Хол-л-лера!
– Не дергайся.
Предупреждающий укол между лопаток. Закусив губу, терплю. Ищущая ладонь шарит по груди, по животу, ниже. Нигде не задерживаясь.
– Хм… – человек убрал руку. – Ты выбросила его в саду?
– Что?
– Оружие.
– Ка…кое оружие?
– Не знаю, какое. Или у тебя был яд?
– Не было у меня ничего, – чувствую, что начинаю дрожать. – Ничего у меня не было!
– Тихо. Не ори. Если жить хочешь.
А вот заору сейчас. Чтобы охрана сбежалась. Кто ты такой, вообще?
Словно в ответ на невысказанный вопрос, незнакомец ухватил меня за плечо и резко развернул к себе.
Взгляд уперся в шнуровку белой рубахи, пришлось поднять голову. Я недоуменно моргнула. Мужчина? Может, юноша? Этот странный шипящий голос…
Вороная грива, перечеркнутая полоской серебра, и тень под нею. Из тени горели глаза – огромные, иссушающие, стена черного пламени, а не глаза. Незнакомец отодвинулся на шаг, тень стекла прочь, явив узкое, как клинок, смуглое лицо. Яркое, яростное, жесткое лицо женщины. Слишком жесткое, слишком яростное чтобы называться красивым.
– Тебя подослали? – тихо спросила женщина, и воздух задрожал от ее дыхания. Что-то неслышное кипело и билось в ее хрипловатом голосе, – Кто? Рассказывай.
– Нет… – прошептала я.
В больной голове что-то ворочалось. Что-то пыталось сложиться, но не складывалось.
– Сядь, – она кивнула на крытую ковром лавку. – Сядь и рассказывай. Сама понимаешь, голубушка, лучше все честно рассказать. Будешь честной – умрешь легко.
Еще чего! В смысле, я не собиралась умирать. Я уже умирала, больше не хочу.
Села, оглядываясь. Большая комната, спальня или гостиная. Справа – тахта под пологом, напротив, на стене – ковер, увешанный оружием. На столе – трехрогий подсвечник. В окно заглядывала луна, ее лик был многажды пересечен перекрестьями переплета. Окно далеко. А ночной сад еще дальше.
– Так и будем молчать? – женщина с лицом твердым и узким, словно клинок, прислонилась к столу. В пальцах она вертела кинжал. – Ладно. Давай по порядку. Как твое имя?
– Леста.
– Фамилия, прозвище?
– Леста Омела.
– Откуда ты?
Я пожала плечами.
– Из города… с хутора Кустовый Кут.
– Неправда.
Я опять пожала плечами. Женщина потрогала пальцем стальное острие.
– Откуда ты?
– С хутора Кустовый Кут.
Она улыбнулась нехорошо. В лицо ее больно было смотреть. Глаза жгло. Я отвернулась.
– Тебе все равно придется говорить. Так или иначе. Лучше здесь и со мной, чем в подвале с кем-нибудь из мастеров Седого Кадора.
– Я… я ничего такого… я пришла за свирелью…
Пауза. Черноволосая женщина вертела в пальцах кинжал.
– Так где твое оружие?
– У меня не было оружия.
– Тогда что у тебя было? Или оно до сих пор с тобой?
– Нет у меня ничего!
Женщина нахмурилась:
– Оно и странно. Ни веревки, ни булавки, ни кошелька, даже пояса нет. Что это за маскарад?
– Я пришла за свирелью…
– Какой еще свирелью?
– За моей! Она тут, в этом доме… Кто-то играл на ней, я слышала.
Женщина отлепилась от стола и присела рядом со мной на скамью. Странная все-таки одежда. Рубаха-камиса из тонкого полотна, кожаные чулки и сапоги. Что, со времен Каланды мужской костюм вошел в моду? Тело женщины лучило болезненный жар, слишком напряженный, ранящий, и кожа моя начала коробится как пергамент вблизи огня. И кинжал оказался под самым носом. Я попыталась отодвинуться.
– Ты боишься. Значит виновата. Тебе есть что скрывать.
– Я… пришла за свирелью…
– Говори.
Тонкие пальцы клещами впились мне в подбородок, задрали голову. Взгляд удлиненных, невероятно больших глаз – черный, жаркий и неподвижный, словно жерло печи. Я зажмурилась.
– Не реви. Отвечай на вопросы.
– Сви… рель…
– Откуда ты взялась? Кто впустил тебя?
Меня встряхнули, чуть не своротив челюсть. В шее что-то хрустнуло.
– Бо… льно…
– Отвечай на вопросы, козявка! Башку оторву!
– Больно… пожалуйста…
На краю зрения что-то мелькнуло, щеку коротко ожгло пощечиной. Я мгновенно ослепла от слез.
И в этой жгучей плывущей мути, в проклятом колодце памяти, тихий от умопомрачительной ненависти голос произнес: «Вон отсюда. В следующий раз убью…»
– Мораг! – крикнула я. – Принцесса Мораг!
– Ну, – шепнула она, хищно склоняясь. – Уже что-то. Вспомнила мое имя. Расшевелим твою память дальше. Итак – кто тебя послал?
– Мораг, нет. Нет, нет!
Я принялась суетливо, слепо хватать ее за руки. Это она, Высокое небо! Здесь? Откуда? Но это она – странное, страшное дитя моей Каланды! Проклятье, ну я и влипла… ну и встреча…
– Нет, – умоляла я. – Да нет же… Я не собиралась никого убивать! Я тебе все расскажу… все объясню… ты не поверишь… но это правда…
– Каррахна!
Лицо принцессы исказило отвращение. Одним движением она вырвала руки и оттолкнула меня – вроде бы легко и небрежно, но я слетела со скамьи и вмазалась в стену. Спиной и затылком.
Вспышка, тьма.
Промежуток.
Время, от и до заполненное черным клокочущим туманом. За туманом крылся огонь. В недрах земли. Огонь рвался на поверхность, руша под себя пласты сырой почвы, и в темном провале, под бьющимся, выползающим на поверхность пламенем кипело варево – земля и крошащийся камень, оно кружилось, пузырилось и превращалось в исходящую ядовитым паром лаву, в черное комковатое стекло.
Я была уже отравлена. Пар и туман разъедал мою плоть. Я истаивала, испарялась. Потом влага во мне кончилась, осталась только иссушенная шуршащая оболочка, похожая на крылышко стрекозы. И тогда огонь лизнул меня – чистый, раздвинувший лаву огонь. И я вспыхнула – я, падчерица реки, русалка, утопленница, бледная моль, я, которая гореть не могла по определению…
Хрипело и клокотало – рядом. По потолку метались тени, и шелковый гобелен, перегораживающий комнату, взвивался крылом. Сквозняк?
Тяжкий удар – содрогнулась моя скамья. По коврам, сшибая мебель, бурно каталось какое-то обмотанное тряпками существо, вцепившееся само в себя… нет, два существа, оба хрипели и рычали, нет, хрипело – одно, рычало – другое…
Мгновение я смотрела, разинув рот. Одно существо было совсем черное, другое мелькало белым пятном рубахи. Черное то и дело оказывалось сверху, на спине у черно-белого. Черно-белое хрипело и брыкалось. Кинжал валялся на полу, рядом со скамьей. Чуть дальше, под столом, валялся еще один кинжал, несколько больше первого.
Она, должно быть, выронила свой, когда на нее напали. Напали подло, сзади, и теперь пытаются задушить. И еще я поняла – это мой шанс. Надо бежать. Я успею, пока борьба не закончилась, и неважно, кто победит. Мораг сумасшедшая. Она чокнутая ведьма. Она не будет меня слушать, она меня просто убьет…
Дверь нараспашку. Я вскочила, отшатнувшись от подкатившегося под ноги клубка. Черно-белое существо – снизу – клекоча горлом, очередной раз отчаянно боднуло затылком воздух, метя черному в лицо… тщетно. Черный знал этот прием. Черный берегся. Рука черно-белого шаркнула по полу растопыренной ладонью – кинжал! Но черный и это видел – рывок, и дергающееся веретено тяжело перевалилось, опять отрезав меня от двери.
Я попятилась, подальше от разгоряченных тел, огибая угол большого стола. Я отступала, но они словно преследовали меня. Оба были раскалены, опасны как шаровая молния.
Они докатились до стола, с размаху врезались в резную граненую ножку, стол сотрясся – и трехрогий подсвечник поехал по столешнице, как по льду. Я подхватила его у самого края… остальное получилось само собой. Металл обжег руку и словно прилип к ладони, а скорость падения придала силы и веса… мне оставалось только направить тяжелый бронзовый куб основания… бронзовый куб, украшенный насечкой, с четырьмя лапками по углам, весь обросший восковой бородой… направить в замотанный черной тканью затылок…
Потом подсвечник упал, растеряв мгновенно изошедшие дымом свечи и сделалось темно. Я только слышала, как перхает, хрипло дышит и возится на полу тот, кто был снизу, черно-белый, моя недавняя мучительница.
– Х-ха-х-х… – выдавила она, выволакивая себя из-под черной груды. А в ноздри мне змеей вполз режущий, ржавый запах, такой же страшный и мерзкий, как и запах железа.
Запах крови.
Я отшатнулась, опершись крестцом о край стола. Меня мутило.
Нет. Нет. Нет…
– Т-ты?.. – кашель. Она сплюнула на пол и снова прохрипела. – Ты?
Я молчала. Бежать было поздно. У меня так болела голова, словно этот подсвечник проломил мой собственный затылок.
Мораг снова отплевалась.
– Ч-черт! Горло… раздавил… Воды… дай. Вон там.
Она махнула рукой, хлестнув меня волной жуткого кровавого запаха. Хватаясь за что попало, я побрела в указанном направлении.
Вода в кувшине. Кувшин в тазу. И то и другое – на табурете за ширмой. Я хлебнула из кувшина, потом намочила ладонь и протерла лицо. Немножко легче. По крайней мере исчезло ощущение, что меня сейчас вывернет наизнанку. Прихватив тяжелый кувшин, вернулась в комнату.
Черная груда недвижно валялась у стола. Далее комнату пересекал луч лунного света, а женщина в белой рубашке сидела на скамье, уронив голову на руки и локтями упираясь в раздвинутые колени. Кровью пахло от нее.
Она схватила протянутый кувшин и припала губами, но глотка не сделала – захлебнулась, закашляла. Я придержала кувшин.
– Осторожно, принцесса, – сказала я. – Маленькими глоточками.
Кое-как она напилась, обливая себе колени и грудь.
– Полей! – подставила ладони, и мне пришлось лить воду прямо на пол, на дорогие ковры, чтобы она умылась.
– Ф-ф-у… – вдох-выдох, она прислушивалась к своему телу. – Ф-ф-у… – повернулась ко мне. – Он тебя… задел?
– Нет, – сказала я.
– Спасибо, – сказала она.
Я сперва не поняла, за что она благодарит. Мне показалось – за воду, за то, что помогла умыться.
– Думала… ты отвлекала… хитрый ход. – говорить в полный голос Мораг не могла. Могла только шептать. – Думала… конец мне пришел…
– Я его… убила?
– Сейчас взглянем.
Она тяжело поднялась, но тут же согнулась от кашля, и мне пришлось подхватить ее под локоть. Однако она властно отстранила меня – мол, не суетись, держусь еще на ногах – и шагнула к поверженному противнику. Пихнула его сапогом. От резкого движения ее шатнуло на столешницу, а грузный кулек вяло перевалился, попав головой в лунный луч. Вокруг этой головы, закутанной во что-то черное, размазалась по полу маслянистая полоса.
Придерживаясь за стол, она нагнулась, откидывая маску. Издали я увидела бледное пятно лица, перечеркнутое полоской усов. Под несомкнутыми веками поблескивали белки. Принцесса пощупала у него под челюстью.
– Мертв? – не выдержала я.
– Тебе это… так важно? – она выпрямилась. – Ты… знаешь… этого человека?
Я даже приближаться к нему не стала.
– Нет, не знаю.
– Хм-м…
Опять недоверие. Холодной волной – запах опасности, угрозы. Я молчала, сжимая губы. Принцесса еще раз пнула недвижное тело – скорее, с отвращением, чем со злобой.
– Каррахна. Наемник.
Все-таки убила. Холера черная! Я лекарка, мое дело – поддерживать жизнь, а не отнимать. Ему, конечно, туда и дорога, но все-таки лучше бы не моими руками открылся этот путь.
– Хренушки… я тебя еще попользую… падаль наемная… – Мораг откашлялась и сплюнула на пол. Придерживаясь за стол, медленно опустилась на колени. Начала расстегивать на трупе пояс.
Она вяжет его! Значит – жив. Проклятье, это совсем другое дело! Преступника допросят и выяснят, что я тут ни при чем. Я быстро огляделась – чем бы связать убийце ноги? Но принцесса уже снимала пояс с себя.
А вот встать обратно ей не удалось. Ее мотнуло назад, она тяжело привалилась к ножке стола.
– Ты… Как тебя… малявка… зови людей.
Я медлила, растерявшись. Мораг снова сплюнула.
– Дьявол… Похоже, он меня… достал… Малявка!
Она не повысила голос – но в нем зазвучала такая властность, что я бросилась к принцессе, споткнувшись о валяющееся на дороге тело.
Мораг нагнула голову, откинула с шеи волосы – неистовый запах крови струей кипятка обжег мне ноздри. Железный, горький, едкий – аж глаза заслезились. По всей спине, ранее скрытая буйной гривой, расползалась оглушающе-черная пальчатая клякса, прямо на глазах набухающая и исходящая собственным чернильным соком.
– Тут… рана, – прошептала я. – Мораг, тут рана! Кажется большая…
– Зови… стражу.
– Погоди. Я сама. Я лекарка. Надо снять рубаху…
– Какого черта! Я… приказываю!
– Молчи! – потребовала я, с неожиданным для самой себя напором. – Сейчас все будет!
Я задрала распоясанную рубаху принцессе на голову. Спина ее блестела в темноте, словно смолой облитая. Пальцы мои тут же начали прилипать. Мораг снова принялась перхать, согнувшись колесом и упираясь ладонями в пол. Этот кашель… не только раздавленное горло? Задеты легкие?
С Капова кургана скачет конь… Зажмурив глаза, я вдруг упала лицом ей на спину, губами в раздвинутые края раны. Скорлупа плоти не задержала меня – я провалилась в рану, как в каверну. Словно земля разверзлась, словно лопнул камень, словно проломилась подо мной тонкая доска – я рухнула в черную шахту, стены пропасти взлетели по сторонам и сомкнулись в недосягаемой вышине… а дна все не было.
Но мрак окрасился багряным, впереди заклубилась алая мгла. Возник подземный адский свет, в теснине зашевелилось, страшно вспучиваясь, комковатое варево цвета запекшейся крови, оплетенное движущейся золотой сетью. Сияющие пятна и полосы бродили по его коре, содрогаясь в каком-то неуловимом спотыкающемся ритме, открывались и закрывались пламенные трещины, и воздух над ними горел.
Время исчезло. Я смотрела как дышит, кипит, переваривая сама себя огненная лава. Как тень окалины налетает на нее, погружая все вокруг в мутный рыжий мрак. Как вспыхивает, словно молния, ветвистая сеть сосудов, распахивая на выдохе слепящие щели. Как пробегают вдоль этих щелей прозрачные оранжевые язычки. И снова налетает мерклая тень, и все гаснет, и только судорожным пунктиром мерцает тускнеющая малиновая сеть.
Я жду очередной вспышки, но она опаздывает. Потом пламя все-таки разгорается, однако быстро опадает и огненные трещины смыкаются, оставляя вздрагивающую бурую поверхность. И я пугаюсь – пламя уходит, остается лишь остывающая грязь, мили бесполезного перегоревшего шлака, пустая порода, песок и зола.
Я протягиваю невидимую руку и трогаю твердеющую кору. Ладонь принимает жгучее прикосновение пекла, корка прогибается. Увеличиваю нажим. Еще. Еще… Что-то едва слышно трещит и подается… вперед выстреливает белесый пылающий зигзаг.
Синие язычки трепетом пробегают по невидимому контуру моей руки. Я сжимаю кулак и снова ударяю по каменной коре. Она легко разламывается, проваливается в огненную кашу. Тяжкой волной всплескивается багровая лава, на глазах наливаясь пронзительно – алым светом. Каменные ломти рассыпаются сухим печеньем, крутясь и сталкиваясь, уходят в жутко светящийся золотой сироп. И скоро под ногами не оказывается ничего, кроме мутной от непомерного жара изжелта-сизой бездны.
БАЦ!
Это была пощечина.
Вторая. Первая привела меня в чувство. Я вскинула руки, защищаясь.
– Каррахна! – зашипела принцесса мне в лицо. – Мразь, вампирка! Осиновым колом тебя!
После огненных глубин глаза мои почти ничего не видели в темноте. Я заморгала. Мораг шевелилась рядом, прерывисто дыша. Она поднялась на ноги, согнувшись, тяжело опираясь на стол. Рубаха теперь вся была заляпана кровью, на спине она задралась и, видимо, прилипла.
– А ты дрянь… все-таки… – задыхаясь, прохрипела она. – Я как чувствовала… Но меня… просто так… на тот свет не отправишь… Я таких как ты… на завтрак ем…
– Мораг, что ты говоришь?!
– Вставай.
Вся грудь у меня была измарана кровью. И руки, и лицо. Я чувствовала, как стягивает кожу на горящих от удара щеках, как слипаются губы, склеиваются ресницы. Я посмотрела на свои ладони. С них едва ли не капало.
Не может быть.
– Вставай. – принцесса весьма чувствительно пнула меня сапогом.
Я с трудом поднялась, боясь коснуться перепачканными руками перепачканного платья. Мораг брезгливо меня оглядела и для верности пнула еще раз, в голень, очень больно.
– Иди вперед.
Мы вышли из комнаты – я впереди, принцесса за мной – в еще более темный коридор.
– Направо, – скомандовала она.
Я отметила, что она больше не кашляет. Закрылась ли рана? Не может быть, чтобы я пила кровь… Коридор вывел нас на освещенную лестницу.
– Наверх.
На площадке верхнего этажа стоял стражник. Увидев нас, он просто подпрыгнул.
– Миледи!
– Найгерт… у себя?
– Не знаю, миледи…
– Внизу… в охотничьей комнате… связанный человек. Возьми людей… приведи его ко мне… я буду у Найгерта… Выполняй.
– Да, миледи!
– Еще… Не шуми… пока. За Вигеном… пошлю отдельно.
– Будет исполнено, миледи.
Стражник затопал вниз. Мораг ткнула меня колючим кулаком между лопаток.
– Двигайся.
Далее опять был коридор, в который выходила только одна дверь. Резного темного дерева, двустворчатая, большая как ворота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
– Не дергайся.
Предупреждающий укол между лопаток. Закусив губу, терплю. Ищущая ладонь шарит по груди, по животу, ниже. Нигде не задерживаясь.
– Хм… – человек убрал руку. – Ты выбросила его в саду?
– Что?
– Оружие.
– Ка…кое оружие?
– Не знаю, какое. Или у тебя был яд?
– Не было у меня ничего, – чувствую, что начинаю дрожать. – Ничего у меня не было!
– Тихо. Не ори. Если жить хочешь.
А вот заору сейчас. Чтобы охрана сбежалась. Кто ты такой, вообще?
Словно в ответ на невысказанный вопрос, незнакомец ухватил меня за плечо и резко развернул к себе.
Взгляд уперся в шнуровку белой рубахи, пришлось поднять голову. Я недоуменно моргнула. Мужчина? Может, юноша? Этот странный шипящий голос…
Вороная грива, перечеркнутая полоской серебра, и тень под нею. Из тени горели глаза – огромные, иссушающие, стена черного пламени, а не глаза. Незнакомец отодвинулся на шаг, тень стекла прочь, явив узкое, как клинок, смуглое лицо. Яркое, яростное, жесткое лицо женщины. Слишком жесткое, слишком яростное чтобы называться красивым.
– Тебя подослали? – тихо спросила женщина, и воздух задрожал от ее дыхания. Что-то неслышное кипело и билось в ее хрипловатом голосе, – Кто? Рассказывай.
– Нет… – прошептала я.
В больной голове что-то ворочалось. Что-то пыталось сложиться, но не складывалось.
– Сядь, – она кивнула на крытую ковром лавку. – Сядь и рассказывай. Сама понимаешь, голубушка, лучше все честно рассказать. Будешь честной – умрешь легко.
Еще чего! В смысле, я не собиралась умирать. Я уже умирала, больше не хочу.
Села, оглядываясь. Большая комната, спальня или гостиная. Справа – тахта под пологом, напротив, на стене – ковер, увешанный оружием. На столе – трехрогий подсвечник. В окно заглядывала луна, ее лик был многажды пересечен перекрестьями переплета. Окно далеко. А ночной сад еще дальше.
– Так и будем молчать? – женщина с лицом твердым и узким, словно клинок, прислонилась к столу. В пальцах она вертела кинжал. – Ладно. Давай по порядку. Как твое имя?
– Леста.
– Фамилия, прозвище?
– Леста Омела.
– Откуда ты?
Я пожала плечами.
– Из города… с хутора Кустовый Кут.
– Неправда.
Я опять пожала плечами. Женщина потрогала пальцем стальное острие.
– Откуда ты?
– С хутора Кустовый Кут.
Она улыбнулась нехорошо. В лицо ее больно было смотреть. Глаза жгло. Я отвернулась.
– Тебе все равно придется говорить. Так или иначе. Лучше здесь и со мной, чем в подвале с кем-нибудь из мастеров Седого Кадора.
– Я… я ничего такого… я пришла за свирелью…
Пауза. Черноволосая женщина вертела в пальцах кинжал.
– Так где твое оружие?
– У меня не было оружия.
– Тогда что у тебя было? Или оно до сих пор с тобой?
– Нет у меня ничего!
Женщина нахмурилась:
– Оно и странно. Ни веревки, ни булавки, ни кошелька, даже пояса нет. Что это за маскарад?
– Я пришла за свирелью…
– Какой еще свирелью?
– За моей! Она тут, в этом доме… Кто-то играл на ней, я слышала.
Женщина отлепилась от стола и присела рядом со мной на скамью. Странная все-таки одежда. Рубаха-камиса из тонкого полотна, кожаные чулки и сапоги. Что, со времен Каланды мужской костюм вошел в моду? Тело женщины лучило болезненный жар, слишком напряженный, ранящий, и кожа моя начала коробится как пергамент вблизи огня. И кинжал оказался под самым носом. Я попыталась отодвинуться.
– Ты боишься. Значит виновата. Тебе есть что скрывать.
– Я… пришла за свирелью…
– Говори.
Тонкие пальцы клещами впились мне в подбородок, задрали голову. Взгляд удлиненных, невероятно больших глаз – черный, жаркий и неподвижный, словно жерло печи. Я зажмурилась.
– Не реви. Отвечай на вопросы.
– Сви… рель…
– Откуда ты взялась? Кто впустил тебя?
Меня встряхнули, чуть не своротив челюсть. В шее что-то хрустнуло.
– Бо… льно…
– Отвечай на вопросы, козявка! Башку оторву!
– Больно… пожалуйста…
На краю зрения что-то мелькнуло, щеку коротко ожгло пощечиной. Я мгновенно ослепла от слез.
И в этой жгучей плывущей мути, в проклятом колодце памяти, тихий от умопомрачительной ненависти голос произнес: «Вон отсюда. В следующий раз убью…»
– Мораг! – крикнула я. – Принцесса Мораг!
– Ну, – шепнула она, хищно склоняясь. – Уже что-то. Вспомнила мое имя. Расшевелим твою память дальше. Итак – кто тебя послал?
– Мораг, нет. Нет, нет!
Я принялась суетливо, слепо хватать ее за руки. Это она, Высокое небо! Здесь? Откуда? Но это она – странное, страшное дитя моей Каланды! Проклятье, ну я и влипла… ну и встреча…
– Нет, – умоляла я. – Да нет же… Я не собиралась никого убивать! Я тебе все расскажу… все объясню… ты не поверишь… но это правда…
– Каррахна!
Лицо принцессы исказило отвращение. Одним движением она вырвала руки и оттолкнула меня – вроде бы легко и небрежно, но я слетела со скамьи и вмазалась в стену. Спиной и затылком.
Вспышка, тьма.
Промежуток.
Время, от и до заполненное черным клокочущим туманом. За туманом крылся огонь. В недрах земли. Огонь рвался на поверхность, руша под себя пласты сырой почвы, и в темном провале, под бьющимся, выползающим на поверхность пламенем кипело варево – земля и крошащийся камень, оно кружилось, пузырилось и превращалось в исходящую ядовитым паром лаву, в черное комковатое стекло.
Я была уже отравлена. Пар и туман разъедал мою плоть. Я истаивала, испарялась. Потом влага во мне кончилась, осталась только иссушенная шуршащая оболочка, похожая на крылышко стрекозы. И тогда огонь лизнул меня – чистый, раздвинувший лаву огонь. И я вспыхнула – я, падчерица реки, русалка, утопленница, бледная моль, я, которая гореть не могла по определению…
Хрипело и клокотало – рядом. По потолку метались тени, и шелковый гобелен, перегораживающий комнату, взвивался крылом. Сквозняк?
Тяжкий удар – содрогнулась моя скамья. По коврам, сшибая мебель, бурно каталось какое-то обмотанное тряпками существо, вцепившееся само в себя… нет, два существа, оба хрипели и рычали, нет, хрипело – одно, рычало – другое…
Мгновение я смотрела, разинув рот. Одно существо было совсем черное, другое мелькало белым пятном рубахи. Черное то и дело оказывалось сверху, на спине у черно-белого. Черно-белое хрипело и брыкалось. Кинжал валялся на полу, рядом со скамьей. Чуть дальше, под столом, валялся еще один кинжал, несколько больше первого.
Она, должно быть, выронила свой, когда на нее напали. Напали подло, сзади, и теперь пытаются задушить. И еще я поняла – это мой шанс. Надо бежать. Я успею, пока борьба не закончилась, и неважно, кто победит. Мораг сумасшедшая. Она чокнутая ведьма. Она не будет меня слушать, она меня просто убьет…
Дверь нараспашку. Я вскочила, отшатнувшись от подкатившегося под ноги клубка. Черно-белое существо – снизу – клекоча горлом, очередной раз отчаянно боднуло затылком воздух, метя черному в лицо… тщетно. Черный знал этот прием. Черный берегся. Рука черно-белого шаркнула по полу растопыренной ладонью – кинжал! Но черный и это видел – рывок, и дергающееся веретено тяжело перевалилось, опять отрезав меня от двери.
Я попятилась, подальше от разгоряченных тел, огибая угол большого стола. Я отступала, но они словно преследовали меня. Оба были раскалены, опасны как шаровая молния.
Они докатились до стола, с размаху врезались в резную граненую ножку, стол сотрясся – и трехрогий подсвечник поехал по столешнице, как по льду. Я подхватила его у самого края… остальное получилось само собой. Металл обжег руку и словно прилип к ладони, а скорость падения придала силы и веса… мне оставалось только направить тяжелый бронзовый куб основания… бронзовый куб, украшенный насечкой, с четырьмя лапками по углам, весь обросший восковой бородой… направить в замотанный черной тканью затылок…
Потом подсвечник упал, растеряв мгновенно изошедшие дымом свечи и сделалось темно. Я только слышала, как перхает, хрипло дышит и возится на полу тот, кто был снизу, черно-белый, моя недавняя мучительница.
– Х-ха-х-х… – выдавила она, выволакивая себя из-под черной груды. А в ноздри мне змеей вполз режущий, ржавый запах, такой же страшный и мерзкий, как и запах железа.
Запах крови.
Я отшатнулась, опершись крестцом о край стола. Меня мутило.
Нет. Нет. Нет…
– Т-ты?.. – кашель. Она сплюнула на пол и снова прохрипела. – Ты?
Я молчала. Бежать было поздно. У меня так болела голова, словно этот подсвечник проломил мой собственный затылок.
Мораг снова отплевалась.
– Ч-черт! Горло… раздавил… Воды… дай. Вон там.
Она махнула рукой, хлестнув меня волной жуткого кровавого запаха. Хватаясь за что попало, я побрела в указанном направлении.
Вода в кувшине. Кувшин в тазу. И то и другое – на табурете за ширмой. Я хлебнула из кувшина, потом намочила ладонь и протерла лицо. Немножко легче. По крайней мере исчезло ощущение, что меня сейчас вывернет наизнанку. Прихватив тяжелый кувшин, вернулась в комнату.
Черная груда недвижно валялась у стола. Далее комнату пересекал луч лунного света, а женщина в белой рубашке сидела на скамье, уронив голову на руки и локтями упираясь в раздвинутые колени. Кровью пахло от нее.
Она схватила протянутый кувшин и припала губами, но глотка не сделала – захлебнулась, закашляла. Я придержала кувшин.
– Осторожно, принцесса, – сказала я. – Маленькими глоточками.
Кое-как она напилась, обливая себе колени и грудь.
– Полей! – подставила ладони, и мне пришлось лить воду прямо на пол, на дорогие ковры, чтобы она умылась.
– Ф-ф-у… – вдох-выдох, она прислушивалась к своему телу. – Ф-ф-у… – повернулась ко мне. – Он тебя… задел?
– Нет, – сказала я.
– Спасибо, – сказала она.
Я сперва не поняла, за что она благодарит. Мне показалось – за воду, за то, что помогла умыться.
– Думала… ты отвлекала… хитрый ход. – говорить в полный голос Мораг не могла. Могла только шептать. – Думала… конец мне пришел…
– Я его… убила?
– Сейчас взглянем.
Она тяжело поднялась, но тут же согнулась от кашля, и мне пришлось подхватить ее под локоть. Однако она властно отстранила меня – мол, не суетись, держусь еще на ногах – и шагнула к поверженному противнику. Пихнула его сапогом. От резкого движения ее шатнуло на столешницу, а грузный кулек вяло перевалился, попав головой в лунный луч. Вокруг этой головы, закутанной во что-то черное, размазалась по полу маслянистая полоса.
Придерживаясь за стол, она нагнулась, откидывая маску. Издали я увидела бледное пятно лица, перечеркнутое полоской усов. Под несомкнутыми веками поблескивали белки. Принцесса пощупала у него под челюстью.
– Мертв? – не выдержала я.
– Тебе это… так важно? – она выпрямилась. – Ты… знаешь… этого человека?
Я даже приближаться к нему не стала.
– Нет, не знаю.
– Хм-м…
Опять недоверие. Холодной волной – запах опасности, угрозы. Я молчала, сжимая губы. Принцесса еще раз пнула недвижное тело – скорее, с отвращением, чем со злобой.
– Каррахна. Наемник.
Все-таки убила. Холера черная! Я лекарка, мое дело – поддерживать жизнь, а не отнимать. Ему, конечно, туда и дорога, но все-таки лучше бы не моими руками открылся этот путь.
– Хренушки… я тебя еще попользую… падаль наемная… – Мораг откашлялась и сплюнула на пол. Придерживаясь за стол, медленно опустилась на колени. Начала расстегивать на трупе пояс.
Она вяжет его! Значит – жив. Проклятье, это совсем другое дело! Преступника допросят и выяснят, что я тут ни при чем. Я быстро огляделась – чем бы связать убийце ноги? Но принцесса уже снимала пояс с себя.
А вот встать обратно ей не удалось. Ее мотнуло назад, она тяжело привалилась к ножке стола.
– Ты… Как тебя… малявка… зови людей.
Я медлила, растерявшись. Мораг снова сплюнула.
– Дьявол… Похоже, он меня… достал… Малявка!
Она не повысила голос – но в нем зазвучала такая властность, что я бросилась к принцессе, споткнувшись о валяющееся на дороге тело.
Мораг нагнула голову, откинула с шеи волосы – неистовый запах крови струей кипятка обжег мне ноздри. Железный, горький, едкий – аж глаза заслезились. По всей спине, ранее скрытая буйной гривой, расползалась оглушающе-черная пальчатая клякса, прямо на глазах набухающая и исходящая собственным чернильным соком.
– Тут… рана, – прошептала я. – Мораг, тут рана! Кажется большая…
– Зови… стражу.
– Погоди. Я сама. Я лекарка. Надо снять рубаху…
– Какого черта! Я… приказываю!
– Молчи! – потребовала я, с неожиданным для самой себя напором. – Сейчас все будет!
Я задрала распоясанную рубаху принцессе на голову. Спина ее блестела в темноте, словно смолой облитая. Пальцы мои тут же начали прилипать. Мораг снова принялась перхать, согнувшись колесом и упираясь ладонями в пол. Этот кашель… не только раздавленное горло? Задеты легкие?
С Капова кургана скачет конь… Зажмурив глаза, я вдруг упала лицом ей на спину, губами в раздвинутые края раны. Скорлупа плоти не задержала меня – я провалилась в рану, как в каверну. Словно земля разверзлась, словно лопнул камень, словно проломилась подо мной тонкая доска – я рухнула в черную шахту, стены пропасти взлетели по сторонам и сомкнулись в недосягаемой вышине… а дна все не было.
Но мрак окрасился багряным, впереди заклубилась алая мгла. Возник подземный адский свет, в теснине зашевелилось, страшно вспучиваясь, комковатое варево цвета запекшейся крови, оплетенное движущейся золотой сетью. Сияющие пятна и полосы бродили по его коре, содрогаясь в каком-то неуловимом спотыкающемся ритме, открывались и закрывались пламенные трещины, и воздух над ними горел.
Время исчезло. Я смотрела как дышит, кипит, переваривая сама себя огненная лава. Как тень окалины налетает на нее, погружая все вокруг в мутный рыжий мрак. Как вспыхивает, словно молния, ветвистая сеть сосудов, распахивая на выдохе слепящие щели. Как пробегают вдоль этих щелей прозрачные оранжевые язычки. И снова налетает мерклая тень, и все гаснет, и только судорожным пунктиром мерцает тускнеющая малиновая сеть.
Я жду очередной вспышки, но она опаздывает. Потом пламя все-таки разгорается, однако быстро опадает и огненные трещины смыкаются, оставляя вздрагивающую бурую поверхность. И я пугаюсь – пламя уходит, остается лишь остывающая грязь, мили бесполезного перегоревшего шлака, пустая порода, песок и зола.
Я протягиваю невидимую руку и трогаю твердеющую кору. Ладонь принимает жгучее прикосновение пекла, корка прогибается. Увеличиваю нажим. Еще. Еще… Что-то едва слышно трещит и подается… вперед выстреливает белесый пылающий зигзаг.
Синие язычки трепетом пробегают по невидимому контуру моей руки. Я сжимаю кулак и снова ударяю по каменной коре. Она легко разламывается, проваливается в огненную кашу. Тяжкой волной всплескивается багровая лава, на глазах наливаясь пронзительно – алым светом. Каменные ломти рассыпаются сухим печеньем, крутясь и сталкиваясь, уходят в жутко светящийся золотой сироп. И скоро под ногами не оказывается ничего, кроме мутной от непомерного жара изжелта-сизой бездны.
БАЦ!
Это была пощечина.
Вторая. Первая привела меня в чувство. Я вскинула руки, защищаясь.
– Каррахна! – зашипела принцесса мне в лицо. – Мразь, вампирка! Осиновым колом тебя!
После огненных глубин глаза мои почти ничего не видели в темноте. Я заморгала. Мораг шевелилась рядом, прерывисто дыша. Она поднялась на ноги, согнувшись, тяжело опираясь на стол. Рубаха теперь вся была заляпана кровью, на спине она задралась и, видимо, прилипла.
– А ты дрянь… все-таки… – задыхаясь, прохрипела она. – Я как чувствовала… Но меня… просто так… на тот свет не отправишь… Я таких как ты… на завтрак ем…
– Мораг, что ты говоришь?!
– Вставай.
Вся грудь у меня была измарана кровью. И руки, и лицо. Я чувствовала, как стягивает кожу на горящих от удара щеках, как слипаются губы, склеиваются ресницы. Я посмотрела на свои ладони. С них едва ли не капало.
Не может быть.
– Вставай. – принцесса весьма чувствительно пнула меня сапогом.
Я с трудом поднялась, боясь коснуться перепачканными руками перепачканного платья. Мораг брезгливо меня оглядела и для верности пнула еще раз, в голень, очень больно.
– Иди вперед.
Мы вышли из комнаты – я впереди, принцесса за мной – в еще более темный коридор.
– Направо, – скомандовала она.
Я отметила, что она больше не кашляет. Закрылась ли рана? Не может быть, чтобы я пила кровь… Коридор вывел нас на освещенную лестницу.
– Наверх.
На площадке верхнего этажа стоял стражник. Увидев нас, он просто подпрыгнул.
– Миледи!
– Найгерт… у себя?
– Не знаю, миледи…
– Внизу… в охотничьей комнате… связанный человек. Возьми людей… приведи его ко мне… я буду у Найгерта… Выполняй.
– Да, миледи!
– Еще… Не шуми… пока. За Вигеном… пошлю отдельно.
– Будет исполнено, миледи.
Стражник затопал вниз. Мораг ткнула меня колючим кулаком между лопаток.
– Двигайся.
Далее опять был коридор, в который выходила только одна дверь. Резного темного дерева, двустворчатая, большая как ворота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80