А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Чтоб ее черт побрал! Надо будет как можно скорее от нее избавиться. Очаровательный гаденыш превратился в змею.
В половине одиннадцатого притащился директор.
— Собственно, в этой суматохе у нас не было времени даже словом перемолвиться. О перспективах предприятия, о ваших перспективах.
— Пожалуйста, проходите! Присаживайтесь... Юдита умоляла меня последить за...
— Вы знакомы с Юдитой? Моей женой?
, — Конечно. Она сказала мне: «Главное —обрати внимание, чтобы...»
Пятясь, он вышел из номера. «Юдита! — горевал он про себя.— Безумно ревнивая и вообще. Устраивает сцейу за сценой. А развод... Гм, наверху это не очень-то приветствуется. Отнюдь нет. Если не умеешь навести порядок в
семейной жизни — кто поручится, что ты сможешь навести порядок на предприятии. Еще счастье, что она проговорилась, пока я ничего не начал, счастье, что мне удалось это из нее вытянуть».
Шофер явился последним. С ним разговор был еще короче и к тому же через дверь.
— Я подумал, что вам здесь одной тошно. Что вы умираете от скуки. Разве эти наши старикашки могут вас развлечь, а?
— К вашему сведению, они очень занятны! Директор как раз побежал за следующей бутылкой. Вы его не встретили на лестнице?
— Это можно было предположить,— с кривой ухмылкой сказал шофер и повернулся на каблуке.— Привет ему от меня!
В тот год, когда Ирена была объявлена самой красивой девушкой в крае, она каждый вечер ложилась спать в одиночестве.
В ОДИНОЧЕСТВЕ, Л ЗЛ ОКНОМ ИДЕТ ДОЖДЬ, в одиночестве, а за окном прекрасная погода. «Верно, мне уже не удастся снова выйти замуж,— думает Ирена,—потому что девчонка, которую угораздило родиться красивой, котируется не слишком-то высоко, мужчина предпочитает менее выигрышную, но с которой ему будет спокойнее. Ну а середнячок не нужен мне. Одиночество, пора себе в этом признаться, хотя звучит это ужасно. Особенно в дождь. Одиночество. Но упаси боже, только не в пансионате! Только не здесь, среди всех этих женщин. Если уж мне суждено жить одной, так уж лучше среди нормальных людей. В собственной квартире.
Нет, это несерьезно! Разве что забеременеть. Крайний срок. Позднее уже будет рискованно. Деньги.
Да вот только есть одно неприятное постановление — виновен не только тот, кто берет, но и тот, кто дает. Деньги— да, взятка — нет. Надо купить квартиру. Кооперативную. В полную собственность. Дом».
Ирена натягивает водолазку, штаны и отправляется работать. В большинстве случаев она предпочитает вечер, но сегодня идет дождь. Сегодня о такси будут мечтать даже те, кто обычно терпеливо ждет трамвая или автобуса. Ездить, ездить, ездить. Позондировать почву насчет кооперативных квартир. Зарабатывать. Марш!
ОНА ОТДАЕТ КЛЮЧИ НА ВАХТЕ ДНЕВНОЙ ДЕЖУРНОЙ,
стремглав летит через площадку для стоянки, трогается с места. Через пятьсот метров — первая рука.
— Барышня!
— Добрый день!
— Я промокла до нитки. Как хорошо, что вы остановились. Ну и денек! Да еще этот кошмар, да?
-— Какой кошмар?
— Вы ничего не знаете? В Праге бесчинствует бандит. Он убивает женщин. Уже пятерых убил, как я слышала.
— Вы случайно не знаете, что нужно, чтобы купить кооперативную квартиру? — спрашивает Ирена.
— Нет, этого я не знаю. У нас государственная. Наверное, это какой-нибудь маньяк. Видели бы вы улицы вчера вечером! Город будто вымер! Но вам-то бояться нечего. Говорят, что вы ездите с револьвером, это правда?
Ирена протягивает руку и открывает дверцу полочки Там лежат темные очки и план города.
— Господи боже, а что, если он как раз вас и остановит? Я не согласилась бы здесь работать ни за какие тысячи, которые вам платят! Вот здесь, хорошо, остановитесь! Вечером лучше не ездите, пока его не поймают!
НА СТОЯНКЕ У ЦЕНТРАЛЬНОГО ВОКЗАЛА
восемь машин, водители собрались в кружок, поджидая
прибытия международного поезда.
— Привет! — здоровается Ирена.
— Салют, пижонка. Только тебя нам и не хватало!
— Почему?
— Женщина и тайна? Мы кое-что обмозговываем.
— У Ферды вот вчера были гонки. Расскажи, Ферда!
Тонда Ферецкий, которого обычно называют Ферда, высокий мужчина с испитой волчьей физиономией. Он носит кожаную куртку, как у мотогонщиков. Слывет мастаком по части виражей, когда-то он работал на мототреке и там подглядел кое-какие трюки, каковыми пользуется и по сей день. Молодежь из автопарка смотрит на него с благоговением, потому как Ферда умеет найти выход из любого затруднительного положения, которыми чревата работа таксиста. Кому-то, кто не пожелал рассчитаться, Ферда профессионально своротил скулу. До сих пор рассказывают историю, случившуюся пять лет тому назад. Бывает, молодая пассажирка, следя за тем, как скачут, возрастая, цифры на счетчике, начинает сожалеть о том, что опрометчиво подняла руку навстречу машине. Случается, такая пассажирка явно предпочитает расплатиться, так сказать, натурой. И бывает, молодые водители попадаются на эту удочку, но более опытные знают; потерять в подобной ситуации можно больше, чем приобрести. Теряется выручка и два часа времени, сулящие верный заработок, поскольку как раз закрываются распивочные и бары.
Так вот, Ферда кивнул в знак согласия и пошел с девицей, а когда дело было сделано, протянул руку и неумолимо произнес:
— Тридцать пять крон пятьдесят геллеров. Это уже с большой скидкой, но порядок есть порядок.
— Какое хамство! Мы только что с тобой...
— Это была любовь с первого взгляда, материальная сторона тут ни при чем. А иначе, голуба, это было бы проституцией. Ах вот оно как! Теперь я даже думаю, не пойти ли заявить на тебя! Серьезно, пойду и заявлю!
Есть у Ферды и еще одна специализация, превыше всего ценимая среди профессионалов: Ферда умеет долбануть. У вас ржавеет кузов, а механик утверждает, что кузов хоть куда! Дайте Ферде тысячу, остальное уже не ваша забота. Он так отделает вашу машину, что вам не только тут же дадут новый кузов, но начнут поговаривать о том, что вам надо бы выделить новую машину, То в вас врежется автомобиль и уедет, прежде чем вы успеете записать номер, то из-за разлитого на шоссе масла вашу машину развернет прямо на дерево — можете взглянуть, там до сих пор пятно! Вам откажут тормоза, с идущего навстречу грузовика вам на крышу свалится ящик с пивом, что тут можно было сделать? Не сами же вы сбросили себе на голову ящик!
Со сколькими неизвестными (в математическом смысле слова) вам приходится сталкиваться на улице! Но бухгалтерию парка все эти обстоятельства совершенно не интересуют. Выкручивайтесь как знаете, но за месяц вы должны наездить с пассажиром четыре тысячи километров. Бери откуда хочешь, но в последний день месяца вынь да положь восемь тысяч крон вот на эту руку, которая тебя кормит и поит; после вычетов получишь зарплату — две тысячи крон. За бензин заплатишь из собственного кармана — и наше вам с кисточкой! Когда бы вы ни говорили с таксистами, у вас создается впечатление, что никто на свете не находится в более плачевном положении, чем они. Самая никудышная профессия. Одним словом, хуже быть не может. А вот поди ж ты, оказывается — может.
— Съезжаю вчера вечером к стоянке на Кларове,— говорит Ферда,— ошиваются там трое. Думаю, порядок, последняя поездка — и айда на боковую. Как бы не так! Останавливаюсь на красный свет. Не успеваю тронуться с места, как из-за угла вылетает левак и подсаживает их. Не вам говорить, как это делается. «Вас подвезти? Прошу! Садитесь! Сколько это будет стоить? Сколько дадите». Остальные шоферы недовольно кивают головами. По городу разъезжают частники, отбивают у нас хлеб, а главное — цены сбивают. Леваку незачем прикрывать счетчик декоративной пахучей елочкой, потому как счетчика у него нет. Ему нет надобности шевелить губами, подсчитывая в уме, сколько накинуть (ввиду очередного повышения тарифа, которое, того и гляди, лишит нас последнего пассажи^ ра, помяните мое слово!). У него нет заранее заготовленной, производящей на редкость убедительное впечатление, таблички в полиэтиленовом пакете, в которую он мог бы заглянуть и сказать: «С вас семьдесят четыре кроны!» Левак должен всегда сказать свое «Сколько дадите», и разве найдется такой дурак, который станет платить пятьдесят крон, когда левак отвезет его за тридцать?
— Надеюсь, ты ему намял бока, подонку?
— Я сел ему на хвост. Но представь себе, как повезло этому ублюдку! Снова передо мной красный, а когда я проехал на красный, меня прижала к поребрику «скорая». И тот ушел. Это был зеленый «Вартбург», тарахтелка. Номер начинается с букв АНА, остальное я не разобрал. Мужик здоровый такой, усатый. Я поспрошал у других ребят, говорят, видели его не раз.
— Надо его застукать.
— Вот и я про то же. Кто-то там всегда должен быть на стреме. А потом скликать всех по рации.
— Какой установим пароль?
— Ну... «Мне плохо. Кажется, я теряю сознание. Еду вверх по Ечной, Есть кто-нибудь поблизости?»
— Порядок. А когда его заарканим...
— Устроим темную.
Экзекуция, которую он долго не забудет, думает Ирена. Неисправимые кретины эти мужики. Достаточно было бы тому сказать: «У нас записан твой номер, приятель. Так что наша встреча, полагаю, была последней. Ты, конечно, понимаешь — твой номер сообщен всем нашим. И если мы тебя еще застанем за этим занятием, то пеняй на себя...»
Но вместо этого они его измордуют. Разобьют фары и выбьют сигнальные огни. А возможно, расколошматят вдребезги и лобовое стекло — иди жалуйся господу богу!
Чего они этим добьются? Левак об этом никому не сообщит. Чтобы вернуть стоимость ремонта, он вновь пустится IIа промысел. А на случай, если его засекут снова, он прихватит с собой дубинку. У всех у них мысли идут в одном направлении. Подначки, которыми обменяются солдаты на границе между соседними странами, заканчиваются кровавой бойней, тысячи лет мы наблюдаем бесплодность подобных действий, но ничего не меняется. Этих мужиков следовало бы упразднить, что ли.
— Киса, валяй на заработки.
— Как, ведь я приехала последней!
— Езжай! Нам тут надо еще кое-что обмозговать,-— говорит Ферда.
ИЗ ОБЛАКА ПАРА ВЫНЫРИВАЕТ ГОЛОВА,
словно голова господа бога, решившего глянуть на своих
овечек, коих сорок лет водил по пустыне.
— Одно пресо! — с довольным видом восклицает Петр, одетый в свою неизменную красную курточку.— Сегодня ты что-то погрустнела. Уж не испугалась ли и ты этого душегуба?
— Ни о чем другом на улице и не услышишь,— сказала Ирена, закуривая сигарету.— Говорят, будто этот маньяк дал себе зарок убить сорок женщин.
— Не знаю как женщин, а нас он доконает! Посмотри: всего десять вечера, а у меня уже почти никого, остаемся без выручки.
— У меня проблема в другом,— вздыхает Ирена,— огромная проблема.
— Да ну? Я жду не дождусь, когда же наконец у моей маленькой Иренки возникнут какие-нибудь проблемы! И я сразу тут как тут — рыцарь без страха и упрека, и... в чем загвоздка? Выкладывай!
— Я бы хотела обзавестись собственной квартирой.
— Да, это проблема ничего себе,— согласился Петр.—-Уф проблемка! — И он с озабоченным видом отирает салфеткой лоб, словно бы от сложности затронутого вопроса его бросило в жар.
— Денег на кооперативную квартиру у меня хватит. Вся беда в том, что поди знай, сколько лет придется ее ждать.
— Тебе известны условия, хотя бы приблизительно?
— Нет.
— Обрати свои мысленные взоры к футбольному матчу, надеюсь, ты видела футбол, хотя бы по телевизору?
Я всегда жду не дождусь того момента, когда комментатор скажет таким отчаянным тоном: «Не забьешь — забьют тебе!», «Не дашь — получишь сам!» Так вот, должен тебе, во-первых, сказать, что футбол — это игра, а жизнь есть жизнь. Нечто совершенно другое.
— Согласна.
— Противоположное.
— В каком смысле?
— Не дашь — не получишь. Ясно? В принципе ничего невозможного нет.
— Но я бы не рискнула кому-то предлагать...
— Это возьмет на себя твой лучший друг, божественный Петя! Только не думай, что мы тут чудесники-кудесники! Полгода, а то и год надо будет подождать.
— Сколько с меня приходится? — говорит Ирена, взволнованная такой перспективой.
— С тебя честнейшему Пете? Никогда и нисколько! С тебя нисколько! Зато, когда дело будет в шляпе, я стану первым, кого ты позовешь к себе!
— По рукам.
УЛИЦЫ СЛОВНО ВЫМЕРЛИ,
на каждом углу патрули. Неужели слухи действительно имеют под собой почву? Дождь все льет, за лобовым стеклом урчат «дворники». Какой смысл ездить по пустынным улицам? Если за смену вы наездите две сотни километров с пассажиром (без пассажира километры не в счет), значит, за месяц у вас выйдет двадцать рабочих дней. Если же вы наездите всего сто пятьдесят, то вам придется работать все тридцать дней. Ну а если и того меньше, то надставляйте месяц как знаете или доплачивайте из собственного кармана (это уже ваше личное дело) — ничего другого вам не остается.
Ирена заносит сегодняшний день в графу убытков. А поскольку она не ездила и вчера, то, значит, в конце месяца придется изрядно попотеть. Конец месяца грозит провалом, впрочем необязательно. У некоторых водителей к концу месяца километры накатаны, и они вообще не выезжают. На улицах машин меньше и, следовательно, шансов больше. Другие же прохлаждаются в начале месяца и наверстывают в конце. Так на так и приходится. Но как бы там ни было, сегодняшний день уже насмарку. Он потерян. Единственный светлый луч — дружеское расположение метрдотеля Петра.
Да, но вы, конечно, догадываетесь, каким образом за-
хочет он, чтобы с ним расплатились? Так ли уж светел этот луч света, чтобы...
— Да, да! Пожалуйста! Ведь для того я и здесь! Она подъезжает к одетому во все иностранное красавцу, который прикрывает голову портфелем.
— Отлично, вот это удача! Знаете, где винный ресторан «На плотах»?
— Конечно.
— Вот туда.
Он молчит. Ежится под промокшим пиджачком. Отирает носовым платком шею. Из рукава итальянской сорочки, что сурок из норы, выглядывает рука, покрытая татуировкой с китайским орнаментом. Хвост дракона, обозначенный красными и синими точками. Щеголь натягивает рукав, хмурится. Стыдится грехов молодости. За поездку вместо тридцати крон платит пятьдесят и машет рукой:
— Мы в расчете!
Так что деньги для того, чтобы снять татуировку, у него нашлись бы, думает Ирена. Ох уж эти мужики! Им никогда не приходят в голову самые простые вещи.
Я ВЕСЕЛО МАШУ ЕЙ
со своего места за конторкой, Ирена влетает в стеклянную
дверь, отряхивается, как мокрый щенок.
— Дядюшка, там сущий ад!
— Дама,— говорю я строго,— доставьте мне удовольствие и кое-что обещайте.
— Все что угодно, дядюшка Саройян!
— Ближайшие два дня ездить только днем.
— А! Так, значит, все это правда?
— Посмотрите, что делается на этажах. Все заперлись на сто оборотов* а если какой-нибудь даме нужно пойти па кухню, так ее сопровождают еще две.
— Дядюшка, да у вас пистолет! Его у вас никогда не было!
— Вот так, девочка, мы на осадном положении. Поэтому будь добра, сделай то, о чем я тебя прошу, и по ночам не шастай! Его скоро поймают.
Примчалась запыхавшаяся от быстрого бега Львица, держа наготове ключи.
— Ты дома, слава богу! — бросается она к Ирене.—Я думала, спячу от страха! В Праге объявился какой-то сумасшедший. Говорят, он уже убил восемь женщин! Боже правый! (Это она увидела оружие, которым снабдила меня дирекция пансионата, впрочем без патронов.) Так это не враки! Завтра меня ни за какие коврижки не заставят выйти на работу!
— Я тебя подвезу,— говорит Ирена, всегда готовая прийти на помощь.
Глава VII
БЫЛО ВОСКРЕСЕНЬЕ, И В ПРАГЕ
светило солнце. В пансионате «Либуша» царила паника. Женщины постарше и молодые девушки роились в вестибюле, сплачиваясь в дружины, и только после того, как среди них появлялась какая-нибудь предводительница, более энергичная, чем остальные, решались на бросок к трамвайной остановке. С чувством огромного облегчения следили они за моими манипуляциями с кухонным окном на втором этаже: я перекрывал доступ внутрь по пожарной лестнице — просверлил отверстия в оконных переплетах и накрепко притянул их винтами к раме. Я вновь и вновь прохаживался по коридорам и тщательно обследовал каждый закуток. И хотя я отнюдь не тщеславен и не падок на лесть, все же в те дни мне было приятно слышать: «Слава богу, здесь есть мужчина! Все же с мужчиной как-то надежнее!»
Был объявлен розыск преступника, ставший самой крупной сыскной операцией в истории. Через несколько дней насильник оказался за решеткой. Слухи приписывали ему убийство одиннадцати женщин и еще большее количество неудавшихся попыток; больницы, по сведениям, имевшимся в распоряжении обитательниц нашего пансионата, были забиты юными созданиями женского пола, за жизнь которых шла борьба.
После публикации сообщения о том, что страхи уже излишни, массовые перебежки к трамваю все же продолжались еще несколько дней, а затем прекратились, боязнь иссякла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31