администрация делает решительные шаги, дабы покончить с организованной преступностью в стране, студенческими беспорядками и трагической проблемой ночного недержания мочи у обитателей гетто. Он обнародовал недавнее решение развернуть крупномасштабную программу утренней гимнастики, разведения розовых кустов и обеспечения безопасности на улицах, а также создания кружков органной музыки.
15 августа портье отеля «Парадайз-хаус» объявил всем негодующим журналистам, что на следующий день им надлежит покинуть отель, так как занимаемые ими номера забронированы для вновь прибывающих постояльцев, и, когда иногородние представители прессы обратились в другие отели города, они обнаружили, что и там уже нет свободных мест. Во избежание неверного истолкования этого предупреждения кто-то поджег мик-
роавтобус «Си-би-эс», сотрудника «Нью-Йорк таймс» арестовали за управление автомобилем в нетрезвом виде, п Гиллиан Дайфуку из журнала «Лайф» была арестована после того, как переодетый агент местной полиции под присягой засвидетельствовал, что она пристала к нему на улице и предложила за двадцать долларов совершить С ней половой акт в извращенной форме. Корреспондент «Ассошиэйтед пресс» был оштрафован на сто пятьдесят долларов за то, что ехал в автомобиле с неисправными подфарниками — неисправность, которую было очень легко подстроить. Фотокорреспондент «Юнайтед пресс» упал — или был сброшен — с лестницы и во время падения сломал левую щиколотку и фотокамеру. Вся команда «Эн-би-си» сразу же после ужина в ресторане «Дикси мэннш» слегла с сильным расстройством желудка и провалялась в постели два дня, подозревая, что какой-то сукин сын подсыпал им яду в жареного цыпленка или-в тушеные креветки.
Мистер Пикелис перешел в контрнаступление широким фронтом.
Представители прессы дрогнули под натиском скрытого террора — кто-то покинул поле боя, кто-то красочно расписывал все эти надругательства, а кто-то отступил на дальние рубежи, засев в пригородных мотелях за пределами округа Джефферсон. Днем и ночью полицейские патрули подкарауливали их на всех подступах к Пара-дайз-сити. Каждый вечер разгневанные журналисты обдумывали планы новых вылазок и рейдов на «запретную территорию» — так американский спецназ в Южном Вьетнаме называл джунгли вдоль камбоджийской границы.
А четверка главных бойцов операции «Молот» продолжала свою войну, 1.9 августа— в день, когда судья Гиллис нехотя предоставил Дэвидсону последнюю отсрочку до 25-го,— сержант Лерой Беггс из управления полиции Парадайз-сити и два оруженосца Пикелиса отправились собирать недельную дань с вновь открывшихся борделей, которые, с тех пор как спецподразделение полиции штата покинуло город, работали в три смены. Горничная одного из домов терпимости сообщила преподобному Снеллу, что Толстуха Флоренс и ее товарки-бандерши снова взялись за старое и что по графику сегодня вечером предстоит сбор взносов. Сержант и оба его провожатых были благоразумно предусмотрительны. Выйдя от Толстухи Флоренс, они хорошенько огляделись по сторонам, прежде чем двинуться к своей машине.
Увидев только безногого инвалида в кресле-каталке -он был к тому же еще и слеп, судя по его черным очкам,-которого вез седой слуга, такой же древний, как и его хозяин, Беггс зашагал навстречу двум немощным старикам. Когда он поравнялся с ними, слепой горбун в инвалидном кресле раскрыл рот.
— Я возьму деньги,— заявил он.
В обеих руках инвалида внезапно появились револьверы 0,32 калибра с глушителями.
Сержант окаменел и в полнейшей панике вцепился в свою голубую сумку. Он не собирался отдавать взносы, собранные в семи домах терпимости, но Уиллистон настойчиво советовал ему сделать именно это. Диверсант прострелил сборщику дани обе руки с точностью, которой мог бы позавидовать любой зубной техник. Раздался двойной «хлоп» — чуть громче, чем звук пробки, вылетевшей из бутылки шампанского, но не намного, потом сразу послышались всхлипывания Беггса, и он выронил сумку.
— Следующую порцию получишь в брюхо! — пообещал переодетый десантник полицейскому-гангстеру.
Тот мгновенно подхватил сумку с земли и протянул ее налетчику. Арболино, толкавший инвалидное кресло, взял предложенное подношение.
— К фургону! — приказал Уиллистон.
Каскадер пробежал двадцать ярдов по Меррилл-аве-ню, завел угнанный фургон и подогнал его к тому месту, где троица Пикелиса все еще стояла навытяжку под стволами двух револьверов.
— Вы покойники,— мрачно предупредил раненый сержант, морщась от боли.— Никто в этом городе никогда не стрелял в полицейского. Вы самоубийцы. Считай, вы уже оба покойники. Не может же вам вечно везти, ребята!
— По машинам, малыш! — ответил ему диверсант все тем же неестественным каркающим голосом.
Трое сборщиков дани забрались в фургон, Арболино запер за ними дверь, а Уиллистон выпрыгнул из инвалидного кресла. Через мгновение профессор сорвал черные очки и свой маскарадный костюм и сел в кабину рядом с Арболино. Когда фургон набрал скорость, седой парик медленно съехал с сиденья на пол, но это было уже неважно. Теперь самое главное — побыстрее смыться отсюда и добраться до Мерсер-лейн, где они бросят фургон и «сделают ноги». Через двадцать минут в отделении «скорой помощи» больницы «Мерсер-лейн» раз-
дался телефонный звонок и неизвестный мужчина сообщил дежурной сестре, что в двух кварталах от больницы находится раненый полицейский, которому нужна срочная медицинская помощь,— он находится в фургоне, принадлежащем компании по производству детских игрушек «Кадли Киди».
Слухи о налете — такие налеты, совершенные ими во нремя той, давней войны, они называли нашествие — быстро распространились по городу. Правда, об этой новости не были сразу поставлены в известность чубные врачи и бухгалтеры, но она тем не менее к утру стала достоянием всех барменов, проституток, полицейских, таксистов, госслужащих, журналистов — как местных, так и «иностранных», завсегдатаев ресторанов и прочих городских полуночников.
Рано утром следующего дня человеку в Атланте было сообщено об этом происшествии; его также проинформировали о том, что полиция Парадайз-сити обнаружила два отпечатка пальцев на брошенном инвалидном кресле. — Насколько я понимаю, они отправят их в ФБР для опознания,— докладывал по телефону владелец желтого «мустанга».— Смешно, уписаться можно — как считаешь? Нет? Ну, у тебя всегда были трудности с чувством юмора. Я готов дать доллар сорок центов плюс три значка с изображением Голдуотера, только бы узнать, чьи же это пальчики, Бадди. Джон, возможно, готов заплатить больше... Может, тысяч шестьдесят. Столько, говорят, эти апачи захватили вчера вечером. ...Ладно, может быть, это команчи, которые чувствуют себя тут очень одиноко. Эти ребята слишком лихо и аккуратно действуют, чтобы быть из «Студентов за демократическое общество», к тому же они после каждой своей выходки не устраивают пресс-конференций... Местные копы озверели вконец. И в штаны наложили — это тоже есть. Вчера вечером, через час после налета, патрульная машина засекла на улице двух весьма респектабельных бизнесменов, которые были весьма под мухой и искали респектабельный «женский клуб» под названием «У Эми»,— так полицейские отдубасили этих благонадежных налогоплательщиков почем зря, полагая, что они-то и есть переодетые гастролеры. Один из избитых оказался высокопоставленным членом Торговой палаты города. Он сейчас в больнице, в полубессознательном состоянии
и страшно несчастен... Бадди, это все уже стало похожим на довольно грустный спектакль. Теперь я уж и сомневаюсь, что наши собственные планы все еще осуществимы... Да, это очень плохо... Да, я буду держать ушки на макушке, глазки навыкате, а хвост морковкой, но у меня в одной руке ключи от машины, а в другой — моя пушка.... Нет, я не шучу, так что и ты со мной не шути. О'кей, чао!
21 августа все президенты местных женских организаций и все священнослужители округа Джефферсон получили конверты с вложенными в них двадцатидолларовыми банкнотами — их «долей доходов от публичных домов в городе». В сопроводительной записке их благодарили за «долгие годы беззаветной поддержки наших местных борделей, которые представляют собой наиболее процветающий бизнес». Аналогичные послания с денежными вложениями получили все семьдесят четыре члена законодательного собрания штата и губернатор, что не вызвало ни у кого из них особо сильного прилива радости. Как и ожидалось, некоторые из адресатов испытали легкие приступы дурноты и стенокардии средней тяжести и даже угрызения совести. Лица многих леди приобрели модные в нынешнем сезоне алые и пурпурные оттенки, что было вовремя замечено их состоятельными мужьями — юристами, банкирами, коммерсантами, врачами, по достоинству оценившими эту психоделическую цветовую гамму. У главы городского отделения союза «Дочери Конфедерации» мисс Джеральдин Эшли не было мужа, но, как только опасность обморока отступила, она обсудила происшествие со своим братом.
Загривки грозно вздыбились, негодование возросло, а в иных душах даже начало пробуждаться давно дремлющее чувство совестливости. Католический кардинал и главный протестантский священник в столице штата подлил масла в огонь своими обличительными инвективами, которые тут же были поддержаны несколькими раввинами и социальными критиками. О воцарившемся в городе бедламе начали поговаривать даже на площадках для игры в гольф, в том числе и в загородном клубе Парадайз-сити. Никто не хотел брать на себя ответственность — или риск — сделать что-нибудь значительное в сложившейся ситуации, но многообещающим был уже тот факт, что люди более не собирались с этой ситуацией мириться.
Джон Пикелис и Бен Мартон тоже никак не могли смириться с этой ситуацией. Начальник полиции все более свирепо требовал от своих людей результатов и то и дело названивал в Вашингтон, чтобы выяснить, идентифицировали ли в ФБР найденные отпечатки пальцев. И всякий раз его заверяли, что проверка продолжается. Он бы очень удивился и забеспокоился, узнав, что в ФБР ему говорили неправду. Ведь, в конце концов, Федеральное бюро расследований снискало себе уважение за искренность, честность, открытость и ревностную правоохранительную деятельность, за оперативную работу сотрудников, за научные методы расследования и за надежное взаимодействие с местной полицией. Как и реклама авиакомпании «Сюиссэр», ФБР никогда не лжет. Но капитану Бену Мартону они солгали. Кто-то стоящий очень высоко в иерархии ФБР, то есть очень высоко, лично санкционировал эту ложь.
У него были свои резоны не ставить начальника полицейского управления Парадайз-сити в известность о том, что отпечатки пальцев принадлежат бывшему агенту УСО по имени Эндрю Уиллистон, который в боях был награжден двумя «Серебряными звездами» и «Крестом за особые заслуги». Агенты ФБР получили задание запросить досье и воинский послужной список Уиллистона из архивов УСО — задание, предусматривающее взаимодействие с Центральным разведывательным управлением Соединенных Штатов, в чьем ведении до сих пор находились все еще секретные документы его предтечи. Другим агентам было поручено узнать, как сложилась жизнь лейтенанта Эндрю Уиллистона после того, как он уволился из Управления стратегических операций в 1946 году. Наконец, еще одна группа агентов занялась изуче-нием фактов относительно семьи Уиллистона, его знако-мых и бывших армейских сослуживцев, о его сексуальной жизни, политических пристрастиях и личной гигиене. В результате всех этих разысканий на свет появился весьма исчерпывающий и весьма информативный рапорт.
— Вот что, сделайте конспект и отправьте лично, а не по телетайпу Макбрайду,— приказал очень высокопоставленный чиновник в Вашингтоне.— Он решит, что с этим делать. И он решил.
Примерно через двенадцать часов после того, как Макбрайд начал действовать, Эндрю Уиллистон сидел в номере певицы-блондинки и ждал ее возвращения из
«Фан парлор». Она вернулась около трех утра и при виде его улыбнулась.
— А я тут пил,— заявил он, отпивая из стакана.
— Мое виски, конечно?
— Я принес тебе новую бутылку, чтобы компенсировать выпитое мною. Знаешь, этот «Джон Бегг» начинает мне нравиться все больше и больше. Налить тебе стаканчик?
Она кивнула и бросила сумочку на кровать.
— Может быть, я хочу два или три,— предупредила она.
— Ты этого заслуживаешь после рабского труда у раскаленного микрофона,— успокоил он ее.
Он налил ей виски, разбавил холодной водой из-под крана и стал смотреть, как она пьет.
— Что, нелегко работается в казино? — спросил он с притворной тревогой.
— Куда труднее, чем до того, как кое-кто устроил на это славное заведение налет столь живописным образом, сэр. Весьма нервная атмосфера с тех самых пор витает в зале.
Уиллистон пожал плечами.
— У этих «кое-кого» есть свои проблемы,— заметил он, допивая свое виски с водой из-под крана,— и могу тебя уверить, они и сами пребывают в нервном напряжении. Но, в отличие от некоторых грудастых блондинок, никогда не жалуются. Они стараются овладеть ситуацией.
— Ты просто бесподобен!
— Это правда. Бесподобный, прагматичный, умелый,— согласился он, снова наполняя свой стакан.
— И невероятно красивый для стареющего мужчины.
— Э, дорогая, похоже, ты на меня взбрыкиваешь!
— А ты, похоже, от меня отбрыкиваешься, профессор! — в сердцах сказала она.
Эта девчонка и впрямь умница.
— Я просто пытаюсь овладеть ситуацией, но с умом,— объяснил он.
— Ничего не получится. Даже если ты засадишь Гил-мана проработать весь план операции до мельчайших деталей, тебе не удастся овладеть женщиной таким вот образом — и ты сам это прекрасно понимаешь.
Он кивнул.
— Вот если бы ты перестал забивать себе голову всеми этими особыми подходами да перестал всиоминать, что говорится в сносках мелким шрифтом в учебниках психологии, то смог бы овладеть в две минуты,—
предсказала она.
Ее расчет оказался довольно-таки оптимистичным. На самом деле это заняло у него семнадцать минут. За это время каждый из них убедился в верности своих предположений. Уиллистон еще раз обнаружил, что она и в самом деле давно уже ничья не «сестренка», а Джуди опять поняла, что он тот самый герой, о котором она многие годы мечтала. Они заснули сном без сновидений и до утра продержали друг друга в горячих объятиях.
К моменту возобновления судебного процесса над Сэмом Клейтоном Парадайз-сити обрел такую же известность в США и во всем мире, как чешская деревня Лидице, Сталинград или Диснейленд. Французские, британские и западногерманские радиокорреспонденты и корреспонденты газет прибывали сюда с набитыми карманами и тем особым энтузиазмом, что неизменно посещал их при мысли о возможности показать истинную глубину морального падения этих богатеев-аме-рикашек. Лондонские журналисты устроили свой штаб в трейлере, расположившись по ту сторону границы округа, а дотошные французы трудились на борту чартерного теплохода, поставленного на якорь неподалеку от бухты Кэллоуэй. Хитроумные западные немцы коварно обвели вокруг пальца администрацию отеля «Джефферсон», сняв три номера для несуществующей рок-группы, якобы гастролирующей по Югу США, и, заняв номера, щедро одарили чаевыми весь гостиничный персонал и намекнули, что, если с ними тут обойдутся «несоответственно», они будут вынуждены обратиться к своему послу в Вашингтон.
Когда адвокат Дэвидсон без десяти десять утра 25 августа вошел в здание суда, камеры уже стрекотали, юпитеры сверкали, репортеры гудели, но во всей этой суматохе от его острого глаза не укрылся молодой человек с атташе-кейсом и оловянными глазами. Джошуа Дэвид Дэвидсон сразу же признал в нем одного толкового адвоката из «Фонда правовой защиты Национальной ассоциации содействия цветным гражданам» и очень обрадовался тому, что ассоциация наконец-то проявила
интерес к этому делу. НАСЦГ не входила в число шумливых групп в движении за гражданские права, но у них были отлично подкованные и в теории и на практике адвокаты. Их главный юрисконсульт, крупный специалист по конституционному праву, был старым приятелем Дэвидсона.
— Передайте мой самый горячий привет Джеку,— сказал адвокат защиты юристу НАСЦГ, дав ему понять, что он узнан.
— Обязательно... Жарковато сегодня.
— К концу сентября будет еще жарче,— напророче-ствовал Дэвидсон с кривой усмешкой.
Адвокат из НАСЦГ внимательно посмотрел на него.
— Думаете, все затянется так надолго?
— Может затянуться еще дольше. У меня в запасе тысяча вопросов к обвинению и просьб к суду, но до этого еще далеко — у нас уйдет не меньше месяца на отбор присяжных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
15 августа портье отеля «Парадайз-хаус» объявил всем негодующим журналистам, что на следующий день им надлежит покинуть отель, так как занимаемые ими номера забронированы для вновь прибывающих постояльцев, и, когда иногородние представители прессы обратились в другие отели города, они обнаружили, что и там уже нет свободных мест. Во избежание неверного истолкования этого предупреждения кто-то поджег мик-
роавтобус «Си-би-эс», сотрудника «Нью-Йорк таймс» арестовали за управление автомобилем в нетрезвом виде, п Гиллиан Дайфуку из журнала «Лайф» была арестована после того, как переодетый агент местной полиции под присягой засвидетельствовал, что она пристала к нему на улице и предложила за двадцать долларов совершить С ней половой акт в извращенной форме. Корреспондент «Ассошиэйтед пресс» был оштрафован на сто пятьдесят долларов за то, что ехал в автомобиле с неисправными подфарниками — неисправность, которую было очень легко подстроить. Фотокорреспондент «Юнайтед пресс» упал — или был сброшен — с лестницы и во время падения сломал левую щиколотку и фотокамеру. Вся команда «Эн-би-си» сразу же после ужина в ресторане «Дикси мэннш» слегла с сильным расстройством желудка и провалялась в постели два дня, подозревая, что какой-то сукин сын подсыпал им яду в жареного цыпленка или-в тушеные креветки.
Мистер Пикелис перешел в контрнаступление широким фронтом.
Представители прессы дрогнули под натиском скрытого террора — кто-то покинул поле боя, кто-то красочно расписывал все эти надругательства, а кто-то отступил на дальние рубежи, засев в пригородных мотелях за пределами округа Джефферсон. Днем и ночью полицейские патрули подкарауливали их на всех подступах к Пара-дайз-сити. Каждый вечер разгневанные журналисты обдумывали планы новых вылазок и рейдов на «запретную территорию» — так американский спецназ в Южном Вьетнаме называл джунгли вдоль камбоджийской границы.
А четверка главных бойцов операции «Молот» продолжала свою войну, 1.9 августа— в день, когда судья Гиллис нехотя предоставил Дэвидсону последнюю отсрочку до 25-го,— сержант Лерой Беггс из управления полиции Парадайз-сити и два оруженосца Пикелиса отправились собирать недельную дань с вновь открывшихся борделей, которые, с тех пор как спецподразделение полиции штата покинуло город, работали в три смены. Горничная одного из домов терпимости сообщила преподобному Снеллу, что Толстуха Флоренс и ее товарки-бандерши снова взялись за старое и что по графику сегодня вечером предстоит сбор взносов. Сержант и оба его провожатых были благоразумно предусмотрительны. Выйдя от Толстухи Флоренс, они хорошенько огляделись по сторонам, прежде чем двинуться к своей машине.
Увидев только безногого инвалида в кресле-каталке -он был к тому же еще и слеп, судя по его черным очкам,-которого вез седой слуга, такой же древний, как и его хозяин, Беггс зашагал навстречу двум немощным старикам. Когда он поравнялся с ними, слепой горбун в инвалидном кресле раскрыл рот.
— Я возьму деньги,— заявил он.
В обеих руках инвалида внезапно появились револьверы 0,32 калибра с глушителями.
Сержант окаменел и в полнейшей панике вцепился в свою голубую сумку. Он не собирался отдавать взносы, собранные в семи домах терпимости, но Уиллистон настойчиво советовал ему сделать именно это. Диверсант прострелил сборщику дани обе руки с точностью, которой мог бы позавидовать любой зубной техник. Раздался двойной «хлоп» — чуть громче, чем звук пробки, вылетевшей из бутылки шампанского, но не намного, потом сразу послышались всхлипывания Беггса, и он выронил сумку.
— Следующую порцию получишь в брюхо! — пообещал переодетый десантник полицейскому-гангстеру.
Тот мгновенно подхватил сумку с земли и протянул ее налетчику. Арболино, толкавший инвалидное кресло, взял предложенное подношение.
— К фургону! — приказал Уиллистон.
Каскадер пробежал двадцать ярдов по Меррилл-аве-ню, завел угнанный фургон и подогнал его к тому месту, где троица Пикелиса все еще стояла навытяжку под стволами двух револьверов.
— Вы покойники,— мрачно предупредил раненый сержант, морщась от боли.— Никто в этом городе никогда не стрелял в полицейского. Вы самоубийцы. Считай, вы уже оба покойники. Не может же вам вечно везти, ребята!
— По машинам, малыш! — ответил ему диверсант все тем же неестественным каркающим голосом.
Трое сборщиков дани забрались в фургон, Арболино запер за ними дверь, а Уиллистон выпрыгнул из инвалидного кресла. Через мгновение профессор сорвал черные очки и свой маскарадный костюм и сел в кабину рядом с Арболино. Когда фургон набрал скорость, седой парик медленно съехал с сиденья на пол, но это было уже неважно. Теперь самое главное — побыстрее смыться отсюда и добраться до Мерсер-лейн, где они бросят фургон и «сделают ноги». Через двадцать минут в отделении «скорой помощи» больницы «Мерсер-лейн» раз-
дался телефонный звонок и неизвестный мужчина сообщил дежурной сестре, что в двух кварталах от больницы находится раненый полицейский, которому нужна срочная медицинская помощь,— он находится в фургоне, принадлежащем компании по производству детских игрушек «Кадли Киди».
Слухи о налете — такие налеты, совершенные ими во нремя той, давней войны, они называли нашествие — быстро распространились по городу. Правда, об этой новости не были сразу поставлены в известность чубные врачи и бухгалтеры, но она тем не менее к утру стала достоянием всех барменов, проституток, полицейских, таксистов, госслужащих, журналистов — как местных, так и «иностранных», завсегдатаев ресторанов и прочих городских полуночников.
Рано утром следующего дня человеку в Атланте было сообщено об этом происшествии; его также проинформировали о том, что полиция Парадайз-сити обнаружила два отпечатка пальцев на брошенном инвалидном кресле. — Насколько я понимаю, они отправят их в ФБР для опознания,— докладывал по телефону владелец желтого «мустанга».— Смешно, уписаться можно — как считаешь? Нет? Ну, у тебя всегда были трудности с чувством юмора. Я готов дать доллар сорок центов плюс три значка с изображением Голдуотера, только бы узнать, чьи же это пальчики, Бадди. Джон, возможно, готов заплатить больше... Может, тысяч шестьдесят. Столько, говорят, эти апачи захватили вчера вечером. ...Ладно, может быть, это команчи, которые чувствуют себя тут очень одиноко. Эти ребята слишком лихо и аккуратно действуют, чтобы быть из «Студентов за демократическое общество», к тому же они после каждой своей выходки не устраивают пресс-конференций... Местные копы озверели вконец. И в штаны наложили — это тоже есть. Вчера вечером, через час после налета, патрульная машина засекла на улице двух весьма респектабельных бизнесменов, которые были весьма под мухой и искали респектабельный «женский клуб» под названием «У Эми»,— так полицейские отдубасили этих благонадежных налогоплательщиков почем зря, полагая, что они-то и есть переодетые гастролеры. Один из избитых оказался высокопоставленным членом Торговой палаты города. Он сейчас в больнице, в полубессознательном состоянии
и страшно несчастен... Бадди, это все уже стало похожим на довольно грустный спектакль. Теперь я уж и сомневаюсь, что наши собственные планы все еще осуществимы... Да, это очень плохо... Да, я буду держать ушки на макушке, глазки навыкате, а хвост морковкой, но у меня в одной руке ключи от машины, а в другой — моя пушка.... Нет, я не шучу, так что и ты со мной не шути. О'кей, чао!
21 августа все президенты местных женских организаций и все священнослужители округа Джефферсон получили конверты с вложенными в них двадцатидолларовыми банкнотами — их «долей доходов от публичных домов в городе». В сопроводительной записке их благодарили за «долгие годы беззаветной поддержки наших местных борделей, которые представляют собой наиболее процветающий бизнес». Аналогичные послания с денежными вложениями получили все семьдесят четыре члена законодательного собрания штата и губернатор, что не вызвало ни у кого из них особо сильного прилива радости. Как и ожидалось, некоторые из адресатов испытали легкие приступы дурноты и стенокардии средней тяжести и даже угрызения совести. Лица многих леди приобрели модные в нынешнем сезоне алые и пурпурные оттенки, что было вовремя замечено их состоятельными мужьями — юристами, банкирами, коммерсантами, врачами, по достоинству оценившими эту психоделическую цветовую гамму. У главы городского отделения союза «Дочери Конфедерации» мисс Джеральдин Эшли не было мужа, но, как только опасность обморока отступила, она обсудила происшествие со своим братом.
Загривки грозно вздыбились, негодование возросло, а в иных душах даже начало пробуждаться давно дремлющее чувство совестливости. Католический кардинал и главный протестантский священник в столице штата подлил масла в огонь своими обличительными инвективами, которые тут же были поддержаны несколькими раввинами и социальными критиками. О воцарившемся в городе бедламе начали поговаривать даже на площадках для игры в гольф, в том числе и в загородном клубе Парадайз-сити. Никто не хотел брать на себя ответственность — или риск — сделать что-нибудь значительное в сложившейся ситуации, но многообещающим был уже тот факт, что люди более не собирались с этой ситуацией мириться.
Джон Пикелис и Бен Мартон тоже никак не могли смириться с этой ситуацией. Начальник полиции все более свирепо требовал от своих людей результатов и то и дело названивал в Вашингтон, чтобы выяснить, идентифицировали ли в ФБР найденные отпечатки пальцев. И всякий раз его заверяли, что проверка продолжается. Он бы очень удивился и забеспокоился, узнав, что в ФБР ему говорили неправду. Ведь, в конце концов, Федеральное бюро расследований снискало себе уважение за искренность, честность, открытость и ревностную правоохранительную деятельность, за оперативную работу сотрудников, за научные методы расследования и за надежное взаимодействие с местной полицией. Как и реклама авиакомпании «Сюиссэр», ФБР никогда не лжет. Но капитану Бену Мартону они солгали. Кто-то стоящий очень высоко в иерархии ФБР, то есть очень высоко, лично санкционировал эту ложь.
У него были свои резоны не ставить начальника полицейского управления Парадайз-сити в известность о том, что отпечатки пальцев принадлежат бывшему агенту УСО по имени Эндрю Уиллистон, который в боях был награжден двумя «Серебряными звездами» и «Крестом за особые заслуги». Агенты ФБР получили задание запросить досье и воинский послужной список Уиллистона из архивов УСО — задание, предусматривающее взаимодействие с Центральным разведывательным управлением Соединенных Штатов, в чьем ведении до сих пор находились все еще секретные документы его предтечи. Другим агентам было поручено узнать, как сложилась жизнь лейтенанта Эндрю Уиллистона после того, как он уволился из Управления стратегических операций в 1946 году. Наконец, еще одна группа агентов занялась изуче-нием фактов относительно семьи Уиллистона, его знако-мых и бывших армейских сослуживцев, о его сексуальной жизни, политических пристрастиях и личной гигиене. В результате всех этих разысканий на свет появился весьма исчерпывающий и весьма информативный рапорт.
— Вот что, сделайте конспект и отправьте лично, а не по телетайпу Макбрайду,— приказал очень высокопоставленный чиновник в Вашингтоне.— Он решит, что с этим делать. И он решил.
Примерно через двенадцать часов после того, как Макбрайд начал действовать, Эндрю Уиллистон сидел в номере певицы-блондинки и ждал ее возвращения из
«Фан парлор». Она вернулась около трех утра и при виде его улыбнулась.
— А я тут пил,— заявил он, отпивая из стакана.
— Мое виски, конечно?
— Я принес тебе новую бутылку, чтобы компенсировать выпитое мною. Знаешь, этот «Джон Бегг» начинает мне нравиться все больше и больше. Налить тебе стаканчик?
Она кивнула и бросила сумочку на кровать.
— Может быть, я хочу два или три,— предупредила она.
— Ты этого заслуживаешь после рабского труда у раскаленного микрофона,— успокоил он ее.
Он налил ей виски, разбавил холодной водой из-под крана и стал смотреть, как она пьет.
— Что, нелегко работается в казино? — спросил он с притворной тревогой.
— Куда труднее, чем до того, как кое-кто устроил на это славное заведение налет столь живописным образом, сэр. Весьма нервная атмосфера с тех самых пор витает в зале.
Уиллистон пожал плечами.
— У этих «кое-кого» есть свои проблемы,— заметил он, допивая свое виски с водой из-под крана,— и могу тебя уверить, они и сами пребывают в нервном напряжении. Но, в отличие от некоторых грудастых блондинок, никогда не жалуются. Они стараются овладеть ситуацией.
— Ты просто бесподобен!
— Это правда. Бесподобный, прагматичный, умелый,— согласился он, снова наполняя свой стакан.
— И невероятно красивый для стареющего мужчины.
— Э, дорогая, похоже, ты на меня взбрыкиваешь!
— А ты, похоже, от меня отбрыкиваешься, профессор! — в сердцах сказала она.
Эта девчонка и впрямь умница.
— Я просто пытаюсь овладеть ситуацией, но с умом,— объяснил он.
— Ничего не получится. Даже если ты засадишь Гил-мана проработать весь план операции до мельчайших деталей, тебе не удастся овладеть женщиной таким вот образом — и ты сам это прекрасно понимаешь.
Он кивнул.
— Вот если бы ты перестал забивать себе голову всеми этими особыми подходами да перестал всиоминать, что говорится в сносках мелким шрифтом в учебниках психологии, то смог бы овладеть в две минуты,—
предсказала она.
Ее расчет оказался довольно-таки оптимистичным. На самом деле это заняло у него семнадцать минут. За это время каждый из них убедился в верности своих предположений. Уиллистон еще раз обнаружил, что она и в самом деле давно уже ничья не «сестренка», а Джуди опять поняла, что он тот самый герой, о котором она многие годы мечтала. Они заснули сном без сновидений и до утра продержали друг друга в горячих объятиях.
К моменту возобновления судебного процесса над Сэмом Клейтоном Парадайз-сити обрел такую же известность в США и во всем мире, как чешская деревня Лидице, Сталинград или Диснейленд. Французские, британские и западногерманские радиокорреспонденты и корреспонденты газет прибывали сюда с набитыми карманами и тем особым энтузиазмом, что неизменно посещал их при мысли о возможности показать истинную глубину морального падения этих богатеев-аме-рикашек. Лондонские журналисты устроили свой штаб в трейлере, расположившись по ту сторону границы округа, а дотошные французы трудились на борту чартерного теплохода, поставленного на якорь неподалеку от бухты Кэллоуэй. Хитроумные западные немцы коварно обвели вокруг пальца администрацию отеля «Джефферсон», сняв три номера для несуществующей рок-группы, якобы гастролирующей по Югу США, и, заняв номера, щедро одарили чаевыми весь гостиничный персонал и намекнули, что, если с ними тут обойдутся «несоответственно», они будут вынуждены обратиться к своему послу в Вашингтон.
Когда адвокат Дэвидсон без десяти десять утра 25 августа вошел в здание суда, камеры уже стрекотали, юпитеры сверкали, репортеры гудели, но во всей этой суматохе от его острого глаза не укрылся молодой человек с атташе-кейсом и оловянными глазами. Джошуа Дэвид Дэвидсон сразу же признал в нем одного толкового адвоката из «Фонда правовой защиты Национальной ассоциации содействия цветным гражданам» и очень обрадовался тому, что ассоциация наконец-то проявила
интерес к этому делу. НАСЦГ не входила в число шумливых групп в движении за гражданские права, но у них были отлично подкованные и в теории и на практике адвокаты. Их главный юрисконсульт, крупный специалист по конституционному праву, был старым приятелем Дэвидсона.
— Передайте мой самый горячий привет Джеку,— сказал адвокат защиты юристу НАСЦГ, дав ему понять, что он узнан.
— Обязательно... Жарковато сегодня.
— К концу сентября будет еще жарче,— напророче-ствовал Дэвидсон с кривой усмешкой.
Адвокат из НАСЦГ внимательно посмотрел на него.
— Думаете, все затянется так надолго?
— Может затянуться еще дольше. У меня в запасе тысяча вопросов к обвинению и просьб к суду, но до этого еще далеко — у нас уйдет не меньше месяца на отбор присяжных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33