— А у меня гости.
— Я сейчас от Камоледдина Махдума, он просил вас передать Алимходже и ака Махсуму, чтобы они сразу же пришли к нему. Какое-то срочное дело.
— Алимходжа как раз здесь. Зайди и скажи сам.
— Нет, нет, я не зайду, у меня еще дела.
— А плов как же?
— Вот вернусь...
Асо вышел на улицу, ювелир закрыл за ним ворота и вернулся в дом. Гости были заняты приготовлением плова: кто резал морковь, кто чистил рис, кто перебирал изюм.
Здесь был Алимходжа, один из крупнейших ученых Бухары. Много лет провел он в Аравии, Индии и Афганистане. Там он изучал медицину, философию, вернулся на родину образованным врачом. В Бухаре Алимходжа постепенно сблизился с ювелиром, с Камоледдином Махдумом и его друзьями. Был он человеком передовым, много думал о судьбах своего народа, мечтал о просвещении, о прогрессе.
Рядом с ним чистил морковь Анвар-джан -- известный в городе каллиграф. Он писал стихи под псевдонимом Котиб. Дружба его с ювелиром отчасти основывалась на близости профессий: ювелир работает с золотом и серебром, а каллиграф — с золотом и эмалью.
Были здесь еще мастера по выделке кожи кори Шариф и Вафо-джан, специалист по каракулю.
— Кто приходил? — спросил Алимходжа ювелира.
— Асо, водонос. Камоледдин Махдум просил вас срочно зайти к нему. Я сказал, что вы придете после плова.
— Очень хорошо,— сказал Анвар-джан.— Что у него там может быть срочного?
Еще одна партия в шахматы?
— Да нет,— возразил Алимходжа,— видно, что-нибудь серьезное, иначе он не стал бы специально за мной посылать. Но все равно, пока плов не будет готов, никуда не пойду.
— Не понимаю я Камоледдина Махдума,— заметил Вафо-джан.— Кто его заставляет называться джадидом и заниматься совсем неподходящими для него делами?
— Это своего рода сделка,— сказал ювелир.
— Да, сделка,— вздохнул Анвар-джан,— которую человеку приходится заключать со своей совестью. Когда чаша переполнится и забурлит, все, что находилось на дне, приходит в движение, всплывает наверх, а то, что наверху, идет ко дну. Так и с людским обществом: когда оно волнуется, появляются камоледдины и люди, подобные им.
Все молча слушали Анвар-джана, продолжая заниматься своим делом.
— Но стоит волнению усилиться и превратиться в бурю, камоледдины или погибнут, или спрячутся в кусты, чтобы спокойно ее переждать и вновь опуститься на дно.
— Но все же младобухарцы делают доброе дело, заметил кори Шариф.
— Правильно,— согласился Алимходжа,— сейчас самое главное — разбудить народ, приобщить его к культуре, научить хотя бы читать и писать.
— Приобщить к культуре,— горько усмехнулся Вафо-джан.— Да людей надо сначала накормить! Найдите раньше способ увеличить урожаи, дайте воды, на пересохшие земли дехкан, оденьте оборванных детей, вылечите их от болезней, а потом можете разглагольствовать об образовании, о культуре...
— Это дело государства! — продолжая какой-то давнишний спор, возразил Анвар-джан.— Этим должны заниматься эмир, кушбеги, об этом должны заботиться власти, столпы государства.
— Столпы государства... — иронически повторил Вафо-джан.
Его прервал громкий, требовательный звонок. Все замолчали. Ювелир быстро поднялся и пошел открывать. У ворот стоял девонбеги. Это был толстый, неповоротливый мужчина с огромным животом и короткой шеей. Длинная черная борода, казалось, начиналась у самых глаз. За ним стояло еще несколько человек.
— А, Тахир-джан,— забасил он, бесцеремонно входя во двор.— Чего это ты днем запираешься, боишься, что ли, кого?
— Времена теперь неспокойные,— ответил ювелир.— Вы изволили прийти за...
— Да, да, угадали,— прервал его девонбеги.— Эй, Гафур, пошли?
— В доме гости,— осторожно, чтобы не обидеть девонбеги, сказал ювелир.— Я вам сейчас сам вынесу.
— Это еще что? — засмеялся девонбеги.— Оймулло в гареме, так ты, никак, к себе женщину привел? — И, продолжая громко смеяться, зашагал во внутренний двор. За ним шел его слуга, еще более устрашающего вида, чем сам девонбеги.
Встревоженный ювелир последовал за ним. Он прекрасно знал, что девонбеги нахальнее самого миршаба, и боялся, как бы он не устроил в его доме при гостях какого-нибудь скандала.
Действительно, увидев приготовления к плову, девонбеги громко воскликнул:
— Ого, да здесь, оказывается, плов готовят! Что ж ты молчал, Тахир-джан! Ай, скупец! А ну, Гафур, пойди позови сюда моих джигитов, посидим, поболтаем, пока плов сварится. Только смотри, Тахир-джан, рису засыпай больше, нас человек пять-шесть, и аппетитом нас бог не обидел.
Гости растерянно смотрели на него. Ювелир ничего не ответил, прошел в каморку и вынес завернутую в кисею и белую бумагу корону Пошшобиби.
— Вы уж меня извините,— вежливо, не повышая голоса, сказал он девонбеги, протягивая ему корону.— Сейчас вам нужно выполнить свои обязанности и отнести корону в Арк. А завтра, если, даст бог, все будет благополучно, приходите, плов за нами.
— Ах, вот как ты со мной разговариваешь! — схватил ювелира за ворот взбешенный девонбеги.— Ты меня из дома гонишь? Вместо того чтобы возблагодарить аллаха за то, что мы оказываем твоему дому такую честь, ты...
— У меня гости,— твердо сказал ювелир.
— Ах, у тебя гости! — наливаясь злостью, закричал девонбеги. Вскочив с места, он яростно бил нагайкой по голенищу.
Слуга Гафур, который уже успел привести своих товарищей, подошел к девонбеги и что-то тихо сказал своему господину. Тот кивнул и повернулся к ювелиру:
— Нет, мой милый, нас не проведешь. Это у тебя не гости, это... это собрание джадидов! А иначе зачем бы тебе держать ворота на замке? Зачем прогонять меня? А? Ишь как побледнел!
— Взгляните-ка на них! — сказал Алимходжа Вафо-джану.— Стоило только не пригласить их на плов, и они сразу вас записали в джадиды.
— Заткнись, собака! — заорал на него девонбеги.— Думаешь, если ты ученый, так тебе все дозволено! Вот прикажу сейчас моим молодцам связать вас и всех засажу в тюрьму.
— А ну, потише, господин девонбеги! — вышел из себя ювелир.— Не для того сидел я целую неделкх над короной светлейшей Пошшобиби, чтобы меня в моем собственном доме оскорбляли.
Знайте, что... Он не успел договорить, как за дверью раздался голос Фирузы:
— Дядюшка Тахир-джан, Оймулло просила узнать, не учинил ли этот грубиян девонбеги в ее доме скандал?
У девонбеги от злости чуть не вылезли глаза, и он бросился к двери, чтобы избить нахалку, но его удержал Гафур. Он часто стоял на карауле у ворот гарема и узнал Фирузу по голосу.
— Их светлость Пошшобиби велели, чтобы Оймулло сходила домой и узнала, в чем там дело, почему не несут до сих пор их корону,— снова послышался из-за двери голос Фирузы.— Они сказали: Я хорошо знаю грубость девонбеги, но если он только осмелится оскорбить чем-нибудь моего мастера или хотя бы повысить на него голос, скажите мне, я так его отделаю, что он всю жизнь будет помнить.
Девонбеги побледнел, ноги у него задрожали, он прислонился к стене и умоляюще посмотрел на Гафура.
— О, мы знаем, как великодушна и милостива их светлость Пошшобиби,— громко произнес Гафур, не растерявшись.— Никакого скандала нет, просто здесь немного пошутили.
— Да, да, конечно, это была шутка,— заикаясь, пробормотал девонбеги.— Передай, пожалуйста, Оймулло, что мы только хотели немного посмеяться... Ну а если мы в чем провинились, то просим извинения... Ну, приятно вам оставаться, дай бог вам хорошего аппетита. Мы пошли...
Гафур вышел первым, за ним побрели его растерянные и испуганные дружки, шествие замыкал девонбеги. Проходя мимо Фирузы, стоявшей у двери в парандже, он остановился и, пытаясь выдавить на своем лице улыбку, еще раз заискивающе повторил:
— Так уж ты передай, пожалуйста, Оймулло, что мы пошутили.
— Если вы еще хоть раз попробуете так пошутить, то я все расскажу их светлости Пошшобиби. Так и тетушка караулбеги приказали. Ну ладно, несите быстрее, а то как бы мне еще за вас не попало.
— Сию минуту все будет исполнено,— подобострастно ответил девонбеги и вышел на улицу.
Мужчины долго молчали, и только после того, как Фируза закрыла за девонбеги ворота, стали приходить в себя.
— Слава богу, ушли,— с облегчением сказала Фируза, входя.— Что-нибудь надо сделать, дядюшка?
— А где Оймулло, девочка? — спросил ювелир.
— Оймулло...— Фируза немного растерялась.— Оймулло в Арке... Я себя плохо почувствовала, дядюшка, жар у меня поднялся, вот Оймулло и велела мне идти домой... Подхожу к дому и слышу — девонбеги орет... Ну, я и...
— Значит, все сама сочинила? — засмеялся ювелир.
— А что же было делать? — смутилась Фируза.
Мужчины наконец поняли, что произошло, и громко расхохотались, расхваливая догадливую Фирузу.
— Молодец, доченька,— обрадовался ювелир,— отвела беду. Сто тысяч раз спасибо твоему отцу, лучше всех нас сообразила...
Ну, иди отдохни. А господин доктор даст тебе лекарство.
— Спасибо, дядюшка.
Фируза поднялась в балахану, а ювелир, взглянув на расстроенные лица гостей, сказал:
— Ну что ж, друзья, собака полаяла и, слава аллаху, сбежала. Это еще недостаточное основание, чтобы отказаться от плова...
Вечером того же дня в доме ткача Гуломали собралось человек восемь его товарищей по ремеслу.
Хайдаркул и Асо еще не пришли. Гости пили чай, курили чилим и вели неторопливую беседу.
— Верно говорят, что горшечник пьет воду из разбитого черепка,— сказал старый ткач.— Вот взять нас, ткачей,— одеваем всех в атлас и шелк, а сами ходим в ситцевых да карбасовых халатах. Взяли бы все ткачи Бухары да и договорились — давайте целую неделю только на себя работать. Сошьем себе шелковые халаты и будем в них щеголять.
— Как же, только шелковых халатов не хватает!
— Желудок пустой, в кармане ни теньги, зато уж гордости до неба,— заметил кто-то.
Раздался стук в ворота. Все удивленно переглянулись. Асо с гостем должны были прийти с соседского двора. Кто еще мог в такой поздний час стучаться к ткачу? Открыв ворота, Гуломали увидел Асо и Хайдаркула. Гуломали хотел спросить, почему они пришли не через соседский двор, но Хайдаркул быстро шепнул ему:
— Тише!
Они прошли в калитку.
— Ну как, все собрались? — спросил Асо.
— Да.
— Все восемь?
— Да.
— Что вы им сказали?
— Как велели. Сказал, что будет гость из Персии, человек мудрый, известный...
— Правильно,— перебил его Хайдаркул,— так и говорите: перс из Мешхеда, духовный наставник, хаджи, совершивший паломничество в Мекку.
— Хорошо,— сказал Гуломали, и все трое пошли в комнату. Собравшиеся встретили гостя стоя, почтительно поздоровавшись,
усадили его на почетное место. Асо сел ниже.
— Илохи омин,— произнес Хайдаркул, молитвенно подняв руки.— Да снизойдет милость бога на дела ваши и на дом ваш, да одарит вас твердой памятью и крепким здоровьем аллах великий и справедливый! Пусть обходят вас стороной немощи и болезни!
— Спасибо,— почтительно ответил ему Мадсолех,— добро пожаловать!
Опустив смиренно глаза, Хайдаркул минуту помолчал, а потом, вздохнув, произнес:
— Благочестивые братья, я рад видеть здесь тех, кто жаждет услышать священное слово божье. Но бог не откроет нам своей мудрости, если есть среди нас люди, нечистые духом, недостойные своих предков. Во имя бога, светлого и справедливого, кто пришел сюда с нечистыми мыслями, пусть покинет сей дом. Нет ему среди нас места, и у нас, людей, ищущих бога, нет места для него!
Все с удивлением переглянулись. Особенно был удивлен хозяин дома: он никак не ожидал такого оборота.
— Да неужели среди нас есть какой-нибудь негодяй! — недоверчиво воскликнул он.— Здесь собрались старые мастера, люди верующие, побоятся грех на душу взять.
— Провидение открыло мне,— ответил Хайдаркул,— что есть среди нас один нечистый. То ли от страха, то ли от алчности продал он свою совесть и пришел сюда для того, чтобы учинить донос.
— Ох, грехи,— испуганно вздохнул Мадсолех,— неужели среди нас?
— Козни дьявольские неисповедимы...— сказал Хайдаркул.— Что ж, если все молчат, проведем испытание и не оставим места сомнениям. Но, друзья мои, не забывайте, что сомнение — это путь к истине. Принесите-ка чашу с водой, друг мой Гуломали.
Гуломали неуверенно пожал плечами и взглянул на Асо. Тот утвердительно кивнул головой. Гуломали поднялся и принес воду.
Хайдаркул поставил чашу около себя на видное место. Вынул из-за пазухи бумажный пакетик, взял оттуда щепотку красного порошка и бросил в воду.
— Это, братья мои, священный корень,— торжественно сказал Хайдаркул.— Пусть каждый из вас выпьет отсюда глоток воды, и через несколько минут у доносчика запылает лицо огнем и заболят все внутренности. Если он захочет после этого остаться в живых, пусть скорее признается в грехах своих и уходит от нас, а не то бог отнимет у него душу.
Все чувствовали себя очень неловко, выпивая таинственный глоток воды под внимательным взглядом Хайдаркула. В комнате стало тихо. Хайдаркул пристально вглядывался в лица сидящих: все молча смотрели друг на друга. Но при слабом свете десятилинейной лампы ничего нельзя было разобрать. Прошла минута, за ней — вторая. Молчание стало напряженным. И вдруг сидевший в углу комнаты ткач с длинными усами не выдержал.
— Господин хаджи, господин хаджи, грешен я, смилуйтесь надо мной! — отчаянно завопил он, бросаясь Хайдаркулу в ноги.
Хайдаркул поднял его и спокойно спросил:
— Ну, кто вам велел сюда прийти? Говорите правду, признание может спасти вашу жизнь.
— Мой хозяин, Абдуллобай... он раньше жил рядом с Гани-джан-баем... его Асо хорошо знает... Он приказал прийти сюда, а потом рассказать ему все, что я здесь услышу...
Он замолчал, схватившись за живот.
— Ну что же, брат мой, я верю, что ты раскаялся в своих злых намерениях и не поддашься больше на обман всяких абдуллобаев,— сказал Хайдаркул.— Пусть аллах простит тебе грехи твои, а мы их уже простили.
Хайдаркул вынул из-за пазухи тот же бумажный мешочек, бросил в воду другую щепотку и дал усачу выпить еще один глоток.
Ткач перестал держаться за живот, глаза у него посветлели.
— А теперь уходи,— строго сказал Хайдаркул.— И если Абдуллобай спросит тебя, отвечай, что из Мешхеда и Хиджаза прибыл Ходжибобо. Он призывал правоверных к молитвам и богоугодным делам.
— Все исполню,— поклонился Хайдаркулу в ноги мужчина.— Только вы уж простите мне грехи мои.
— Мы не злопамятны, иди с миром.
Доносчик ушел, сопровождаемый хозяином дома. Когда Гуломали вернулся, Хайдаркул велел Асо выйти и посмотреть, все ли спокойно вокруг.
— Видите, друзья мои, какие люди есть на свете! Надо быть очень осторожным.
— Как это все произошло? — спросил растерянный Гуломали.
— Сейчас я вам могу все рассказать, здесь остались только свои люди. Так вот, братья, никакой я не хаджи-паджи, не знаю я ни колдовства, ни молитв. Я такой же бедняк, как вы.
— Прости меня господи! — воскликнул Мадсолех.— А как же вы заставили сознаться этого дурака доносчика?
— А мне большевики помогли!
— Как большевики? — удивился хозяин.
— Да-да, большевики,— повторил Хайдаркул.— У них в этом большой опыт. Они мне сказали: Иди к Гуломали, но будь осторожен, постарайся сначала узнать, нет ли там доносчика. Как видите, мне удалось вывести его на чистую воду. Если бы он остался и передал о наших разговорах Абдуллобаю, было бы худо.
Долго разговаривали в ту ночь люди, собравшиеся в доме Гуломали... Возвращаясь после собрания к дому Оймулло Танбур, Асо восхищенно говорил Хайдаркулу:
— Ну и молодец же вы, дядя, ну и молодец! Где вы научились этому колдовству?
— Да это вовсе и не колдовство! — засмеялся Хайдаркул.— На, понюхай,— сказал он, протягивая Асо бумажный пакетик с таинственным снадобьем.— Не бойся, нюхай. Это просто толченый красный перец, который ты кладешь в плов.
— Так почему же Абдусалом признался?
— Плохо человеку, когда совесть у него нечиста,— засмеялся Хайдаркул.
В один из последних дней апреля 1917 года на площади Регистан царило необычное оживление.
В городе прошел слух, что его высочество эмир вчера вечером устраивал пиршество в нижней части города, а сегодня приказал готовить пир н мехманхане Рахим-хана.
Еще до восхода солнца водоносы щедро полили площадь Регистан, окрестные базары и торговые ряды, а подметальщики чисто вымели улицы. Ворота Арка в этот день были открыты рано, а стражники, войсковые начальники и прочие чины заняли места на суфах, расположенных у ворот.
У южной стороны дворцового подъезда, выходившего в сторону мехманханы, стояли истцы и ответчики с прошениями. Они надеялись, что эмир задержится и соблаговолит выслушать просителей.
По обеим сторонам Регистана, у стен мечети Поянда и медресе Дарушшифа, с утра засели любопытные бездельники, хотя никто из них толком не знал, что сегодня будет и чего они ждут.
Солнце стояло высоко, когда со стороны хауза показались водоносы, гнавшие ишаков, груженных бурдюками с водой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47