Я не сомневаюсь, что наш блистательный коронер установит факт изнасилования. Да, чудненькое дело об изнасиловании с убийством,— громко заключил Пикелис.— Вот что нам сейчас нужно. Нечто ужасное, отвратительное, мерзкое, что может привлечь внимание общественности. Быстрый и сенсационный процесс — вот наш лозунг сегодня. Я надеюсь, никаких проблем тут не возникнет.
— Никаких. А между тем мои ребята будут раскручивать эту вчерашнюю идиотскую историю,— пообещал начальник полиции.
— Это не идиотская история, Бен,— поправил его шеф.— Это была тщательно спланированная и очень тщательно осуществленная акция. Осуществленная какими-то ловкачами, которые имели для этого свои не ясные нам пока причины. Ты имей это в виду и ни на секунду не забывай, если собираешься их остановить.
— Остановить их? Ты думаешь, они еще что-то замышляют?
Властелин округа Джефферсон кивнул.
— Я в этом уверен и готов поклясться на твоей бляхе, Бен,— сурово произнес он.
Мартону не понравилась эта угроза, но, прежде чем он открыл рот для ответа, дверь распахнулась и в комнату впорхнула улыбающаяся Кэти Пикелис. Элегантный
халатик смотрелся на ней очень миленько, но та, чье тело он облегал, была еще милее. Ее сияющее лицо давало понять, что она либо только что видела чудесный сон, либо провела восхитительную ночь любви, или то и другое вместе. Поняв, что ни то ни другое его не касается, толстощекий начальник полиции задержался лишь на минутку для любезного приветствия, а затем удалился.
Джон Пикелис также верно оценил значение сияющего вида дочери и задумался.
— Неплохой вечер! — как ни в чем не бывало заметил он после обмена поцелуями.
— Мне так понравилось, папа! — ответила она ему тоном, который не сообщил ему ничего нового.
— У вас с Пи-Ти, похоже, все идет как по маслу. Она взглянула на него задумчиво, обрадованная его замечанием, но не совсем уверенная в смысле этих слов.
— Да, Пит Карстерс необычайно привлекательный и интересный мужчина — настоящий мужчина и настоящий джентльмен,— ответила она, потянувшись к кофейнику на журнальном столике.
— Он чертовски силен в покере. Вот что я тебе скажу, милая.
Она налила себе чашечку кофе, положила сахар.
— Могу спорить, что он так же хорош и в других играх,— сказала она загадочно.
— Ты считаешь, что он шалопай, один из тех пустых прощелыг, который соврет — не дорого возьмет? — с беспокойством спросил Пикелис.
— Он не шалопай. Он настоящий кавалер, папа. Без претензий, без напускного шарма и настолько откровенен и честен, что меня это даже немножко пугает... Нет, тебе не о чем беспокоиться. Он истинный джентльмен. Истинный! — повторила она с плотоядной гримаской.
— Он тебе нравится? — отечески-заботливо вопросил Пикелис.
Она рассмеялась — это был смех взрослой, опытной женщины.
— Я бы могла в него влюбиться,— заметила она, отпивая кофе,— мне было бы куда труднее, если бы он мне просто нравился.
— Да? А в чем проблема?
— Мне мог бы понравиться человек, которому я нужна,— объяснила она мягко,— а я не уверена, что такому Человеку, как Пи-Ти,— человеку, у которого есть все,— вообще кто-то нужен. '
Она быстро сменила тему разговора и спросила, что доложил ему начальник полиции о том странном вчерашнем происшествии. Она слушала его ответ с куда меньшим интересом, чем профессор Эндрю Уиллистон, который в этот самый момент подслушивал их беседу с помощью микроскопического передатчика, вмонтированного в телефонный аппарат Пикелиса, и записывал ее на магнитофон. Эта пленка — как и прочие, которые за ней последуют,— будет переправлена в абонентский ящик в Майами, где ее получит сотрудник Южной компании по изучению общественного мнения и положит на хранение в депозитный ящик, арендованный другой компанией. Уиллистон прослушивал телефон Пикелиса до полудня, а потом отправился на явку «Боб» для встречи с Гилманом и Арболино. Там они обсудили план следующей акции. Малыш Джонни Пикелис был абсолютно прав. Они опять замышляли кое-что — что должно было произойти очень скоро.
Некий житель Парадайз-сити тоже пришел к такому же выводу. В то время как три десантника отшлифовывали план операции, этот некто опускал четвертаки в телефон-автомат, стоящий неподалеку от придорожного кафе, в девяти-милях от явки «Боб». По номеру, не фигурировавшему ни в одном телефонном справочнике, он звонил в Атланту человеку, у которого было немало вооруженных сообщников и который живо интересовался происходящими в Парадайз-сити событиями,
— Бад, это Фредди,— сказал человек, которого звали вовсе не Фредди, человеку в Атланте, которого в жизни никто не называл Бадом.— Тут кое-что происходит. Кое-что, о чем мы и предположить не могли... Нет, это не телефонный разговор. Я пошлю тебе открытку с видом... Я пока могу тебе сказать, что все это просто ужасно... Слушай, если бы я сам понимал, что происходит, неужели бы я тебе не сказал?.. Нет, я даже и не пытаюсь сделать вид, будто понимаю, в чьи ворота... Мне пока не ясно, что это за игра и кто игроки — так как же я тебе скажу, в чьи ворота... Да, да... Похоже, тут скоро будет очень жарко, и охотничий сезон в этом году может начаться на тринадцать недель раньше обычного... Ты меня слышишь, Бадди?.. Меня очень трогает твоя забота о моем здоровье и благополучии, очень трогает... Что тут происходит? Ну, вчера, например, «угнали» одного бывшего полицейского, раздели и выставили с голой задницей в витрине местного универмага. Ну если уж это
не верный признак падения нравственности в современном обществе, то я и не знаю тогда, что это. Как что — это же нарушение общественного порядка!.. Нет... нет, но я себя здесь начинаю чувствовать немного одиноко и мечтаю поскорее устроить наш традиционный семейный сбор... Я сообщу тебе, когда тут установится погода. Сейчас довольно тепло, и, мне кажется, нам не стоит дожидаться наступления жары... Бадди, я точно знаю, что тут будет жарко, и очень скоро... Люди будут изнывать от жары, и я не удивлюсь, если в городе произойдет несколько серьезных происшествий, семейных ссор и шумных ночных скандалов. Ты передай это нашим... Прочитай мое письмо, которое я отправил дяде Джеду. Ты все поймешь. Он с такой теплотой относился к людям, в точности как Вито когда-то... Ну, думаю, тебя это позабавит...
Он повесил трубку, вышел из душной будки и платком отер вспотевший лоб. Телефон-автомат затренькал, и он понял, что это звонит телефонистка попросить го опустить еще тридцать-сорок центов за лишние минуты разговора. Телефон тренькал и тренькал, а он слушал и улыбался. Это было нечестно и незаконно с его стороны — проигнорировать требование о доплате; вот почему он улыбался. Ему всегда доставляло извращенное удовольствие думать о том, что он незаконно нагревает столь могущественную организацию на столь смехотворную сумму. Он уже начал уставать и от этой конспирации, и от этой могущественной организации,
и от насилия.Направляясь в своем желтом «мустанге» шестьдесят седьмого года выпуска к Парадайз-сити, он слушал по радио двухчасовые новости и не удивился, что ни слова не было сказано об удивительном похищении, случившемся вчера. Пикелис контролирует газету, радио и телевещание в городе, размышлял человек, звонивший в Атланту почти каждое воскресенье, но это не может остановить неизвестных, подстроивших ему такую подлянку. Они придумали и провернули это дело как боевую операцию, точно были группой отлично обученных ком-мандос. Но они это сделали не ради денег.
Ради слухов. Они хотели, чтобы по городу поползли слухи. Только ради этого.Они хотели, чтобы все горожане знали, что они здесь и не боятся организации Пикелиса.
Но не только.Они выказали свое презрение, публично унизили известного прихвостня Пикелиса, бросив последнему открытый вызов.
— Господи,— пробормотал водитель «мустанга», когда до него дошел весь истинный смысл происшествия,— да это же объявление войны.
Людям в Атланте и людям, контролировавшим людей в Атланте, все это не могло понравиться. Их план не предусматривал никакой войны, и если происшествие прошлой ночи служило артподготовкой, то, значит, это и впрямь будет жестокая и страшная война. Неизвестные агрессоры могли сделать теперь все что угодно, могли в любой момент нанести свой коварный удар из-за угла, применяя любую тактику и любое оружие. Причем нет пока никакой возможности предугадать, что они собираются сделать, или понять, зачем они сюда пришли. Однако если их непосредственной целью сейчас было просто заявить о себе и о своем неповиновении хозяину города, то их следующая атака произойдет очень скоро и будет неожиданной и очень впечатляющей.
— В среду вечером,— объявил Уиллистон. Они стояли в тени деревьев на явке «Боб» и изучали рисунки и фотографии. Деревья источали сильный аромат, но трое десантников были целиком поглощены мыслями о предстоящей операции.
— Мы выступаем в среду вечером,— объяснял профессор психологии,— потому что нам нельзя терять темпа атаки, нам надо внести в ряды их организации смятение и продемонстрировать им, что это была не просто хулиганская выходка и мы не намерены отсиживаться. Нам надо захватить инициативу в свои руки, и мы будем ее удерживать, уж раз мы надеемся создать здесь подпольное движение сопротивления.
— Если мы будем продолжать наносить им удары из засады, Энди,— предупредил Гилман,— все равно нам будет очень непросто сколотить здесь движение сопротивления. Это же сонный городишко. Никого не мутузят на Мейн-стрит по вечерам. «Ридерс дайджест» исправно доставляется подписчикам каждый месяц. Так что я очень
сомневаюсь, что местные жители станут рисковать своей шеей.
Уиллистон кивнул.
— Нам нужно найти стимул. Это ясно. Нам требуется найти такую политическую идею, ради которой люди захотят объединиться,— согласился он.— А пока что нам надо продолжать свои рейды и не оставлять в покое организацию Пикелиса, пока его люди вконец не будут сбиты с толку и не почувствуют себя как на пороховой бочке и пока весь город не поймет, что эти бандюги не
так уж неуязвимы.
— Есть какие-нибудь мысли относительно возможной идеи? — спросил каскадер.
Профессор пожал плечами.
— Может, нас надоумит сам Джон Пикелис,— пошутил он с надеждой.
Уиллистон не мог знать, что эта в высшей степени невероятная возможность уже замаячила на горизонте и быстро превращалась в реальность.
Поздно вечером того же дня Кэти Пикелис получила пятидесятидолларовый букет роз — огромных, на высокой ножке — в корзине, доставленной лично владельцем «Бартонз блумз», самого дорогого в Парадайз-сити цветочного магазина. У большинства клиентов возникли бы немалые трудности сделать такой заказ в воскресенье, когда у магазина был выходной, но пять двадцатидолларовых банкнот, переданные в руки портье — даже такому, кто как две капли воды был похож на мертвого нациста по имени Гиндлер,— оказали чудотворный эффект, сравнимый разве что с действием аспирина «Байер» или трехчасовой молитвы. Не то чтобы П. Т. Карстёрс не полагался на силу молитвы или повсеместно разрекламированного жаропонижающего лекарства, но у него просто сложились свои приемы обращения с людьми, особенно с женщинами, и он не видел причин. отказываться от своих методов после их многолетнего успешного применения. К букету роз прилагалась записка. Она гласила: «С приветом от друга — П.Т.К.» Кэти Пикелис взглянула на записку, ее губы тронула мимолетная улыбка, и девушка вздохнула.
Друг?Ох уж этот кобель! Истинный джентльмен, великолепный любовник и настоящий кобель. Она не понимала, какие же у нее намерения относительно его или какие у него намерения относительно ее. Ей было невдомек, что второй наиболее выгодный жених Соединенных Штатов -— блистательный во многих отношениях — и сам этого толком не знал. И был этим недоволен. Он-то понимал, что ему следует делать и что ему необходимо сделать и что он это непременно сделает. Но он все равно был недоволен — и девушкой, и собой. Гилман и Уиллистон провернули всю подготовительную работу с великим мастерством и тщанием, но они же не предупредили его, что девушка окажется 'Столь хрупким созданием. Он мог с ней справиться, конечно, и справлялся. Ему следовало вести себя с ней очень осторожно, чтобы не поранить, и это ему удалось.
Он был само очарование — с нужной толикой душевной теплоты и с тенью многообещающей нежной улыбки на устах, когда они вдвоем отправились кататься на водных лыжах. Он и в водных лыжах знал толк, демонстрируя силу мышц и ловкость безо всякого дешевого выпендрежа. Исполненные им воднолыжные упражнения оживили в ее памяти картины их любовных занятий прошлой ночью. Эта активация мозговых клеток послала тончайшие сигналы к нервным окончаниям кожи и заставила ее ощутить озноб, который не было никакой возможности подавить. Ей не помогло и жаркое июльское солнце. На ней был купальник — бикини самого маленького размера, но, когда этот мужчина бросал на нее свой взгляд, ей чудилось, что она абсолютно голая. А ей было все равно. Нет, не все равно, совсем не все равно — просто ей было наплевать.
Она хотела — и желание делало ее еще более привлекательной.
Когда они вернулись в «Парадайз-хаус», Карстерс сообщил ей, как соблазнительно она выглядит, и она знала, что он не лжет. Но в то же время он явно что-то от нее скрывал. Даже после коктейля с водкой в его апар-аментах, после поцелуя и после нескольких минут в жаркой постели, даже после ее страстных объятий и слез, чуть охладивших огонь, пылавший в ее глазах, и после его ласк она все же чувствовала — как может чувствовать женщина,— что между ними возведена невидимая преграда, что остается еще что-то невысказанное, ибо он не может или не хочет ей чего-то сказать.
— Было бы, наверное, лучше, если бы ты мне лгал,— сказала она, положив ему голову на плечо.
Он посмотрел на нее и нежно погладил по волосам.
— Не стоит. Я подозреваю, ты уже в своей жизни наслушалась достаточно лжи, так что с тебя хватит. Ты замечательная девушка, Кэти, и готов поспорить, что многие мужчины наговорили тебе кучу басен, но ни одному из. них не удалось тебя одурачить. Это не в моих правилах к тому же. Не забыла? Я же честнейший и мерзейший старик во всем мире.
— Я знаю, что ты не мерзейший старик, кобель ты этакий,— прошептала она.
— Смешно. Нет, правда, я мерзейший старик!
Внезапно посетившая ее мысль, что он вовсе не мерзейший старик, снизошла на нее как успокоение и облегчение. Она улыбнулась и поцеловала его в порыве радости. Он обязательно ей все расскажет — если есть что рассказать,— когда наступит подходящее время. И она
опять его поцеловала.
— Ты что — сексуальная маньячка? — пошутил Карстерс.
— Ну, если у тебя нет никаких иных планов на ближайшие полчаса, то...
— Я говорю не о ближайшем получасе,— возразил красавец миллионер.— Я говорю о перспективе... скажем, о ближайшей неделе или месяце. А вдруг мы несовместимы. Я же много старше тебя. Меня мучают мысли о конфликте поколений.
— Я просто обожаю мужчин, которые говорят гадости и мерзости,— сказала она, притягивая его к себе.
Менее чем в ста ярдах от их постели ее отец разговаривал по телефону — открытым текстом, но с опаской — с человеком в Майами ио имени Ирвинг. По правде говоря, он везде фигурировал как Ирвинг—даже в досье трех федеральных агентств, где хранилась исчерпывающая информация об игральных автоматах и про-чем «игорном оборудовании», которым торговала ком-нания Ирвинга. Основную массу продукции фирмы приобретали казино и игорные заведения, которыми владели компаньоны ну очень неразговорчивого партнера Ирвинга — седовласого государственного мужа по имени Майер, у кого было шестимиллионное состояние, тьма приятелей в мафии и малоприятное криминальное прошлое — оно-то и вынудило его. держать компанию Ирвинга в качестве «крыши» для его, Майера, гешефтов.
Если кому-то из мафии, или из Американской зубоврачебной ассоциации, или из Союза герлскаутов Монреаля — сегодня очень трудно уследить за всеми псевдонимами, за которыми скрывается синдикат организованной преступности Соединенных Штатов,— случилось бы попасть в Парадайз-сити, об этом Ирвинг тотчас бы узнал от Майера, потому что Майер знал всех и обладал феноменальной памятью. Майер к тому же был из тех рассудительных граждан, которые терпеть не могут неприятностей и кровопусканий, размышлял Пикелис, и поэтому он всегда выступал посредником в переговорах по мирному и взаимоприемлемому улаживанию любых разногласий.
Но ни одно из этих соображений вслух произнесено по телефону не было, хотя Пикелис сослался на «определенные неприятности», возникшие у него с «людьми, насколько я могу судить, чужими в нашем городе», на что Ирвинг уверил своего доброго клиента, что «завтра я порасспрошу кого надо и постараюсь узнать, может, кто что и слыхал».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33