— Приятных, сладких сновидений! — лукаво отозвался он.
Глава VI
Я ВСТАВЛЯЮ В МАШИНКУ
(испытываю соблазн написать «селедку», как это сделал бы Джеймс Джойс, снискавший себе подобными выражениями неувядаемую славу у литературных критиков) чистый лист бумаги и пишу рапорт о посещении ресторана «На плотах» и о махинациях Ферды с болоньями двадцать пять лет тому назад. При этом по кабинету расхаживала сердитая уборщица; она вытряхивала окурки из пепельниц и бумажки из корзин в большой полиэтиленовый мешок, который таскала за собой по коридорам, стирала пыль со столов и картотек, прошлась мокрой тряпкой по линолеуму, подмела у меня под ногами — верная примета, что я уже не женюсь,— в то время как я продолжал невозмутимо писать, проворчала что-то о людях, которые тоже заслуживают доброго слова, а затем заперла меня в кабинете. Я вскочил как ужаленный, забарабанил в дверь, заорал.- Спустя некоторое время она отперла. Пусть никто не уверяет меня, будто все произошло случайно. Чертовка знай ухмылялась.
— О, господи,— сказала она.— Это я по привычке. Всегда запираю за собой двери.
Я просматриваю дело, которое обнадеживающе разбухает, от страницы один до страницы сто пятьдесят три — во мы какие писатели! Сто пятьдесят три страницы — это уже целая книжка, которой хватило бы на путешествие поездом из Праги до Прешова или Карловых Вар. Я стараюсь найти ответ на основной вопрос: кто и почему? Убил ли Гуго, которого перестал устраивать его прежний денежный пай, или фарцовщик Коленатый? Или верным было первое предположение Бавора, и убийство это на совести какого-нибудь мазурика, который хотел разжиться деньгами на пропитание, на ром или, как все чаще бывает в последнее время, на наркотики? Не знаю.
На столе Бавора зазвонил телефон.
— Слушаю! Глухий! — говорю я, как всегда полушутя-полусерьезно.
— Алло! — выдохнул женский голос.— Ирена Сладкая, таксистска, была сегодня у вас?
— Зачем ей было приходить к нам? — отвечаю я, потому что ни к чему давать информацию незнакомым лицам— так учит нас майор Бажант.
— Почем я, может, из-за этого убитого, нет? Так знайте, только что ее избили два мужика. И удрали на такси.
— Где это случилось?
— Возле пансионата, где мы живем... где она живет.
— Ага. Ваше имя?
— Я вам сказала — два мужика. Не понимаю, при чем тут я? — отрезала она и повесила трубку.
Набираю номер ресторана «На плотах».
— Слушаю!
— Мне нужен пан директор. Скажите ему, что звонит знакомый, который разговаривал с ним сегодня утром. Глухий моя фамилия. Он в курсе.
Вскоре я слышу в трубке дробный стук шажков, семенящих в такт музыке, доносящейся из усилителя.
— Алло! У телефона Кртечка!
— Старший лейтенант Глухий!
— Да, товарищ. Я помню о нашем разговоре. Ваш человек здесь, такой элегантный пан. Совершенно неприметный, удачный выбор, позвольте заметить. Точно он из министерства торговли, тип у нас весьма распространенный.
— Он умеет преображаться... Вы могли бы позвать его к телефону?
— Конечно! Соблаговолите немного подождать у аппарата!
Опять перестук семенящих шажков. Вскоре — голос Бавора:
— Ну что там опять?
— На проводе Дом, на проводе Дом, капитан. Говорят, ты элегантный господин и спаиваешь балерин шампанским.
— Слушай, Бертик...
— Избили, стало быть, свидетельницу-то нашу,— докладываю я на манер бессмертного образчика 1.
— А, черт! Которую?
— Красавицу пани Такси, что была у нас утром. Ирену Сладкую, если тебе это имя еще что-то говорит. Каких-то два типа, которые потом смылись на такси. Ничего себе каша заваривается, а?
— Не говори. Где это произошло?
— Возле пансионата «Либуша». Дело в том, что она там...
— Ладно, ладно, Бертик. Ты где?
— Где же мне быть? У своего любимого станка. В цеху, ночная смена. Разбираю все эти липовые алиби.
— Добро. Так ты туда подъедешь, да? Утром расскажешь.
— А не мудренее ли утро вечера? — невинно спрашиваю я, хотя знаю, что помчусь к Ирене тотчас. Выказывать же служебное рвение мне не хочется: потом это может выйти боком.
— Нет, ты же сам понимаешь. Это по пути домой, Бертик. Загляни туда, и если что... звякни. До двадцати четырех я здесь, потом — дома. Прошу тебя!
Все-таки порядочный он человек. Вместо того чтобы уговаривать, мог просто рявкнуть: «Выполнять!» — и я бы выполнил, Я кладу трубку, складываю бумаги, запираю их в стальном сейфе для секретных документов, замазываю соответствующее отверстие пластилином, вжимаю в него печатку, запираю ящики стола. Кивком головы прощаюсь с дежурным, бросаю на стойку ключи, сажусь в «Шкоду». Двадцать три ноль-ноль. Говорят, Наполеон спал пять часов в сутки. Этому молодцу во всем везло, по крайней мере до определенного времени.
Через десять минут я стучусь в стеклянные двери пансионата «Лиуша». Во всяком случае, таково название, светящееся над входом. Волоча ноги, к двери подходит бородатый вахтер, подрабатывающий пенсионер. Уж эти-то могли бы образумиться, оттрубил свое — и сиди себе дома!
1 Автор имеет в виду первую строчку «Похождений бравого солдата Швейка во время мировой войны» Я. Гашека, гласящую: «Убили, стало быть, Фердинанда-то нашего»,
Спи, ах, спи сколько хочешь! А потом в саду ковыряйся.
(Правда, когда все будет в наилучшем виде, на сад в связи с расширением микрорайона надвинутся экскаваторы.)
— Что вам угодно? — говорит он неприязненно.
— Добрый вечер! Я вроде как по делу.
— Так, милейший, может сказать каждый. Визиты мужчин после десяти вечера...
Я предъявляю свой жетон. «Орленка», как говорили во времена далекой молодости моего деда.
— Ку что ж, куда деваться,— капитулирует он, отнюдь не придерживаясь правил хорошего тона.— Входите!
Он ведет меня к своей зыгородке, брюзжа, как человек, совесть которого чиста.
— На стене рядом с дверью звонок,— говорит он,— не не было еще случая, чтобы кто-нибудь им воспользовался! .Обязательно нужно стучать по стеклу! Иной раз — даже связкой ключей. Когда-нибудь все это разлетится вдребезги, дыры изобретательно заделают жестью или фанерой, как это у нас водится. И весь лоск насмарку.
Он расположился на своем насесте. Постучал указательным пальцем по телефону.
— Так кого сегодня? — спросил он так, будто подобные визиты здесь в порядке вещей.
— Ирену Сладкую.
— Ее нет. Какие будут еще пожелания?
Этот старый хрыч явно издевается надо мной. Я опираюсь руками на его конторку и качаю головой.
— Позавчера вы уже пудрили мне мозги,— говорю я с упреком,— я позвонил вам рано утром и спросил пани Сладкую. Вы мне сказали, что она спит. А на самом деле ее не было дома.
Он криво усмехнулся.
— Я вам сказал не так. Кто-то позвонил и наглым тоном затребовал пани Сладкую. Я ответил, что она всю ночь на работе. Из этого вы, очевидно, заключили, что она уже дома спит крепким сном, тогда как дома ее не было.
— Смотрите, как здорово у вас получается! — похвалил я старика.— А она между тем была со своим другом здесь, так ведь?
Вахтер заерзал на стуле.
— Вы устанавливаете алиби или вас снедает любопытство?
— Устанавливаю алиби. Раз уж вы об этом заговорили, отвечаю: алиби.
— В таком случае могу засвидетельствовать, что она привела гостя еще до полуночи. Хотя это и не положено, но в данном случае я посмотрел сквозь пальцы. Вы представить себе не можете, как одиноко живут здесь некоторые наши дамы! К тому же это первый раз, так что...
— До скольки?
— Они были здесь? Ушли около шести. Я им позвонил.
Я воздержался от комментариев насчет того, что подобные звоночки весьма напоминают мне парижские нравы, о которых, впрочем, я знаю лишь по литературе.
— Неплохо устроилась. А теперь — к делу. Я слышал, вчера вечером у вас тут была небольшая потасовка?
Старик снова вспыхнул, словно я покушался на честь его любимой дочери.
— Простите, но драк здесь не бывает! Между прочим, здесь живут порядочные женщины! Не обижайтесь, любезный, но у вас больно длинные уши. Кто вообще вам это сказал, такую чушь?
— Ну зачем же так, папаша! Готов поклясться, что и вы участвовали в драке. Губы у вас что у мавра.
— Это? — Старик проводит пальцами по распухшим, посиневшим губам.— Это у меня — ой с каких пор.— И он машет рукой.
Вероятно, я должен понимать это так, будто физиономия у него расквашена со времен памятной битвы на Пьяве. Я хмурюсь. Старика это не пугает. Да и откуда взяться грозному выражению на лице человека, который уже восемнадцать часов на ногах?! Ничего не остается, как попробовать по-хорошему.
— Не станем же мы портить такой хороший вечер,— говорю я.— Я бы уже не прочь отправиться на боковую, ведь я сегодня с половины шестого на ногах. А что здесь была стычка — это мне в точности известно.
В конце концов он рассказывает мне все, что знает. Нашу свидетельницу подстерегали двое и сразу же на нее набросились. Не вмешайся отважный старикан и дамы из пансионата, ее не иначе как забили бы до смерти. Но защитников сбежалось столько, что «герои» дали драла. Старик, по его словам, сразу же хотел нам позвонить, но Ирена ему запретила. Мол, сама все уладит.
— Так что мне придется ее разыскать,— вздыхаю я.— Где она сейчас может быть?
1 Река на севере Италии, на которой в июне 1918 года было остановлено продвижение австро-венгерской армии.
Он пожимает плечами. Говорит:
— Понятия не имею. Может, ездит, она ведь, как я уже говорил, таксистка. И часто работает по ночам. Дело в том, что ночью самый большой улов. Хотя, с другой стороны, для женщины...
Я звонка в диспетчерскую таксопарка. Прошу дать мне сведения.
— Эдак каждый начнет звонить,— протестуют там, когда я объясняю, что мне надо.
— Ну хорошо. У меня нет ни времени, ни желания с вами препираться, да у вас, собственно, и право на это есть. Мы сделаем иначе. Вызовите ее по рации. Мне нужно, чтобы она приехала в пансионат, где живет, или хотя бы позвонила туда. Я сижу в вахтерке, моя фамилия Глухий, старший лейтенант. Она знает. На худой конец мне необходимо выяснить, где ее можно в ближайшее время застать, я сам туда подъеду. Когда что-нибудь разузнаете, позвоните в управление — все, что мне нужно, я узнаю от них.
— Хорошо, я вам верю. Позвоню прямо вам. А у вас есть какие-нибудь новости... насчет убийства нашего...
— Неужели ВЫ думаете, что я стану распространяться об этом по телефону?
— Ну, за спрос деньги не берут,— сказала диспетчерша и повесила трубку.
Сидим ждем. Я достаю пачку сигарет, придвигаю ее к вахтеру. Вовремя предложенная сигарета способна творить чудеса. Но старик качает головой. Немного погодя откуда-то извлекает для меня пепельницу. Вероятно, мой страдальческий вид вызвал у него жалость. Он хлопочет в своей вахтерке, ставит на перегородку алюминиевую кружку и наливает из термоса кофе.
— Выпейте, кофе хороший!
— Спасибо, но я сегодня уже раз шесть, не меньше, пил кофе. Скорее, надо бы как следует выспаться.
— Выпейте, выпейте! Кто знает, как долго еще придется ждать!
Из старика наконец проклюнулся вполне симпатичный человек. Никогда нельзя доверяться первому впечатлению. Мы разговариваем о разных разностях. Кто-то стучит по стеклу, и дед идет открывать. Две хорошенькие хохотушки в расцвете лет (с моей точки зрения, то есть около тридцати) проходят к лифту. Одна из них шаловливо дергает старика за бороду.
Вскоре позвонил телефон. Я хотел было взять трубку, но старик меня опередил. Что ж, он прав. Ведь хозяин здесь он.
— Алло! Пансионат «Либуша»,— важно произносит он.— Минутку, передаю трубку. Это вас!
— Говорят из диспетчерской такси. Мы пробовали вызвать Сладкую по рации, но она на связь не выходит. Не отзывается. Никто не знает, где она может быть.
— Черт! Хорошо, спасибо!
— Не за что. Попробовать еще?
— Будьте так добры,— говорю я и кладу трубку.
— Так что же мы имеем, старина,— обращаюсь я к вахтеру.— Для ясности подведем итог. У нас есть свидетельница по делу об особо тяжком преступлении, выражаясь нашим языком. Утром она давала нам показания. Вечером на нее было совершено нападение, она сказала, что все уладит сама, уехала, и теперь о ней ни слуху ни духу. Что из всего этого вытекает? Если вы сказали все, что вам известно, то мне не остается ничего другого, как объявить о розыске пани Сладкой. Что вы на это скажете?
Старик откашлялся. Потеребил бородку.
— Пани Сладкая, я точно не знаю, но вроде как поехала к одному знакомому. И если я правильно понял, то она там немного задержится. Я даже полагаю, что на всю ночь. Вы" должны меня понять, такие вещи не рассказывают первому встречному.
—- Я так и думал, что вы знаете больше. А не знаете ли вы случайно адреса этого красавца? Старик сжимает свои рассеченные губы.
— Нет! — произносит он излишне громко.
Он уже снова мне лжет, я это вижу. Ну, да ладно, если наша свидетельница в безопасном месте, ничто больше не мешает мне наконец-то отправиться на боковую. На все остальное будет время завтра.
СЛЕДУЯ СОВЕТУ НАШЕГО ДОКТОРА, я выпиваю чашку теплого молока. Ох уж эти женщины, и дают же они мне прикурить! «Вы даже не представляете, как одиноко живут здесь наши дамы»,— внушал мне этот чудила вахтер. Как же, теперь я вижу! Позавчера друг в пансионате, сегодня — с другим в его доме. Против такого одиночества и я бы не возражал! Напрасно ты нацеливаешься, Бертик, Ирена Сладкая такая же эмансипированная женщина, как и все остальные. Лучше и думать о ней забудь!
Я вымыл чашку, и когда уже вытер ее полотенцем — ни раньше, ни позже,— у нее отламывается ручка. Ну вот, пожалуйста! Последний предмет из нашего первого сервиза. Кто-то сказал, что все на свете проходит через семилетние циклы, через семь лет все снова обновляется. Солнечная активность, сдвиги в земной коре, все клетки в организме. И вот чашек, извольте видеть, как не бывало.
Моя бывшая жена Гана, как то и пристало кокетливой молодой даме, заботилась об одежде (мы, армейские люди, сказали бы — об обмундировании). Она то и дело приобретала для себя какую-нибудь обнову. Зато в мастерской у нее жуткое убожество. Алюминиевая кастрюлька, которой она кипятила воду для чая, две стеклянные банки из-под джема, из которых она пила, да бабушкина кружка, расписанная веточками черешни, пухлая очаровашка, разумеется, с трещиной, склеенная эпоксидным клеем и нее равно протекающая,— после нее на столе оставались белые разводы. Вот и вся ее кухонная утварь. Поэтому в первые дни нашего знакомства я принес шесть чашек шесть блюдец с голубым узором.
— Это мне?
— Нет. Это нам обоим.
— Какая-нибудь чепуховина, Тики, да?
— Ну, может, кто сочтет это чепухой, но мне кажется, что это практично и красиво.
— Чашки? — изумилась она, развернув пакет.
Но нет, «развернув» — это не то слово. Надо было видеть, почувствовать, с каким нетерпением она разрывала бумагу, когда извлекала какой-нибудь подарок. Как умела она разодрать упаковку длинными острыми ногтями.
— Ну да, чашки. Я люблю пить кофе из красивых чашек.
— Так давай сразу и заварим. Но ты зря тратишься на зряшные вещи, Тики. Нам гораздо нужнее новая плитка.
Ее старая электроплитка, вся покрытая жиром, ударяла током. Иногда плитка упрямилась и не нагревалась, пока ее не встряхнут хорошенько, чтоб. она поняла, кто из нас господин. Я незаметно унес ее и купил новую, Гана позволила обхитрить себя, как малый ребенок.
— Опять ты тратил деньги?
— Да нет. Я отнес ее к одному знакомому починить. Заодно он протер ее керосином.
— А я была уверена, что это новая!
Гана в принципе была против того, чтобы средства, предназначенные исключительно для новых нарядов, косметики, ужинов в ресторанах, для вина, тратились неразумно. Разумеется, все переменилось, когда мы получили новую квартиру и возникла необходимость обставить ее.
224 Когда я назвал сумму моих сбережений, она возликовала. Всюду, где у нее хватало смелости, Гана брала аванс под новые иллюстрации и вдобавок взяла ссуду; в конце концов она превратила квартиру в оранжерею.
Но не будем отклоняться в сторону: первую чашку я разбил, когда она впервые не явилась ночью домой.
— Ты здесь, Тики? А я-то, глупая, думала, что ты еще на сборах, и поэтому не спешила! Мне без тебя так грустно. Я ночевала у Петры.
— Прекрасно.
— Знаешь, она сидит дома одна с маленьким ребенком, тоже ничего не видит. Мы устроили девичник. Думаю, нам надо бы к ней зайти как-нибудь вдвоем.
— Отлично, и больше об этом не говори.
При этом я, святая простота, прекрасно знал, где она была. Она провела ночь у художественного редактора издательства «Прорыв». Как я это узнал? Элементарно, как говорил один мой знакомый романист (иногда я просто поражаюсь тому, сколько их у нас, этих романистов). Мне позвонил приятель Микеш, у которого было ночное дежурство.
— Слушай, Ада, что происходит? Твоя колымага стоит на Гаруновой улице прямо на пешеходном переходе. Ее уже собираются отбуксировать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31