Из залы вело несколько полутемных арок. Больше ничего интересного тут не было.
Я спустилась вниз и подошла к бассейну сполоснуть руки. Меня окропила водяная пыль, и прямо у самого бортика я увидела маленькую деревянную лодочку, плясавшую на волне меж падаюших и бьющих вверх струй. У лодочки не было ни носа, ни кормы – с обоих концов ее украшали резные закрученные внутрь спиральки. Простенькая милая игрушка. Кто-то пускал кораблики и забыл ее здесь.
Я не стала выбирать, в какую арку идти – их оказалось четыре, и все одинаковые. Вошла в ближайшую. За аркой обнаружился мрачноватый коридор, то справа, то слева размыкавшийся темными, забранными решетками проемами. Клетки или вольеры. Пустые. В некоторых были окошки под потолком, иногда довольно большие, но тоже перекрытые решетками. Полосы лунного света позволяли разглядеть рыбью чешую, песок и катышки пыли на грязном полу. Из глубин коридора тянуло острой звериной вонью – наверное, далеко не все клетки пустовали.
Мне пришлось попрыгать, чтобы вытащить из кольца факел. Впереди, в полутьме коридора,что-то зашуршало, заклацало, послышались мягкие шлепки. Пронзительно замяукала какая-то тварь, ее голос походил и на крик чайки, и на плач ребенка. Звери услышали меня и заволновались.
Еще несколько шагов, и я остановилась, озадаченная. На полу, прямо в проходе, кто-то сидел, какая-то закутанная в плащ скрюченная фигура. Сидела совершенно неподвижно, опершись спиной о решетку, обняв согнутое колено и уткнувшись в него лбом. Из-под капюшона каскадом падали длинные пепельные волосы, расстилаясь на грязном полу; в них почти терялись тонкие скрещенные руки.
– Эй! – позвала я.
Фигура не шевельнулась, я подошла ближе.
– Эй, кто ты? Почему здесь сидишь?
Никакого ответа.
Я коснулась закутанного плеча – и отдернула руку: в воздух взвилось облачко пыли. И плащ и волосы покрывала серая пудра, в складках скопились целые залежи. От моего прикосновения пушистая корка на ткани треснула и вниз поехали пыльные осколки. Мама дорогая, да это создание сидит тут целую вечность!
Присев на корточки, я попыталась заглянуть под капюшон. Лица не увидела, рассмотрела только остренькое ухо с грубоватой серьгой, вроде бы из бронзы. И странной формы точеные кисти, с пугающей длины ногтями, подозрительно похожими на когти. Под кромкой плаща виднелись пальцы ног, тоже длинные и тоже когтистые. И руки и ноги были очень изящны, но крупноваты для женщины. Впрочем, сама фигура, если бы распрямилась, тоже оказалась бы не из маленьких. Пол существа я так и не смогла разгадать.
Пламя факела создавало иллюзию движения, но от фигуры тянуло холодом, и я поняла, что она не дышит. Мне расхотелось ее трогать. Я покусала губу и поднялась.
Кто бы это ни был – мертвец или статуя – толку от нее никакого.
Пойдем дальше.
А вот и первый живой обитатель. Плящущее пятно света выхватило сомкнутые на решетке пальцы и длинное рыло, просунутое сквозь прутья. Когда я подошла, существо шарахнулось вглубь клетки, совершенно человеческим жестом заслоняясь от огня. Не лапами – руками, с темными пальчиками и бледными ладонями, и рук этих у него было две пары, костлявых и тоненьких по сравнению с бесформенной тушей и ногами-тумбами. Морды зверя я так и не увидела -то ли он пламени боялся, то ли глаза ему резало ярким светом.
В следующей вольере туда-сюда металась глянцевито-черная тварь ростом с лошадь, но телом и статью смахивающая на огромную кошку. На спине у твари топорщился колючий рыбий плавник, засохший как у тарани, плавники поменьше украшали лопатки, локти и хвост. Эта тварь наоборот, сердито стрекоча, попыталась протиснуть между прутьями плоскую треугольную башку с желтыми глазищами, а когда не получилось, высунула непомерно длинную лапу и полоснула когтями воздух в паре дюймов от моего подола. Злющая какая! Я обошла ее по стеночке – и тварь плюнула мне вслед пузырящимся сгустком крови.
В другой вольере, на закрепленном под потолком поперечном брусе вниз головой висела гигантская седая птица, завернутая в перепончатые крылья. Перья на перепонках частично повылезли, и серая пупырчатая кожа просвечивала сеткой вен. Птица поморгала на меня круглыми совиными глазами, щелкнула клювом и распахнула крылья, подняв в воздух целое облако пуха. Я озадаченно уставилась на пару нагих женских грудей, изрядно поцарапанных, с синюшными сосками, бесстыдно торчащих из белесых перьев. Ну и птица! Пожав плечами, я двинулась дальше, а крылатая тварюка заплакала-замяукала мне вслед. Это ее истерический крик я слышала в начале коридора.
В следующей камере на полу лежал человек. Спиной ко мне, совершенно голый, с замотанной какой-то лохматой тряпкой головой. Или это волосы у него колтунами торчат?
– Эй! – крикнула я. Потрясла решетку, пытаясь привлечь его внимание. – Эй, ты живой?
Человек зашевелился и начал медленно, осторожно приподниматься. Словно у него все болело. Тело тощее, вялое, грязное. Живот к хребту прилип. Тоже сто лет не кормленный. Человек постоял на четвереньках, свесив кудлатую голову. Потом так же медленно повернулся ко мне.
Лица у него не было. Была темная волчья морда, разинутая пасть и вывешенный набок язык.
– Угм, – сказало сушество. – Мгм?
– Это вулфер, девонька, – тихо произнес кто-то у меня за спиной. – Он не скажет тебе ничего вразумительного.
Я чуть факел не выронила от неожиданности. Обернулась. Чуть дальше по коридору, в соседней клетке на полу сидел старик. Он прижался лбом к прутьям, обхватил металл костлявыми руками, просунув их наружу почти до локтей. Сквозь решетку виднелись ветхие стариковские лохмотья – то ли бывший плащ, то ли еще что-то, давно потерявшее право называться одеждой. Бесцветные волосы обрамляли землистое узкое лицо, иссеченное морщинами настолько, что оно казалось куском коры. Со старого лица смотрели яркие молодые глаза – черные, пронзительные. И зубы, когда он улыбнулся, оказались на зависть: все целенькие, белые, один к одному.
– Человек? – я аж поперхнулась. – Северянин? Найл? Откуда? Почему ты за решеткой?
– Провинился перед Королевой, девонька. – Голос у него был тихий, чуть задыхающийся. – А ты, я вижу, новая ее игрушка?
– Я не игрушка. Я гость. – Старик понимающе улыбнулся, и мне стало не по себе. – В чем же твоя вина, северянин?
– Ах, девонька. Я стар и некрасив – вот моя вина. За то и наказали. Посадили к зверям, на хлеб и воду, чтобы раскаялся. Но я не раскаялся, потому третий день сижу без воды и хлеба. Не найдется у тебя заваляшей корочки или сморщенного яблочка для старого человека?
– Тебя морят голодом? Какой ужас! – Я прошлась вдоль решетки, осматривая и ощупывая ее. – Где здесь дверь? Как она открывается?
– Доброе сердечко, девонька. Никак не открывается. Нет здесь двери. Да и не стоит идти поперек королевиной воли. А то, глядишь, и тебя запрут за решетку на всю оставшуюся жизнь.
– Но что же нам делать? Послушай, я принесу тебе поесть. Сегодня у Королевы праздник, я слышала, будет угощение. Только я боюсь что не найду дороги обратно.
– Мне хотя бы глоток воды, девонька. Больше ничего не надо.
– Здесь недалеко есть вода. Целый фонтан. Сейчас принесу, подожди!
Я пристроила факел у решетки. Старик шумно выдохнул, облизнул сухие губы.
– Не стыдно умолять смертную, стыдно у надменных альфарэг милости просить. Невмоготу терпеть, девонька, поспеши.
– Я сейчас!
Бегом обратно. Стар и некрасив – за это в клетку? Высокое Небо! Вот куда деваются надоевшие игрушки! И Тома-Рифмача решетка ждет? И Каланду? И меня? Смерть от голода и жажды в каменном мешке… Знает ли об этом Ирис? Неужели знает? Не может быть. Спрошу его. Обязательно спрошу.
Я стремглав пролетела мимо клеток, черная тварь только рявкнула мне в спину. Во что бы воды набрать? Лодочка в бассейне! Будет чашей.
Подбежав к фонтану, я животом плюхнулась на бортик, не обращая внимания на барабанящие по плечам струи. Лодочку отнесло на середину, мне пришлось подгребать руками, чтобы зацепить ее. Наконец я зачерпнула воды и вытащила добычу. Лодочка вмещала целую кварту, а то и больше.
Если бедняга не напьется – еще разок сбегаю. А если напьется, все равно пусть будет запас. Неизвестно, когда издевательство прекратят. Мучаясь жаждой, дед моложе не станет. Вдруг про него совсем забыли? Почему Королева не отпустила его в серединный мир, если игрушка наскучила? Ага, небось сказанул ей что-нибудь… душевное. Я бы тоже сказанула на его месте!
Примелькалась я наверное в зверинце: четырехрукий толстопуз опять высунул любопытное рыло, а черная тварь не рыкнула и даже не застрекотала, когда я проносила мимо наполненный сосуд. Волкоглавый вулфер подполз к решетке и заскулил. Может, ему тоже пить не дают?
– Девонька! – Старик хрипло раскашлялся, вцепившись в решетку. – Неужели принесла?
– Обещала ведь. Кто-то в фонтане кораблики пускал, вот тебе и чашка. Погоди, не цепляйся, перевернешь! Неудобная какая…
Я попыталась пропихнуть лодку сквозь прутья, но она застряла на первых дюймах. Слишком широкие борта. Старик суетливо дергал ее к себе, плеща водой на рукава.
– В таких лодочках, девонька, у нас на Севере мертвецов к Холодному Господину отправляют. – Он жадно облизал пальцы и снова вцепился в игрушку. – А ты мне, девонька, жизнь принесла.
– Не пролезает. Подставляй рот, я тебе волью осторожно.
– Нет, не так. Подержи-ка ее.
Дед просунул руки между прутьями, повернул лодочку бортом к себе. На мгновение колышушаяся вода словила факельный блик и мое отражение – черное пятно головы на огненном фоне. Ох, Ската, не…
Старик вырвал лодочку у меня из рук и опрокинул ее прямо на решетку. Выплеснулась вода, лодка полетела на пол. Костлявые пальцы сцапали меня за грудки, со всей силы приложили лбом о железные прутья, мгновенно обросшие ржавчиной как рыжим плющом. Железо распухало и слоилось на глазах, от удара прутья переломились, мокрые хлопья брызнули во все стороны, я рванулась назад, затрещала ткань, и тут прямо между нами, срывая дедовы руки, взметнулась с пола крылатая тень.
От вопля заложило уши. За рассыпающейся решеткой встали дыбом огромные петли в хитиновых чешуях, топорща пятнистую ветошь, мелькнуло членистое брюхо с бахромой суставчатых ножек. Скату унесло под потолок, и там, в темноте, зашипело, защелкало, посыпались обломки, заплескали крылья, засвистел хлещущий куда попало зазубренный хвост. Пару мгновений я оцепенело таращила глаза – а потом повернулась и бросилась прочь.
Зигзагами. Влево – от протянутой вулферовой руки, вправо – от когтистой черной лапы, влево – от клацающего клюва, вправо – от зубастого рыла, влево – от неподвижной серой фигуры, оглохнув от визга, перхая от пуха и пыли, мимо пустых камер, ступнями чувствуя сотрясение плит, вибрацию ползущего за мною гада. Вылетела на свет, сломя голову – через зал, почти на четвереньках – по лестнице, только на верхней площадке, полностью лишившись дыхания, осмелилась оглянуться.
Он вывалился из коридора, волоча пятнистую рвань, щелкая насекомыми ногами и наступая на собственные космы – великанская бурая мокрица с головой старика и двурогим хвостом. Рот его был разинут, глаза горели, он двигал локтями как бегущий человек. Он спешил не к лестнице – к бассейну. Ската? Ската изчезла. Не убил ли он ее?
В этот момент умолк звон струй. Водяная сеть опала. Где-то в недрах дворца загудел колоссальный орган, словно все ветра подули во все трубы на свете. Сверху я увидела, как вода в фонтане скрутилась воронкой и стремительно начала уходить. Последний рывок – чудовище перевалило через борт и ляпнулось на голый мокрый пол.
Зал наполнился шуршанием, шорохом быстрых шагов, шелестом одежд. Они молча выходили из арок и окружали бассейн – празднично разодетые, разрумянившиеся от танцев, с веерами, с цветами в волосах, с серьезными строгими лицами. Расступились – по проходу шла Королева. За нею двигались Вран, рыжий Гаэт и еще несколько незнакомых мужчин и женщин. Я встретилась взглядом с Ирисом, который проталкивался поближе к фонтану. У Ириса было такое лицо, что меня холод прошиб.
Кто-то коснулся моего плеча. Сзади стояли двое – мои давешние партнеры по танцам, хрустальный юноша и золотая женщина с кисточками на ушах. В глазах их словно двери захлопнулись – ни только тепла, даже узнавания в них не было.
– Ассс! Шшшаааа… – Мокрица на дне бассейна по-змеиному приподнялась, ощетинясь рваньем, распяленным на тонких остях. Тощие стариковские руки растопырили локти, стиснули кулаки. Прямо под ними, на бледном брюхе, шевелился двойной ряд лаково блестящих тараканьих ног.
Вран и Гаэт с двух сторон запрыгнули на бортик, в руках они держали по копью. Острия слаженно ткнулись – одно слева, другое справа. Чудовище прянуло вниз, припало ко дну. У него было злое, отчаянное лицо человека и гадкое тело насекомого.
В толпе тут и там блеснули мечи. Я вдруг сообразила, что вокруг бассейна стоят исключительно мужчины, и все с оружием. Только одна женщина бесстрашно ступила на бортик – Королева. Сложив пустые руки на животе, она оглядела тварюку, а потом подняла голову, безошибочно обнаружив меня на верхней площадке лестницы.
– Вран? – Обращаясь к волшебнику, она смотрела на меня. – Чуешь его?
– Нет. Он ушел.
Взгляд Королевы жег мне лицо. Я щурилась, лоб и щеки щипало как на морозе.
Королева громко сказала:
– Здесь был демон.
Ропот поднялся волной, присутствующие взволнованно переглянулись. Ирис за спинами воинов закусил губу. Рядом с ним я увидела Каланду, она хмурилась, глядя на Врана. Вран обвиняюще ткнул в меня пальцем.
– Ты, смертная. Это твой демон. Ты вызвала демона из Полночи.
– Это была моя фюльгья, – крикнула я. – Она меня спасла. От этого… от этой мокрицы.
– И зря, – буркнула золотая женщина у меня над головой.
– Фюльгья? – Королева приподняла бровь.
– Ската, горгулья, – пояснил Гаэт. – Она липнет к девчонке как банный лист. Ты все-таки ее выпустила, Леста.
Он посмотрел на меня с укором и покачал головой. Достукалась, мол. Я нахохлилась и обняла себя за плечи. Только сейчас я ощутила, что платье на спине и подоле у меня влажное, с волос едва ли не каплет. Мокрая курица, одно слово.
Королева окинула взглядом собрание.
– Фюльгья или нет, это в первую очередь демон. Тому, кто призывает Полночь на мои земли, не место на моей земле. Таковы наши законы и моя воля. Если кому есть что сказать, я выслушаю его мнение.
– Нежить будет прорываться и гадить через девку, – заявил Вран. – Я считаю, смертную надо выставить.
– Она выпустила фолари из клетки, – сообщила синеволосая женщина с перьями на руках. – Ей не место с нами.
– Фолари не ушел бы далеко, – фыркнул Гаэт. – Но горгулья наладилась пролезать во все щели. Я видел ее следы на берегу. Я отвезу смертную в серединный мир, Королева.
Вран зло оскалился:
– Если бы мы с Госпожой не почуяли демона, ушел бы фолари. А то и остальных выпустил.
– Остальных не успел бы. – Гаэт посмотрел вниз, на свернувшегося кольцом урода. Сейчас, прикрыв насекомое тело пестрым рваньем, он опять сделался похожим на старика в отрепьях, сидящего на мусорной куче. Обхватив собственные плечи, чудовище затравленно озиралось. Я поймала себя на том что делаю тоже самое.
– Боюсь демонов! – крикнула из толпы девушка в папоротниковом венке. – Боюсь тех, кто призывает демонов! Они призывают само небытие!
– Смертная должна уйти! – рявкнул у меня над ухом хрустальный юноша.
– Я поручился за нее, – негромкий голос Ириса перекрыл ропот и спор. – Я беру ее вину на себя.
Ирис отодвинул смуглого воина с зеленоватой шевелюрой и пролез в первый ряд.
Ой, мама…
– Кто поручился, тот и отвечает, таковы наши законы и моя воля. – Королева улыбнулась одними губами, глаза ее светились как солнце сквозь облака. – Но вина моего поданного, призвавшего Полночь и вина смертного, сотворившего то же, несоизмеримы. Выкупом является не изгнание, но суд судьбы. Принимаешь ли ты вину смертной на себя, поручившийся?
– Принимаю, Госпожа.
– Ответишь ли за чужую вину, Босоножка?
– Отвечу, Королева.
Высокое Небо, о чем они? Что это значит?
– Трижды сказано. Теперь говори с судьбой на ее языке.
Королева кивнула и соступила с бортика на пол. Толпа раздвинулась, освобождая периметр бассейна. Рядом с Ирисом остался стоять Вран. Он протянул брату копье.
– Прикончи морского выродка, малыш. – Узкая улыбка прорезала темное враново лицо. Волшебник глянул на Королеву. – Поющая раковина из огненного стекла на моего брата.
– Два желания, черное и белое, – откликнулась Королева. – На фолари.
– Я беру оба желания! – Гаэт схватил Врана за плечо. – За тайную тропу. На Ириса. А твою раковину, Чернокрылый, за последний вздох. На фолари.
– Нужен мне твой последний вздох, – фыркнул волшебник, отшагнув назад. – Ну да ладно. Принято.
– Принято.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
Я спустилась вниз и подошла к бассейну сполоснуть руки. Меня окропила водяная пыль, и прямо у самого бортика я увидела маленькую деревянную лодочку, плясавшую на волне меж падаюших и бьющих вверх струй. У лодочки не было ни носа, ни кормы – с обоих концов ее украшали резные закрученные внутрь спиральки. Простенькая милая игрушка. Кто-то пускал кораблики и забыл ее здесь.
Я не стала выбирать, в какую арку идти – их оказалось четыре, и все одинаковые. Вошла в ближайшую. За аркой обнаружился мрачноватый коридор, то справа, то слева размыкавшийся темными, забранными решетками проемами. Клетки или вольеры. Пустые. В некоторых были окошки под потолком, иногда довольно большие, но тоже перекрытые решетками. Полосы лунного света позволяли разглядеть рыбью чешую, песок и катышки пыли на грязном полу. Из глубин коридора тянуло острой звериной вонью – наверное, далеко не все клетки пустовали.
Мне пришлось попрыгать, чтобы вытащить из кольца факел. Впереди, в полутьме коридора,что-то зашуршало, заклацало, послышались мягкие шлепки. Пронзительно замяукала какая-то тварь, ее голос походил и на крик чайки, и на плач ребенка. Звери услышали меня и заволновались.
Еще несколько шагов, и я остановилась, озадаченная. На полу, прямо в проходе, кто-то сидел, какая-то закутанная в плащ скрюченная фигура. Сидела совершенно неподвижно, опершись спиной о решетку, обняв согнутое колено и уткнувшись в него лбом. Из-под капюшона каскадом падали длинные пепельные волосы, расстилаясь на грязном полу; в них почти терялись тонкие скрещенные руки.
– Эй! – позвала я.
Фигура не шевельнулась, я подошла ближе.
– Эй, кто ты? Почему здесь сидишь?
Никакого ответа.
Я коснулась закутанного плеча – и отдернула руку: в воздух взвилось облачко пыли. И плащ и волосы покрывала серая пудра, в складках скопились целые залежи. От моего прикосновения пушистая корка на ткани треснула и вниз поехали пыльные осколки. Мама дорогая, да это создание сидит тут целую вечность!
Присев на корточки, я попыталась заглянуть под капюшон. Лица не увидела, рассмотрела только остренькое ухо с грубоватой серьгой, вроде бы из бронзы. И странной формы точеные кисти, с пугающей длины ногтями, подозрительно похожими на когти. Под кромкой плаща виднелись пальцы ног, тоже длинные и тоже когтистые. И руки и ноги были очень изящны, но крупноваты для женщины. Впрочем, сама фигура, если бы распрямилась, тоже оказалась бы не из маленьких. Пол существа я так и не смогла разгадать.
Пламя факела создавало иллюзию движения, но от фигуры тянуло холодом, и я поняла, что она не дышит. Мне расхотелось ее трогать. Я покусала губу и поднялась.
Кто бы это ни был – мертвец или статуя – толку от нее никакого.
Пойдем дальше.
А вот и первый живой обитатель. Плящущее пятно света выхватило сомкнутые на решетке пальцы и длинное рыло, просунутое сквозь прутья. Когда я подошла, существо шарахнулось вглубь клетки, совершенно человеческим жестом заслоняясь от огня. Не лапами – руками, с темными пальчиками и бледными ладонями, и рук этих у него было две пары, костлявых и тоненьких по сравнению с бесформенной тушей и ногами-тумбами. Морды зверя я так и не увидела -то ли он пламени боялся, то ли глаза ему резало ярким светом.
В следующей вольере туда-сюда металась глянцевито-черная тварь ростом с лошадь, но телом и статью смахивающая на огромную кошку. На спине у твари топорщился колючий рыбий плавник, засохший как у тарани, плавники поменьше украшали лопатки, локти и хвост. Эта тварь наоборот, сердито стрекоча, попыталась протиснуть между прутьями плоскую треугольную башку с желтыми глазищами, а когда не получилось, высунула непомерно длинную лапу и полоснула когтями воздух в паре дюймов от моего подола. Злющая какая! Я обошла ее по стеночке – и тварь плюнула мне вслед пузырящимся сгустком крови.
В другой вольере, на закрепленном под потолком поперечном брусе вниз головой висела гигантская седая птица, завернутая в перепончатые крылья. Перья на перепонках частично повылезли, и серая пупырчатая кожа просвечивала сеткой вен. Птица поморгала на меня круглыми совиными глазами, щелкнула клювом и распахнула крылья, подняв в воздух целое облако пуха. Я озадаченно уставилась на пару нагих женских грудей, изрядно поцарапанных, с синюшными сосками, бесстыдно торчащих из белесых перьев. Ну и птица! Пожав плечами, я двинулась дальше, а крылатая тварюка заплакала-замяукала мне вслед. Это ее истерический крик я слышала в начале коридора.
В следующей камере на полу лежал человек. Спиной ко мне, совершенно голый, с замотанной какой-то лохматой тряпкой головой. Или это волосы у него колтунами торчат?
– Эй! – крикнула я. Потрясла решетку, пытаясь привлечь его внимание. – Эй, ты живой?
Человек зашевелился и начал медленно, осторожно приподниматься. Словно у него все болело. Тело тощее, вялое, грязное. Живот к хребту прилип. Тоже сто лет не кормленный. Человек постоял на четвереньках, свесив кудлатую голову. Потом так же медленно повернулся ко мне.
Лица у него не было. Была темная волчья морда, разинутая пасть и вывешенный набок язык.
– Угм, – сказало сушество. – Мгм?
– Это вулфер, девонька, – тихо произнес кто-то у меня за спиной. – Он не скажет тебе ничего вразумительного.
Я чуть факел не выронила от неожиданности. Обернулась. Чуть дальше по коридору, в соседней клетке на полу сидел старик. Он прижался лбом к прутьям, обхватил металл костлявыми руками, просунув их наружу почти до локтей. Сквозь решетку виднелись ветхие стариковские лохмотья – то ли бывший плащ, то ли еще что-то, давно потерявшее право называться одеждой. Бесцветные волосы обрамляли землистое узкое лицо, иссеченное морщинами настолько, что оно казалось куском коры. Со старого лица смотрели яркие молодые глаза – черные, пронзительные. И зубы, когда он улыбнулся, оказались на зависть: все целенькие, белые, один к одному.
– Человек? – я аж поперхнулась. – Северянин? Найл? Откуда? Почему ты за решеткой?
– Провинился перед Королевой, девонька. – Голос у него был тихий, чуть задыхающийся. – А ты, я вижу, новая ее игрушка?
– Я не игрушка. Я гость. – Старик понимающе улыбнулся, и мне стало не по себе. – В чем же твоя вина, северянин?
– Ах, девонька. Я стар и некрасив – вот моя вина. За то и наказали. Посадили к зверям, на хлеб и воду, чтобы раскаялся. Но я не раскаялся, потому третий день сижу без воды и хлеба. Не найдется у тебя заваляшей корочки или сморщенного яблочка для старого человека?
– Тебя морят голодом? Какой ужас! – Я прошлась вдоль решетки, осматривая и ощупывая ее. – Где здесь дверь? Как она открывается?
– Доброе сердечко, девонька. Никак не открывается. Нет здесь двери. Да и не стоит идти поперек королевиной воли. А то, глядишь, и тебя запрут за решетку на всю оставшуюся жизнь.
– Но что же нам делать? Послушай, я принесу тебе поесть. Сегодня у Королевы праздник, я слышала, будет угощение. Только я боюсь что не найду дороги обратно.
– Мне хотя бы глоток воды, девонька. Больше ничего не надо.
– Здесь недалеко есть вода. Целый фонтан. Сейчас принесу, подожди!
Я пристроила факел у решетки. Старик шумно выдохнул, облизнул сухие губы.
– Не стыдно умолять смертную, стыдно у надменных альфарэг милости просить. Невмоготу терпеть, девонька, поспеши.
– Я сейчас!
Бегом обратно. Стар и некрасив – за это в клетку? Высокое Небо! Вот куда деваются надоевшие игрушки! И Тома-Рифмача решетка ждет? И Каланду? И меня? Смерть от голода и жажды в каменном мешке… Знает ли об этом Ирис? Неужели знает? Не может быть. Спрошу его. Обязательно спрошу.
Я стремглав пролетела мимо клеток, черная тварь только рявкнула мне в спину. Во что бы воды набрать? Лодочка в бассейне! Будет чашей.
Подбежав к фонтану, я животом плюхнулась на бортик, не обращая внимания на барабанящие по плечам струи. Лодочку отнесло на середину, мне пришлось подгребать руками, чтобы зацепить ее. Наконец я зачерпнула воды и вытащила добычу. Лодочка вмещала целую кварту, а то и больше.
Если бедняга не напьется – еще разок сбегаю. А если напьется, все равно пусть будет запас. Неизвестно, когда издевательство прекратят. Мучаясь жаждой, дед моложе не станет. Вдруг про него совсем забыли? Почему Королева не отпустила его в серединный мир, если игрушка наскучила? Ага, небось сказанул ей что-нибудь… душевное. Я бы тоже сказанула на его месте!
Примелькалась я наверное в зверинце: четырехрукий толстопуз опять высунул любопытное рыло, а черная тварь не рыкнула и даже не застрекотала, когда я проносила мимо наполненный сосуд. Волкоглавый вулфер подполз к решетке и заскулил. Может, ему тоже пить не дают?
– Девонька! – Старик хрипло раскашлялся, вцепившись в решетку. – Неужели принесла?
– Обещала ведь. Кто-то в фонтане кораблики пускал, вот тебе и чашка. Погоди, не цепляйся, перевернешь! Неудобная какая…
Я попыталась пропихнуть лодку сквозь прутья, но она застряла на первых дюймах. Слишком широкие борта. Старик суетливо дергал ее к себе, плеща водой на рукава.
– В таких лодочках, девонька, у нас на Севере мертвецов к Холодному Господину отправляют. – Он жадно облизал пальцы и снова вцепился в игрушку. – А ты мне, девонька, жизнь принесла.
– Не пролезает. Подставляй рот, я тебе волью осторожно.
– Нет, не так. Подержи-ка ее.
Дед просунул руки между прутьями, повернул лодочку бортом к себе. На мгновение колышушаяся вода словила факельный блик и мое отражение – черное пятно головы на огненном фоне. Ох, Ската, не…
Старик вырвал лодочку у меня из рук и опрокинул ее прямо на решетку. Выплеснулась вода, лодка полетела на пол. Костлявые пальцы сцапали меня за грудки, со всей силы приложили лбом о железные прутья, мгновенно обросшие ржавчиной как рыжим плющом. Железо распухало и слоилось на глазах, от удара прутья переломились, мокрые хлопья брызнули во все стороны, я рванулась назад, затрещала ткань, и тут прямо между нами, срывая дедовы руки, взметнулась с пола крылатая тень.
От вопля заложило уши. За рассыпающейся решеткой встали дыбом огромные петли в хитиновых чешуях, топорща пятнистую ветошь, мелькнуло членистое брюхо с бахромой суставчатых ножек. Скату унесло под потолок, и там, в темноте, зашипело, защелкало, посыпались обломки, заплескали крылья, засвистел хлещущий куда попало зазубренный хвост. Пару мгновений я оцепенело таращила глаза – а потом повернулась и бросилась прочь.
Зигзагами. Влево – от протянутой вулферовой руки, вправо – от когтистой черной лапы, влево – от клацающего клюва, вправо – от зубастого рыла, влево – от неподвижной серой фигуры, оглохнув от визга, перхая от пуха и пыли, мимо пустых камер, ступнями чувствуя сотрясение плит, вибрацию ползущего за мною гада. Вылетела на свет, сломя голову – через зал, почти на четвереньках – по лестнице, только на верхней площадке, полностью лишившись дыхания, осмелилась оглянуться.
Он вывалился из коридора, волоча пятнистую рвань, щелкая насекомыми ногами и наступая на собственные космы – великанская бурая мокрица с головой старика и двурогим хвостом. Рот его был разинут, глаза горели, он двигал локтями как бегущий человек. Он спешил не к лестнице – к бассейну. Ската? Ската изчезла. Не убил ли он ее?
В этот момент умолк звон струй. Водяная сеть опала. Где-то в недрах дворца загудел колоссальный орган, словно все ветра подули во все трубы на свете. Сверху я увидела, как вода в фонтане скрутилась воронкой и стремительно начала уходить. Последний рывок – чудовище перевалило через борт и ляпнулось на голый мокрый пол.
Зал наполнился шуршанием, шорохом быстрых шагов, шелестом одежд. Они молча выходили из арок и окружали бассейн – празднично разодетые, разрумянившиеся от танцев, с веерами, с цветами в волосах, с серьезными строгими лицами. Расступились – по проходу шла Королева. За нею двигались Вран, рыжий Гаэт и еще несколько незнакомых мужчин и женщин. Я встретилась взглядом с Ирисом, который проталкивался поближе к фонтану. У Ириса было такое лицо, что меня холод прошиб.
Кто-то коснулся моего плеча. Сзади стояли двое – мои давешние партнеры по танцам, хрустальный юноша и золотая женщина с кисточками на ушах. В глазах их словно двери захлопнулись – ни только тепла, даже узнавания в них не было.
– Ассс! Шшшаааа… – Мокрица на дне бассейна по-змеиному приподнялась, ощетинясь рваньем, распяленным на тонких остях. Тощие стариковские руки растопырили локти, стиснули кулаки. Прямо под ними, на бледном брюхе, шевелился двойной ряд лаково блестящих тараканьих ног.
Вран и Гаэт с двух сторон запрыгнули на бортик, в руках они держали по копью. Острия слаженно ткнулись – одно слева, другое справа. Чудовище прянуло вниз, припало ко дну. У него было злое, отчаянное лицо человека и гадкое тело насекомого.
В толпе тут и там блеснули мечи. Я вдруг сообразила, что вокруг бассейна стоят исключительно мужчины, и все с оружием. Только одна женщина бесстрашно ступила на бортик – Королева. Сложив пустые руки на животе, она оглядела тварюку, а потом подняла голову, безошибочно обнаружив меня на верхней площадке лестницы.
– Вран? – Обращаясь к волшебнику, она смотрела на меня. – Чуешь его?
– Нет. Он ушел.
Взгляд Королевы жег мне лицо. Я щурилась, лоб и щеки щипало как на морозе.
Королева громко сказала:
– Здесь был демон.
Ропот поднялся волной, присутствующие взволнованно переглянулись. Ирис за спинами воинов закусил губу. Рядом с ним я увидела Каланду, она хмурилась, глядя на Врана. Вран обвиняюще ткнул в меня пальцем.
– Ты, смертная. Это твой демон. Ты вызвала демона из Полночи.
– Это была моя фюльгья, – крикнула я. – Она меня спасла. От этого… от этой мокрицы.
– И зря, – буркнула золотая женщина у меня над головой.
– Фюльгья? – Королева приподняла бровь.
– Ската, горгулья, – пояснил Гаэт. – Она липнет к девчонке как банный лист. Ты все-таки ее выпустила, Леста.
Он посмотрел на меня с укором и покачал головой. Достукалась, мол. Я нахохлилась и обняла себя за плечи. Только сейчас я ощутила, что платье на спине и подоле у меня влажное, с волос едва ли не каплет. Мокрая курица, одно слово.
Королева окинула взглядом собрание.
– Фюльгья или нет, это в первую очередь демон. Тому, кто призывает Полночь на мои земли, не место на моей земле. Таковы наши законы и моя воля. Если кому есть что сказать, я выслушаю его мнение.
– Нежить будет прорываться и гадить через девку, – заявил Вран. – Я считаю, смертную надо выставить.
– Она выпустила фолари из клетки, – сообщила синеволосая женщина с перьями на руках. – Ей не место с нами.
– Фолари не ушел бы далеко, – фыркнул Гаэт. – Но горгулья наладилась пролезать во все щели. Я видел ее следы на берегу. Я отвезу смертную в серединный мир, Королева.
Вран зло оскалился:
– Если бы мы с Госпожой не почуяли демона, ушел бы фолари. А то и остальных выпустил.
– Остальных не успел бы. – Гаэт посмотрел вниз, на свернувшегося кольцом урода. Сейчас, прикрыв насекомое тело пестрым рваньем, он опять сделался похожим на старика в отрепьях, сидящего на мусорной куче. Обхватив собственные плечи, чудовище затравленно озиралось. Я поймала себя на том что делаю тоже самое.
– Боюсь демонов! – крикнула из толпы девушка в папоротниковом венке. – Боюсь тех, кто призывает демонов! Они призывают само небытие!
– Смертная должна уйти! – рявкнул у меня над ухом хрустальный юноша.
– Я поручился за нее, – негромкий голос Ириса перекрыл ропот и спор. – Я беру ее вину на себя.
Ирис отодвинул смуглого воина с зеленоватой шевелюрой и пролез в первый ряд.
Ой, мама…
– Кто поручился, тот и отвечает, таковы наши законы и моя воля. – Королева улыбнулась одними губами, глаза ее светились как солнце сквозь облака. – Но вина моего поданного, призвавшего Полночь и вина смертного, сотворившего то же, несоизмеримы. Выкупом является не изгнание, но суд судьбы. Принимаешь ли ты вину смертной на себя, поручившийся?
– Принимаю, Госпожа.
– Ответишь ли за чужую вину, Босоножка?
– Отвечу, Королева.
Высокое Небо, о чем они? Что это значит?
– Трижды сказано. Теперь говори с судьбой на ее языке.
Королева кивнула и соступила с бортика на пол. Толпа раздвинулась, освобождая периметр бассейна. Рядом с Ирисом остался стоять Вран. Он протянул брату копье.
– Прикончи морского выродка, малыш. – Узкая улыбка прорезала темное враново лицо. Волшебник глянул на Королеву. – Поющая раковина из огненного стекла на моего брата.
– Два желания, черное и белое, – откликнулась Королева. – На фолари.
– Я беру оба желания! – Гаэт схватил Врана за плечо. – За тайную тропу. На Ириса. А твою раковину, Чернокрылый, за последний вздох. На фолари.
– Нужен мне твой последний вздох, – фыркнул волшебник, отшагнув назад. – Ну да ладно. Принято.
– Принято.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80