Но потом все проходит, и люди живут хорошо. Так что иди. Спокойной ночи.
— Нет, Изольда, я не женюсь на Марине. Может, я бы не решился на такое, если бы ты не вернулась. Ты спасла меня. Если бы ты вернулась раньше, то дело не зашло бы так далеко.
— Что собираешься делать?
— Я уже сказал. Завтра надо идти в сельсовет. Но туда я пойду только с тобой. Слышишь, Изольда!
— Слушай, если человек сходит с ума, не обязательно ему кричать.
— Только с тобой, Изольда, и обязательно завтра.
— Сколько ты сегодня выпил? Что-то непохоже, чтобы ты был пьяный.
— Если не пойдешь завтра со мной, я уеду, завтра же. Навсегда из Карелии. Должен же я когда-нибудь быть решительным.
Голос Игоря и выражение лица заставили Изольду поверить, что он говорит серьезно.
— Давай "говорить тогда прямо. Ведь, прежде чем мы с тобой пойдем в сельсовет, должно же быть хоть сколько- то... Ну, как это называют — любовью. Я тебя никогда не любила и не полюблю...
— Я не верю, Изольда.
— Какой самоуверенный! Откуда ты взял, что я люблю тебя? Ну, мы ходили вместе, гуляли, пару раз покатались на лодке, что с того? Мне уже тогда с тобой было скучно. А ты подумал, что я влюбилась. А кроме того, меня могут в любой момент забрать, посадить в тюрьму. Вот будет красиво — секретарь комсомольской организации будет бегать с передачами в тюрьму.
— Я не буду больше секретарем. И никто тебя не посадит в тюрьму. Ты честный человек.
— Какая я честная, уже выяснилось. Я растратчица.
— Никогда не поверю.
Изольда начала сердиться:
— Что же это такое! Почему я должна всем доказывать одно и то же и никто мне не верит? Сначала не верили следственные органы, не верит отец, не поверили девушки. Какое им дело? Я такая, какая есть, и оставьте меня в покое.
— Ну ладно. Если хочешь, будь преступницей. Все равно мое отношение к тебе не изменится.
— Все. Хватит. Уходи. Скоро придет отец. Я не хочу, чтобы он еще раз расстроился из-за тебя. Убирайся.
— Я уйду. Но в девять утра я приду за тобой, и мы поедем в Кайтаниеми.
— Нет, не придешь. Никогда. Еще раз желаю тебе счастья, пусть вам будет весело...
Изольда отошла к окну и, повернувшись спиной к Игорю, сказала сдавленным голосом:
— Ты не придешь никогда, слышишь? И все-таки... все- таки спасибо тебе за все, что было.
— Значит, завтра в девять,— сказал Игорь и убежал.
Изольда боялась, что Игорь сдержит свое слово и в девять утра действительно явится. Надо, чтобы отец не присутствовал при этом спектакле. Без четверти девять она попросила отца пойти в столовую на завтрак, сказав, что придет туда через несколько минут сама. Наум Сидорович удивился: до этого Изольда, как он ни звал ее, не хотела идти в столовую.
Ровно в девять пришел Игорь. Такой же решительный, как и вечером, только не такой подавленный.
— Вот и я, Изольда. Я пришел навсегда. Сейчас мы поедем в Кайтаниеми. Я взял машину.
— Опять ты? — холодно спросила Изольда.— Но это уже слишком. Надо хоть сколько-нибудь помнить о правилах приличия. Я же вам сказала вчера, что не надо больше приходить ко мне. Почему вы не послушались?
— Потому, что я не верю, Изольда. Пойдешь, слышишь?
— Я никуда не пойду.
— В таком случае я уеду, уеду навсегда.
— Счастливого пути. Впрочем, вы никуда не уедете.
— Ты так думаешь? Я сегодня на распутье. Я заказал машину в Кайтаниеми. И я купил — видишь? — билет на автобус. Вещи я уже сложил.
Изольда взяла билет и стала рассматривать: в самом деле, на сегодняшнее число. Но она решила выдержать до конца.
— Пришла повестка. Меня вызывают в прокуратуру. Прокурор потребовал моего ареста и назначил новое следствие.
Она сказала таким тоном, что Игорь поверил. Он побледнел, помолчал, потом сказал деловито:
— Сегодня суббота, короткий день. Ты все равно не успеешь к прокурору. Оставь до понедельника. А в сельсовет мы успеем.
Изольда повернулась к нему спиной и задышала часто- часто.
— Изольда!
— Игорь, ты сошел с ума или ты всерьез?
— Ты еще спрашиваешь?
, — И ты все обдумал?
— Все.
. Изольда круто повернулась, глаза ее светились.
Они поцеловались в первый раз.
Изольда вырвалась, схватило пальто.
— Едем.
Они еще постояли на пороге молча. Слова были не нужны.
В коридоре им навстречу попался Наум Сидорович. Увидев Игоря и дочь, он оторопел, отпрянул и застыл в недоумении.
— Что это? Куда?
Изольда сказала, словно что-то само собой разумеющееся:
— Папа, мы в сельсовет, записываться. Мы решили по: жениться.
Старик бессильно опустился на дрова, стоявшие в коридоре перед печкой. Изольда подбежала, чмокнула его в
щеку, в губы и выскочила вслед за Игорем на улицу. Старик долго сидел, ничего не понимая.
Ведь он сжег пожелтевшую березовую веточку...
В доме Коллиевых в день свадьбы уже с раннего утра все были на ногах. Вот-вот должен был прийти жених. Вдруг в дверях кухни появился какой-то мальчуган.
— Что за ребятишки пошли? — прикрикнула на него Марина.—Такие любопытные. Марш отсюда!
— Записка,— мальчик протянул какую-то бумажку.
«Марина. Я виноват перед тобой и прошу простить меня
за то, что я принял это решение так поздно. Мы не можем быть вместе. Слишком мы разные. Совместная жизнь стала бы для нас обоих мучением, и, наверно, в конце концов из нее ничего не получилось бы. Сегодня последняя возможность не губить жизнь двух людей. Я сделал свой выбор в жизни. Желаю тебе счастья. Прощай. Игорь».
Мальчик ничего не понимал. Почему невеста, получив в день свадьбы записку от жениха, вдруг разрыдалась?
Свадьба состоялась в тот же вечер. Только не там, где давно к ней готовились и был накрыт богатый свадебный стол, а там, где о ней и не думали и об угощении заранее не заботились. На стол поставили то, что успели купить в магазине и на скорую руку приготовить. Правда, и в магазин побежали не сразу: еще как-то не верилось, что все это правда, и понадобилось время, чтобы прийти в себя и взяться за свадебные приготовления. В гости позвали кого успели; многие пришли незваными. Степана Никифоровича и Ирину пригласил Коллиев, но они оказались не в доме Коллиева, а на квартире у Елены Петровны, где Игорь и Изольда устроили свою свадьбу. Комнатка Изольды была слишком тесна.
Степан Никифорович еще не был очень пьян, но уже успел хватить столько, чтобы громогласно заявить:
— Ох, Игорь, ну и влип же бы ты, если бы женился на Марине Коллиевой. Ведь их семейка — такое змеиное гнездо, ничем другим не занимаются, только шипят да ядом исходят.
За столом наступило неловкое молчание: в такой день ни о ком не хотелось говорить плохо. И хотя за столом было весело и много шутили, все, словно сговорившись, старались не упоминать имени Марины; все понимали ее не
счастье и в какой-то мере даже жалели ее. Степан Никифорович почувствовал, что допустил бестактность, и махнул рукой:
— А ну и черт с ними. Что бы в этом мире ни происходило, все к лучшему.
Наум Сидорович стал играть на скрипке, и ему потребовались какие-то ноты. Изольда поднялась из-за стола и побежала за нотами. Нина и Игорь пошли вслед за ней. Увидев, что Мирья тоже направляется к выходу, Васели увязался за ней.
— .Как он противен, этот передовик,— буркнул Васели.— Сколько еще у нас будут смотреть в рот этому авторитету и ждать, какую глупость он соизволит сморозить?
— А что, он не прав? — спросила Мирья.
— Да я не об этом. Только не здесь надо было говорить и не сейчас. Уж молчал бы, если котелок не варит. Ты понимаешь меня?
— Понимаю, понимаю,— Мирья поспешила догнать Нину и Изольду.
У общежития, где жила Изольда, Васели тихо сказал Мирье:
— Давай подождем здесь.
Мирья осталась на дворе.
— Скажи, это правда, что ты собираешься вернуться в Финляндию? — спросил Васели.
— Кто тебе говорил? — удивилась Мирья.
О ее намерении знали только Вейкко Ларинен и мать. Может быть, еще Воронов.
— Не все ли равно, но скажи — правда?
— Я не скажу, пока не ответишь.
— Марина знает все. Она, видишь ли, слышала, как твоя мать и Ларинен разговаривали в конторе клуба. Библиотека за стенкой, а стенка имеет уши. Значит, правда?
Мирья молчала. Ей не хотелось врать и не хотелось говорить «да». В конце-то концов, какое дело Васели?
— Значит, правда?
Мирья кивнула.
— Вот как,— протянул Васели холодным тоном.— Выходит, я напрасно подумал, что на тебя просто наговаривают. Значит, все-таки правда?
— Наговаривают? Я тебя правильно понимаю? Но ты же сам говорил, что здесь все так...—Мирья усмехнулась.— Что здесь все не так. Что мне снова придется ехать в тайгу...
Васели пристально смотрел на Мирью, стараясь взгляд путь в глаза.
— Так, значит, правда,— вздохнул Васели.—Да, я говорил. Конечно, Мирья, там тебе будет лучше. Как-никак Запад. А здесь... сама видишь. У тебя будет что рассказать о нашей жизни. Так и расскажи там все, как есть. И о нас не забудь, о молодежи. Пусть пишут в своих газетах, что советская молодежь — это сплошные нигилисты, которые ни во что не верят. Не позабудь рассказать там...
Голос Васели дрогнул. Он говорил раздраженно, с какой-то непонятной Мирье злостью.
— Что с тобой? — спросила она испуганно.
— Со мной? А что с тобой случилось? Да, здесь вот так... Много недоделанного. Мы строим. И строим часто неважно, тяп-ляп —и готово. Да, и так бывает. Бывает. Да, если бы ты осталась здесь, то тебе пришлось бы снова уехать в глухую тайгу, начинать все сначала. Нет, лучше ты удирай. Чем быстрее, тем лучше. А мы останемся. И мы никому не отдадим того, что у нас есть. Передай и это там.
— Почему ты говоришь со мной так?
— Я хочу сказать так, чтобы там услышали без всяких посредников. Советская молодежь ни во что не зерит? А они там во что верят? Мы-то верим. Мы верим в то, что сделано, и в то, что еще осталось несделанным. И сделаем лучше, чем делали до сих пор. И все это наше, каким бы ни было. Там сейчас лучше, да? Ерунда все это, мишура! У нас не будет этой мишуры, у нас будет... Жить будем по- человечески!
— Куда же они пропали?
Мирья хотела войти в общежитие. Где же девушки задержались?
— Подожди. Выслушай меня в последний раз. Меня, нигилиста. Чтобы знала, что говорить там. Но ведь ты не так будешь рассказывать. Ты понимаешь? Они хотят найти в нас союзников. Скажи им —пусть катятся ко всем чертям. О, союзника они в нас найдут, такого союзника, что жарко будет, пусть только попробуют сюда сунуться. Скажи там. Они говорят о нас—дескать, у нас есть проблема отцов и детей. Они хотели бы, чтобы она была. Да, есть и у нас упрямые остолопы, трясущиеся от старости попугаи, которые умеют только кричать «ура» или ругаться. Это они жалуются, выдумывают проблемы: молодежь, мол, такая- сякая, ориентируется на Запад. Есть такие, можешь так сказать. Но своих остолопов мы сумеем образумить. А там... а там... пусть помалкивают.
— Васел и, почему ты такой сердитый?
— «Сердитый, сердитый»... У меня был хороший отец. А они пришли и убили. Во имя... демократии, культуры, свободы, во имя всех чертей. Знаем мы их! А тут еще свои вопят: дескать, мы никуда не годимся. Мы им еще покажем...
— Хорошо, хорошо, только отпусти меня, я пойду к девушкам.
— Иди, никто тебя не будет держать, иди к ним, А еще карелка! Ты не думаешь о своем отце, который погиб, о себе.
С трудом удерживая слезы, Мирья выскочила на дорогу. Но домой она тоже не могла идти — там праздновали свадьбу. Навстречу ей шел Валентин. Он отправился на поиски ушедших за нотами.
— Мирья, что с тобой? Он обидел тебя? — Заметив стоявшего у общежития Васели, Валентин хотел ринуться к нему, но Мирья схватила его за рукав:
, г-г- Нет, он не обидел меня. Не ходи, прошу тебя. Пойдем отсюда, со мной ничего не случилось.
А Нина, Изольда и Игорь задержались потому, что, перебирая ноты, они нашли тоненькую синюю тетрадь, в которой рассказывалось о пожелтевшей березовой ветке. Изольда прочитала некоторые места из своего дневника. Когда они наконец вышли из дома, они увидели мрачного Васели, печальную Мирью и стоявшего в недоумении Валентина.
По дороге Нина шепнула Мирье:
— Знаешь, а ведь наш Васели давно в тебя влюблен...
Долгая зимняя ночь тянулась медленно, но, когда люди счастливы, они не замечают, как проходит время. Это была их ночь, ночь счастливых. Кроме нее, Изольда и Игорь больше ничего пока не имели. Даже эту первую свою ночь они проводили в комнате Елены Петровны. Хозяйка спала б комнате Мирьи.
Изольда лежала рядом с Игорем и шептала так тихо, чтобы за стеной никто не услышал. Она говорила только Игорю:
— Какая я была глупая! Как подумаю —дурно становится.
— За что тебе-то корить себя! А вот я!.. Даже думать не хочу.
— Нет, ты только подумай. Я ведь тебя гнала от себя, толкала тебя к ней, хотела отдать тебя ей навечно. А мне что бы осталось? Ничего. Слышишь, ничего. Мне нужно было драться за тебя, бороться. Вот тогда бы я поступила действительно гуманно. А если бы ты не набрался храбрости, не решился... Нет, я, наверно, сошла бы с ума.
— Если бы ты не вернулась домой, у меня, наверное, не хватило бы сил порвать с ней. Ведь я такой слабовольный.
От гаража донесся какой-то лязг. Потом залаяли собаки.
— В какое время тебе нужно в понедельник ехать? — вдруг спросил Игорь.— Может, попросить Воронова позвонить, чтобы прокурор разрешил тебе задержаться на пару дней?
Изольда прижалась к Игорю и шепнула:
— Глупый, никто меня никуда не вызывал. Никуда мне от тебя ехать не нужно.
— А почему ты сказала? — Игорь обнял ее.—Почему ты тогда сказала, что... надо?..
— Из «гуманных» соображений. Я хотела, чтобы ты отказался от меня. Хотя ты и не верил в плохое обо мне...
— Я и сейчас не верю.
— Я знаю. Никто не верит. Никто, ни папа, ни девушки, даже в столовой не верят. И следователь не поверил. Понимаешь, Игорь, что это значит, когда о человеке думают только хорошее, когда человеку доверяют... Какие хорошие люди кругом! Как подумаешь об этом, так хочется делать только хорошее, только добро.
— А я чуть было тебя не потерял.
— Спасибо, мой любимый, спасибо тебе, что ты зерил в меня...— Она поцеловала его еще раз, еще.— Видишь, как я тебе благодарна, от всей души... А теперь я расскажу тебе, в чем дело.
— Наконец-то.
— Но только дай слово, что все будет между нами. Никто, никто не должен знать. Пока. Папа не знает. Даже следователю я не рассказала, никому. Обещаешь? Даже Нина не должна знать.
— Хорошо.
— Да, я в самом деле взяла из выручки столовой деньги. Их нужно вернуть. Но я все-таки думаю о людях только хорошо. Верю, как верили в меня...
— Значит, ты взяла деньги не для себя?
— Да.
— Мы должны их вернуть.— Игорь засмеялся. Наверно, он меньше верил в людей, чем Изольда. Он хотел спросить, какую сумму, но Изольда его прервала:
— Не мы, а... А сумма вот такая,— Изольда в темноте растопырила пять пальцев.— Пять тысяч. Пятьсот в новых деньгах.
— Изольда, а мне смешно. Но ты не беспокойся, за год мы выплатим.
— Это тебе приданое,— засмеялась Изольда.— А теперь я расскажу... Все было просто. И, представь себе, я ни о чем не жалею. Представь себе — я хотела спасти человека. Слышишь, человека.
— И спасла его? — шутливо переспросил Игорь.— Ну ладно, раз сама веришь, хорошо.
Это случилось так...
ИСТОРИЯ С ДЕНЬГАМИ ИЗОЛЬДЫ
Нина давно упрашивала Изольду съездить к ним в гости в деревню. Говорила, что отчим, Ярослав Иванович, очень будет рад видеть ее. И мама тоже спрашивает, почему, мол, Нина всегда приезжает одна. С кем же ей приезжать? «Приезжай с подругой. Разве у тебя их нет? — сказал отчим.— Разве Изольда не подруга? Девушка славная, добрая. Пусть погостит».
Однажды Изольда договорилась в столовой, что возьмет выходной в воскресенье, обычно она отдыхала в" понедельник,— и в субботу вечером они поехали к родителям Нины.
Изольда хорошо знала тракториста Ярослава Ивановича. Приезжая в Хаукилахти, он всегда заходил в столовую обедать. Такой клиент, как Ярослав Иванович, мог заставить любого работника общественного питания полюбить свою профессию. Даже Изольду. Он умел от всей души хвалить, как вкусно здесь готовят и как чудесно обслуживают. Обычно он был немногословен, но если говорил, то говорил доброжелательно, с подкупающей мягкостью. Он производил впечатление образованного человека. И даже по тому, как он вел себя за столом, в нем можно было угадать культурного человека. Изольда понимала, что человек может быть культурным, даже не имея образования, все дело в воспитании. Имей Ярослав Иванович высшее образование, он, конечно, не работал бы трактористом. Изольда знала, что во время войны Ярославу Ивановичу пришлось много испытать, но он вынес все, как подобает мужчине, никогда не хвалился тем, что досталось на его долю. Только голова его поседела да морщины на обветренном лице говорили о пережитом. Ему можно было дать все шестьдесят, хотя ему было немногим более пятидесяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Нет, Изольда, я не женюсь на Марине. Может, я бы не решился на такое, если бы ты не вернулась. Ты спасла меня. Если бы ты вернулась раньше, то дело не зашло бы так далеко.
— Что собираешься делать?
— Я уже сказал. Завтра надо идти в сельсовет. Но туда я пойду только с тобой. Слышишь, Изольда!
— Слушай, если человек сходит с ума, не обязательно ему кричать.
— Только с тобой, Изольда, и обязательно завтра.
— Сколько ты сегодня выпил? Что-то непохоже, чтобы ты был пьяный.
— Если не пойдешь завтра со мной, я уеду, завтра же. Навсегда из Карелии. Должен же я когда-нибудь быть решительным.
Голос Игоря и выражение лица заставили Изольду поверить, что он говорит серьезно.
— Давай "говорить тогда прямо. Ведь, прежде чем мы с тобой пойдем в сельсовет, должно же быть хоть сколько- то... Ну, как это называют — любовью. Я тебя никогда не любила и не полюблю...
— Я не верю, Изольда.
— Какой самоуверенный! Откуда ты взял, что я люблю тебя? Ну, мы ходили вместе, гуляли, пару раз покатались на лодке, что с того? Мне уже тогда с тобой было скучно. А ты подумал, что я влюбилась. А кроме того, меня могут в любой момент забрать, посадить в тюрьму. Вот будет красиво — секретарь комсомольской организации будет бегать с передачами в тюрьму.
— Я не буду больше секретарем. И никто тебя не посадит в тюрьму. Ты честный человек.
— Какая я честная, уже выяснилось. Я растратчица.
— Никогда не поверю.
Изольда начала сердиться:
— Что же это такое! Почему я должна всем доказывать одно и то же и никто мне не верит? Сначала не верили следственные органы, не верит отец, не поверили девушки. Какое им дело? Я такая, какая есть, и оставьте меня в покое.
— Ну ладно. Если хочешь, будь преступницей. Все равно мое отношение к тебе не изменится.
— Все. Хватит. Уходи. Скоро придет отец. Я не хочу, чтобы он еще раз расстроился из-за тебя. Убирайся.
— Я уйду. Но в девять утра я приду за тобой, и мы поедем в Кайтаниеми.
— Нет, не придешь. Никогда. Еще раз желаю тебе счастья, пусть вам будет весело...
Изольда отошла к окну и, повернувшись спиной к Игорю, сказала сдавленным голосом:
— Ты не придешь никогда, слышишь? И все-таки... все- таки спасибо тебе за все, что было.
— Значит, завтра в девять,— сказал Игорь и убежал.
Изольда боялась, что Игорь сдержит свое слово и в девять утра действительно явится. Надо, чтобы отец не присутствовал при этом спектакле. Без четверти девять она попросила отца пойти в столовую на завтрак, сказав, что придет туда через несколько минут сама. Наум Сидорович удивился: до этого Изольда, как он ни звал ее, не хотела идти в столовую.
Ровно в девять пришел Игорь. Такой же решительный, как и вечером, только не такой подавленный.
— Вот и я, Изольда. Я пришел навсегда. Сейчас мы поедем в Кайтаниеми. Я взял машину.
— Опять ты? — холодно спросила Изольда.— Но это уже слишком. Надо хоть сколько-нибудь помнить о правилах приличия. Я же вам сказала вчера, что не надо больше приходить ко мне. Почему вы не послушались?
— Потому, что я не верю, Изольда. Пойдешь, слышишь?
— Я никуда не пойду.
— В таком случае я уеду, уеду навсегда.
— Счастливого пути. Впрочем, вы никуда не уедете.
— Ты так думаешь? Я сегодня на распутье. Я заказал машину в Кайтаниеми. И я купил — видишь? — билет на автобус. Вещи я уже сложил.
Изольда взяла билет и стала рассматривать: в самом деле, на сегодняшнее число. Но она решила выдержать до конца.
— Пришла повестка. Меня вызывают в прокуратуру. Прокурор потребовал моего ареста и назначил новое следствие.
Она сказала таким тоном, что Игорь поверил. Он побледнел, помолчал, потом сказал деловито:
— Сегодня суббота, короткий день. Ты все равно не успеешь к прокурору. Оставь до понедельника. А в сельсовет мы успеем.
Изольда повернулась к нему спиной и задышала часто- часто.
— Изольда!
— Игорь, ты сошел с ума или ты всерьез?
— Ты еще спрашиваешь?
, — И ты все обдумал?
— Все.
. Изольда круто повернулась, глаза ее светились.
Они поцеловались в первый раз.
Изольда вырвалась, схватило пальто.
— Едем.
Они еще постояли на пороге молча. Слова были не нужны.
В коридоре им навстречу попался Наум Сидорович. Увидев Игоря и дочь, он оторопел, отпрянул и застыл в недоумении.
— Что это? Куда?
Изольда сказала, словно что-то само собой разумеющееся:
— Папа, мы в сельсовет, записываться. Мы решили по: жениться.
Старик бессильно опустился на дрова, стоявшие в коридоре перед печкой. Изольда подбежала, чмокнула его в
щеку, в губы и выскочила вслед за Игорем на улицу. Старик долго сидел, ничего не понимая.
Ведь он сжег пожелтевшую березовую веточку...
В доме Коллиевых в день свадьбы уже с раннего утра все были на ногах. Вот-вот должен был прийти жених. Вдруг в дверях кухни появился какой-то мальчуган.
— Что за ребятишки пошли? — прикрикнула на него Марина.—Такие любопытные. Марш отсюда!
— Записка,— мальчик протянул какую-то бумажку.
«Марина. Я виноват перед тобой и прошу простить меня
за то, что я принял это решение так поздно. Мы не можем быть вместе. Слишком мы разные. Совместная жизнь стала бы для нас обоих мучением, и, наверно, в конце концов из нее ничего не получилось бы. Сегодня последняя возможность не губить жизнь двух людей. Я сделал свой выбор в жизни. Желаю тебе счастья. Прощай. Игорь».
Мальчик ничего не понимал. Почему невеста, получив в день свадьбы записку от жениха, вдруг разрыдалась?
Свадьба состоялась в тот же вечер. Только не там, где давно к ней готовились и был накрыт богатый свадебный стол, а там, где о ней и не думали и об угощении заранее не заботились. На стол поставили то, что успели купить в магазине и на скорую руку приготовить. Правда, и в магазин побежали не сразу: еще как-то не верилось, что все это правда, и понадобилось время, чтобы прийти в себя и взяться за свадебные приготовления. В гости позвали кого успели; многие пришли незваными. Степана Никифоровича и Ирину пригласил Коллиев, но они оказались не в доме Коллиева, а на квартире у Елены Петровны, где Игорь и Изольда устроили свою свадьбу. Комнатка Изольды была слишком тесна.
Степан Никифорович еще не был очень пьян, но уже успел хватить столько, чтобы громогласно заявить:
— Ох, Игорь, ну и влип же бы ты, если бы женился на Марине Коллиевой. Ведь их семейка — такое змеиное гнездо, ничем другим не занимаются, только шипят да ядом исходят.
За столом наступило неловкое молчание: в такой день ни о ком не хотелось говорить плохо. И хотя за столом было весело и много шутили, все, словно сговорившись, старались не упоминать имени Марины; все понимали ее не
счастье и в какой-то мере даже жалели ее. Степан Никифорович почувствовал, что допустил бестактность, и махнул рукой:
— А ну и черт с ними. Что бы в этом мире ни происходило, все к лучшему.
Наум Сидорович стал играть на скрипке, и ему потребовались какие-то ноты. Изольда поднялась из-за стола и побежала за нотами. Нина и Игорь пошли вслед за ней. Увидев, что Мирья тоже направляется к выходу, Васели увязался за ней.
— .Как он противен, этот передовик,— буркнул Васели.— Сколько еще у нас будут смотреть в рот этому авторитету и ждать, какую глупость он соизволит сморозить?
— А что, он не прав? — спросила Мирья.
— Да я не об этом. Только не здесь надо было говорить и не сейчас. Уж молчал бы, если котелок не варит. Ты понимаешь меня?
— Понимаю, понимаю,— Мирья поспешила догнать Нину и Изольду.
У общежития, где жила Изольда, Васели тихо сказал Мирье:
— Давай подождем здесь.
Мирья осталась на дворе.
— Скажи, это правда, что ты собираешься вернуться в Финляндию? — спросил Васели.
— Кто тебе говорил? — удивилась Мирья.
О ее намерении знали только Вейкко Ларинен и мать. Может быть, еще Воронов.
— Не все ли равно, но скажи — правда?
— Я не скажу, пока не ответишь.
— Марина знает все. Она, видишь ли, слышала, как твоя мать и Ларинен разговаривали в конторе клуба. Библиотека за стенкой, а стенка имеет уши. Значит, правда?
Мирья молчала. Ей не хотелось врать и не хотелось говорить «да». В конце-то концов, какое дело Васели?
— Значит, правда?
Мирья кивнула.
— Вот как,— протянул Васели холодным тоном.— Выходит, я напрасно подумал, что на тебя просто наговаривают. Значит, все-таки правда?
— Наговаривают? Я тебя правильно понимаю? Но ты же сам говорил, что здесь все так...—Мирья усмехнулась.— Что здесь все не так. Что мне снова придется ехать в тайгу...
Васели пристально смотрел на Мирью, стараясь взгляд путь в глаза.
— Так, значит, правда,— вздохнул Васели.—Да, я говорил. Конечно, Мирья, там тебе будет лучше. Как-никак Запад. А здесь... сама видишь. У тебя будет что рассказать о нашей жизни. Так и расскажи там все, как есть. И о нас не забудь, о молодежи. Пусть пишут в своих газетах, что советская молодежь — это сплошные нигилисты, которые ни во что не верят. Не позабудь рассказать там...
Голос Васели дрогнул. Он говорил раздраженно, с какой-то непонятной Мирье злостью.
— Что с тобой? — спросила она испуганно.
— Со мной? А что с тобой случилось? Да, здесь вот так... Много недоделанного. Мы строим. И строим часто неважно, тяп-ляп —и готово. Да, и так бывает. Бывает. Да, если бы ты осталась здесь, то тебе пришлось бы снова уехать в глухую тайгу, начинать все сначала. Нет, лучше ты удирай. Чем быстрее, тем лучше. А мы останемся. И мы никому не отдадим того, что у нас есть. Передай и это там.
— Почему ты говоришь со мной так?
— Я хочу сказать так, чтобы там услышали без всяких посредников. Советская молодежь ни во что не зерит? А они там во что верят? Мы-то верим. Мы верим в то, что сделано, и в то, что еще осталось несделанным. И сделаем лучше, чем делали до сих пор. И все это наше, каким бы ни было. Там сейчас лучше, да? Ерунда все это, мишура! У нас не будет этой мишуры, у нас будет... Жить будем по- человечески!
— Куда же они пропали?
Мирья хотела войти в общежитие. Где же девушки задержались?
— Подожди. Выслушай меня в последний раз. Меня, нигилиста. Чтобы знала, что говорить там. Но ведь ты не так будешь рассказывать. Ты понимаешь? Они хотят найти в нас союзников. Скажи им —пусть катятся ко всем чертям. О, союзника они в нас найдут, такого союзника, что жарко будет, пусть только попробуют сюда сунуться. Скажи там. Они говорят о нас—дескать, у нас есть проблема отцов и детей. Они хотели бы, чтобы она была. Да, есть и у нас упрямые остолопы, трясущиеся от старости попугаи, которые умеют только кричать «ура» или ругаться. Это они жалуются, выдумывают проблемы: молодежь, мол, такая- сякая, ориентируется на Запад. Есть такие, можешь так сказать. Но своих остолопов мы сумеем образумить. А там... а там... пусть помалкивают.
— Васел и, почему ты такой сердитый?
— «Сердитый, сердитый»... У меня был хороший отец. А они пришли и убили. Во имя... демократии, культуры, свободы, во имя всех чертей. Знаем мы их! А тут еще свои вопят: дескать, мы никуда не годимся. Мы им еще покажем...
— Хорошо, хорошо, только отпусти меня, я пойду к девушкам.
— Иди, никто тебя не будет держать, иди к ним, А еще карелка! Ты не думаешь о своем отце, который погиб, о себе.
С трудом удерживая слезы, Мирья выскочила на дорогу. Но домой она тоже не могла идти — там праздновали свадьбу. Навстречу ей шел Валентин. Он отправился на поиски ушедших за нотами.
— Мирья, что с тобой? Он обидел тебя? — Заметив стоявшего у общежития Васели, Валентин хотел ринуться к нему, но Мирья схватила его за рукав:
, г-г- Нет, он не обидел меня. Не ходи, прошу тебя. Пойдем отсюда, со мной ничего не случилось.
А Нина, Изольда и Игорь задержались потому, что, перебирая ноты, они нашли тоненькую синюю тетрадь, в которой рассказывалось о пожелтевшей березовой ветке. Изольда прочитала некоторые места из своего дневника. Когда они наконец вышли из дома, они увидели мрачного Васели, печальную Мирью и стоявшего в недоумении Валентина.
По дороге Нина шепнула Мирье:
— Знаешь, а ведь наш Васели давно в тебя влюблен...
Долгая зимняя ночь тянулась медленно, но, когда люди счастливы, они не замечают, как проходит время. Это была их ночь, ночь счастливых. Кроме нее, Изольда и Игорь больше ничего пока не имели. Даже эту первую свою ночь они проводили в комнате Елены Петровны. Хозяйка спала б комнате Мирьи.
Изольда лежала рядом с Игорем и шептала так тихо, чтобы за стеной никто не услышал. Она говорила только Игорю:
— Какая я была глупая! Как подумаю —дурно становится.
— За что тебе-то корить себя! А вот я!.. Даже думать не хочу.
— Нет, ты только подумай. Я ведь тебя гнала от себя, толкала тебя к ней, хотела отдать тебя ей навечно. А мне что бы осталось? Ничего. Слышишь, ничего. Мне нужно было драться за тебя, бороться. Вот тогда бы я поступила действительно гуманно. А если бы ты не набрался храбрости, не решился... Нет, я, наверно, сошла бы с ума.
— Если бы ты не вернулась домой, у меня, наверное, не хватило бы сил порвать с ней. Ведь я такой слабовольный.
От гаража донесся какой-то лязг. Потом залаяли собаки.
— В какое время тебе нужно в понедельник ехать? — вдруг спросил Игорь.— Может, попросить Воронова позвонить, чтобы прокурор разрешил тебе задержаться на пару дней?
Изольда прижалась к Игорю и шепнула:
— Глупый, никто меня никуда не вызывал. Никуда мне от тебя ехать не нужно.
— А почему ты сказала? — Игорь обнял ее.—Почему ты тогда сказала, что... надо?..
— Из «гуманных» соображений. Я хотела, чтобы ты отказался от меня. Хотя ты и не верил в плохое обо мне...
— Я и сейчас не верю.
— Я знаю. Никто не верит. Никто, ни папа, ни девушки, даже в столовой не верят. И следователь не поверил. Понимаешь, Игорь, что это значит, когда о человеке думают только хорошее, когда человеку доверяют... Какие хорошие люди кругом! Как подумаешь об этом, так хочется делать только хорошее, только добро.
— А я чуть было тебя не потерял.
— Спасибо, мой любимый, спасибо тебе, что ты зерил в меня...— Она поцеловала его еще раз, еще.— Видишь, как я тебе благодарна, от всей души... А теперь я расскажу тебе, в чем дело.
— Наконец-то.
— Но только дай слово, что все будет между нами. Никто, никто не должен знать. Пока. Папа не знает. Даже следователю я не рассказала, никому. Обещаешь? Даже Нина не должна знать.
— Хорошо.
— Да, я в самом деле взяла из выручки столовой деньги. Их нужно вернуть. Но я все-таки думаю о людях только хорошо. Верю, как верили в меня...
— Значит, ты взяла деньги не для себя?
— Да.
— Мы должны их вернуть.— Игорь засмеялся. Наверно, он меньше верил в людей, чем Изольда. Он хотел спросить, какую сумму, но Изольда его прервала:
— Не мы, а... А сумма вот такая,— Изольда в темноте растопырила пять пальцев.— Пять тысяч. Пятьсот в новых деньгах.
— Изольда, а мне смешно. Но ты не беспокойся, за год мы выплатим.
— Это тебе приданое,— засмеялась Изольда.— А теперь я расскажу... Все было просто. И, представь себе, я ни о чем не жалею. Представь себе — я хотела спасти человека. Слышишь, человека.
— И спасла его? — шутливо переспросил Игорь.— Ну ладно, раз сама веришь, хорошо.
Это случилось так...
ИСТОРИЯ С ДЕНЬГАМИ ИЗОЛЬДЫ
Нина давно упрашивала Изольду съездить к ним в гости в деревню. Говорила, что отчим, Ярослав Иванович, очень будет рад видеть ее. И мама тоже спрашивает, почему, мол, Нина всегда приезжает одна. С кем же ей приезжать? «Приезжай с подругой. Разве у тебя их нет? — сказал отчим.— Разве Изольда не подруга? Девушка славная, добрая. Пусть погостит».
Однажды Изольда договорилась в столовой, что возьмет выходной в воскресенье, обычно она отдыхала в" понедельник,— и в субботу вечером они поехали к родителям Нины.
Изольда хорошо знала тракториста Ярослава Ивановича. Приезжая в Хаукилахти, он всегда заходил в столовую обедать. Такой клиент, как Ярослав Иванович, мог заставить любого работника общественного питания полюбить свою профессию. Даже Изольду. Он умел от всей души хвалить, как вкусно здесь готовят и как чудесно обслуживают. Обычно он был немногословен, но если говорил, то говорил доброжелательно, с подкупающей мягкостью. Он производил впечатление образованного человека. И даже по тому, как он вел себя за столом, в нем можно было угадать культурного человека. Изольда понимала, что человек может быть культурным, даже не имея образования, все дело в воспитании. Имей Ярослав Иванович высшее образование, он, конечно, не работал бы трактористом. Изольда знала, что во время войны Ярославу Ивановичу пришлось много испытать, но он вынес все, как подобает мужчине, никогда не хвалился тем, что досталось на его долю. Только голова его поседела да морщины на обветренном лице говорили о пережитом. Ему можно было дать все шестьдесят, хотя ему было немногим более пятидесяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38