Ник был изумлен. До этого момента она вела себя настолько холодно, что он не был уверен, позволит ли она поцеловать себя на прощание. И вдруг такая пылкость… В чем же дело? Холли прижалась к нему еще теснее. И кого она целует: его, Ника Донохью, или мужчину, созданного ее воображением?
– Ник, Ник! – Вот как ей следовало себя вести, а она вместо этого разыгрывала из себя девицу, которой никакие серьезные отношения не нужны! Ноги ее подкосились, и если бы Ник не поддерживал ее, она бы упала. Холли как бы погрузилась в него, всем своим существом ощущая его сильное тело. Будь что будет, он должен знать! – мелькнула в ее голове мысль.
А у Ника голова пошла кругом. Он тысячи раз представлял себе, как обнимает Холли – вот так, не просто как друг. Но того, что это будет похоже на какой-то приступ безумия, никак не ожидал. Что с ней? Почему такое отчаяние? Она, конечно, расстроена из-за Санни. Возможно, нервный срыв толкнул ее в его объятия. Но за кого, черт возьми, она его принимает?
– Не уезжай! Не уезжай! – шептала она, гладя руками его спину, осыпая поцелуями лицо и с безоглядной решимостью прижимаясь к нему.
Нику хотелось сполна насладиться тем, что девушка так щедро предлагала ему, но его заставило остановиться внезапно заявившее о себе чувство ответственности. Видит Бог, Холли заслуживает лучшей участи! Ведь она считает его прожигателем жизни.
– Холли?! – произнес он охрипшим голосом, удерживая ее руки и мягко отстраняя от себя. – Уже поздно, дорогая, ты устала. Мне лучше уйти.
Девушка словно окаменела.
– Мы поговорим потом, когда я вернусь, – сказал он. – Я буду тебе звонить. – В тусклом свете фонаря он не мог видеть выражение ее лица. Протянув руку, он погладил ее мягкие вьющиеся волосы, такие шелковые на ощупь. Все в ней такое милое, такое теплое, она – сама жизнь. Она создана для любви, любви настоящей – неужели она не понимает? Если так, он заставит ее это понять. Ему не нужна одна ночь. Он хочет быть с ней всегда, до конца своих дней. О Господи, как неудачно, что он уезжает! У истинного Ника Донохью есть что предложить этой женщине, и, возвратившись домой, он сможет ее в этом убедить.
Преодолевая желание обнять ее и притянуть к себе, рискуя порвать тонкую ниточку, что протянулась между ними, Ник наклонился и поцеловал Холли в лоб. Понимая, что медлить нельзя, иначе решимость может изменить ему, он быстро повернулся, сбежал с крыльца и исчез в ночи.
Часы летели, а Холли все никак не могла заснуть. Что за глупость взять и броситься Нику на шею! Когда он сказал, что будет скучать по ней, он произнес эти слова так, что ей почудилось, будто он испытывает какое-то особое чувство к ней. А как он ответил на ее первый поцелуй! Холли, рыдая, била по подушке кулаком. Надо же быть такой дурой – принять доброту и сочувствие за желание!
Она повернулась на другой бок, в который раз взглянула на часы и попыталась лечь поудобнее. Ах, если бы можно было убежать куда глаза глядят и спрятаться, чтобы больше не было на свете Холли Веббер! Холли Веббер, теряющей рассудок, когда дело доходит до мужчин. Истинная дочь своей матери!
В комнате было жарко. Постель вся скомкана. Холли встала, оправила простыни, взбила подушку и легла, глядя в потолок и надеясь уснуть. Но рыдания снова подступили к горлу. Ник попросту убежал от нее! Она все испортила, напугала его. До Калифорнии далеко, но он, верно, спасаясь от нее, охотно уехал бы и дальше.
О Боже! И Холли продолжала метаться по постели, пряча разгоряченное лицо в подушки. Не так давно ей казалось, что она любит Рейнольдса. Как она страдала из-за того, что он отверг ее! Но что эти страдания по сравнению с тем, что она испытывает сейчас! Она потеряла Ника!
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
На следующий день, стараясь забыть о злосчастном вечере с Ником, Холли с головой ушла в подготовку приютского банкета. Она посетила радиостанцию, редакцию «Кроникл» и даже телевизионную студию. Все средства массовой информации согласились осветить предстоящую агитационную акцию.
В пятницу, выспавшись и более-менее придя в себя, Холли с Питером составили текст совместного выступления на открытии банкета. Затем девушка вместе с Грейс отправилась в загородный клуб – проверить, как идет подготовка к банкету.
Выйдя из клуба, Грейс сказала:
– Клуб требует, чтобы к четвергу мы сообщили точное число гостей. Сначала ты говорила, что их будет больше, чем двести. А между тем их может быть намного меньше.
Холли недовольно поморщилась.
– У нас впереди целая неделя, Грейс! – сказала она.
– Не так уж и много. По словам Трины, на банкет записалось всего лишь сто пять человек.
– Кто знает, что произойдет за неделю, – настаивала Холли.
Субботний день выдался пасмурным, небо сплошь затянули тучи, но Холли, настроившись на лучшее, поехала туда, где должна была проводиться агитационная акция: на учебном поле, принадлежавшем отделению пожарной службы, бойскауты должны были мыть машины, а их матери – продавать выпечку. По дороге, однако, ее насторожило то, что Мейпл-стрит, которая вела к полю с востока, была перегорожена – судя по объявлению, там велись дорожные работы. Мастер объяснил, что они получили указание срочно заделать выбоины на шоссе.
Решительно сжав губы, Холли развернулась и подъехала к полю с другой стороны. Она поздоровалась с каждым участником мероприятия за руку, купила пирожное и, увидев Гордона Инджа, спросила его о ремонте дороги.
– Ах, эти рытвины там с самого начала весны, – ответил тот. – Но к нам легко попасть с другой стороны, хотя кого-то это, конечно, остановит. Однако, пока нет дождя, – Гордон взглянул на небо, – мы живем.
Час спустя, как назло, пошел дождь, сильный, упорный, из тех, что, как зарядят, льют целый день. Дрожа в промокшей насквозь одежде, Холли поблагодарила мойщиков машин и продавщиц домашнего печенья, и все разъехались.
В воскресенье на утренней проповеди многие прихожане интересовались банкетом и обещали приобрести билеты для участия в нем. А вечером позвонила Мари. Холли сообщила матери, что Санни стал любимчиком охранника в собачьем приюте, где он находится, и, по словам ветеринара, что следит за ним, пользуется оттого особым вниманием.
– Замечательно! А как обстоят дела с красавцем Ником? Он оказывает тебе «особое внимание»?
– Он в служебной командировке, мама. – Неужели у матери на уме одна только любовь?!
– Разлука только укрепляет чувство, – засмеялась Мари.
Попрощавшись с матерью, Холли выключила телефон, как делала каждый день после отъезда Ника. Если он позвонит, то у нее нет охоты разговаривать с ним. А если не позвонит, она об этом не узнает.
В понедельник Холли снова нанесла визит Элси Нокс, Алленбургскому Джеку и в редакцию «Кроникл». После испорченной дождем субботней акции было вдвойне важно как можно шире осветить предстоящий банкет в средствах массовой информации.
– Взгляните, какое мы состряпали приложение к сегодняшнему номеру, – сказала редактор «Кроникл».
– Превосходно! – воскликнула Холли, рассматривая рекламное объявление о банкете на целую полосу. – Не знаю, как вас и благодарить!
– Благодарить нас незачем, нам самим эти материалы доставляют удовольствие. Уж не знаю, как в Нью-Йорке проведали о наших делах, но двое жителей этого города прислали нам телеграфные переводы. Миссис Пайффер и мистер Люмадью. Вы таких знаете?
– Да! – У Холли от волнения перехватило горло. Значит, все же у ее мамы не одна только любовь на уме! И Эдди тоже захотел им помочь! Как славно, что между ними царит взаимопонимание.
Приехав в приют, Холли узнала, что ей звонил Ник.
– Жаловался, что никак не застанет тебя дома, – сказала Трина. – Оставил свой номер телефона и просил позвонить. Номер у тебя на столе. Но взгляни-ка, еще сорок человек изъявили желание быть на банкете. – И она протянула Холли пачку чеков.
Позднее в этот же день Флосси поинтересовалась, сколько билетов на банкет продано. Холли сообщила ей последние данные, и Флосси радостно улыбнулась.
– Это все наша работа. Мы решили, что одних реклам и оповещений мало, надо, чтобы каждый вспомнил своих старых знакомых и отправил им персональные приглашения. Испытанный способ личных контактов. – И Флосси заулыбалась еще шире. – Я так была поглощена этой деятельностью, что чуть не позабыла про свой клуб книжных новинок.
Слова «личные контакты» навели Холли на мысль. Ведь все семь членов опекунского совета были приглашены на банкет в качестве гостей, но лишь четверо подтвердили свое согласие прийти. Девушка решила воспользоваться испытанным приемом – она созвонилась с каждым из них, каждого поблагодарила за то, что они одобрили план ее действий, а также за их помощь по сбору средств. Насколько ей было известно, ни один из них пока и пальцем не пошевельнул, но она была уверена, что похвалы и выражение благодарности подстегнут их к действиям.
И в самом деле ее стратегия принесла плоды. Результаты превзошли все ожидания Холли. В среду вечером Трина узнала, что все семь членов опекунского совета намерены присутствовать на банкете и сделать щедрые пожертвования приюту.
– Как тебе это удалось? Расшевелить таких жмотов! Сознавайся, что ты с ними сделала? – широко раскрыв глаза от удивления, спросила Трина.
Холли, рассмеявшись, заглянула через ее плечо в список гостей.
– Считая приютских стариков, почти двести пятьдесят человек. Теперь, когда опекунский совет зашевелился, вечер может пройти весьма успешно и деньги потекут рекой.
– Это было бы прекрасно. Не хотелось бы, однако, разочаровывать тебя, но в нашем распоряжении меньше месяца, – сказала Трина.
– Вот и не говори ничего. Послушай-ка, а зачем ты решила посадить меня вместе с Ником? Да еще и во главе стола!
– А с кем еще я могу его посадить? Разве что с собой! Я обожаю молодых людей, которые умеют носить джинсы так, как он!
– А вдруг он не придет?
– Брось печалиться. Его чек поступил одним из первых. – И тут на Трину снизошло прозрение. – Ах, вот оно что! Вы в ссоре. Вот почему он никак не может застать тебя дома!
– Да, а я не позвонила по оставленному им номеру. И больше не задавай вопросов.
– Он прилетает сегодня?
– Очень поздно ночью, так что я увижу его только завтра, если вообще увижу. Но я же просила: не задавай вопросов.
Разве можно обсуждать тот унизительный вечер!
Воспоминание о нем отзывалось болью в душе. Она решила довериться ему, а он вежливо-холодно поставил ее на место.
Перед уходом домой Холли подошла к мистеру Спорлею.
– До банкета осталось всего лишь два дня, Чарли Спорлей. Два дня, а что потом? – Она опустилась у его кресла на колени, думая сейчас не столько о сборе денег, сколько о Нике. – Пойдет ли Ник со мной на банкет? Вы же знаете Ника, Чарли, правда? Я влюблена в него, но это строго между нами. Вряд ли он обрадуется, если узнает об этом.
Ее рука еще покоилась на его рукаве. И вдруг она почувствовала слабое ответное движение. Но нет, скорее всего, ей это лишь показалось. Холли поднялась на ноги. До чего она дошла – изливает душу перед немощным стариком, пребывающим в тяжелой депрессии. Она покраснела, стыдясь себя самой, своего глупого поступка, поспешно распрощалась и ушла. Как бы она ни переживала, личная жизнь есть личная жизнь, и осложнять жизнь другим своими проблемами она не должна.
Утром – Холли только что встала – раздался звонок в дверь. Ник! – было первой ее мыслью, и все сразу стало валиться у нее из рук. Он приехал! Зачем? Не важно, главное, что он приехал. Звонок прозвенел еще раз. Она наскоро пригладила волосы, ущипнула щеки, чтобы придать им румянец, и, как была в халате и домашних туфлях, бросилась к двери.
– Добрый день. – На пороге стоял Рейнольдс.
Она смотрела на него, лишившись от удивления дара речи.
Он оглядел ее с ног до головы.
– Какое очаровательное дезабилье!
– Брось, Рейнольдс! – Холли сложила руки на груди, закрываясь от его нескромных глаз. – Что тебе нужно?
– Я предпочитаю говорить в комнате.
– Ничего, мы можем постоять и здесь.
– Но я бы предпочел…
– Говорить мы будем здесь!
Рейнольдс резко втянул в себя воздух и нервно огляделся вокруг – удостовериться, не подслушивает ли кто.
– Хорошо, будь по-твоему, но имей в виду: если что – я стану отрицать, что этот разговор вообще имел место.
Холли возмущенно закатила глаза.
– Выкладывай, Рейнольдс, зачем ты явился.
– Я хочу тебя предупредить, что терпение Чемберса лопнуло. Любого другого пса-душителя уже давно прикончили бы, и Чемберс назначает тебе последний срок. Если ты к девяти часам утра в пятницу не откажешься от участия в кампании по сбору денег, минуты жизни одного золотистого ритривера будут сочтены.
– Ты блефуешь, – выдохнула она. А он не может не блефовать, мелькнуло в ее голове. – Слишком много людей обеспокоены судьбой Санни. Если Чемберс осмелится убить его, для него это станет политическим крахом.
Рейнольдс поморщился.
– Колби Чемберс, может, и сам будет потом сожалеть об этом шаге, но сейчас он в таком запале, что не в состоянии рассуждать трезво, а начальник полиции Вандеруэй и чиновник, следящий за содержанием животных, пляшут под его дудку. Что тебе стоит бросить все это и забыть о сборе денег? Свою задачу ты выполнила. Устроила банкет, который станет гвоздем сезона. Даже Колби Чемберс и я сам купили билеты.
– Очень мило, но совсем ни к чему!
– Напротив, мы придем непременно. Депутат Колби желает показать, что не держит на тебя зла, и я тоже.
Холли не верила своим ушам. Он и Чемберс не держат на нее зла? Да быть того не может!
– Постарайся быть реалисткой, – продолжал Рейнольдс вкрадчивым голосом. – Ты сделала все, что могла. Теперь жителям Алленбурга самим решать, стоит поддержать идею пристройки к приюту или нет. Ты уже ничего не в силах изменить, оставаться в центре событий тебя побуждает только гордость. Подумай об этом. У тебя еще есть время до пятницы. На карту поставлена твоя гордость и жизнь Санни.
Как только Рейнольдс ушел, Холли позвонила Колби Чемберсу.
– Срок до девяти утра? Жизнь собаки? – с возмущением переспросил он. Она представила себе, как от негодования раздуваются его щеки. – Представления не имею, о чем вы толкуете, я никого к вам не посылал и не просил оказать на вас давление. Разговоры о собаке – да, идут, и в защиту ее, и против, но, пока чиновник, следящий за содержанием животных, не вернется из отпуска, решить ничего нельзя. – Не в силах удержаться от подленькой усмешки, он добавил: – Тот как раз выходит на работу в пятницу, скорее всего, около девяти утра. У вас есть какие-нибудь предположения о том, кто мог распустить мерзкий слух об этом крайнем сроке?
– Это чистой воды обман, – заверил Холли несколькими часами позднее Питер. – Я звонил начальнику полиции Вандеруэю, ему ничего не известно, когда вернется из отпуска этот чиновник и о том, что уже решено, как поступить с Санни.
– Ничего иного он, ясное дело, сказать не может. Но даже если начальник полиции действительно находится в неведении, Чемберс может действовать на свой страх и риск.
– Если вы сейчас прекратите заниматься кампанией по сбору средств для приютской пристройки, вы сыграете на руку Чемберсу. Без вас сбор денег вряд ли будет идти так же активно, а то и вовсе прекратится. И Чемберс прекрасно это понимает.
– А если я не сделаю так, как он хочет, это может стоить Санни жизни!
Питер неохотно кивнул.
– Колби Чемберс злопамятен, и у него есть связи. Никто не поручится за безопасность Санни. В то же время за последнюю неделю вы получили необычайно сильную поддержку. Даже не представляю себе, что мы будем делать без вас. – Он вздохнул. – Вы сами должны решить, как поступить.
Холли вернулась после разговора с директором в свой кабинет и позвонила в собачий приемник – ветеринару и охраннику. Никто не слышал о возвращении своего начальника из отпуска. Хорошая вроде бы новость, но, как правильно отметил Питер, за безопасность Санни не поручится никто.
У Холли от волнения пропал аппетит, и обедать она не пошла, а решила вместо того просмотреть почту в кабинете Трины. До банкета оставался всего один день, а чеки на билеты продолжали поступать. Спасибо, мама, за помощь, с улыбкой подумала Холли.
Зазвонил телефон.
– Здравствуйте, – сказала Холли. – Алленбургский приют слушает. Чем могу быть вам полезна?
– Тем, что встретишься сегодня со мной в восемь вечера на автомобильной стоянке возле банка. – Это был Ник, говорил он как-то странно. – У меня на разговор одна минута, даже пообедать нет времени, но к восьми я освобожусь. У меня есть новости о коричневом автофургоне.
Ровно в восемь Холли уже была на стоянке. Ее ладони вспотели от волнения. Наряд свой она тщательно продумала – белые джинсы и блузка малинового цвета, в ушах – крупные яркие серьги. По ее замыслу этот костюм должен был придать ей вид девицы, которой море по колено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22