Теперь страхи остались позади. На лед уходила вереница огоньков, и далеко впереди светилось оконце диспетчерской.
Наташа пришла за полчаса до начала смены. Но Николай уже был в диспетчерской. Он сидел за столом и что-то писал. Увидев Наташу, он просиял, как будто приход ее был для него неожиданной радостью, и пропустил ее к столу.
— Я пойду к взрывникам,— сказал Николай,— а вы в восемь часов позвоните на склад и поторопите со взрывчаткой.
Он ушел, а Наташа стала дожидаться восьми часов, чтобы приступить к выполнению первого служебного задания.
Но выполнить задание ей так и не пришлось.Еще не было восьми, как раздался резкий телефонный звонок. Наташа сняла трубку и услышала низкий окающий голос:
— Ледовая?.. Говорит дежурный диспетчер. Передаю распоряжение начальника строительства. Запишите: «Начальнику участка Звягину. Немедленно прекратить все работы на участке». Подписал Калинов-ский... Кто принял? Дубенко?.. Передайте, Дубенко, срочно распоряжение Звягину, чтобы позвонил и подтвердил исполнение. ,
Надо было найти Николая Николаевича. Диспетчер сказал: «Срочно»... Но Наташа словно оцепенела. «Прекратить р.аботы» — это не укладывалось в сознании. Сколь ни' мало смыслила она в гидротехнике, но даже и того, что она уловила, прислушиваясь к разговорам и спорам едущих в автобусе рабочих и инженеров, было достаточно, чтобы догадаться о важности начатых на льду работ. Она не могла не заметить, что все окружающие ее люди считали зимнее перекрытие реки самым главным в жизни стройки. И хотя в переданном из главной диспетчерской распоряжении ничего не упоминалось о курсах крановщиков, ей казалось само собой разумеющимся, что и курсов, конечно, никаких не будет и что вообще все полетело кувырком, неизвестно куда...
Николай Николаевич, склонившись над скважиной, измерял шестиком глубину шурфа. Рядом с ним стоял все тот же старик. Но теперь он не обратил внимания на Наташу, может быть, не разглядел ее в предрассветных сумерках.
Наташа тронула Николая Николаевича за плечо и молча подала ему листок бумаги. Звягин снял рукавицу с правой руки и поднес листок к самым глазам, но не смог прочитать.
— Что тут?
Наташа повторила, как затверженный урок:
— Начальнику участка Звягину. Немедленно прекратить все работы на участке. Подписал Калиновский.
Николай скомкал листок и глянул на Наташу с такой злобой, как будто она была повинна во всем.
— Откуда это?
— Передали по телефону из главной диспетчерской. Велели вам срочно подтвердить исполнение.
— Подождут! — все с той же злостью сказал Николай, резко повернулся и быстро пошел к диспетчерской будке.
Наташа не обиделась на его грубый окрик. Обидно было бы, если бы он принял приказ прекратить работы как должное. И хотя Наташа не понимала, что он может сделать, если есть приказание начальника стройки, у нее шевельнулась надежда, что все обойдется. Она кинулась за ним вдогонку.
Наперерез им мчалась легковая машина. Перебегая дорогу, Николай попал в сноп света от фар, и длинная его тень метнулась по синему снегу.
Резкий гудок заставил Николая остановиться.
— Ты чего убегаешь от начальства? — спросил Набатов, выходя из машины.
— Торопился вам позвонить, Кузьма Сергеевич.
— Приказ получил?
— Получил.
— Устно или письменно?
— Устно.— Николай забыл про скомканный листок, который держал в руке.— Позвонили из главной диспетчерской.
— Тогда устно и отменим,— сказал Набатов.— Продолжайте работу. Сегодня мы должны опустить первый ряж.
— Взрывчатка уложена,— доложил Черемных Николаю Звягину.— Разрешите приступать?
В глухом голосе старика появилось что-то от былой солдатской лихости и четкости, и даже нескладная его фигура в куцей, заношенной стеганке казалась менее сутулой.
Николай посмотрел на стоящего рядом Набатова. Тот улыбнулся и сказал вполголоса:
— К тебе обращаются. Ты здесь командир.
— Приступайте! — сказал Николай.
— Есть приступать! — все с той же солдатской четкостью повторил Черемных и уже обычным своим тоном добавил: — Всех попрошу отойти.
Николай хотел запротестовать, но Набатов положил ему руку на плечо.
— Теперь дело ихнее. Не надо им мешать. Черемных подал знак, и взрывники, размахивая красными флажками, стали оттеснять столпившихся возле опиленной льдины людей.
— Ты чего тут мельтешишь, девка? — прикрикнул один из взрывников на Наташу, когда она попыталась проскользнуть поближе к льдине.— Как рванет, останется от тебя одно трясение воздуха!
Наташе очень хотелось рассмотреть все получше (она и понятия не имела, как производятся взрывы), но Николай, который шел следом за размашисто шагавшим Набатовым, оглянулся и заметил ее. И чтобы не получать замечания, она бегом догнала его.
Набатов и Николай Звягин зашли в диспетчерскую. Наташа минутку подумала и осталась на крылечке. Солнце еще не взошло, но уже было совсем светло. Можно было разглядеть, как по белому полю льдины неторопливо передвигались две темные человеческие фигурки. Они нагибались, даже опускались на колени, потом поднимались и через два-три шага снова нагибались. Казалось, они потеряли какую-то не очень заметную, но очень нужную вещь и теперь старательно отыскивали ее. Наконец один из них скрылся за штабелем бруса, и тут же раздался зловещий, прерывистый рев сирены.
Наташа вздрогнула. Этот отвратительный, воющий звук, казалось, был забыт навсегда, а тут сразу вспомнились и испуганное лицо матери, и завешенное синим одеялом окно, и карточка на стене над комодом, где молодой и красивый отец стоял рядом с молодой и красивой матерью...
Дверь за спиной Наташи открылась. Николай схватил ее за руку и втащил в диспетчерскую.
— Извините, пожалуйста!—сказала Наташа.
Набатов стоял у окна, почти совсем загородив его своей крупной фигурой. Он обернулся и посмотрел на Наташу. Лицо у него было серьезное, но широко расставленные темные глаза смеялись. Потом он подвинулся и кивнул _Наташе, приглашая ее к окну. Николай тоже подошел и встал позади нее.
Над темным лесистым гребнем горы заиграла заря. Стылое голубовато-стальное небо окрасилось в теплые Оранжевые и розовые тона. Висевшее над горой продолговатое серое облачко вспыхнуло позолотой, и в тесной, угрюмой долине реки стало просторнее и светлее. Заснеженное ледяное поле словно раздалось в ширину и длину; маленькая черная фигурка человека посреди него казалась беззащитной в своем одиночестве. Наконец льдина опустела. Снова раздался заливчатый вой сирены, потом наступила томительная, щемящая тишина...
Над льдиной, по которой только что ходил маленький человек, возникло пухлое, белое, рвущееся ввысь облако; тут же гулко рванул взрыв, и пулеметной дробью застучали осколки льда о металлический корпус экскаватора.
Облако еще не успело осесть, а Николай и за ним Наташа уже бежали к месту взрыва. Туда же устремились люди, укрывавшиеся за штабелями бруса и за высоким срубом ряжа.
Посреди ледяного поля образовалась огромная четырехугольная, геометрически правильной формы полынья. Она была почти вровень с бортами заполнена крупными и мелкими льдинами, плавающими в мокром, кашеобразном ледяном крошеве. Только вдоль верхней кромки полыньи тянулась полоса темной, дымящейся на морозе воды.
Солнце выглянуло из-за гребня горы, метнуло лучи в долину реки, и парящее ледяное крошево в полынье подернулось розовой дымкой.
Взрывник, веселый курносый парень, который давеча прикрикнул на. Наташу, поглядел, зажмурясь, на солнце и сказал: — Вот ахнули — и солнышко разбудили.
Черемных ходил вокруг полыньи, внимательно осматривая кромки.
Перевалов, который укрывался вместе с плотниками за корпусом ряжа, подошел к Набатову.
— Первый залп прогремел.. Наступление начинается!
— Пошумели, погрохотали,— ответил Набатов с усмешкой.— Теперь надо поработать.
Черемных доложил, что взрыв прошел удачно, никаких трещин на ледяном поле нет.
— Подводите экскаватор,— распорядился Набатов.
Николай побежал к экскаватору. Подошел запыхавшийся Терентий Фомич. За многие годы совместной работы Набатов впервые видел старика таким возбужденным.
— Что с тобой, Терентий Фомич? — спросил Набатов.
— Не Терентий Фомич, а старый дурень! — с сердцем ответил Швидко.— Надо мне было грызться с этим исполняющим. Пока метал перед ним бисер, тут без меня мое дело делают.
— Только начали, Терентий Фомич,— возразил Набатов.— Дело еще все впереди. Принимай команду и жми на всю железку. Видишь, Перевалову не терпится доложить в обкоме, что первый ряж стоит на дне.
— А Кузьме Сергеевичу,— подхватил Перевалов,— не терпится доложить об этом же в министерстве, на заседании техсовета.
— С удовольствием доложу,— сказал Набатов.
— Не трясите шкуру. Еще не убили медведя,— уже добродушно проворчал Терентий Фомич.
— Надеемся на охотника,— весело сказал Перевалов.
Серая громада экскаватора медленно поползла к полынье. Николай шел рядом с правой гусеницей и напряженно вслушивался, не прервется ли шлепанье ее звеньев о лед предательским треском. Тревоги его оказались напрасными. Экскаватор остановился в нескольких метрах от кромки льда, так что конец стрелы
с повисшим на ней грейферным ковшом пришелся как раз над серединой майны.
Николай махнул машинисту.
— Начинай!
Резко загудела лебедка экскаватора. Массивный ковш раскрылся — створки его распахнулись, словно большая черная птица расправила крылья,—и ринулся вниз, как беркут, падающий с высоты на замеченную зорким глазом добычу. Взметнулись брызги льда и воды. Ковш провалился в ледяную кашу и вынырнул, уже стиснувши железные створки-челюсти, отягощенные грузом. Стрела развернулась. Ковш пронесся над майной, раскрылся и сбросил на лед свою дымящуюся ношу...
Черный ковш раз за разом падал сверху, как бы обрываясь с конца стрелы, и расклевывал рыхлую, бугристую поверхность цолыньи. На сброшенную экскаватором груду мокрого дымящегося льда набросились два бульдозера и погнали ее в сторону от майны.
Наташе показалось, что одним бульдозером управляет Перетолчин. Наконец-то она его встретила! Она оглянулась, не смотрит ли на нее Николай Николаевич. Почему-то ей не хотелось, чтобы он увидел ее рядом с Федором Васильевичем.
Николай стоял неподалеку, но ему было не до Наташи. Он, размахивая руками, доказывал что-то высокому плотному старику с вислыми казацкими усами. Оба спорящих обращались к Набатову, который, по-видимому, пытался их примирить. Наташа, обежала экскаватор и увидела, что Перетолчина ни на одном из работающих бульдозеров нет. Огорченная, она повернулась и пошла обратно и тут лицом к лицу столкнулась с бывшим своим бригадиром.
— Федор Васильевич! Я вас так искала, так искала! — воскликнула Наташа.
— Вот и нашла.— Перетолчин улыбнулся.— Меня найти не хитро. Все время здесь, на льду.
— Вчера вас не было.
— Вчера не было. Это точно. Так какое же у тебя ко мне дело, Наташа?
И тут только Наташа спохватилась, что дело, по которому она разыскивала Федора Васильевича, уже решилось, и если она обрадовалась, увидев его, то вовсе не потому, что рассчитывала на какую-то помощь. Но как сказать об этом? Надька — та бы не оробела. Наташа представила, как бы Надька, тряхнув русой челкой, выпалила: «А без дела к вам и подойти нельзя?» — и подумала: «А что, если и мне так?..»
Но сказала, конечно, совсем другое:
— Мне очень нужна была ваша помощь... Сказав это, Наташа подумала вдруг, что, наверное,
лучше было обратиться за помощью все-таки к Федору Васильевичу и совсем не надо было рассказывать о своих злоключениях Николаю Николаевичу. Федор Васильевич, конечно, помог бы ей, как помог он Любе и Наде. А курсы?.. И курсы бы от нее не ушли. Не только через диспетчерскую дорога на курсы.
Федор Васильевич, не перебивая и не торопя ее вопросами, участливо смотрел на нее.
— ...я хотела вас просить, чтобы помогли мне поступить на работу... сюда.
Взгляд Перетолчина стал озабоченным.
— А не рано, Наташа?
«Ему просто не хочется, чтобы я была возле него. Наверно, его уже спрашивали обо мне и ему это неприятно»,— подумала Наташа.
А когда сообразила, что спрашивать мог только Николай, то ей стало совсем не по себе и от радостного оживления не осталось и следа.
Перетолчин заметил, как упало настроение Наташи.
— А голову вешать совсем ни к чему,— сказал он.— Настоящая работа вся впереди. А это еще только первая разведка. Или очень уж опостылело на своем автобусе?
Наташа кивнула машинально.
— Так и быть,— нахмурясь, словно досадуя на свою уступчивость, сказал Федор Васильевич.— Пойдем к начальнику участка, потолкуем. Он парень отзывчивый... Только имей в виду, прямо скажу ему, чтобы к тяжелой работе и близко не подпускал.
Он опасался, что Наташа снова обидится. Но она просияла и, схватив его за руку, принялась горячо благодарить:
— Спасибо, Федор Васильевич, спасибо! Я знала, что вы не откажетесь мне помочь. Только вы меня не дослушали. Вас вчера не было, и я сама поговорила с Николаем Николаевичем. И он меня принял на работу,— тут Наташа улыбнулась лукаво.— Только не на такую, какую мне хотелось, а на такую, как бы вы посоветовали. В диспетчерскую посадили к телефону.
— Здорово я обмишулился! —засмеялся Федор Васильевич.— Разговариваю с начальством и без всякого почтения!
— Вы сразу и смеяться!
— Какой тут может быть смех! Диспетчер на стройке — первое начальство. Теперь буду за километр шапку ломать и звать только Натальей Максимовной.,
— Федор Васильевич, ну что вы, право,— уже совсем жалобно взмолилась Наташа.
— По заслуге и почет. Ну ладно, Наташа. Не сердись на шутку. Рад за тебя. Осваивай новую специальность, а Звягину я скажу, чтобы первое время не очень взыскивал с тебя.
— Федор Васильевич,— попросила Наташа,—пожалуйста, ничего не говорите ему.
Вычерпывание льда из майны затянулось на весь день. Черный ковш без устали клевал и клевал ледяную кашу, но темную, дымящуюся полынью, остававшуюся после каждого клевка, тут же затягивало, и казалось, что льда в майне не убывает. Иногда ковш падал на крупную глыбу, не вмещавшуюся в его разверстый зев, и тогда челюсти-створки, сжимаясь, скрежетали впустую по ее скользким граням.
— Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь,— говорил озабоченно Терентий Фомич, обращаясь сразу и к Набатову и к Перевалову.— На какой чепухе застопорило! Придется завтра с утра опускать ряж. Ночью таким делом заниматься несподручно.
— Сама себя раба бьет, что нечисто жнет,— сказал Набатов.
Терентий Фомич насторожился:
— В свой адрес не принимаю.
— Придется принять,— все так же полушутя-полусерьезно возразил Набатов.— Недавно я сам слышал, как один начальник отмахнулся от предложения заменить грейферный ковш..
Терентий Фомич окончательно рассердился.
— Любимчиками обзаводитесь, Кузьма Сергеевич! Нам, старикам, видно, на покой пора.
— Какой уж тут покой, когда ряж не опущен! — Набатов вздохнул и уже совершенно серьезно сказал:—Ряж опускать будем сегодня, а не завтра. Ночь длинная, к утру должны успеть. Чтобы ты, старина, не посчитал это за. каприз, поясню: и у меня и у секретаря в кармане билеты на самолет. На завтрашний день. Он летит в обком, я — в министерство. Посуди сам: можем ли мы вылетать, не увидев своими глазами, как первый ряж посадили на дно?.. А на Звягина ты зря рассерчал, он добрый тебе помощник.
— Учи, учи, сам-то я уж из ума выжил! — по инерции проворчал Терентий Фомич.
Все — и вес ряжа, и величина трения, и тяговая сила бульдозеров, умноженная сложными полиспастами,— все было точно учтено и не раз проверено самыми тщательными расчетами, и все-таки до последней секунды Николай Звягин не мог представить, как это огромное сооружение сдвинется с места и поползет по льду. Ряж был нисколько не меньше двухэтажного дома, в котором жил Николай. К тому же стены ряжа были без оконных и дверных проемов, внутренняя его пустота не угадывалась, и он представлялся сплошным и соответственно неимоверно громоздким и тяжелым.
Пока опоясывали ряж тросами и припрягали бульдозеры, солнце круто свалилось к закату. И когда Николай, проверив еще раз все крепления толстых стальных тросов, дал команду начинать, покрытая
снегом вершина коснулась солнечного диска и высекла из него два снопа огненно-красных лучей.
— Опять нам солнышко команду подает,— сказал веселый подрывник.
Бульдозеры враз взвыли в тяжкой натуге, тросы натянулись, как струны, ряж хрустнул всеми своими стыками и связями, со скрипом стронулся с места и медленно, очень медленно двинулся к майне.
Николай стоял побледневший от радостного волнения и еще не мог поверить, что вот так Просто, по одному его слову и взмаху руки, вся эта громоздкая махина пришла в движение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Наташа пришла за полчаса до начала смены. Но Николай уже был в диспетчерской. Он сидел за столом и что-то писал. Увидев Наташу, он просиял, как будто приход ее был для него неожиданной радостью, и пропустил ее к столу.
— Я пойду к взрывникам,— сказал Николай,— а вы в восемь часов позвоните на склад и поторопите со взрывчаткой.
Он ушел, а Наташа стала дожидаться восьми часов, чтобы приступить к выполнению первого служебного задания.
Но выполнить задание ей так и не пришлось.Еще не было восьми, как раздался резкий телефонный звонок. Наташа сняла трубку и услышала низкий окающий голос:
— Ледовая?.. Говорит дежурный диспетчер. Передаю распоряжение начальника строительства. Запишите: «Начальнику участка Звягину. Немедленно прекратить все работы на участке». Подписал Калинов-ский... Кто принял? Дубенко?.. Передайте, Дубенко, срочно распоряжение Звягину, чтобы позвонил и подтвердил исполнение. ,
Надо было найти Николая Николаевича. Диспетчер сказал: «Срочно»... Но Наташа словно оцепенела. «Прекратить р.аботы» — это не укладывалось в сознании. Сколь ни' мало смыслила она в гидротехнике, но даже и того, что она уловила, прислушиваясь к разговорам и спорам едущих в автобусе рабочих и инженеров, было достаточно, чтобы догадаться о важности начатых на льду работ. Она не могла не заметить, что все окружающие ее люди считали зимнее перекрытие реки самым главным в жизни стройки. И хотя в переданном из главной диспетчерской распоряжении ничего не упоминалось о курсах крановщиков, ей казалось само собой разумеющимся, что и курсов, конечно, никаких не будет и что вообще все полетело кувырком, неизвестно куда...
Николай Николаевич, склонившись над скважиной, измерял шестиком глубину шурфа. Рядом с ним стоял все тот же старик. Но теперь он не обратил внимания на Наташу, может быть, не разглядел ее в предрассветных сумерках.
Наташа тронула Николая Николаевича за плечо и молча подала ему листок бумаги. Звягин снял рукавицу с правой руки и поднес листок к самым глазам, но не смог прочитать.
— Что тут?
Наташа повторила, как затверженный урок:
— Начальнику участка Звягину. Немедленно прекратить все работы на участке. Подписал Калиновский.
Николай скомкал листок и глянул на Наташу с такой злобой, как будто она была повинна во всем.
— Откуда это?
— Передали по телефону из главной диспетчерской. Велели вам срочно подтвердить исполнение.
— Подождут! — все с той же злостью сказал Николай, резко повернулся и быстро пошел к диспетчерской будке.
Наташа не обиделась на его грубый окрик. Обидно было бы, если бы он принял приказ прекратить работы как должное. И хотя Наташа не понимала, что он может сделать, если есть приказание начальника стройки, у нее шевельнулась надежда, что все обойдется. Она кинулась за ним вдогонку.
Наперерез им мчалась легковая машина. Перебегая дорогу, Николай попал в сноп света от фар, и длинная его тень метнулась по синему снегу.
Резкий гудок заставил Николая остановиться.
— Ты чего убегаешь от начальства? — спросил Набатов, выходя из машины.
— Торопился вам позвонить, Кузьма Сергеевич.
— Приказ получил?
— Получил.
— Устно или письменно?
— Устно.— Николай забыл про скомканный листок, который держал в руке.— Позвонили из главной диспетчерской.
— Тогда устно и отменим,— сказал Набатов.— Продолжайте работу. Сегодня мы должны опустить первый ряж.
— Взрывчатка уложена,— доложил Черемных Николаю Звягину.— Разрешите приступать?
В глухом голосе старика появилось что-то от былой солдатской лихости и четкости, и даже нескладная его фигура в куцей, заношенной стеганке казалась менее сутулой.
Николай посмотрел на стоящего рядом Набатова. Тот улыбнулся и сказал вполголоса:
— К тебе обращаются. Ты здесь командир.
— Приступайте! — сказал Николай.
— Есть приступать! — все с той же солдатской четкостью повторил Черемных и уже обычным своим тоном добавил: — Всех попрошу отойти.
Николай хотел запротестовать, но Набатов положил ему руку на плечо.
— Теперь дело ихнее. Не надо им мешать. Черемных подал знак, и взрывники, размахивая красными флажками, стали оттеснять столпившихся возле опиленной льдины людей.
— Ты чего тут мельтешишь, девка? — прикрикнул один из взрывников на Наташу, когда она попыталась проскользнуть поближе к льдине.— Как рванет, останется от тебя одно трясение воздуха!
Наташе очень хотелось рассмотреть все получше (она и понятия не имела, как производятся взрывы), но Николай, который шел следом за размашисто шагавшим Набатовым, оглянулся и заметил ее. И чтобы не получать замечания, она бегом догнала его.
Набатов и Николай Звягин зашли в диспетчерскую. Наташа минутку подумала и осталась на крылечке. Солнце еще не взошло, но уже было совсем светло. Можно было разглядеть, как по белому полю льдины неторопливо передвигались две темные человеческие фигурки. Они нагибались, даже опускались на колени, потом поднимались и через два-три шага снова нагибались. Казалось, они потеряли какую-то не очень заметную, но очень нужную вещь и теперь старательно отыскивали ее. Наконец один из них скрылся за штабелем бруса, и тут же раздался зловещий, прерывистый рев сирены.
Наташа вздрогнула. Этот отвратительный, воющий звук, казалось, был забыт навсегда, а тут сразу вспомнились и испуганное лицо матери, и завешенное синим одеялом окно, и карточка на стене над комодом, где молодой и красивый отец стоял рядом с молодой и красивой матерью...
Дверь за спиной Наташи открылась. Николай схватил ее за руку и втащил в диспетчерскую.
— Извините, пожалуйста!—сказала Наташа.
Набатов стоял у окна, почти совсем загородив его своей крупной фигурой. Он обернулся и посмотрел на Наташу. Лицо у него было серьезное, но широко расставленные темные глаза смеялись. Потом он подвинулся и кивнул _Наташе, приглашая ее к окну. Николай тоже подошел и встал позади нее.
Над темным лесистым гребнем горы заиграла заря. Стылое голубовато-стальное небо окрасилось в теплые Оранжевые и розовые тона. Висевшее над горой продолговатое серое облачко вспыхнуло позолотой, и в тесной, угрюмой долине реки стало просторнее и светлее. Заснеженное ледяное поле словно раздалось в ширину и длину; маленькая черная фигурка человека посреди него казалась беззащитной в своем одиночестве. Наконец льдина опустела. Снова раздался заливчатый вой сирены, потом наступила томительная, щемящая тишина...
Над льдиной, по которой только что ходил маленький человек, возникло пухлое, белое, рвущееся ввысь облако; тут же гулко рванул взрыв, и пулеметной дробью застучали осколки льда о металлический корпус экскаватора.
Облако еще не успело осесть, а Николай и за ним Наташа уже бежали к месту взрыва. Туда же устремились люди, укрывавшиеся за штабелями бруса и за высоким срубом ряжа.
Посреди ледяного поля образовалась огромная четырехугольная, геометрически правильной формы полынья. Она была почти вровень с бортами заполнена крупными и мелкими льдинами, плавающими в мокром, кашеобразном ледяном крошеве. Только вдоль верхней кромки полыньи тянулась полоса темной, дымящейся на морозе воды.
Солнце выглянуло из-за гребня горы, метнуло лучи в долину реки, и парящее ледяное крошево в полынье подернулось розовой дымкой.
Взрывник, веселый курносый парень, который давеча прикрикнул на. Наташу, поглядел, зажмурясь, на солнце и сказал: — Вот ахнули — и солнышко разбудили.
Черемных ходил вокруг полыньи, внимательно осматривая кромки.
Перевалов, который укрывался вместе с плотниками за корпусом ряжа, подошел к Набатову.
— Первый залп прогремел.. Наступление начинается!
— Пошумели, погрохотали,— ответил Набатов с усмешкой.— Теперь надо поработать.
Черемных доложил, что взрыв прошел удачно, никаких трещин на ледяном поле нет.
— Подводите экскаватор,— распорядился Набатов.
Николай побежал к экскаватору. Подошел запыхавшийся Терентий Фомич. За многие годы совместной работы Набатов впервые видел старика таким возбужденным.
— Что с тобой, Терентий Фомич? — спросил Набатов.
— Не Терентий Фомич, а старый дурень! — с сердцем ответил Швидко.— Надо мне было грызться с этим исполняющим. Пока метал перед ним бисер, тут без меня мое дело делают.
— Только начали, Терентий Фомич,— возразил Набатов.— Дело еще все впереди. Принимай команду и жми на всю железку. Видишь, Перевалову не терпится доложить в обкоме, что первый ряж стоит на дне.
— А Кузьме Сергеевичу,— подхватил Перевалов,— не терпится доложить об этом же в министерстве, на заседании техсовета.
— С удовольствием доложу,— сказал Набатов.
— Не трясите шкуру. Еще не убили медведя,— уже добродушно проворчал Терентий Фомич.
— Надеемся на охотника,— весело сказал Перевалов.
Серая громада экскаватора медленно поползла к полынье. Николай шел рядом с правой гусеницей и напряженно вслушивался, не прервется ли шлепанье ее звеньев о лед предательским треском. Тревоги его оказались напрасными. Экскаватор остановился в нескольких метрах от кромки льда, так что конец стрелы
с повисшим на ней грейферным ковшом пришелся как раз над серединой майны.
Николай махнул машинисту.
— Начинай!
Резко загудела лебедка экскаватора. Массивный ковш раскрылся — створки его распахнулись, словно большая черная птица расправила крылья,—и ринулся вниз, как беркут, падающий с высоты на замеченную зорким глазом добычу. Взметнулись брызги льда и воды. Ковш провалился в ледяную кашу и вынырнул, уже стиснувши железные створки-челюсти, отягощенные грузом. Стрела развернулась. Ковш пронесся над майной, раскрылся и сбросил на лед свою дымящуюся ношу...
Черный ковш раз за разом падал сверху, как бы обрываясь с конца стрелы, и расклевывал рыхлую, бугристую поверхность цолыньи. На сброшенную экскаватором груду мокрого дымящегося льда набросились два бульдозера и погнали ее в сторону от майны.
Наташе показалось, что одним бульдозером управляет Перетолчин. Наконец-то она его встретила! Она оглянулась, не смотрит ли на нее Николай Николаевич. Почему-то ей не хотелось, чтобы он увидел ее рядом с Федором Васильевичем.
Николай стоял неподалеку, но ему было не до Наташи. Он, размахивая руками, доказывал что-то высокому плотному старику с вислыми казацкими усами. Оба спорящих обращались к Набатову, который, по-видимому, пытался их примирить. Наташа, обежала экскаватор и увидела, что Перетолчина ни на одном из работающих бульдозеров нет. Огорченная, она повернулась и пошла обратно и тут лицом к лицу столкнулась с бывшим своим бригадиром.
— Федор Васильевич! Я вас так искала, так искала! — воскликнула Наташа.
— Вот и нашла.— Перетолчин улыбнулся.— Меня найти не хитро. Все время здесь, на льду.
— Вчера вас не было.
— Вчера не было. Это точно. Так какое же у тебя ко мне дело, Наташа?
И тут только Наташа спохватилась, что дело, по которому она разыскивала Федора Васильевича, уже решилось, и если она обрадовалась, увидев его, то вовсе не потому, что рассчитывала на какую-то помощь. Но как сказать об этом? Надька — та бы не оробела. Наташа представила, как бы Надька, тряхнув русой челкой, выпалила: «А без дела к вам и подойти нельзя?» — и подумала: «А что, если и мне так?..»
Но сказала, конечно, совсем другое:
— Мне очень нужна была ваша помощь... Сказав это, Наташа подумала вдруг, что, наверное,
лучше было обратиться за помощью все-таки к Федору Васильевичу и совсем не надо было рассказывать о своих злоключениях Николаю Николаевичу. Федор Васильевич, конечно, помог бы ей, как помог он Любе и Наде. А курсы?.. И курсы бы от нее не ушли. Не только через диспетчерскую дорога на курсы.
Федор Васильевич, не перебивая и не торопя ее вопросами, участливо смотрел на нее.
— ...я хотела вас просить, чтобы помогли мне поступить на работу... сюда.
Взгляд Перетолчина стал озабоченным.
— А не рано, Наташа?
«Ему просто не хочется, чтобы я была возле него. Наверно, его уже спрашивали обо мне и ему это неприятно»,— подумала Наташа.
А когда сообразила, что спрашивать мог только Николай, то ей стало совсем не по себе и от радостного оживления не осталось и следа.
Перетолчин заметил, как упало настроение Наташи.
— А голову вешать совсем ни к чему,— сказал он.— Настоящая работа вся впереди. А это еще только первая разведка. Или очень уж опостылело на своем автобусе?
Наташа кивнула машинально.
— Так и быть,— нахмурясь, словно досадуя на свою уступчивость, сказал Федор Васильевич.— Пойдем к начальнику участка, потолкуем. Он парень отзывчивый... Только имей в виду, прямо скажу ему, чтобы к тяжелой работе и близко не подпускал.
Он опасался, что Наташа снова обидится. Но она просияла и, схватив его за руку, принялась горячо благодарить:
— Спасибо, Федор Васильевич, спасибо! Я знала, что вы не откажетесь мне помочь. Только вы меня не дослушали. Вас вчера не было, и я сама поговорила с Николаем Николаевичем. И он меня принял на работу,— тут Наташа улыбнулась лукаво.— Только не на такую, какую мне хотелось, а на такую, как бы вы посоветовали. В диспетчерскую посадили к телефону.
— Здорово я обмишулился! —засмеялся Федор Васильевич.— Разговариваю с начальством и без всякого почтения!
— Вы сразу и смеяться!
— Какой тут может быть смех! Диспетчер на стройке — первое начальство. Теперь буду за километр шапку ломать и звать только Натальей Максимовной.,
— Федор Васильевич, ну что вы, право,— уже совсем жалобно взмолилась Наташа.
— По заслуге и почет. Ну ладно, Наташа. Не сердись на шутку. Рад за тебя. Осваивай новую специальность, а Звягину я скажу, чтобы первое время не очень взыскивал с тебя.
— Федор Васильевич,— попросила Наташа,—пожалуйста, ничего не говорите ему.
Вычерпывание льда из майны затянулось на весь день. Черный ковш без устали клевал и клевал ледяную кашу, но темную, дымящуюся полынью, остававшуюся после каждого клевка, тут же затягивало, и казалось, что льда в майне не убывает. Иногда ковш падал на крупную глыбу, не вмещавшуюся в его разверстый зев, и тогда челюсти-створки, сжимаясь, скрежетали впустую по ее скользким граням.
— Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь,— говорил озабоченно Терентий Фомич, обращаясь сразу и к Набатову и к Перевалову.— На какой чепухе застопорило! Придется завтра с утра опускать ряж. Ночью таким делом заниматься несподручно.
— Сама себя раба бьет, что нечисто жнет,— сказал Набатов.
Терентий Фомич насторожился:
— В свой адрес не принимаю.
— Придется принять,— все так же полушутя-полусерьезно возразил Набатов.— Недавно я сам слышал, как один начальник отмахнулся от предложения заменить грейферный ковш..
Терентий Фомич окончательно рассердился.
— Любимчиками обзаводитесь, Кузьма Сергеевич! Нам, старикам, видно, на покой пора.
— Какой уж тут покой, когда ряж не опущен! — Набатов вздохнул и уже совершенно серьезно сказал:—Ряж опускать будем сегодня, а не завтра. Ночь длинная, к утру должны успеть. Чтобы ты, старина, не посчитал это за. каприз, поясню: и у меня и у секретаря в кармане билеты на самолет. На завтрашний день. Он летит в обком, я — в министерство. Посуди сам: можем ли мы вылетать, не увидев своими глазами, как первый ряж посадили на дно?.. А на Звягина ты зря рассерчал, он добрый тебе помощник.
— Учи, учи, сам-то я уж из ума выжил! — по инерции проворчал Терентий Фомич.
Все — и вес ряжа, и величина трения, и тяговая сила бульдозеров, умноженная сложными полиспастами,— все было точно учтено и не раз проверено самыми тщательными расчетами, и все-таки до последней секунды Николай Звягин не мог представить, как это огромное сооружение сдвинется с места и поползет по льду. Ряж был нисколько не меньше двухэтажного дома, в котором жил Николай. К тому же стены ряжа были без оконных и дверных проемов, внутренняя его пустота не угадывалась, и он представлялся сплошным и соответственно неимоверно громоздким и тяжелым.
Пока опоясывали ряж тросами и припрягали бульдозеры, солнце круто свалилось к закату. И когда Николай, проверив еще раз все крепления толстых стальных тросов, дал команду начинать, покрытая
снегом вершина коснулась солнечного диска и высекла из него два снопа огненно-красных лучей.
— Опять нам солнышко команду подает,— сказал веселый подрывник.
Бульдозеры враз взвыли в тяжкой натуге, тросы натянулись, как струны, ряж хрустнул всеми своими стыками и связями, со скрипом стронулся с места и медленно, очень медленно двинулся к майне.
Николай стоял побледневший от радостного волнения и еще не мог поверить, что вот так Просто, по одному его слову и взмаху руки, вся эта громоздкая махина пришла в движение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35