– Почему ты так говоришь?
– Да просто так. Что случилось?
– Пока ничего серьезного. Но ты должен поскорей к нам приехать. Мне нужно кое-что тебе рассказать.
– Я и так собирался зайти, надо повидать Себастьяна. Он не может подойти?
– Нет, не может. – Она запнулась. – Его нет дома.
– Но в конторе мне сказали, что он лежит и у него жар… Он что, решил пойти на работу вечером?
– Нет. Приезжай, и я тебе все объясню, сейчас я не могу никуда выйти. Я сама бы к тебе приехала, но не могу.
Восчувствовав весь драматизм положения, я понял, что нечто необычное происходит в нарастающем темпе и без перспектив на улучшение. Я обменялся с Lady First в общей сложности тридцатью семью словами с того далекого дня, когда она вышла замуж за моего Неподражаемого Братца, и вдруг теперь она просит, чтобы я приехал к ней ради каких-то признаний. Странно, очень странно; однако все было возможно с тех пор, как The First начал бросаться деньгами, стал говорить «пожалуйста» и перестал появляться в конторе, прикрываясь мнимой болезнью. У меня мелькнула мысль, что, может быть, дело в какой-нибудь интрижке. Все совпадало вплоть до одновременного исчезновения The First и его секретарши. Все совпадало, кроме меня. Какое отношение я имел ко всем этим супружеским конфликтам своего братца? Однако я заметил, что начинаю испытывать своего рода любопытство, безусловно болезненное.
– Отлично, сейчас зайду.
– Слушай, если встретишься с родителями, ничего им про это не говори. Если спросят, отвечай, что Себастьян болен. Всего пару дней, ладно? И когда кто-нибудь еще спросит – тоже.
Просьба прозвучала почти в приказном тоне.
– Ты просишь меня врать?
– Послушай, Пабло, давай начистоту. Мы с тобой никогда особо не ладили, так что, если я поступаюсь своим достоинством и прошу оказать мне любезность, у меня есть на то серьезные основания.
Такая откровенность – вот уж чего никогда не замечал за Lady First. Но просьба действовать осмотрительно подкрепляла мою версию о том, что речь идет об измене. И, признаюсь, подобная возможность меня пленила: The First, выступающий как главное действующее лицо скандала на сексуальной почве, тайная связь с секретаршей, какой позор; или еще лучше: роман с молодым мулатом, ударником поп-группы, недавно прибывшей из Гаваны; или уж совсем круто: The First, замешанный в дело о зоофилии и некрофильской секте, фото которой появляется на первых страницах всех газет Галактики: ночное сборище на кладбище Монт-жуик, достопочтенные горожане, одетые как drag-queens, в туфлях на толстенных платформах, и Он – накрашенный, с подведенными глазами, с гримасой отвращения целующий в зад козу… В то же время я не слишком-то обольщался. В конечном счете даже связь с секретаршей была под большим вопросом. Она производила впечатление девушки благоразумной и не только служила украшением конторы, но, полагаю, испытывала слабость к иностранной валюте. Прежде чем лечь в постель с моим братом, она наверняка постаралась бы найти достойную работу или по меньшей мере какое-нибудь достойное место, где можно было бы заниматься проституцией в рамках приличий.
Но это ладно, потому что довольно скоро мысли мои вернулись к недополученным тридцати пяти штукам. Нанести второй подряд визит вежливости моим Досточтимым Родителям и рассеянно обронить, чтобы они подбросили мне десять тысяч – уплатить за парковку в Голубой зоне, – такое не могло не пробудить подозрительности в папеньке, который упорно подозревает корыстные интересы за моими самыми прочувствованными проявлениями сыновней любви. Кроме того, у меня нет машины, и, вполне возможно, папенька узрел бы в этом небольшую нестыковку. Какие еще оставались альтернативы? Вытянуть деньги из Lady First было бы так же очаровательно, как сорвать первый, благоуханный плод: в конце концов, она тоже была членом семьи, и пора бы уж ей начать относиться к семье уважительно. Или, к примеру, я мог тайком проскользнуть в комнату одного из моих Обожаемых Племянников и пошарить в его копилке, правда, при этом подвергая себя риску, что вот-вот раздастся рев охранных сирен, так как они, несомненно, уже постигли наиболее примитивные методы защиты частной собственности.
В конце концов я оделся и направился к The First.
Мой Неподражаемый Брат еще не достиг папенькиного статуса, так что ему пришлось удовольствоваться надстройкой на улице Нумансия (что, конечно, ниже психологической планки Диагонали) в ожидании оставшейся части отцовского наследства, которая позволит ему обзавестись зимней резиденцией там, где его левая нога захочет. Но и без того он сумел оттяпать себе сто пятьдесят квадратных метров надстройки, где поместилось и джакузи, и совершенно необходимый музыкальный инструмент. Разумеется, пока это пианино, а не рояль, и места занимает немного. Маленькое неудобство состоит в том, что Дебюсси лучше звучит на рояле, но мой Неподражаемый Брат – человек терпеливый и знает, что всему свое время: пианино с «BMW» и роялю с «ягуаром-соверен».
В холле его дома тоже есть диваны и консьерж – причесанный волосок к волоску тип в какой-то хламиде цвета электрик, заменяющей униформу, – но лифтам куда как далеко до папенькиных, они просто поднимают тебя в надстройку, не выкидывая никаких штучек, противоречащих силе земного тяготения.
Звоню.
Открывает Lady First. Поцелуи в щечку. Выглядит она лучше, чем мне казалось по воспоминаниям. Просит меня пройти. В коридоре сталкиваемся со вторым из моих Обожаемых Племянников; вид у него не такой горделивый, как у первенца, и, похоже, это мальчик, судя по отсутствию сережек и бантиков. Он движется перед нами довольно непростым манером, напоминающим способ передвижения четвероногих, особенно крокодилов и прочих рептилий, однако опираясь об пол коленками, а не когтистыми лапами или другими соответствующими нижними конечностями, и уж конечно, без того изящества, которое придает волочащийся сзади длинный зигзагообразный хвост. С любой точки зрения – вполне примитивный способ, невольно заставляющий вспомнить о вырождении человеческого рода, чего так боялся Жан Ростан. Но на этом сюрпризы не кончаются: неожиданно он останавливается как вкопанный, садится на необъятных размеров задницу, неправильную форму которой еще больше подчеркивает обтягивающее синее трико, смотрит вверх и делает гримасу, загадочным образом напоминающую человеческую улыбку.
О ужас: у него нет ни единого зуба.
На меня накатывает дурнота, и, задрав повыше ногу, я стараюсь перешагнуть через него. Невестка, напротив, должно быть, уже привыкла к подобным вещам и без всяких явных признаков отвращения нагибается и берет на руки существо, уже очевидно проявляющее умственную недоразвитость, сопровождаемую пузырями и ничем не оправданными оплеухами, которыми оно награждает мать.
– Вероника, подойди-ка сюда, присмотри на минутку за Виктором, – произносит Lady First, повышая голос и обращаясь куда-то в дальний конец коридора. Поскольку мы были в гостиной одни, я сделал вывод, что «Виктор» – имя существа, и это еще больше укрепило мое подозрение, что передо мной мальчик. Просто невероятно: еще ни одного зуба, а пол уже есть. Тут же как из-под земли возникла собственной персоной Вероника, оказавшаяся толстым-претолстым тинейджером в гринписовской футболке и лиловых спортивных штанах. Мне она понравилась, и я любезно произнес «Привет»; откровенно толстые люди всегда мне по душе, будь они хоть борцы за чистоту окружающей среды. Существо, не прекращавшее неистовых телодвижений, перекочевало из одних рук в другие, и Вероника удалилась с ним куда-то вдаль по коридору, отчего моя симпатия к девочке укрепилась за счет чувства благодарности. Я не расист, но нельзя не признать, что человеческие детеныши здорово воняют, особенно на ранних стадиях развития; они смердят смесью приторных лосьонов, кремов против опрелостей, детской еды… словом, их окружает отвратительное пахучее облако, загрязняющее все и вся, вступающее с ними в тесный контакт.
– Садись где хочешь. Выпьешь чего-нибудь?
– Пиво есть?
– Кажется, нет.
– Водка?
– Наверняка.
– Виши?
– Может, газировки?
– Тогда я, пожалуй, выпью «Вишофф»: высокий стакан со льдом, охлажденная водка напополам с лимонным соком и какой-нибудь углекислой водой, если нет «Виши». Только не делай в миксере, потому что иначе из воды выйдет весь газ.
– Слушай, а может, обойдешься просто виски?
Я заприметил в мини-баре бутылку «Гаваны 7». Лично я предпочитаю «Гавану 3», она не такая сладкая, но чертов The First всегда покупает самое дорогое. Именно такого типа люди, дай им власть, заставили бы нас дышать чем-нибудь более изысканным, чем простой воздух.
– Дай мне бутылку рома. Я выпью из горлышка, не возражаешь?
– Бери, делай как хочешь.
Себе Lady First налила в невысокий стакан на два пальца виски. Она передала мне бутылку, схватив ее за горлышко и опустив, как будто собиралась нести куда-то далеко. Потом уселась на другой огромный четырехместный диван напротив меня. Я просто не узнавал ее: то, как она обращалась с бутылкой, небрежная поза, в которой она уселась на диван, подобрав под себя ногу, привычные, размеренные глотки виски… К тому же она не выглядела такой отталкивающей, какой я ее помнил. Вероятно, потому, что раньше я почти все время видел ее беременной, а беременная женщина всегда вызывает какое-то тоскливое ощущение: вроде снесенного пришельцем яйца, из которого сейчас вылупится чудовище. Сейчас же, наоборот, у нее был распутный вид а-ля Грета Гарбо, такой я ее еще не видел. Если приглядеться, то у нее даже было некоторое физическое сходство с Гарбо, возможно – прическа. И довольно красивый разрез зеленых глаз.
Я тоже устроился поудобнее. Откупорив бутылку, я наклонил ее и подставил рот под струйку дозатора, пока не почувствовал, что достаточно. Опустив руку, я проглотил жидкость. Lady First нанесла мне удар в спину:
– Что ты подумал, когда узнал, что Себастьяна нет дома?
Что ж, я решил поддержать игру, пока есть халявный ром.
– Честно?
– Да уж, пожалуйста.
Я решил сымпровизировать, оттолкнувшись от какой-нибудь мелочи.
– Подумал, что у него шашни с секретаршей, что они провели ночь вместе и что какое-то неожиданное препятствие помешало им прийти в контору утром, вот они и сказались больными.
– Но ведь это я звонила в контору и сказала, что Себастьян заболел.
– Это можно увязать одно с другим.
– Давай посмотрим.
– Версия «А». Себастьян позвонил тебе и наврал что-то достаточно убедительное, что-то, что в твоих глазах оправдывало его отсутствие, но что не следовало сообщать служащим, поэтому он и попросил тебя позвонить в контору и сказать, что он заболел. Ты, как верная жена, поверила ему и сделала все, как он велел.
– Версия «Б»?
– Версия «Б». Тебе прекрасно известно, что твой муж крутит с секретаршей, и это тебя уже здорово достало, а может, и это без разницы, дело в том, что ты не любишь скандалов и согласна блюсти приличия.
– Версия «В»?
– Есть и такая. Мой бедный брат Себастьян и его любовница были похищены инопланетянами у тебя на глазах, но ты никому не хочешь про это рассказывать, потому что боишься, что тебя примут за сумасшедшую.
Чтобы придать игре несколько иное направление, я воспользовался легким замешательством невестки.
– А теперь моя очередь спрашивать. Откуда ты узнала, что секретарша Себастьяна тоже не вышла на работу?
Но она не хотела сдаваться:
– А откуда ты знаешь, что мне это известно?
Я пошел на уступку:
– Оттуда, что, когда я об этом упомянул, тебя это вовсе не удивило.
– Мне могла сказать об этом Мария, когда я звонила в контору.
– Могла. И она это сделала?
– Да.
– Но это не совсем полный ответ на мой вопрос. Возможно, ты знала про это еще до того, как она тебе сказала.
– Неплохо. Ты сообразительный.
– Вполне, чтобы не доверять как собственной хитрости, так и твоим похвалам. Ты знаешь что-то, чего не знаю я, вот и играешь со мной в кошки-мышки.
– Ты неправильно меня понял.
– Возможно. Дело в том, что я терпеть не могу загадок.
Воспользовавшись тем, что она отхлебнула виски, я снова решил побеспокоить свою бутылку. Первый благоразумный заход не принес ощутимого кайфа, и со второй попытки я залил горючего до предела – так что едва смог закрыть рот и проглотить. И тут же у меня появилось неодолимое желание стиснуть рукоять сабли и взять на абордаж первый же попавшийся галеон.
Но Lady First прочно стояла на твердой земле.
– Для человека, который не любит загадки, ты неплохо справился. Скорее всего, мы имеем дело с коктейлем из трех преподнесенных тобой версий.
– Включая инопланетян?
– Ну, не совсем. Впрочем, по правде говоря, я близка к тому, чтобы начать верить во все.
Она замолчала и закурила «Мальборо-супер-экстра-лайт». Прикинув, сколько виски осталось в ее стакане, я предположил, что настало время чистосердечных признаний, и приготовился слушать.
– У Себастьяна уже два года как интрижка с этой его секретаршей, тут ты попал в яблочко. Я знаю, и он знает, что я знаю, помимо прочего потому, что мы говорили об этом тысячу раз. Удивлен? Я – нет. Наш брак с твоим братом все время давал сбои. Или, лучше сказать, он никогда не давал сбоев, потому что был основан на взаимном соглашении: Себастьян спит с кем хочет, сохраняя облик добропорядочного отца семейства, а я могу ничегошеньки не делать под предлогом, что обхаживаю мужа и детей. Нет ничего хуже, чем обладать самолюбием и не иметь возможности его отстоять. Ты никогда не пробовал писать?
– Помнится, я как-то набросал очерк о своем отпуске, но с тех пор, как я открыл для себя «Пент-хаус», меня больше интересует фотография.
Она улыбнулась.
– Любой повод хорош, чтобы бросить… Я ведь даже публиковалась. Ты не знал? Плохо, когда все начинают возлагать на тебя надежды, которые ты не в состоянии реализовать. Тогда приходится выдумывать поводы.
Я начал припоминать, что в семье ходили какие-то разговоры о литературных заслугах Блистательной Суженой моего Неподражаемого Брата, но это было уже давно.
– И не только это. Лучшее в нашем браке то, что свобода твоего брата избавляет меня от обязанности спать с ним, на которой любой другой муж недвусмысленно настаивал бы. Мужчины никогда особенно не интересовали меня с сексуальной точки зрения… Почему ты на меня так смотришь?
– Честно говоря, детка, не ожидал, что…
Я отхлебнул еще рома. Ну и дела.
– Я рассказываю тебе предысторию только потому, что хочу, чтобы ты все понял правильно: мы с твоим братом любим друг друга, самое главное – понимаем… Это единственный в моей жизни важный для меня человек, который никак на меня не давит; я объясняю тебе все это исключительно потому, что мне так хочется. Надеюсь, ты понимаешь: чтобы избавиться от всего этого бремени, я вполне могла бы нанять какого-нибудь продвинутого психоаналитика. По крайней мере, он не залил бы мне ромом весь диван.
– Но он обошелся бы тебе дороже, чем стоит почистить обивку.
Не теряя лица, я в то же время не мог недооценить намека. Поставив бутылку на столик, я сам направился к тележке с калитками за стаканом. После чего заговорил, давая понять, что воспринимаю услышанное всерьез:
– Ладно, ладно, невестушка, предыстория мне понятна: веди себя тихо, а братец пусть развлекается с секретаршей. Чего еще…
– Принеси виски, если не трудно.
Теперь я протянул ей бутылку. Lady First, похоже, ударилась в риторические воспоминания.
– Мария Эулалия Роблес, Лали.
– Ты про кого?
– Про секретаршу Лиценциат по предпринимательству и экономике, владеет английским, французским, информатикой на продвинутом уровне… Мы вместе ходили в колледж.
– А теперь она ублажает твоего мужа; как тесен мир.
– Не так уж тесен. Я сама представила ее твоему брату и сама же порекомендовала в качестве личной секретарши, когда твой отец ушел на пенсию. Она как раз Себастьянов тип. Чем-то похожа на меня… И я знала, что Себастьян принадлежит к тому типу мужчин, которые нравятся Лали… Так что это я свела их и тем самым облегчила задачу твоему брату. Любовница, если она твоя секретарша, может спокойно идти рядом с тобой по улице, даже обедать в ресторане, где тебя знают, особенно если тебя видели вместе с ней и твоей женой одновременно. Понятно изъясняюсь?
– Как по-писаному, но когда на тебя разом выливают такой ушат информации, слегка обалдеваешь. Прости за нескромность, но, коли уж такое дело: какие отношения у тебя с этой Лали?
– Порнофильма из этого бы не вышло. В любом случае теперь это уже не важно. Я вдавалась кое в какие подробности, чтобы ты понял, что двойная жизнь Себастьяна мне прекрасно известна. В какой-то мере я даже участвую в ней. Часто он возвращается домой в пять или в шесть утра. Обычно он предупреждает об этом заранее, в противном случае просто звонит перед уходом из конторы. Все как будто по работе. Соседи не видят, как он входит, а если видят, то при нем всегда его портфель, но самое главное, что все на свете видят, как он выходит отсюда по утрам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39