– Умею, когда надо. Я виновата, тебя из-за моих криков схватили…
Ратер пропихнул сквозь прутья руку почти до локтя и сгреб меня в охапку. Разбитые губы воткнулись в ухо:
– Не спорь, а? Ну, не спорь. Не надо мне такого, чтобы с тобой случилось что поганое. Ты смекай, ежели они неладное почуют, от тебя ведь ни в жизнь не отвяжутся. Ежели унюхают, какие сокровища за спиной у тебя … наизнанку вывернут … остров твой по камешку растащат… мантикора… на чучело пустят…
– Ратери…
– Нет, я сказал. Не надо… этого… свидетельств за меня. Не надо. Мне это не поможет, и тебе худа наделает – возьмут нас с тобой обоих за жабры.
– Что же тогда делать? Ты знаешь, что тебе грозит?
– Галеры. Или руку оттяпают, правую. Послушай, Леста. Послушай. – Он перевел дыхание, помедлил и сильно сжал мою ладонь. – Если хочешь помочь… Просто выкупи меня. Внеси за меня залог.
– Какой залог?
– Деньги. Полсотни авр. Мне тут сказали… знающие люди. Это как взятка, только законная. Залогом называется. Под залог меня отпустят. Ты ж потянешь отдать за меня такие деньги?
Он отстранился, заглядывая мне в лицо. Ни с того, ни с сего вспомнился Пепел – как он не более шестой четверти назад точно так же смотрел на меня, с абсолютно таким же искательным испугом в таких же невозможно расширенных глазах.
– Че? – нахмурился Кукушонок. – Не? Почему? Нельзя такую кучу из пещеры выносить? Или… Ты тогда про свирель кричала … она что, впрямь потерялась? Леста! Ты чего молчишь?
– А? Нет, я не молчу. Все в порядке. Я принесу деньги. Сколько ты сказал?
– Полсотни авр. Пятьдесят золотых.
– Эй, голубки! – окликнул стражник. – Давайте прощайтесь. Время идет. Не дай Бог, сменщик объявится.
– Свою долю затребует, – фыркнул Кукушонок. Потом наклонился и мимолетно коснулся исцарапанной щекой моих пальцев, вцепившихся в решетку. – Не забыла таки про меня, дроля белая. Пришла к дураку.
– Ну что ты говоришь, братишка. – Я погладила грязные, всклокоченные волосы. – Ты же по моей вине сюда попал. Ничего, потерпи немного, завтра ты отсюда выйдешь.
– Это верно. Выйти-то я выйду, да вот куда…
– Ратери!
– Ты… это. Если добудешь золото, не отдавай залог сама. Людей с большими деньгами пытать не принято, но береженого Бог бережет… снеси их к батьке моему, ладно? Да назовись как-нибудь позаковырестей. А на суд не ходи, мало ли что. И молодчина, что платье сменила, очень уж оно приглядное у тебя.
– Все, барышня, конец разговорам. – Стражник деликатно постучал меня пальцем по плечу. – На выход!
– Прощай, Леста. Если что… не поминай лихом.
– Ратер, прекрати! Все получится. Слышишь? Все получится!
Стражник уже двигался к выходу, унося с собой фонарь, пришлось спешно догонять. Узники снова загомонили, забубнили, прихлынули к решеткам, потянули со всех сторон растопыренные пятерни. Я оглянулась на Ратера – но не различила его в гроздьях облепивших прутья тел.
На улице уже сгустились сумерки. Я жадно вдохнула сладкий воздух свободы.
– Так того. – Стражник, щурясь, посмотрел на лоскуток неба, зажатый меж тюремных стен. – Как там насчет, чтобы поддержать кротость и это… человеколюбие в душе скромного блюстителя справедливости? – поскреб щетину на подбородке и восхитился. – Эк я завернул!
– Все в руце Божией, – ответствовала я. – А так же в руце моего спутника, коего ты, о предусмотрительный страж, оставил дожидаться по ту сторону ворот.
– Мда?
Страж отпер калитку и выглянул наружу.
– Эй, господин Подзаборник! Вылазь. Получи назад свою благородную госпожу. Эй? Заснул ты там, что ли?
Подвесив фонарь к копью, стражник осветил арку. И арка, и участок улицы за ней были пусты.
– Слинял твой Подзаборник, – констатировал страж. – Вместе с наградой за сострадание… сострадай теперь людям после этого… так и норовят вокруг пальца обвести, ядрит твою переядрит… Черт с тобой, барышня, проваливай подобру, пока я не передумал.
Я не заставила себя упрашивать и скоренько проскочила в калитку, а слова благодарности прокричала уже с воли. В ответ раздраженно лязгнул засов и все затихло.
Выйдя на площадь, я огляделась. Пусто. Только серая кошачья тень мелькнула в дальнем ее конце. Почему Пепел не дождался меня? Почему ушел? Что-то отвлекло его или ему просто надоело сидеть под воротами и ждать?
Сказать по правде, пеплово исчезновение меня разочаровало и обескуражило. Я-то думала что могу располагать им, раз ему все равно приходится таскаться за мной в надежде получить какую-то таинственную помощь, о которой он не в праве попросить прямо. Я-то понадеялась уговорить его продать или заложить с десяток драгоценных безделушек из пустого дома, чтобы добыть денег на выкуп. А теперь… если только попробовать забраться в тот дом самостоятельно? Может, Пепел уже там, в зеленой шелковой комнате, сидит и ждет меня…
Черта с два! Я остановилась посреди площади и попыталась собрать расползающиеся мысли. Чем бежать сломя голову и делать глупости, попробуем мыслить спокойно, обстоятельно и разумно. Что мне требуется? Мне требуется завтра к полудню откуда угодно достать сумму в пятьдесят золотых, и не монеткой меньше. Будь у меня моя свирелька – Ратера уже можно было бы считать свободным. Но свирельки нет, золотые груды недоступны, надо думать, откуда достать деньги.
Эх, а ведь еще сегодня утром я держала в руках кошелечек от самого Нарваро Найгерта! Не знаю, сколько в нем было, но вряд ли король оценил жизнь сестры в сумму меньшую, чем установленный залог за мелкого воришку. Ну какого дьявола мне встретился этот Пепел! Не застряла бы я внизу, в зале – не столкнулась бы с дружками покойного Гафа, не ввязалась бы в драку, не швырялась бы кошельками направо и налево…
Что же все-таки тогда произошло с этим кошельком, откуда появилась гора золота, словно кто-то перенес ее из моего грота и рассыпал по трактирному залу, хоть Пепел и сказал, что золото не настоящее? Кошелек не был волшебным, тогда получается, что гора золота – моя работа, … да, собственно, я и не отказываюсь от содеянного, я прекрасно понимаю, что совершила волшебство. Только вот кто бы мне объяснил, КАК? Значит, я все-таки что-то могу, и Амаргин не зря взял меня в ученицы…
Так. Стоп. Страдать по поводу несостоявшегося (или состоявшегося?) ученичества ты будешь после, когда Кукушонок окажется на свободе, при всех положенных от рождения конечностях, без лишних украшений на лбу, а если и с веслом в руках, то исключительно по доброй воле. Сейчас думай только о том, как достать денег. Только об этом, все остальные мысли по боку.
Безделушки из пустого дома. Смогу ли я без Пепла найти этот подвал, пройти по нему куда нужно, обнаружить потайную дверцу… которая запирается на ключ, а ключей-то у меня и нет. Не годится. Если ничего другого не придумаю, поищу Пепла утром.
Каким-то образом пробраться в замок к Ю… нет, он сейчас, кажется, в Нагоре, в загородной усадьбе королевского камерария. Пробраться в Нагору, найти Ю, попросить в долг… Или кинуться в ноги самому королю… или принцессе… ой, мама, принцесса Мораг так меня своей плетью поприветствует, никакой Ю потом не откачает!
Времени нет! Нет времени искать Ютера, да и кто сказал, что он захочет еще раз меня видеть – сбыл с рук и выкинул из головы. Не даром он все твердил – уезжай, уезжай. Первый раз страшный господин Диринг меня миновал, а во второй точно не минует. Бррр!
О! Вот кто мне поможет – Эльго. Эльго, который способен превратиться в кошель с деньгами, размером со среднюю наволочку. Пообещаю ему что угодно. Он мне уже один раз помог, почему бы не помочь опять?
А теперь – ноги в руки и бегом к Паленым воротам, пока их еще не закрыли!
Еле успела. Створки захлопнулись почти у меня за спиной.
Портовая площадь никогда не засыпала. Старательно изображая старую бабку, я проковыляла по внешнему ее краю, к повороту на кладбище; ко мне, слава небу, никто не привязался. Кладбищенский сторож выглянул из домика, я поклонилась ему издали, и он махнул рукой: какой вред от одинокой старушки?
Кое-как перебравшись по шаткому мостику над ручьем, я влезла на скользкий склон и углубилась в заросли заброшенного кладбища. Здесь было очень темно и очень сыро, зудели комары (откуда они только взялись в конце августа?), все тропинки куда-то подевались, крапива и ежевика путались под ногами… я, наверное, с самого начала свернула не туда.
Выдравшись из зарослей, я обнаружила, что стою в тылу у сгоревшей церкви, а сквозь скелет ее колокольни насмешливо перемигиваются звезды.
В какой-то момент мне показалось, что в траурном кружеве обнаженных перекрытий вырисовывается неподвижный силуэт сидящей собаки, и тускло-красные огоньки сверху смотрят на меня. От неожиданности я моргнула – и морок исчез.
Прикинув направление, я повернула в сторону оврага. Тьма вокруг стояла необычайная – луна не вышла, а звездный свет не рисковал спускаться к самой земле. Кладбище словно кто-то перекопал вдоль и поперек бесконечными овражками и колдобинами, нарочно заплел все вокруг невообразимо мусорным подлеском, перепутал все могилы и понакидал везде непонятных обломков. Мое ночное зрение, похоже, отказало. Я совершенно потеряла направление.
Я ощупывала покосившиеся памятники, пытаясь вслепую прочесть надписи, но щербины и желобки на камнях не желали складываться ни во что вразумительное. Отчаявшись найти могилу «Живые», я принялась в голос звать Эльго… но только всполошила уснувших в черных кронах птиц. Кладбище вымерло… Вымерло. Кладбище.
Новая попытка выбраться хоть куда-то вывела меня все к той же сгоревшей церкви.
Я усмехнулась, а потом села прямиком в мокрую крапиву и заплакала.
Почему?
Почему все наперекосяк? Почему все меня бросили? Где Пепел? Где Эльго? Где Амаргин, черт его дери???
Ирис!
Ирис, почему ты оставил меня? Почему ты позволил Королеве вышвырнуть меня за дверь, словно нашкодившего котенка? Я же не шкодила, я… Это случайно получилось, я не виновата, что моя фюльгья оказалась полуночной. Фюльгий не выбирают, как не выбирают родителей, детей, братьев и сестер. Как не выбирают собственное отражение: что отразилось – то твое, каким бы страшным и косорылым оно не оказалось.
– Перла, у меня нет слов… Такого платья не было даже у Каланды! Это не полотно, это шелк, лучше шелка…
– Такие платья не для смертных, девочка. Благодари за него Босоножку, не меня. Иди, тебе пора. Найдешь сама дорогу?
– Найду, конечно… Ох, Перла, мне кажется, я сейчас взлечу!
Вместо ответа Прекрасная Плакальщица улыбнулась и откинула полог шатра. Я выбежала на свет. Ночь уже кончилась, лунные полосы на песке погасли, а над морем разгоралось медленное серое утро.
Странное утро. Неподвижное, холодное… зимнее.
Я сделала пару шагов – и остановилась. Прямо под ногами простерлись руины песочного города – кто-то совсем недавно играл здесь, на берегу, выстраивая замки и крепости по периметру круглого рукотворного озерка. От озерка до воды был прорыт канал, перегороженный дамбой; дамба разрушена ударом ноги. Башни просели и оползли, песчаные наплывы осыпались. Травинки и веточки, воткнутые вокруг и изображавшие деревья – повалены и затоптаны. Разрушитель оставил следы – пятипалые звезды с глубокими бороздками когтей и длинной лягушачьей пяткой.
Я кусала губы, глядя на песчаный городок. Что-то резало глаз. Что-то было не так.
Ящеричьи следы? Сам факт разрушения? Может – лед?
Песок схватился и застыл; следы, ямки и рытвины в нем застеклила молочная эмаль, скрывающая хрустящую пустоту. Рукотворное озерцо превратилось в белый пустой кратер. Сахарное стекло в нем было варварски взломано, дно усыпано осколками.
Пляж казался седым от изморози. В дюнах шуршал сухой снег, в ложбины меж ними намело белого крошева, а шатер Перлы исчез, словно его и не было никогда.
Ветви сосен неистово метались. Я видела, как проносятся по песчаным вершинам рваные ленты поземки, но ветра не ощущала. Холода тоже не было, я стояла на заиндевевшем берегу в легком летнем платье и ни капельки не мерзла.
Море не двигалось, не дышало. Пустоватый, жесткий запах снега наполнял воздух. Горизонт затянула пепельная мгла, морозная бледная взвесь. Я видела ровную, как стол, стеклянную гладь, матовую, с пузырями, у самой кромки, и темную, хрустально-прозрачную уже в нескольких шагах от берега. Бывшую полосу прибоя в три яруса вышил иней. Следы лягушки-переростка уходили под лед.
Я шагнула на ледяное зеркало… черное зеркало – мое перевернутое отражение тонировала тень глубины. Сквозь собственный силуэт я видела ребристое морское нёбо, цветные камешки и неподвижные лохмотья водорослей. Отражение само походило на тень: в рамках его контура виднелось пространство дна, а за рамками тусклым серебром светился лед.
Я сделала шаг, и еще один. Потом осторожно оттолкнулась и проехалась, скользя подошвами. Отражение темной тенью летело подо мной. Я раскинула руки для равновесия, разбежалась и снова поехала по льду.
Меня развернуло, закружило, красиво взвихривая белый подол, и, в конце концов, бросило на колени. Я тихонько засмеялась, но смех мой прозвучал странно и чуждо, словно упала на лед связка ключей.
Вставая, я снова опустила взгляд к отражению – теперь контур его замыкал зеленоватую непроглядную тьму. Должно быть, я выехала на приличную глубину. Зато проявились черты лица и светлое пятно одежды. Может из-за состава воды, может еще по каким-то причинам, но и лицо и платье казались зеленоватыми. Я показала себе язык. Тоже зеленый.
Взглянула на берег – песчаного замка уже не было видно. В воздухе разливался странный млечный свет, дважды отраженный зеркалом льда и пепельной дымкой неба. Не отрывая ног, я заскользила вдоль берега, поглядывая на свое перевернутое отражение. Меня забавляла зелень кожи, какие-то странные пятна и полосы, нырки и неуклюжие взмахи рук.
Потом мне показалось, что на мне нет одежды.
Я остановилась, огладила новое платье. Отражение послушно потрогало себя за бока. Живот и грудь у него светились белым, а руки казались гораздо темнее. Эй, что это?
Я наклонилась недоуменно – отражение наклонилось навстречу. Скуластая мордашка с острым подбородком, широко расставленные темные раскосые глаза, неаккуратная грива волос явственно зеленого цвета…
Это не мое лицо. Это не я, провалиться мне на этом месте. То есть, совершенно, абсолютно не я!
Отражение, повинуясь моим порывам, ощупало свои щеки и нос, скорчило рожу и опять высунуло язык. Физиономия у отражения несомненно создавалась для всякого рода гримас. А язык был серый, тонкий и раздвоенный на конце.
Отражение оказалось совершенно обнажено, я разглядела смешные веточки ключиц, узкие плечи, маленькую девчоночью грудь и трогательно сомкнутые коленки. Кожа отражения была зеленоватой, ее покрывали темные полосы и пятна, сходящие на нет на бледном животе.
Я опустилась на колени, чтобы лучше видеть. Существо из опрокинутого мира точно повторяло мои движения.
– Эй, – сказала я. – Кто ты?
У существа шевельнулись губы, беззвучно дублируя мой вопрос. Глазастая мордашка отражала безмерное удивление – мое или его собственное, поди разбери…
– Кто ты? – спросила я еще раз. Существо из-подо льда задало мне тот же вопрос.
Я улыбнулась – и она улыбнулась, опоздав на долю мгновения. Я положила ладони на лед, вернее, на ее ладони, поспешно подставленные снизу, отделенные от моих только слоем замерзшей воды.
– Вылезай оттуда, – сказала я. – Вылезай, покатаемся.
Ее губы забавно шевелились. А глаза напоминали зеркальные очи Перлы – абсолютно черные, лишенные белков и радужки, только не отражающие все вокруг, а совсем наоборот… они походили на большие замочные скважины, так и хотелось прильнуть к ним собственным глазом и посмотреть, что там внутри. Еще у нее оказались удивительные уши: они высовывались из копны волос, очень большие, зубчатые, похожие на крылья летучей мыши.
Существо глядело на меня из-подо льда – странное, немного смешное, немного страшноватое. Оно играло со мной точно так же, как и я с ним, и, похоже, удивлялось не меньше.
Снова обмен улыбками, потом губы ее задвигались, и я услышала собственный голос:
– Меня Лессандир зовут, а тебя как?
Мы обе ошарашено прислушались, похлопали глазами и переспросили:
– Как?
И расхохотались.
Она, растопырив локти, начала наклоняться к разделяющей нас гр а нице – я вдруг осознала, что делаю то же самое. Глаза существа невероя т но приблизились… расплылись от приближения… губы мне обожгло прико с новение льда… он вдруг замутился от нашего дыхания и потек, проплавл я ясь…
Резкая боль в затылке мгновенно отрезвила меня. Я схватилась за больное место – и нащупала чью-то пятерню, накрепко вцепившуюся в вол о сы. Внизу, на краю зрения, блеснул длинный светлый луч… лезвие меча, крест-накрест перечеркнувшее размытый силуэт о т ражения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80