Он видел спящее чудовище, не живое, не мертвое, не опасное, распятое на цепях, заросшее светящейся слизью, ранящее глаз одним только обилием режущих кромок, пугающее своей неподвижностью, пугающее возможностью движения, скрытой угрозой, вероятностью разрушения, тайным зародышем насильственной смерти.
Ратер издал какой-то всхлип и протянул к чудовищу мокрую дрожащую руку. И закашлялся от недостатка воздуха, сгибаясь пополам, чуть не окунаясь лицом в ледяной студень. Я придержала его за плечи.
– Назад? Пойдем назад?
Как ни странно, но я сама чувствовала себя почти терпимо, и вполне находила в себе силы добраться до мантикора и накормить его рыбой. То ли я умудрилась привыкнуть к этому месту, то ли вид чужих страданий меня каким-то непонятным образом поддерживал.
Кукушонок не мог говорить. Он только упрямо мотнул головой и потащился вперед, к чудовищу. Наверное, хотел его потрогать.
Я помогала ему идти. Вернее, почти плыть. Парень, похоже, не очень соображал что делает.
Мы добрались до мантикора и я влезла на его лапы. Ратер благоговейно коснулся мантикорьего бока, провел ладонью по ребрам, словно погладил дерево. Потом заглянул в склоненное лицо, пальцем дотронулся до свисающего лезвия-пряди.
– Осторожнее, – сказала я, без лишней паники переждав обморочное головокружение. – Не напорись на волосы, они у него острее ножей. Сейчас мы его покормим, если удастся.
Удалось. Мой красавчик слопал всю рыбешку, и я даже пожалела, что взяла только одну. Проголодался, наверное, вчера-то я его не кормила. Хотя, если трезво поразмыслить, разве способен он, находясь без сознания, чувствовать голод? Может он глотает просто потому, что что-то попало ему на язык? Будь это, например, не рыба, а обыкновенная галька, он бы и ее проглотил?
Я вытерла мантикоров рот от рыбьего сока и приподняла в ладонях его лицо. Оно горело фосфорной зеленью, мои пальцы на щеках его чернели провалами.
– Взгляни, Ратер. Взгляни на него! Он прекрасен, правда?
Ратер молчал, наверное, речь ему вообще отказала. Я смотрела и смотрела в спящее спокойное лицо, замкнутое, словно запертая изнутри дверь. Та сторона была закрыта от меня на сотню замков, на тысячу засовов. Достучаться бы, дозваться… криком докричаться, плачем доплакаться, на коленях к дверям твоим приползти, отвори, друг, двери, отопри замки, отвали засовы! Как ярый огонь двери рушит, стены ломит, кровлю точит, так пусть голос мой аки ярый огонь двери рушит, стены ломит, кровлю точит. Навеки, повеки, отныне и довеки… а словам моим ключ да замок… ключ – под язык, замок – за порог…
Рядом что-то длинно прошелестело и меня ощутимо приподняло волной.
– Ратер?
Парень, так и не издав ни единого звука, повалился в воду плечом вперед, но сразу же всплыл, безвольно раскинув руки. Ах ты, пропасть!
Я соскочила с мантикоровых лап, погрузившись в воду по грудь. Схватила Кукушонка за ворот. Мертвое озеро тут же отомстило мне за поспешность – заныли виски, перед глазами развернулось шевелящееся полотнище, багровое, в зеленый горошек.
Пришлось переждать.
Отбуксировать Кукушонка к выходу из малого грота, и дальше, в большой грот, оказалось довольно легко. Он не тонул, я только чуть придерживала его голову. А вот целиком вытащить его на берег мне не удалось. Легкий в воде, на воздухе он был совершенно неподъемным. Мне пришлось оставить идею выволочь его беспамятное тело прочь из грота.
Хм… А если попытаться закатить парня на одеяло и волоком… тьфу! Нет. Хватит. Открываю карты – а там как судьба рассудит.
Оставив мальчишку лежать ногами в озерце, я подобрала какой-то изукрашенный шлем с отломанным наносником, набрала в него воды и плеснула парню в лицо. Никакого ответа. Впрочем, что толку его водой окатывать, он и так мокрый с головы до ног. Ну-ка, а если вот так?
Сжала ладонями кукушоночьи уши и принялась сильно и довольно жестко их растирать. Так растирают уши потерявшему сознание пьянице, чтобы привести его в чувство хотя бы ненадолго. Кукушонок замычал, заворочал головой, зашарил руками по скользким монетам. Надрывно, жадно вздохнул. И открыл глаза.
Рывком сел, обводя пещерку растерянным взглядом.
– Где… он?..
– Мантикор в другом гроте. А здесь я живу.
– Тю… – он присвистнул, закашлялся. Отплевался от воды. Снова заозирался. – Вот это да… Значит, правда, сказки-то… про Стеклянную Башню. Экая прорва золотища! Ну ни хрена же себе…
– Пообещай мне, что не вынесешь отсюда ни единой монетки, ни единого камешка, ни единой вещицы, ни большой, ни маленькой, вообще ничего ценного, иначе…
Я не придумала, что «иначе» и замялась, а Кукушонок повернулся ко мне, улыбнулся, провел пятерней ото лба вверх, убирая с лица мокрые волосы, и сказал:
– Меня зовут Ратер, а не Элидор.
– Какой еще Элидор?
– Сказочка такая есть. Жил-был пацан по имени Элидор. Посчастливилось ему подружиться с дролями, но он украл у них золотой мяч.
– И что?
– Парню прежестоко отомстили.
– Его убили?
– Не-е. Все было хужее. Ему навсегда закрыли путь в холмы. – Он отвел глаза и покачал головой. – Навсегда.
Я не нашлась, что ответить. Встала, отряхнула платье. На плечах и на груди оно уже подсохло, а подол был тяжел от влаги.
– А где ж то озеро, – Кукушонок поднялся следом за мной. – Которое мертвое?
– Вот за той грудой камней. Отсюда не видно.
– Ну, признаться, и хреново же там, в этом озере! Эк меня сморило…
– Меня там тоже однажды сморило. Четверо суток провалялась. Амаргин, спасибо, вытащил.
– И тебе спасибочки, что меня вытащила.
– Да ты что? С чего это «спасибо»? Зачем ты мне там нужен, любоваться на тебя? Мне и одного полумертвого хватает.
– А что, – хмыкнул Кукушонок, – знаешь как говорят: «концы в воду». Сама же жалилась, мол, что со мною делать, мол, слишком много знаю…
Такое мне не приходило в голову и я недоуменно нахмурилась.
– Так ты… думал, что я могу что-то такое над тобой учинить?.. И все равно со мной пошел?
Ратер пожал плечами.
– Охота пуще неволи.
Прошелся туда-сюда по пещере, вороша босыми ногами груды сокровищ, иногда нагибаясь и рассматривая что-нибудь. Потом принялся черпать золото пригоршнями и подбрасывать его в отвесном солнечном луче. По стенам запрыгали зайчики, звон пошел нестерпимый, многократно помноженный на голосистое эхо. Я велела прекратить забаву.
– Оставь. Это не твое золото и не мое. Пусть себе лежит как лежало.
Ратер вытер руки о штаны и спокойно подошел ко мне.
– Надо же… Столько басен про этот клад слышал… Думать не думал, что когда-нибудь увижу.
– Нельзя чтобы кто-нибудь об этом узнал.
– Вот те Божий Крест! – Кукушонок вытащил из-за пазухи солю, приложил ко лбу, затем поцеловал. – Могила! – Спрятал его обратно, огляделся. – Э! А у тебя тут костровище! И плавень собран… Давай огонь разведем? Одежу просушим…
– Разводи. Вон там, на камушке, огниво и все, что нужно.
Кукушонок быстро и умело запалил костер. Стянул рубаху, разложил ее на сокровищах – для просушки. Повязка, которую я сделала вчера, намокла и сползла. Мы сняли ее – корка на рубцах отслаивалась, а под нею виднелась новая розовая плоть.
– Вот! – обрадовался Кукушонок. – Я же говорил: на мне, как на собаке…
– Ты тут ни при чем. Это мертвая вода. Не будь она на три четверти разбавлена, у тебя бы и шрамов не осталось.
Ратер только присвистнул. Слов у него не нашлось. Я встала перед огнем и расправила юбку, чтобы влага поскорее испарилась.
Мне было не понятно, почему Ратер отмалчивается. То есть, болтает о чем угодно, только не о чудовище, которое так жаждал увидеть. Может, он разочарован? Ожидал найти здесь хвостатую гребенчатую тварь величиной с дом, всю в радужной чешуе, а увидел всего лишь полутруп какого-то парня, подвешенного за руки над озером, да пару-тройку изогнутых шильев, торчащих из воды. Мне вдруг стало ужасно обидно за моего мантикора. Что этот мальчишка понимает в чудовищах!
– Ну, – поинтересовалась я довольно холодным тоном. – Ты и сейчас считаешь, что тебя обманули?
– Почему вдруг? – не понял Кукушонок.
– Мантикор-то, гляжу, тебя не впечатлил.
Мальчишка нахмурился, глядя на меня через огонь. Помолчал. Потом спросил:
– Честно?
– Да уж режь правду – матку, чего там…
Он еще помолчал, собираясь с мыслями.
– Я… не думал… Я и представить себе не мог, что он такой… настоящий…
– Настоящий?
– Да! – воскликнул Кукушонок, сжимая кулаки. – Да! Он такой же, как я… как ты… Висит там, словно провинился, словно его выпороть хотят… или уже выпороли… голова свесилась… глаза закрыты…
Покусал губы, морщась от каких-то своих переживаний. Я несколько опешила от такой пылкости, и поэтому молчала.
– Я че думал… думал, буду смотреть на него, как на короля… Знаешь, когда король Нарваро выезжает, он всегда так далеко-далеко, еле виден, в блеске весь, в роскоши, и свита его окружает, и рыцари, и охрана на конях, и стража пешая, все при оружии, в доспехах, с флагами, с трубами… к нему не прорваться, и даже взглядом до него едва дотягиваешься… Я и про чудище так думал – не смогу подойти,… ну, там тоже будут… какие-нить флаги и трубы, какая-нить гвардия невидимая… ну, понимаешь?
– Понимаю. Дистанция. А здесь ее нет.
– Я почуял… ну, будто я был знаком с ним когда-то, а тут вижу – наказывают его. Моего знакомого… наказывают… может, и за дело, но я-то ничего такого за ним не знаю. Он приятель мой хороший, а его на цепях подвесили, он уже и сомлел совсем, бедняга… И мне с того как-то… не по себе.
Ратер передернул плечами и отвел взгляд. Я молчала.
Пауза.
– Вот… – пробормотал он наконец, неловко ковыряя пальцем слежавшиеся монеты. – Наболтал ерунды… не силен я объяснять складно.
– Да нет… я все поняла. Ты считал, что чудо – это то, на что надо смотреть снизу вверх, щурясь от сияния. И ты не ожидал, что тебе безумно захочется взять это чудо в ладони и засунуть за пазуху, как бездомного котенка. Ты не ожидал, что тебе захочется помочь и защитить.
Он долго раздумывал, потом пожал плечами:
– Да уж, такого сунешь за пазуху… никакой пазухи не хватит. Однако и впрямь… че его там приковали? За что?
– Не знаю. Я тоже ничего про него не знаю. Я кормлю его рыбой, как того самого бездомного котенка, и мечтаю разбудить. Мне тоже не по себе, Ратери.
– А если расклепать цепи и вытащить его сюда, на берег? Он проснется?
– А если мы тогда выпустим ужасное чудовище, свирепого монстра? Который разорвет нас с тобой, а потом отправится бесчинствовать в город? Он же наполовину дракон, Ратер. Ты бы видел его когти!
– Ты думаешь, он злой?
– Повторяю: я ничего не знаю про него. Тебе… надо будет посмотреть на него еще раз. Когда вода спадет. Ты видел только человеческую часть.
– Правда? – оживился Кукушонок. – Можно будет еще разочек глянуть?
Я усмехнулась, аккуратно задвинула в огонь прогоревшую деревяшку.
– Ты и так вытянул все мои тайны. Чего уж… снявши голову, по волосам не плачут. Но там худо, как ты успел заметить. Не боишься мертвой воды?
Улыбаясь во весь рот он помотал патлатой головой. Глаза его сверкали ярче рассыпанного вокруг золота.
Хорошо. Пусть будет так. А с Амаргином я договорюсь.
– Завтра, – сказал Кукушонок. – Я приплыву завтра. Утром, пораньше, у меня смена после полудня.
Я подумала, стоит ли мне остаться здесь или попроситься обратно в город, в теплую кроватку в «Трех голубках». И решила, что останусь. Хоть еды, кроме осточертевшей рыбы, у меня опять не оказалось. Значит, буду лопать рыбу без соли. Сама виновата. И к праздности привыкать нечего.
– Тебе пора, – твердо заявила я рассевшемуся у огня Кукушонку.
Ему тоже надо знать свое место. Здесь не зверинец и не шатер циркачей.
Парень поднялся без лишних разговоров. Правда, в глазах у него мелькнуло что-то… что-то побито-собачье. Но обошелся он без нытья.
Не скрываясь, я достала свирельку.
– Подойди к стене.
– К какой?
– К любой. Когда откроется щель, выходи не задерживаясь. Ты понял? Не задерживаясь.
– Ну тогда того…– вздохнул Ратер, – до завтрева.
Поднял свою рубаху и шагнул к стене.
(…с того момента я зачастила к Алому озеру, но встретить ее мне удалось только недели через две.
На высоком берегу, в соснах, расцвел малиновый шатер, весь в фестонах, бахроме и золотых кистях. Я разглядывала его через озеро. За шатром, по поляне бродили расседланные лошади. Слуги суетились, перетаскивая с места на место какие-то вещи. Около воды разделывали тушу, я разглядела стоящую на земле отрубленную оленью голову с роскошным венцом рогов. Несколько собак крутились под ногами, на них замахивались, их пинали, и даже с другого берега я слышала невнятную ругань.
Почему не видно никого из нобилей? Слуги да собаки… странно. Я вылезла из кустов, и сомкнувшиеся ветки скрыли от меня малиновый всполох шатра. Может, стоит обогнуть озеро и подобраться поближе? И хочется и колется… Я уже решила, что посмотрю на Каланду издали, а близко подходить не буду. Тут, небось, вся леогертова свита собралась. Незачем мне им под ноги попадаться.
Я двинулась вдоль берега, время от времени останавливаясь и прислушиваясь. Длинное Алое озеро лежало в низинке, между двух сходящихся холмов, южный берег у него был низкий и песчаный, кое-где заболоченный, а северный поднимался обрывом. Я перешла вброд мелкое болотце, нестрашное щупальце знаменитых Доренских топей. Перебралась через ручей, он брал начало от Ключей Дорена, бьющих из склона соседнего холма – и тут услышала смех. Совсем рядом, за густой стеной ольховых и ивовых ветвей, непроницаемой для взгляда, но не для слуха.
Я узнала это место. Узнала, хоть подошла к нему с другой стороны: там, в прибрежных зарослях, лежало в воде поваленное дерево. Именно с этого дерева я разговаривала прошлый раз с андаланской принцессой Каландой.
Смех, неразборчивый говор и плеск воды. За кустами купались женщины. Кажется, две. И, кажется, одна из них…
– Эй! Ты что это здесь подглядываешь?
Я подскочила от неожиданности.
Охранник. Молодой рыцарь в черненой кольчуге поверх длиннополой котты. В руке – обнаженный меч.
– Стань прямо, – велел он, сурово хмурясь. – Руки покажи.
Я показала руки.
– В корзинке что?
– Пусто.
За сегодня я не успела ничего собрать. Уже вторую неделю, отправляясь в лес, я сперва бежала к Алому озеру, и только потом, уныло побродив по окрестностям, принималась за свои дела.
– Это заповедный лес, – глядя на меня с отвращением, процедил охранник. – Что ты здесь искала, смердка?
Вместо ответа я отцепила и показала на ладони фибулу принцессы.
– Нашла, что ли? – чуть смягчился он, протягивая руку.
Я отступила. Еще чего! Ручонки свои загребущие растопырил!
– Это сигна. Сигна де Аракарна. Принцесса сама дала ее мне.
Пауза. Молодой рыцарь прищурил глаза.
– Что ты сказала? – поинтересовался он ледяным тоном.
– Сигна де Аракарна, – повторила я заученно. – Знак Каланды Аракарны.
– Ты украла ее, – заявил он, вкладывая меч в ножны и делая шаг ко мне. – Ты ее стащила. Ты воровка. А ну-ка верни чужую вещь!
Я попятилась, размышляя, звать ли мне на помощь или бежать со всех ног. Но тут кусты за моей спиной зашуршали.
– Стел, тонто, но! Лархате!
Я обернулась – она! Она, моя принцесса, прекрасная и блистающая словно молния, выломилась из кустов мне на помощь.
– Не сметь! Не сметь, Стел! Эхто эх ми араньика!
Она воздела кулак – и широкий, не схваченный у запястья рукав скатился к плечу, обнажая тонкую смуглую руку с неожиданным рельефом мышц. Наспех натянутая на мокрое тело рубаха облепила крепкую грудь, из глаз чуть только искры не сыпались… ой-ей…
Рыцарь разинул рот – и залился краской, точно его в кипяток окунули. Он мгновенно развернулся, отбежал на несколько шагов и застыл на взгорочке спиной к нам. Он то ли сжимал себе виски, то ли ощупывал лицо, будто получил пощечину.
– Араньика, айре! – воскликнула Каланда, обращаясь ко мне. И добавила еще что-то на своем звучном гортанном языке.
Засмеялась, сверкая зубами. Мокрые кудри пятнали шелк рубахи. В ушах ее раскачивались сережки с красными прозрачными камешками, гоняя по щекам сияющую алую рябь. Я глубоко поклонилась.
– Здравствуй, госпожа моя.
– Стел тебя ловил, хватал? Ловит, хватает?
– Он не поверил, что ты дала мне сигну, госпожа, – зловредно нажаловалась я. – Он сказал, я ее украла.
– Стел, эй! Это есть моя сигна, я давать ее пара эхте нэна. Стел!
– Да, моя госпожа.
Ему пришлось повернуться к нам лицом. Он стоял весь красный, упершись глазами в землю.
Тут кусты за нашими с Каландой спинами снова раздвинулись.
– Что здесь происходит?
Вышедшая к нашей компании женщина была необыкновенна. Хотя бы тем, что оказалась явно землячкой Каланды – такая же темноглазая и смуглая, но ее великолепные волосы были аккуратно уложены в высокую прическу. Еще она носила платье, а не мужской костюм, подобно Каланде, и она была старше принцессы лет на десять. Платье она тоже натягивала в спешке;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80