережал? Или наоборот, недожал? А может,
следовало выказать побольше "интереса" к Готтбаумовым идеалам?
Тут он увидел Юми. Та сидела в траве, скрестив ноги и уткнувшись в
книгу. Черные волосы ее блестели в солнечных лучах.
Он подошел к ней.
- Извините...
Она подняла взгляд.
- Да?
- Можно побеседовать с вами? Совсем недолго.
- О чем?
Он неопределенно махнул рекой.
- Я... Кажется, я рассердил вашего отца.
Она презрительно склонила голову набок.
- Отчего же вам так кажется?
- Оттого, что... Черт возьми, он меня просто выгнал. - Он рассмеялся,
только сейчас оценив юмор ситуации: он-то приехал сюда, весь под
впечатлением мрачных предчувствий Шерон, а встречен был, в основном, с
безразличием.
А Юми, похоже, чувствовала себя посвободнее, чем в куполе. Она пожала
плечами.
- Он всегда всех выгоняет. Кое-кто держался дольше прочих, но в конце
концов ему становилось - так скучно, и он говорил, чтобы убирались.
- Душа человек...
Бейли все еще чувствовал обиду - на Готтбаума, корчащего примадонну,
на себя самого, не сумевшего справиться лучше... Но, может быть так, что
даже сейчас еще не поздно чего-нибудь добиться. Он присел на корточки
напротив Юми.
- Вы так говорите, точно видели множество прибывающих и отбывающих.
- Да. В детстве, когда я еще жила тут. Журналисты, конгрессмены,
выпускники институтов... - Она оборвала фразу, словно подумав вдруг, что
слишком уж разболталась с чужим человеком.
- Могу я узнать, где вы живете теперь?
- На Гавайях. - Слова эти она произнесла явно нехотя.
Лицо ее было - само спокойствие и осмотрительность.
Как бы это заставить ее разговориться...
- Нелегко это наверное - быть дочерью гения?
- Двух. Моя покойная мама была блестящим биологом. - Она закрыла
книжку, но заложила пальцем то место, где читала. - Значит, вы уже
уходите?
Бейли поднял брови.
- Вы меня тоже прогоняете?
Она торопливо качнула головой.
- Нет. Просто я хотела спросить, не сможете ли вы подвезти меня до
подножия холма. К магазину.
- О, конечно же!
Она поднялась и отряхнула травинки с юбки.
- Понимаете, я, наверное, никогда не научусь водить.
Бейли вдруг стало жаль ее. Фразы ее были кратки и недвусмысленны,
точь-в-точь как у отца, и взгляд такой же пристально-настороженный. В то
же время присутствовала в ней этакая мягкость, ранимость... Да она же
боится отца! А может, и вообще всех мужчин.
Они сели в машину, Бейли запустил мотор и, выруливая на дорогу,
спросил:
- Так что же подвигло вас снова визитировать эти места?
Она искоса стрельнула в него взглядом, которого, как догадался Бейли,
ему, замечать не следовало.
- Мой отец говорил вам что-нибудь о своих... планах на будущую
неделю?
- Нет. - Одно из колес провалилось в глубокую выбоину, машина
накренилась, и он едва совладал с рулем. - Мы говорили только о "ЖС".
- А, это. - Слова ее звучали пренебрежительно. - Вы тоже им
занимаетесь? - Точно надеясь, что нет.
- Я работаю в отделе безопасности Норт-Индастриз. - Бейли по
некоторым причинам стало совестно за свою ложь. Было в Юме что-то такое
доверчивое, несмотря на настороженность... - Я сказал вашему отцу, что
проект, судя по всему, повалился. Вот тогда он меня и выгнал.
Она сидела, глядя перед собой, руки сложены на коленях. Точно кукла -
такая прямая, совершенная...
- Провалился... - сказала она.
- Вы так не думаете?
Она словно пыталась решить, что нужно сказать.
- Я... почти ничего не знаю об этом.
Бейли вел машину медленно, но половина дороги была уже позади. Теперь
уже не было времени на пустые разговоры; следовало переходить к главному.
- Знаете, я чувствую, что ваш отец вполне может что-то скрывать.
- Наверное. - Она слегка повела плечом. - Он вообще очень скрытный
человек.
Такая искренность привела Бейли в замешательство. Как бы этим
воспользоваться?
- А вас он в свои секреты не посвящает?
- Нет. - Теперь уже она изобразила обескураженность. - И даже если бы
посвящал; по-моему, вам следовало бы расспрашивать не меня, а его самого.
Грунтовка кончилась. Бейли вывел машину на шоссе, набрал скорость и
решил не нарушать молчания - авось она скажет чего еще. Но Юми тоже
молчала.
Может быть лучше все объяснить прямо? Впереди уже виднелся магазин, и
Бейли сказал:
- Вот что меня в самом деле тревожит. У меня такое ощущение, что
разработчики проекта случайно наткнулись на нечто чрезвычайно важное.
Настолько важное, что даже скрывают это от руководства. Знаете, ученые
иногда просто упиваются своей мощью. Сама по себе работа закончена, а
возможные побочные эффекты в расчет не берутся, и всякий, кто пожелает
установить хоть какой-то контроль, рассматривается как досадная помеха,
или даже как враг. Это может привести к очень неприятным последствиям.
Казалось, слова Бейли подействовали. Юми опустила взгляд к своим
рукам, лежавшим на коленях, ковырнула ногтем заусеницу у ногтя,
вздрогнула.
- Это так, - прошептала она.
Бейли притормозил у магазина.
- Думается мне, ваш отец регулярно сносится с работниками
лаборатории. Возможно, и сам все еще участвует в исследованиях. Он
жутковатый человек и в прошлом успел показать себя... Вот почему я так
обеспокоен.
Последовала продолжительная пауза. Наконец Юми приняла решение.
- Извините, мистер Уилсон, но я предпочитаю не вмешиваться в дела
отца.
Бейли взял лежавший рядом с машинным телефоном блокнот, написал на
чистой странице несколько цифр, вырвал и подал Юми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
дополняю ее использованием ветряной и солнечной энергии. Геотермальный
генератор у меня тоже есть - под куполом; только в этом году установлен.
Там шахта глубиной в тысячу футов. Я использую разницу температур на дне и
наверху, чтобы вращалась турбина.
- Я знаком с этим принципом, - сказал Бейли.
- Техническое оборудование? - Готтбаум искоса оценивающе взглянул на
него.
- В некотором роде.
Готтбаум хмыкнул.
- Что ж, Уилсон, очень любезно с вашей стороны посетить меня. От
Сан-Диего, должно-быть, долгонько пришлось ехать... Вы ведь там живете?
- Да, в том районе.
Готтбаум слегка улыбнулся.
- Идемте же в дом.
Дверь, в ответ на прикосновение Готтбаума к сенсорной панели, мягко
скользнула в сторону; и Бейли обнаружил себя в полукруглом жилом помещении
- пол выложен плитами серого, шероховатого сланца, кресла "Old Bauhaus" -
хром и кожа - завалены подшивками научной периодики, стеллаж с широчайшими
полками по пояс в высоту, огибающий купол по периметру, уставлен дорогущим
оборудованием; черные металлические корпуса, дисплеи высокого разрешения,
мерцают лампочки ("включено"), тихонько гудят вентиляторы (охлаждающие). И
еще оборудование - на полу, среди сплетения проводов...
Готтбаум, не останавливаясь, прошел к столику красного дерева,
стоявшему у окна, открывавшего вид на лес и океан вдалеке. За столиком,
погрузившись в чтение, сидела молодая женщина. Осознав присутствие рядом
Готтбаума, она подняла взгляд - удивленно, неуверенно. Азиатская
раскосость, плотно, по-восточному, сжатые губы, но кожа почти так же
светла, как и у самого Бейли...
- Моя дочь, Юми, - Готтбаум сопроводил представление небрежным,
резким жестом. - Юми, это - человек из лаборатории; приехал для беседы со
мной. - Он стоял над ней, явно ожидая ее ухода.
Бейли вдвинулся между ними.
- Добрый день, - сказал он. - Меня зовут Ричард Уилсон. Рад
знакомству.
Она поднялась. Одета она была в белую "крестьянскую" блузу и
рукодельную, до лодыжек длиной хлопчатобумажную юбку. Она рассеянно
теребила ткань, и Бейли отметил, что ногти у нее обкусаны чуть ли не до
мяса.
- Здравствуйте, - почти шепотом сказала она.
- Надеюсь, я не испортил вам день?
- Нет. Вовсе нет. - Она быстро взглянула на Готтбаума и снова
перевела взгляд в сторону Бейли. - Если у вас что-нибудь не для
посторонних, или...
- Да уж, Юми, прошу тебя. - Готтбаум сжал губы; судя по всему, он и
не старался скрыть нетерпение.
- Возможно, мы еще увидимся, - сказал ей Бейли. Она как-то непонятно
задевала его - не только ее скромно, по-детски, красивое лицо, но само ее
присутствие. Она была застенчива, и, очевидно, во всем беспрекословно
подчинялась отцу, но в то же время где-то обособлена, непоколебимо
поддерживая это разделение (подчеркивая свою отделенность от отца?).
Она подобрала со стола пару бумажных тарелок и, низко склонив голову,
вышла за дверь. Последовало краткое журчание воды, затем дверь закрылась,
и наступила тишина.
Готтбаум указал Бейли на освободившееся кресло.
- Садитесь. Вы удовлетворены ответом на первый вопрос?
Бейли сел в кресло, положив на стол перед собой микрокомп и папку с
описанием проекта. Хорошо бы Готтбаум перестал форсировать...
- Я так понимаю из вами сказанного, - ответил он, - у Хортона столько
друзей в Пентагоне, что проекту и не нужно было давать за эти тридцать лет
какие-нибудь результаты. Знаете, что-то с трудом верится.
Старик без всякой веселости рассмеялся.
- Не нужно, Уилсон. Результаты - не надувательство. С самого начала
тысячелетия упадок и экологические кризисы нашего века вновь вернули нас в
годы Рузвельта. Прогресс движется вперед в лучшем случае черепашьими
шагами; надежды на будущее уменьшаются пропорционально. Частная индустрия
больше нигде никакой роли не играет, и дело обороны - не исключение. Все
вершит одна большая правительственная бюрократия, со всей бюрократической
тупостью, и люди наподобие Хортона прекрасно умеют этим пользоваться.
Бейли неспешно кивнул, начиная наконец понимать, что же такое есть
этот Готтбаум. Он побарабанил пальцами по микрокомпу.
- Я по пути сюда навел кое-какие биографические справки, - сказал он,
выбирая шрифт. Экран засветился. - Вы не возражаете?
Готтбаум выжидательно пожал плечами.
Бейли вызвал на экран текст.
- Родились вы в 1950-м, стало быть, в шестидесятых были
тинэйджером... Студент-радикал?
- Нечто вроде, - буркнул Готтбаум, откидываясь на спинку кресла. -
Ну, держались мы несколько дней, швырнули несколько булыжников да
бутылок... Это имеет отношение к делу?
- Я только хочу получить полную картину, - сказал Бейли. - Видите ли,
с точки зрения современности, для любого из моего поколения те времена -
синоним анархии.
Глаза Готтбаума сузились.
- Не было никакой анархии. Было всего лишь немного больше свободы.
- Вот как? Что ж. После того, как вы - в 1975-м - получили звание
доктора философии...
- Судя по всему, сейчас вы помянете мой компьютерный вирус.
- Именно так. Я знаю, что ваш вирус полностью вывел из строя сеть
больших ЭВМ, какими тогда пользовались.
- Просто шалость, - сказал Готтбаум, уже несколько запальчиво. -
Вирус ничего не повредил, не потер ни одного файла, не исказил никаких
данных!
Сеть вполне можно было восстановить и запустить снова, если бы
несколько не запаниковали.
- Эта ваша шалость сегодня называлась бы государственным
преступлением, - заметил Бейли. - Но в те времена, наверное, на было
законов, предусматривающих такие вещи. Что ж, пойдемте дальше. В 1985-м вы
открыли собственное дело - микрокомпьютеры - и стали миллионером.
Готтбаум выказывал не больше дружелюбия, чем прежде. Он сцепил перед
собой на столе тонкие свои, длинные пальцы.
- Вы упустили, что несколько лет до этого я занимался интенсивными
исследованиями, что позволило впоследствии выбить из игры всех конкурентов
- как наших, так и японских; в остальном же все верно. Но к чему вы все
это?
- А вот к чему. Вы росли в эпоху узаконенного беззакония. Люди
нарушали тогда законы на каждом шагу и даже богатели в процессе нарушения.
Сегодня, благодаря централизованному правительству и плановой экономике,
обстановка контролируется, и алчность не правит обществом, как раньше, и
никто не останется обойденным. Но для вас все это - из-за воспитания -
лишь только большая, тупая бюрократия.
У Готтбаума дернулась щека. Губы его чуть заметно зашевелились, точно
желая сказать что-то в ответ. Но, о чем бы он ни думал, он, видимо, решил
держать свои мысли при себе.
- Я уж давно выучен, - сказал он, - не спорить на эти темы. Пустое
сотрясение воздуха. - Тон его не допускал ни малейшей возможности возврата
к теме.
Бейли был сбит с толку. Ведь было такое впечатление, что старик
вот-вот начнет колоться!
- Это очень плохо, - сказал он.
Готтбаум встал.
- Вернемся же к делу. Минуту. - Он подошел к бежевому металлическому
шкафчику - на новенькой полировке не было ни единой пылинки, точно его
только что распаковали. - Вы знаете, что это?
Бейли прошел к нему.
- Похоже на модель "Pollenz T-5-20".
- Совершенно верно. Внутри этой маленькой коробочки содержатся 32768
сопроцессоров и 520 терабайт молекулярной памяти. А это - полквадриллиона
адресов.
- Но я не вполне понимаю...
- Я как раз отвечаю на ваш второй вопрос, - с нетерпением сказал
Готтбаум, точно это разумелось само собой.
- Понимаете ли, Уилсон, несмотря на все правила и весь протекционизм,
у нас до сих пор каждые пятнадцать лет появляется целое новое поколение
компьютерной техники. Да и старая перестраивается. Арсенид галлия заменил
кремний, и теперь на очереди квантовая электроника. И такого природа уже
не может сделать. Природа - эволюционна и вынуждена жить со всеми своими
ошибками. Однако мы всегда можем покончить с делом, чтобы начать его
сначала. Мы можем быть революционными.
А на этот счет, вспомнил Бейли, в документации по "ЖС" уже что-то
было.
- Вы говорили, однажды мы откроем настоящий искусственный разум -
возможно, скопируем мозг. Именно это позволит нам претворять в жизнь
революционные усовершенствования?
- Я говорил лишь, что мы сможем этого достигнуть.
Видите ли, Уилсон; те, кто занимается биологией, постоянно увязают в
одном и том же старом дерьме. Они все с вариациями на тему, но тема всегда
одна - ДНК. Зато в физике мы можем изобрести любое дерьмо, какое только
захотим. Раз смоделировав разум как сплетение битов, мы сможем
расшифровать это сплетение, увеличить, трансформировать - возможно, даже
запрограммировать на самотрансформацию. Военные применения - просто
удобный способ найти источник финансирования. Я говорю о том, что сможет
изменить весь этот богом проклятый мир.
- Он слегка склонил голову, устремив немигающий взгляд на Бейли. -
Вы, без сомнения, не можете не оценить возможностей.
Очевидно, это и было для Готтбаума целью жизни. Его горящие глаза
почти гипнотизировали. У него, безусловно, было "присутствие силы". С
виду, точь-в-точь пророк, желающий обратить Бейли в свою веру.
- Однако же, - сказал Бейли, решив проигнорировать интеллектуальную
приманку, свободно висящую перед самым его носом, - проблема в следующем.
Проект длится тридцать лет и, согласно официальному заключению, еще ничего
не смоделировал.
Готтбаум бессильно опустил руки по швам.
- Смоделирует. Если только его не свернут. И перестанут срезать
фонды. - Он отвернулся. - Извините. У меня еще дела.
И Бейли осознал, что смотрит в спину старика, направляющегося к
терминалу (на мониторе какой-то текст).
- И это... все, что я смог выделить.
- Да, это все, на что я смог выделить время. - Готтбаум сел в кресло,
положив клавиатуру к себе на колени.
- Но я надеялся на более удобный случай для беседы.
- В таком случае я, к сожалению, должен вас разочаровать.
- Я... обидел вас?
- Нет. Но если будете продолжать злоупотреблять моим гостеприимством,
то безусловно обидите.
Бейли почувствовал, что удивление его уступает место обиде.
- Я полагал, вас интересует будущее проекта, - сказал он. - Я
полагал, вы пожелаете сказать мне...
- Не думаю, что обманул ваши ожидания, - перебил его Готтбаум, - но,
видно, все это время я только зря сотрясал воздух. Возвращайтесь к себе в
Сан-Диего и делайте, что хотите.
- Что-ж, ладно, - кивнул Бейли. - Огромное вам спасибо за то, что
пожертвовали толикой вашего бесценного времени.
Он пробрался через путаницу кабелей и прошел к двери. Дверь перед ним
отъехала в сторону - и вот он, Бейли, снова на вольном воздухе.
ПОВТОРНЫЙ ЗАПУСК
Несколько секунд он постоял в растерянности, пытаясь сообразить, что
же, собственно, произошло. Может, пережал? Или наоборот, недожал? А может,
следовало выказать побольше "интереса" к Готтбаумовым идеалам?
Тут он увидел Юми. Та сидела в траве, скрестив ноги и уткнувшись в
книгу. Черные волосы ее блестели в солнечных лучах.
Он подошел к ней.
- Извините...
Она подняла взгляд.
- Да?
- Можно побеседовать с вами? Совсем недолго.
- О чем?
Он неопределенно махнул рекой.
- Я... Кажется, я рассердил вашего отца.
Она презрительно склонила голову набок.
- Отчего же вам так кажется?
- Оттого, что... Черт возьми, он меня просто выгнал. - Он рассмеялся,
только сейчас оценив юмор ситуации: он-то приехал сюда, весь под
впечатлением мрачных предчувствий Шерон, а встречен был, в основном, с
безразличием.
А Юми, похоже, чувствовала себя посвободнее, чем в куполе. Она пожала
плечами.
- Он всегда всех выгоняет. Кое-кто держался дольше прочих, но в конце
концов ему становилось - так скучно, и он говорил, чтобы убирались.
- Душа человек...
Бейли все еще чувствовал обиду - на Готтбаума, корчащего примадонну,
на себя самого, не сумевшего справиться лучше... Но, может быть так, что
даже сейчас еще не поздно чего-нибудь добиться. Он присел на корточки
напротив Юми.
- Вы так говорите, точно видели множество прибывающих и отбывающих.
- Да. В детстве, когда я еще жила тут. Журналисты, конгрессмены,
выпускники институтов... - Она оборвала фразу, словно подумав вдруг, что
слишком уж разболталась с чужим человеком.
- Могу я узнать, где вы живете теперь?
- На Гавайях. - Слова эти она произнесла явно нехотя.
Лицо ее было - само спокойствие и осмотрительность.
Как бы это заставить ее разговориться...
- Нелегко это наверное - быть дочерью гения?
- Двух. Моя покойная мама была блестящим биологом. - Она закрыла
книжку, но заложила пальцем то место, где читала. - Значит, вы уже
уходите?
Бейли поднял брови.
- Вы меня тоже прогоняете?
Она торопливо качнула головой.
- Нет. Просто я хотела спросить, не сможете ли вы подвезти меня до
подножия холма. К магазину.
- О, конечно же!
Она поднялась и отряхнула травинки с юбки.
- Понимаете, я, наверное, никогда не научусь водить.
Бейли вдруг стало жаль ее. Фразы ее были кратки и недвусмысленны,
точь-в-точь как у отца, и взгляд такой же пристально-настороженный. В то
же время присутствовала в ней этакая мягкость, ранимость... Да она же
боится отца! А может, и вообще всех мужчин.
Они сели в машину, Бейли запустил мотор и, выруливая на дорогу,
спросил:
- Так что же подвигло вас снова визитировать эти места?
Она искоса стрельнула в него взглядом, которого, как догадался Бейли,
ему, замечать не следовало.
- Мой отец говорил вам что-нибудь о своих... планах на будущую
неделю?
- Нет. - Одно из колес провалилось в глубокую выбоину, машина
накренилась, и он едва совладал с рулем. - Мы говорили только о "ЖС".
- А, это. - Слова ее звучали пренебрежительно. - Вы тоже им
занимаетесь? - Точно надеясь, что нет.
- Я работаю в отделе безопасности Норт-Индастриз. - Бейли по
некоторым причинам стало совестно за свою ложь. Было в Юме что-то такое
доверчивое, несмотря на настороженность... - Я сказал вашему отцу, что
проект, судя по всему, повалился. Вот тогда он меня и выгнал.
Она сидела, глядя перед собой, руки сложены на коленях. Точно кукла -
такая прямая, совершенная...
- Провалился... - сказала она.
- Вы так не думаете?
Она словно пыталась решить, что нужно сказать.
- Я... почти ничего не знаю об этом.
Бейли вел машину медленно, но половина дороги была уже позади. Теперь
уже не было времени на пустые разговоры; следовало переходить к главному.
- Знаете, я чувствую, что ваш отец вполне может что-то скрывать.
- Наверное. - Она слегка повела плечом. - Он вообще очень скрытный
человек.
Такая искренность привела Бейли в замешательство. Как бы этим
воспользоваться?
- А вас он в свои секреты не посвящает?
- Нет. - Теперь уже она изобразила обескураженность. - И даже если бы
посвящал; по-моему, вам следовало бы расспрашивать не меня, а его самого.
Грунтовка кончилась. Бейли вывел машину на шоссе, набрал скорость и
решил не нарушать молчания - авось она скажет чего еще. Но Юми тоже
молчала.
Может быть лучше все объяснить прямо? Впереди уже виднелся магазин, и
Бейли сказал:
- Вот что меня в самом деле тревожит. У меня такое ощущение, что
разработчики проекта случайно наткнулись на нечто чрезвычайно важное.
Настолько важное, что даже скрывают это от руководства. Знаете, ученые
иногда просто упиваются своей мощью. Сама по себе работа закончена, а
возможные побочные эффекты в расчет не берутся, и всякий, кто пожелает
установить хоть какой-то контроль, рассматривается как досадная помеха,
или даже как враг. Это может привести к очень неприятным последствиям.
Казалось, слова Бейли подействовали. Юми опустила взгляд к своим
рукам, лежавшим на коленях, ковырнула ногтем заусеницу у ногтя,
вздрогнула.
- Это так, - прошептала она.
Бейли притормозил у магазина.
- Думается мне, ваш отец регулярно сносится с работниками
лаборатории. Возможно, и сам все еще участвует в исследованиях. Он
жутковатый человек и в прошлом успел показать себя... Вот почему я так
обеспокоен.
Последовала продолжительная пауза. Наконец Юми приняла решение.
- Извините, мистер Уилсон, но я предпочитаю не вмешиваться в дела
отца.
Бейли взял лежавший рядом с машинным телефоном блокнот, написал на
чистой странице несколько цифр, вырвал и подал Юми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30