— Только работа и спасает. А когда ее мало, читаю книги, учусь на старости лет,— улыбнулся он.— Посмотри-ка, что я сделал...
Ювелир подошел к нише, отдернул занавеску и достал что-то большое и круглое, похожее на арбуз. Арбуз этот был на подставке, и через него проходил большой серебристый стержень.
— Что это? — удивленно спросила Фируза.
— Это земной шар! — гордо сказал ювелир и, толкнув шар пальцами, заставил его вращаться вокруг стержня.— Ты, конечно, об этом никогда и не слышала, а вот если бы продолжала учиться, читала книги, то знала бы.— Помолчав, он продолжал: — Наша Бухара издавна славилась большими учеными. И сейчас они есть. Да когда еще народ о них узнает!.. Видишь? — Ювелир снова показал на шар.— Это наша земля. Земля, на которой живешь и ты, и я... Она так же вертится, как этот шар, поэтому на ней бывает то день, то ночь. И головы рабов божьих тоже вертятся, тоже кружатся... И часто они теряют их и поступают недостойно...— Ювелир задумчиво смотрел на шар, который медленно вращался у него в руках.— Да, вот так и бывает. Мать нашего эмира, видно, тоже закружилась и потеряла всякий стыд. Никто не решается ей противоречить. Если кто-нибудь хочет получить тепленькое местечко или ему что-нибудь надо от эмира, он посылает ей дорогой подарок — желания его исполняются. Твою Оймулло она тоже прибрала к рукам, бедняжка совсем изучилась, а я дома все один да один. А если человек долго бывает один, то ему даже вещи начинают рассказывать о себе... Вот взгляни эту корону, это венец Пошшобиби, мне его прислали, чтобы я вставил и немо бриллиант. Вот он. Посмотри, как он переливается, весь горит.— Ювелир перехватил восхищенный взгляд Фирузы и стал объяснять: —
Это — мелкие алмазы, это — яхонты, а это — хризолит и жемчуг... Тридцать пять драгоценных камней...
Дорогая вещь. Цена ее — река слез... Да, да, целая река слез несчастных людей, вдов и сирот... Мне об этом рассказали сами камни. Вот в этом камне, наверно, слезы твоей бабушки, а в этом — твоего отца...
— И мои слезы здесь, наверно, тоже есть,— вздохнув, сказала Фируза, глядя на корону, сверкающую, как радуга.
— Нашим владыкам кажется, что человеческие слезы вечно будут превращаться в драгоценные камни. Они даже не подозревают, что может наступить день, когда все слезы сольются в одну реку гнева, которая смоет и их корону, и их самих. Думается мне, что твои слезы и слезы твоего мужа вольются в такую реку...
Снаружи послышались шаги, и в комнату вошел Асо.
Фируза поднялась навстречу мужу и посадила его на почетное место, выше себя, на одеяло. Потом она спросила, заходил пи он домой.
— Нет еще,— ответил Асо,— я разносил воду и увидел Таго. Он рассказал мне, как тебя напугал плешивый Курбан. Я и пошел скорее сюда.
— Вот противный Таго,— улыбнулась Фируза,— язык за зубами держать не умеет. Надо бы сказать ему, чтобы он...
— Я уж сказал, чтобы он об этом никому не болтал.
— Ну как вы думаете, его нахальство от круговорота небес или от круговращения земли? — посмотрела она на ювелира смеющимися глазами.
Старик улыбнулся и снова крутнул свой шар. В это время в комнату вошла Оймулло.
— Что же вы в темноте сидите? Хоть бы лампу зажгли! — поздоровавшись, сказала она мужу.
— Вы пришли, и теперь сразу светло станет,— пошутил Тахир-джан и стал искать спички. Но Фируза опередила его, зажгла лампу и пошла за Оймулло на кухню.
После ужина Фируза рассказала ей о своих заботах.
— Вот мы и решили прийти к вам, ведь, кроме вас, нам некому помочь,— грустно закончила она свой рассказ.
— Как так некому? А я? — обиделся ювелир.
— Я знаю, дядюшка, как хорошо вы к нам относитесь. Живите сто тысяч лет!
— А дядюшка правду тебе говорит,— сказала Оймулло.— Надо было сразу ему все рассказать, вы бы могли тогда еще до темноты осмотреть балахану, годится она для вас или нет.
— Да уж наверно годится, да и другого выхода нет. Мы так вам благодарны!
— Ну что вы,— улыбнулась Оймулло.— Это мы вам должны быть благодарны, вы нас просто осчастливите: ведь дядюшка целые дни дома один как перст.
Он от одиночества с ума сходит.
— Верно, верно,— поддержал жену ювелир.
— Значит, так и решили. Завтра же перебирайтесь к нам. А дом пусть свалится на голову Магфират.
— Мушаррафа меня с работы прогнала, так что с завтрашнего дня я свободна и смогу помочь дядюшке по хозяйству.
— Ну что ж, можно, конечно, и дома посидеть. Но у меня есть для тебя работа... Дело, правда, нелегкое, но платить будут прилично.
— Зачем Фирузе работать? — недовольно заметил Асо.— Неужели я на нас двоих не заработаю?
— Дело не только в заработке,— сказала Оймулло.— Боюсь, что Фируза без работы затоскует. Ведь я ее знаю.
— А что за работа, Оймулло? — заинтересовалась Фируза.
— В Арке нужны люди, чтобы приносить воду в гарем. Водоносы подвозят воду на ишаках, а переносить бурдюки можно только женщинам. Своими глазами увидишь, что такое эмирский Арк. Многое тебе понятнее станет.
Предложение Фирузе понравилось, и она дала согласие. Было темно, когда Асо и Фируза вышли на улицу. Муэдзины призывали верующих к вечернему намазу.
С некоторых пор баи, чиновники, правители, начиная от эмира и кончая сборщиками налогов, стали разбивать в окрестностях Бухары прекрасные сады. Они строили там дачи, обносили их высокими стенами и летом, вместе с семьями, выезжали туда.
И у Замонбека за Самаркандскими воротами, немножко дальше Галаджуя, был сад, доставшийся ему в наследство от отца. Он нанял опытного управляющего, пригласил искусных садоводов, и они создали такой райский уголок, что человеку, хоть раз побывавшему в нем, уже не хотелось уходить.
Сразу за дачей был огромный цветник, посреди цветника деревянная суфа с навесом в виде беседки. Здесь обычно отдыхали по вечерам. Дальше начиналась виноградная аллея. С одной стороны аллеи тянулись посадки граната, а с другой — яблони, черешни, редчайшие сорта груш. Виноградная аллея вела к хаузу, выкопанному в центре сада. По берегам хауза росли четыре прекрасных китайских карагача. От хауза снова шли виноградные аллеи, а между ними посажены инжир, персики и абрикосы.
Десятого апреля, когда деревья уже начали распускаться и земля покрылась свежей весенней травой, сюда, в собственном фаэтоне, запряженном парой лошадей, приехала жена Замонбека Мушаррафа со своими приятельницами — Магфират и Мухаррамой Гарч. Их сопровождала только одна служанка. Управляющий с женой встретили хозяйку и ее гостей с почетом. Их усадили в нарядно убранной комнате, расстелили богатый дастархан.
Гости закусили, выпили чаю и пошли в сад.
Мушаррафа задержалась, чтобы дать распоряжение жене управляющего. Сказала, что они проведут здесь целый день, а может быть, останутся ночевать, и приказала приготовить жаркое, лапшу и плов.
Женщины прогуливались по аллеям сада, наслаждаясь чарующей прелестью весны. Впрочем, они не столько наслаждались природой, сколько жаловались на свою злосчастную судьбу и как могли утешали друг друга. Магфират говорила, что Мухаррама еще не стара, что она заткнет за пояс десятерых мужчин, а та уверяла дорогую подругу в своей преданной любви, клялась, что готова служить ей верой и правдой.
Да, странный человек была Мухаррама Гарч. Что она представляет собою на самом деле, не знали не только ее многочисленные знакомые, но, кажется, и она сама. Среди джадидов и младобухарцев она была своим человеком, даже помогала им. В Арке, в гареме матери эмира, она казалась убежденной сторонницей всего старого. В бане она была хозяйкой, властной и скупой, резкой и грубой. А в тесном дружеском кружке казалась своим подругам нежной и преданной.
Придворные, казикалон, кушбеги и миршаб пользовались ее услугами, но люди осторожные, вроде хитреца Замонбека, доверяли ей только наполовину и хотя поручали ей кое-какие дела, но не спускали с нее глаз.
Приятельницы долго гуляли, нарвали огромные букеты, украсили себя цветами.
Мухаррама уговорила подруг остаться в комнате, даже попросила закрыть дверь. Увидев, что их это немного огорчило, добавила, что женщинам пить вино в открытой беседке не следует.
Подруги остались одни. Вино наливали из чайников. После третьей пиалы лица раскраснелись, глаза заблестели. Мухаррама, сидевшая на почетном месте, то и дело отпускала соленые шуточки, заставляя своих собеседниц смеяться до упаду. Разговор становился все более скользким. Наконец речь зашла о муже Мушаррафы — Замонбеке.
— Ваш супруг сейчас, наверное, во дворце? — спросила Магфират.
— Да где ему еще быть! В неделю он семь дней на службе,— сердито ответила Мушаррафа.
Мухаррама прекрасно понимала, что ни от кого нельзя было выведать лучше, чем от жены Замонбека, как относятся к джадидам эмир и придворные, весь вечер она обдумывала, как лучше навести Мушаррафу на этот разговор.
— Во дворце сейчас трудные времена,— вздохнула Мушаррафа.— А эмир без Замонбека и часа не может обойтись. Вот и выходит: не то есть у меня муж, не то нету, по целым неделям приходится спать одной... Да и сам уж он больно беспокойный человек,— недовольно продолжала Мушаррафа,— всегда ему больше всех надо. Другие мужья отдыхают, развлекаются, а он только и знает, что целыми ночами от своих людей доносы выслушивать.
— Наверно, все о джадидах? — соболезнующе проговорила Мухаррама.
— Да все о них, проклятых, они уж мне во сне снятся!
— Да ну?
Стоят ли они того, чтобы забивать ими такую красивую головку?
— Эх, милая, целый день только и разговору, что о них. Его высочество эмир боятся джадидов,— понизив голос, рассказывала Мушаррафа,— они приказали моему мужу глаз с них не спускать, смотреть, как бы не устроили каких-нибудь беспорядков. Никому из-за этих нечестивцев покоя нет. Замонбек всех своих людей разослал следить за джадидами. Не сегодня завтра он их всех уничтожит.
— Как уничтожит, ведь они тоже мусульмане?
— Неверные мусульмане,— вставила Магфират.
— Если бы они были правоверными мусульманами, то не собирались бы в Кагане вместе с русскими и не сговаривались бы с ними.
— То есть как это? — притворно удивилась Мухаррама.
— Замонбек рассказывал, что на этой неделе в кишлаке Зирабад около Кагана соберутся джадиды, там и русские будут. Так вот, муж говорит, что он только и ждет этого дня, чтобы их там всех прихлопнуть.
— Ну и молодец Замонбек, ну и ловкач! — восхищенно запела Мухаррама.— И как только это он все разузнал! Ведь, наверно, нелегко было?
— Конечно, нелегко, но у него и среди джадидов свой человек есть,— засмеялась Мушаррафа.
— Ха-ха-ха! — засмеялась вслед за ней и Мухаррама.— Ну и Замонбек, вот это умница, прямо за корень ухватился! Как бы хоть напоследок посмотреть на них, на этих джадидов?
— Это будет в воскресенье, в русский праздник. Ну а мой приедет туда на день раньше, чтобы всех захватить.
— А это не опасно вашему уважаемому супругу?
— Нет, с ним будет много людей.
Служанка внесла большую фарфоровую миску с лапшой. Подруги выпили еще по пиале вина...
После захода солнца приехал Замонбек со своим наперсником и застал подруг спящими. Он долго стучал в дверь, пока жена не проснулась. Она попросила его пройти в сад, потому что в доме спят.
Замонбек вышел в сад, сердито похлестывая нагайкой по голенищам. Это был высокий, смуглый мужчина с густой окладистой бородой, длинным крючковатым носом и низким лбом. Большие, чуть навыкате глаза горели мрачным огнем. Одет он был в обычную для того времени одежду человека высшего сословия: каршинский бекасабовый халат, подпоясанный черненым серебряным поясом, на ногах мягкие сапоги с загнутыми носами, на голове туго скрученная белая чалма. Вскоре появилась и сонная Мушаррафа. Замонбек сразу заметил, что она выпила.
Это явно не улучшило его настроения.
— Кто это в такой холод приезжает спать в сад? — зло спросил он.— Что, вам в городе негде выспаться?
— А что страшного? — с трудом заставляя себя улыбнуться, ответила Мушаррафа.— Мы целый день гуляли, ну и устали, поужинали, легли отдохнуть, и все трое задремали... А что у вас случилось, что вы приехали сюда?
— По тебе соскучился,— буркнул Замонбек, идя к хаузу.— Мне сказали, что ты поехала с Мухаррамой Гарч, вот и приревновал.
— Да что с вами? — притворно удивилась Мушаррафа.— И к женщинам начинаете ревновать, прости меня господи!
- Что такое Мухаррама, я хорошо знаю, от нее лучше быть подальше.
Ну вот, с приятельницами не водись, в гости не ходи, с людьми не нпречайся, сиди всю жизнь одна дома.
Вот управлюсь с делами, тогда буду часто дома,— сердито ответил.— Ну ладно, собирайся, поедем в город. Зайду к управляющему, к нему дело есть.
— А может, переночуем здесь?
— Нет, нет, поехали домой.
Через полчаса супруги поехали в город, а гости решили остаться, чтобы утром еще погулять. Допоздна сидели они с женой управляющего и служанкой Мушаррафы в гостиной, пили чай, ели арбуз и болтали.
Когда Магфират сняла с себя платье, Мухаррама заметила у нее на плече большой синяк.
— Что это у вас? — спросила она.
— Это от кулаков проклятой Фирузы. Помните, как меня стукнула у родника Айюб? Я, конечно, тоже в долгу не осталась, да только силы у меня не те...
— Ай-яй-яй, — соболезнующе заохала Мухаррама,— чтоб у нее руки отсохли...
— Ничего, я еще этой нищенке покажу. Я выгнала их на улицу, да, говорят, они поселились у Оймулло Танбур. А сегодня проклятый Асо не принес мне воды. Пришлось мужу договориться с другим водоносом. Но я им этого не забуду, они так легко от меня не отделаются. Я уже кое-что придумала. Вы слышали, Мушаррафа сказала, что Замонбек решил уничтожить в Кагане всех джадидов. Уж наверно и Асо тоже с ними связан. Во всяком случае, я скажу это Замонбеку, и он с ним разделается.
— Это вы хорошо придумали,— засмеялась Мухаррама. Замонбек быстро с ним управится. Так ему и надо! Не сумел с вами поладить, пусть с ним Замонбек ладит.
Обе женщины засмеялись.
С тяжелым бурдюком за спиной Асо подошел к дому Камоледдина Махдума. Ворота были открыты. Постояв в нерешительности, Асо постучал, но никто не показывался, он вошел во внутренний двор. Там он увидел слугу Махдума — мулло Шарафа. Присев на корточки под окном, мулло Шараф явно подслушивал разговор, который велся в комнате. Услышав шаги, мулло Шараф вскочил, сделав вид, что собирается вытереть стекло.
— Тебе кто дверь открыл? — спросил он подошедшего Асо.
— Была открыта.
— Вот проклятая невестка! — раздраженно пробормотал мулло Шараф.— Чертова жидовка выскользнула так тихо, что я и не слышал. Но ты, наверно, столкнулся с этой торговкой в дверях, да?
— Нет,— коротко ответил Асо.
Он опустил на землю тяжелый бурдюк и начал заполнять хумы. В это время из комнаты вышли Камоледдин Махдум и Мухаррама Гарч. Асо поздоровался с ними и хотел было уже уйти, но его остановил Камоледдин:
— Подожди, у меня к тебе есть дело.
Асо остановился у суфы, сложив на груди руки.
Проводив Мухарраму, Камоледдин хотел вернуться к суфе, но Асо уже шел ему навстречу. Опасаясь, что мулло Шараф подслушает их, Асо решил разговаривать у ворот. Они и не подозревали, насколько нелишней оказалась эта предосторожность.
Мухаррама приходила предупредить Камоледдина, что Замонбек напал на след джадидов. Камоледдину надо было срочно предостеречь своих друзей.
— Ты, кажется, живешь сейчас у ювелира Тахир-джана? — спросил Камоледдин у Асо.— У меня к тебе просьба: сходи домой и скажи Тахир-джану, чтобы он зашел к ака Махсуму и Алимходже, и пусть они сразу идут ко мне. Есть важное дело. Я бы, конечно, мог послать к ним мулло Шарафа...
— Нет, нет, я с удовольствием выполню ваше поручение,— ответил Асо и вышел на улицу, но не успел пройти и несколько кварталов, как его нагнал Гуломали.
— А я тебя ищу,— запыхавшись, сказал старик, потирая поясницу.— Пошел к хаузу, говорят, ты ушел к Камоледдину, пришел туда, а тебя уже и след простыл. Едва догнал.
— А что это я так срочно понадобился? — улыбнулся Асо, приветливо глядя на старика. Гуломали с опаской огляделся и тихо спросил:
Где твой приятель — перс?
— Не знаю, а что случилось?
— Вечером у меня дома соберутся друзья-ткачи.
— А кто будет?
— Не беспокойся, перс знает.
— А в доме, где мы раньше жили, кто-нибудь поселился?
— Нет, дом пустой. Да ты не волнуйся, мы тоже не маленькие, кое-что повидали в жизни...
— Ладно, если встречу, приведу обязательно.
— Нет, так не пойдет, встретишь не встретишь, а приведи обязательно. Чтобы люди зря не ждали.
— Хорошо, приведу,— пообещал Асо и, попрощавшись со стариком, пошел домой.
Ворота, как всегда, были закрыты изнутри. Асо позвонил. Дверь открыл ювелир и, увидев Асо, радостно улыбнулся.
— Заходи, заходи, сынок, проголодался, наверно. Сейчас будет плов.
— Плов на завтрак? И зачем вы только возитесь с этим?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Ювелир подошел к нише, отдернул занавеску и достал что-то большое и круглое, похожее на арбуз. Арбуз этот был на подставке, и через него проходил большой серебристый стержень.
— Что это? — удивленно спросила Фируза.
— Это земной шар! — гордо сказал ювелир и, толкнув шар пальцами, заставил его вращаться вокруг стержня.— Ты, конечно, об этом никогда и не слышала, а вот если бы продолжала учиться, читала книги, то знала бы.— Помолчав, он продолжал: — Наша Бухара издавна славилась большими учеными. И сейчас они есть. Да когда еще народ о них узнает!.. Видишь? — Ювелир снова показал на шар.— Это наша земля. Земля, на которой живешь и ты, и я... Она так же вертится, как этот шар, поэтому на ней бывает то день, то ночь. И головы рабов божьих тоже вертятся, тоже кружатся... И часто они теряют их и поступают недостойно...— Ювелир задумчиво смотрел на шар, который медленно вращался у него в руках.— Да, вот так и бывает. Мать нашего эмира, видно, тоже закружилась и потеряла всякий стыд. Никто не решается ей противоречить. Если кто-нибудь хочет получить тепленькое местечко или ему что-нибудь надо от эмира, он посылает ей дорогой подарок — желания его исполняются. Твою Оймулло она тоже прибрала к рукам, бедняжка совсем изучилась, а я дома все один да один. А если человек долго бывает один, то ему даже вещи начинают рассказывать о себе... Вот взгляни эту корону, это венец Пошшобиби, мне его прислали, чтобы я вставил и немо бриллиант. Вот он. Посмотри, как он переливается, весь горит.— Ювелир перехватил восхищенный взгляд Фирузы и стал объяснять: —
Это — мелкие алмазы, это — яхонты, а это — хризолит и жемчуг... Тридцать пять драгоценных камней...
Дорогая вещь. Цена ее — река слез... Да, да, целая река слез несчастных людей, вдов и сирот... Мне об этом рассказали сами камни. Вот в этом камне, наверно, слезы твоей бабушки, а в этом — твоего отца...
— И мои слезы здесь, наверно, тоже есть,— вздохнув, сказала Фируза, глядя на корону, сверкающую, как радуга.
— Нашим владыкам кажется, что человеческие слезы вечно будут превращаться в драгоценные камни. Они даже не подозревают, что может наступить день, когда все слезы сольются в одну реку гнева, которая смоет и их корону, и их самих. Думается мне, что твои слезы и слезы твоего мужа вольются в такую реку...
Снаружи послышались шаги, и в комнату вошел Асо.
Фируза поднялась навстречу мужу и посадила его на почетное место, выше себя, на одеяло. Потом она спросила, заходил пи он домой.
— Нет еще,— ответил Асо,— я разносил воду и увидел Таго. Он рассказал мне, как тебя напугал плешивый Курбан. Я и пошел скорее сюда.
— Вот противный Таго,— улыбнулась Фируза,— язык за зубами держать не умеет. Надо бы сказать ему, чтобы он...
— Я уж сказал, чтобы он об этом никому не болтал.
— Ну как вы думаете, его нахальство от круговорота небес или от круговращения земли? — посмотрела она на ювелира смеющимися глазами.
Старик улыбнулся и снова крутнул свой шар. В это время в комнату вошла Оймулло.
— Что же вы в темноте сидите? Хоть бы лампу зажгли! — поздоровавшись, сказала она мужу.
— Вы пришли, и теперь сразу светло станет,— пошутил Тахир-джан и стал искать спички. Но Фируза опередила его, зажгла лампу и пошла за Оймулло на кухню.
После ужина Фируза рассказала ей о своих заботах.
— Вот мы и решили прийти к вам, ведь, кроме вас, нам некому помочь,— грустно закончила она свой рассказ.
— Как так некому? А я? — обиделся ювелир.
— Я знаю, дядюшка, как хорошо вы к нам относитесь. Живите сто тысяч лет!
— А дядюшка правду тебе говорит,— сказала Оймулло.— Надо было сразу ему все рассказать, вы бы могли тогда еще до темноты осмотреть балахану, годится она для вас или нет.
— Да уж наверно годится, да и другого выхода нет. Мы так вам благодарны!
— Ну что вы,— улыбнулась Оймулло.— Это мы вам должны быть благодарны, вы нас просто осчастливите: ведь дядюшка целые дни дома один как перст.
Он от одиночества с ума сходит.
— Верно, верно,— поддержал жену ювелир.
— Значит, так и решили. Завтра же перебирайтесь к нам. А дом пусть свалится на голову Магфират.
— Мушаррафа меня с работы прогнала, так что с завтрашнего дня я свободна и смогу помочь дядюшке по хозяйству.
— Ну что ж, можно, конечно, и дома посидеть. Но у меня есть для тебя работа... Дело, правда, нелегкое, но платить будут прилично.
— Зачем Фирузе работать? — недовольно заметил Асо.— Неужели я на нас двоих не заработаю?
— Дело не только в заработке,— сказала Оймулло.— Боюсь, что Фируза без работы затоскует. Ведь я ее знаю.
— А что за работа, Оймулло? — заинтересовалась Фируза.
— В Арке нужны люди, чтобы приносить воду в гарем. Водоносы подвозят воду на ишаках, а переносить бурдюки можно только женщинам. Своими глазами увидишь, что такое эмирский Арк. Многое тебе понятнее станет.
Предложение Фирузе понравилось, и она дала согласие. Было темно, когда Асо и Фируза вышли на улицу. Муэдзины призывали верующих к вечернему намазу.
С некоторых пор баи, чиновники, правители, начиная от эмира и кончая сборщиками налогов, стали разбивать в окрестностях Бухары прекрасные сады. Они строили там дачи, обносили их высокими стенами и летом, вместе с семьями, выезжали туда.
И у Замонбека за Самаркандскими воротами, немножко дальше Галаджуя, был сад, доставшийся ему в наследство от отца. Он нанял опытного управляющего, пригласил искусных садоводов, и они создали такой райский уголок, что человеку, хоть раз побывавшему в нем, уже не хотелось уходить.
Сразу за дачей был огромный цветник, посреди цветника деревянная суфа с навесом в виде беседки. Здесь обычно отдыхали по вечерам. Дальше начиналась виноградная аллея. С одной стороны аллеи тянулись посадки граната, а с другой — яблони, черешни, редчайшие сорта груш. Виноградная аллея вела к хаузу, выкопанному в центре сада. По берегам хауза росли четыре прекрасных китайских карагача. От хауза снова шли виноградные аллеи, а между ними посажены инжир, персики и абрикосы.
Десятого апреля, когда деревья уже начали распускаться и земля покрылась свежей весенней травой, сюда, в собственном фаэтоне, запряженном парой лошадей, приехала жена Замонбека Мушаррафа со своими приятельницами — Магфират и Мухаррамой Гарч. Их сопровождала только одна служанка. Управляющий с женой встретили хозяйку и ее гостей с почетом. Их усадили в нарядно убранной комнате, расстелили богатый дастархан.
Гости закусили, выпили чаю и пошли в сад.
Мушаррафа задержалась, чтобы дать распоряжение жене управляющего. Сказала, что они проведут здесь целый день, а может быть, останутся ночевать, и приказала приготовить жаркое, лапшу и плов.
Женщины прогуливались по аллеям сада, наслаждаясь чарующей прелестью весны. Впрочем, они не столько наслаждались природой, сколько жаловались на свою злосчастную судьбу и как могли утешали друг друга. Магфират говорила, что Мухаррама еще не стара, что она заткнет за пояс десятерых мужчин, а та уверяла дорогую подругу в своей преданной любви, клялась, что готова служить ей верой и правдой.
Да, странный человек была Мухаррама Гарч. Что она представляет собою на самом деле, не знали не только ее многочисленные знакомые, но, кажется, и она сама. Среди джадидов и младобухарцев она была своим человеком, даже помогала им. В Арке, в гареме матери эмира, она казалась убежденной сторонницей всего старого. В бане она была хозяйкой, властной и скупой, резкой и грубой. А в тесном дружеском кружке казалась своим подругам нежной и преданной.
Придворные, казикалон, кушбеги и миршаб пользовались ее услугами, но люди осторожные, вроде хитреца Замонбека, доверяли ей только наполовину и хотя поручали ей кое-какие дела, но не спускали с нее глаз.
Приятельницы долго гуляли, нарвали огромные букеты, украсили себя цветами.
Мухаррама уговорила подруг остаться в комнате, даже попросила закрыть дверь. Увидев, что их это немного огорчило, добавила, что женщинам пить вино в открытой беседке не следует.
Подруги остались одни. Вино наливали из чайников. После третьей пиалы лица раскраснелись, глаза заблестели. Мухаррама, сидевшая на почетном месте, то и дело отпускала соленые шуточки, заставляя своих собеседниц смеяться до упаду. Разговор становился все более скользким. Наконец речь зашла о муже Мушаррафы — Замонбеке.
— Ваш супруг сейчас, наверное, во дворце? — спросила Магфират.
— Да где ему еще быть! В неделю он семь дней на службе,— сердито ответила Мушаррафа.
Мухаррама прекрасно понимала, что ни от кого нельзя было выведать лучше, чем от жены Замонбека, как относятся к джадидам эмир и придворные, весь вечер она обдумывала, как лучше навести Мушаррафу на этот разговор.
— Во дворце сейчас трудные времена,— вздохнула Мушаррафа.— А эмир без Замонбека и часа не может обойтись. Вот и выходит: не то есть у меня муж, не то нету, по целым неделям приходится спать одной... Да и сам уж он больно беспокойный человек,— недовольно продолжала Мушаррафа,— всегда ему больше всех надо. Другие мужья отдыхают, развлекаются, а он только и знает, что целыми ночами от своих людей доносы выслушивать.
— Наверно, все о джадидах? — соболезнующе проговорила Мухаррама.
— Да все о них, проклятых, они уж мне во сне снятся!
— Да ну?
Стоят ли они того, чтобы забивать ими такую красивую головку?
— Эх, милая, целый день только и разговору, что о них. Его высочество эмир боятся джадидов,— понизив голос, рассказывала Мушаррафа,— они приказали моему мужу глаз с них не спускать, смотреть, как бы не устроили каких-нибудь беспорядков. Никому из-за этих нечестивцев покоя нет. Замонбек всех своих людей разослал следить за джадидами. Не сегодня завтра он их всех уничтожит.
— Как уничтожит, ведь они тоже мусульмане?
— Неверные мусульмане,— вставила Магфират.
— Если бы они были правоверными мусульманами, то не собирались бы в Кагане вместе с русскими и не сговаривались бы с ними.
— То есть как это? — притворно удивилась Мухаррама.
— Замонбек рассказывал, что на этой неделе в кишлаке Зирабад около Кагана соберутся джадиды, там и русские будут. Так вот, муж говорит, что он только и ждет этого дня, чтобы их там всех прихлопнуть.
— Ну и молодец Замонбек, ну и ловкач! — восхищенно запела Мухаррама.— И как только это он все разузнал! Ведь, наверно, нелегко было?
— Конечно, нелегко, но у него и среди джадидов свой человек есть,— засмеялась Мушаррафа.
— Ха-ха-ха! — засмеялась вслед за ней и Мухаррама.— Ну и Замонбек, вот это умница, прямо за корень ухватился! Как бы хоть напоследок посмотреть на них, на этих джадидов?
— Это будет в воскресенье, в русский праздник. Ну а мой приедет туда на день раньше, чтобы всех захватить.
— А это не опасно вашему уважаемому супругу?
— Нет, с ним будет много людей.
Служанка внесла большую фарфоровую миску с лапшой. Подруги выпили еще по пиале вина...
После захода солнца приехал Замонбек со своим наперсником и застал подруг спящими. Он долго стучал в дверь, пока жена не проснулась. Она попросила его пройти в сад, потому что в доме спят.
Замонбек вышел в сад, сердито похлестывая нагайкой по голенищам. Это был высокий, смуглый мужчина с густой окладистой бородой, длинным крючковатым носом и низким лбом. Большие, чуть навыкате глаза горели мрачным огнем. Одет он был в обычную для того времени одежду человека высшего сословия: каршинский бекасабовый халат, подпоясанный черненым серебряным поясом, на ногах мягкие сапоги с загнутыми носами, на голове туго скрученная белая чалма. Вскоре появилась и сонная Мушаррафа. Замонбек сразу заметил, что она выпила.
Это явно не улучшило его настроения.
— Кто это в такой холод приезжает спать в сад? — зло спросил он.— Что, вам в городе негде выспаться?
— А что страшного? — с трудом заставляя себя улыбнуться, ответила Мушаррафа.— Мы целый день гуляли, ну и устали, поужинали, легли отдохнуть, и все трое задремали... А что у вас случилось, что вы приехали сюда?
— По тебе соскучился,— буркнул Замонбек, идя к хаузу.— Мне сказали, что ты поехала с Мухаррамой Гарч, вот и приревновал.
— Да что с вами? — притворно удивилась Мушаррафа.— И к женщинам начинаете ревновать, прости меня господи!
- Что такое Мухаррама, я хорошо знаю, от нее лучше быть подальше.
Ну вот, с приятельницами не водись, в гости не ходи, с людьми не нпречайся, сиди всю жизнь одна дома.
Вот управлюсь с делами, тогда буду часто дома,— сердито ответил.— Ну ладно, собирайся, поедем в город. Зайду к управляющему, к нему дело есть.
— А может, переночуем здесь?
— Нет, нет, поехали домой.
Через полчаса супруги поехали в город, а гости решили остаться, чтобы утром еще погулять. Допоздна сидели они с женой управляющего и служанкой Мушаррафы в гостиной, пили чай, ели арбуз и болтали.
Когда Магфират сняла с себя платье, Мухаррама заметила у нее на плече большой синяк.
— Что это у вас? — спросила она.
— Это от кулаков проклятой Фирузы. Помните, как меня стукнула у родника Айюб? Я, конечно, тоже в долгу не осталась, да только силы у меня не те...
— Ай-яй-яй, — соболезнующе заохала Мухаррама,— чтоб у нее руки отсохли...
— Ничего, я еще этой нищенке покажу. Я выгнала их на улицу, да, говорят, они поселились у Оймулло Танбур. А сегодня проклятый Асо не принес мне воды. Пришлось мужу договориться с другим водоносом. Но я им этого не забуду, они так легко от меня не отделаются. Я уже кое-что придумала. Вы слышали, Мушаррафа сказала, что Замонбек решил уничтожить в Кагане всех джадидов. Уж наверно и Асо тоже с ними связан. Во всяком случае, я скажу это Замонбеку, и он с ним разделается.
— Это вы хорошо придумали,— засмеялась Мухаррама. Замонбек быстро с ним управится. Так ему и надо! Не сумел с вами поладить, пусть с ним Замонбек ладит.
Обе женщины засмеялись.
С тяжелым бурдюком за спиной Асо подошел к дому Камоледдина Махдума. Ворота были открыты. Постояв в нерешительности, Асо постучал, но никто не показывался, он вошел во внутренний двор. Там он увидел слугу Махдума — мулло Шарафа. Присев на корточки под окном, мулло Шараф явно подслушивал разговор, который велся в комнате. Услышав шаги, мулло Шараф вскочил, сделав вид, что собирается вытереть стекло.
— Тебе кто дверь открыл? — спросил он подошедшего Асо.
— Была открыта.
— Вот проклятая невестка! — раздраженно пробормотал мулло Шараф.— Чертова жидовка выскользнула так тихо, что я и не слышал. Но ты, наверно, столкнулся с этой торговкой в дверях, да?
— Нет,— коротко ответил Асо.
Он опустил на землю тяжелый бурдюк и начал заполнять хумы. В это время из комнаты вышли Камоледдин Махдум и Мухаррама Гарч. Асо поздоровался с ними и хотел было уже уйти, но его остановил Камоледдин:
— Подожди, у меня к тебе есть дело.
Асо остановился у суфы, сложив на груди руки.
Проводив Мухарраму, Камоледдин хотел вернуться к суфе, но Асо уже шел ему навстречу. Опасаясь, что мулло Шараф подслушает их, Асо решил разговаривать у ворот. Они и не подозревали, насколько нелишней оказалась эта предосторожность.
Мухаррама приходила предупредить Камоледдина, что Замонбек напал на след джадидов. Камоледдину надо было срочно предостеречь своих друзей.
— Ты, кажется, живешь сейчас у ювелира Тахир-джана? — спросил Камоледдин у Асо.— У меня к тебе просьба: сходи домой и скажи Тахир-джану, чтобы он зашел к ака Махсуму и Алимходже, и пусть они сразу идут ко мне. Есть важное дело. Я бы, конечно, мог послать к ним мулло Шарафа...
— Нет, нет, я с удовольствием выполню ваше поручение,— ответил Асо и вышел на улицу, но не успел пройти и несколько кварталов, как его нагнал Гуломали.
— А я тебя ищу,— запыхавшись, сказал старик, потирая поясницу.— Пошел к хаузу, говорят, ты ушел к Камоледдину, пришел туда, а тебя уже и след простыл. Едва догнал.
— А что это я так срочно понадобился? — улыбнулся Асо, приветливо глядя на старика. Гуломали с опаской огляделся и тихо спросил:
Где твой приятель — перс?
— Не знаю, а что случилось?
— Вечером у меня дома соберутся друзья-ткачи.
— А кто будет?
— Не беспокойся, перс знает.
— А в доме, где мы раньше жили, кто-нибудь поселился?
— Нет, дом пустой. Да ты не волнуйся, мы тоже не маленькие, кое-что повидали в жизни...
— Ладно, если встречу, приведу обязательно.
— Нет, так не пойдет, встретишь не встретишь, а приведи обязательно. Чтобы люди зря не ждали.
— Хорошо, приведу,— пообещал Асо и, попрощавшись со стариком, пошел домой.
Ворота, как всегда, были закрыты изнутри. Асо позвонил. Дверь открыл ювелир и, увидев Асо, радостно улыбнулся.
— Заходи, заходи, сынок, проголодался, наверно. Сейчас будет плов.
— Плов на завтрак? И зачем вы только возитесь с этим?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47