В любом случае надо постараться это доказать.
– Как?
– Я могу позвонить в редакцию «Эль Периодико» или в больницу, не знаю, словом, я этим займусь. А сейчас успокойся и никуда не выходи.
– Не выходить? Уж конечно, не буду. Но я и без того в ужасе. У меня дома двое детей…
– Позволь мне заняться и этим тоже. Устрою так, что отец пришлет кого-нибудь поскорее.
Наконец мне удалось убедить ее. Похоже, она так нервничала, что только и ждала, чтобы кто-нибудь что-нибудь для нее сделал.
– Ты проверяла почтовый ящик? Вдруг конверт, который ты отправила, уже пришел?
– Да, сегодня утром… Но там ничего не было, вот только табличка сорвана. Тогда я вспомнила, что, когда приходили Робельядесы, ты спустился, чтобы снять ее, – не пойму зачем. Ты ее прикрепил снова?
Вот дерьмо: нет. Я забыл снова прикрепить ее, когда выходил в тот вечер из подъезда. Пакет должен был уже несколько дней как поступить, и теперь по моей глупости мы, возможно, расстались с ним навсегда. Хотя если на конверте не значился адрес отправителя, то, вероятно, он снова поступил в районное почтовое отделение, где и лежит, ожидая, пока его не востребуют.
– Мне понадобится твое удостоверение личности, чтобы получить письмо на почте… Или постои… ты отправила его на имя брата?
Я отправила его без имени, только с адресом. Адрес тот же, что и в удостоверении?
– Да.
– Который час?
– Девять.
– Хорошо. Слушай, я подскочу утром за удостоверением. Если до этого появятся типы, которых пришлет отец, опиши им мою внешность, чтобы они меня узнали.
– Как описать?
– Детка, ну, я не знаю: скажи, что я привлекательный, элегантный… И на всякий пожарный добавь, что вешу я сто двадцать кило, вожу «лотус-эспри» и на мне будет кроваво-красная рубашка.
Когда утро начинается с трупа, то можно считать, что оно погублено. Мне было жаль паренька, он показался славным, но еще больше мне было жаль его отца, быть может, потому, что я лучше запомнил его лицо, и куда проще сострадать людям, чьи черты остались в памяти. Ему безнадежно отравили старость, и его золотой зуб впредь уже не будет блестеть так задиристо. На меня напала самая что ни на есть черная хандра, а это за всю жизнь приключалось со мной раз пять, не большее: из-за Робельядеса-младшего, Робельядеса-старшего, из-за папеньки, на которого наехала машина, и даже из-за пропавшего The First. Дело переходило в другую стадию, когда надо было энергично принимать волевые решения. Но на данный момент следующий шаг состоял в том, чтобы выстроить прочную сицилианскую защиту.
Я позвонил родителям. Подошла Беба, и мне пришлось разыграть небольшую комедию, чтобы не переполошить ее. Голос у Бебы был невеселый, она смутно представляла, что именно происходит, но догадывалась, что речь идет о чем-то серьезном. Она сказала, что папенька провел всю ночь без сна в своем кабинете, а утром рассчитал служанку. Я попросил, чтобы она перевела звонок на библиотеку.
– Папа?
– Что?
– На квартиру Себастьяна нужна пара крепких ребят.
– В добрый час.
– Ты читал «Эль Периодико»?
– И «Ла Вангуардиа», и «Эль Пайс», и «АБС», и «ЭльМундо»…
– Так, значит, ты в курсе?
– Если ты имеешь в виду Робельядеса-младшего, то я в курсе с двух часов прошлой ночи.
– Почему же ты меня не известил?
– Я звонил тебе с половины пятого до шести раз двадцать – не меньше. Следующий раз, когда будешь сбивать со следа людей, которых я нанимаю, чтобы следить за тобой, по крайней мере, будь так добр и прослушивай сообщения с автоответчика. Половина испанской жандармерии ждет не дождется «лотуса», который едет со скоростью двести километров в час.
– Прости, я понятия не имел, что происходит.
– Не спеши, следующий раз так просто не уйдешь.
Неужели он нанял гоночный «макларен» вместе с пилотом? Только этого от него и можно было ожидать. Оказывается, он держал квартиру Lady First под охраной с раннего утра, но ничего не сказал ей, чтобы ее не тревожить. Он узнал о несчастном случае от наблюдателя, которого приставил к Робельядесу-отцу. Он уже успел связаться с кем-то из Министерства внутренних дел (папенька никогда не разглашает имен), и можно было считать, что легавые тоже уже подключились: дело Миральес требует особой деликатности, никаких допросов в полицейском участке.
– Эусебия рассказала мне про служанку.
– Да. Я объяснил ей ситуацию, особо не вдаваясь в подробности, и сказал, что она может взять несколько выходных, пока все не уладится. Но она предпочла взять расчет. Не хочет быть замешанной. Да и мне, по правде говоря, стало спокойнее. Выписал ей чек – и дело с концом.
– А мама?
– Все еще со мной не разговаривает. Конечно, было бы неплохо, если бы ты заехал ее навестить. С Эусебией она только и делает, что ругается.
– Обязательно заеду. Вам что-нибудь привезти?
– Нам привозят все, что нужно.
– Ладно. Слушай, скажи гориллам, которых ты послал к Глории, чтобы дали о себе знать. Она уже читала о Робельядесе в газете, и ей будет спокойнее, если она будет в курсе, что под защитой.
По-моему, я первый раз в жизни давал папеньке какие-то указания.
Итак, видя, что папенька уже организовал центр обороны на свой манер, я понял, что настал мой черед нажимать на кнопки. Найдя в телефонном справочнике дублинский номер Джона, я набрал его. В понедельник с утра у него нет занятий, так что воскресный вечер составляет неотъемлемую часть его уикенда. Его голос, как того и следовало ожидать, выдавал следы молоточкообразного похмелья.
– Come on, leave me alone, could you please? I'm hangovering, and I'm not for your asshole of…
Я разом пресек его брань, попытавшись внушить, что происходит нечто серьезное, и в конце концов он дал мне говорить.
Примерный перевод:
– Слушай, Джон, ты не мог бы заткнуться на минутку и ответить на вопросы, которые я хочу тебе задать? Идет? Поехали, первый: ты получил мое письмо?
– Какое письмо?
– Ладно, когда повесишь трубку, будь так добр, подключись к Интернету и проверь почту. Прочти текст, который я тебе послал, и передай какому-нибудь знатоку английской литературы: хочу, чтобы мне его датировали. У вас в кампусе есть хоть один филолог с дипломом или вся профессура такая же, как ты?
– Я могу послать его Вуонгу. Он уехал в Гонконг в отпуск, но у меня есть его адрес. Слушай, скажи-ка…
– Прочти текст, а когда прочтешь, тебе самому больше других захочется узнать, откуда он взялся. Дальше: мне нужен хакер. Самый лучший.
– Хакер?
– Как называется немецкая группа, которая залезла в центральный процессор Интерпола?
– «Stinkend Soft»?
– Точно. У тебя ведь среди них есть приятель?
– Да, Гюнтер. Мы познакомились на одной загородной тусовке, которые они устраивают вместе с другими группами…
– Он нам пригодится. Мне нужно, чтобы кто-нибудь узнал все, связанное с сайтом worm.com. Это с него я скачал текст, который ты должен прочесть. Мне надо знать, на каком они сервере, чем занимаются, и, если возможно, проникнуть на жесткий диск исходной системы. А теперь запиши, – я подождал, пока он найдет ручку, и продиктовал по буквам: – «Жауме Гильямет, пятнадцать». Это адрес в Барселоне. Меня очень интересует, в какой степени он связан с сайтом, который я тебе дал. Сможешь узнать все это у немцев?
– Если не отстану от них, то, может, они и почешутся, но это не то что Вуонг. Эти люди все делают только ради развлечения, если не предложить им чего-нибудь интересненького, то они и с места не сдвинутся.
– Об этом не волнуйся, у меня такое предчувствие, что им будет весело. Так что после нашего разговора первым делом свяжись с ними, а потом прочти текст. Там семьдесят страниц, даю тебе три часа. Мне придется ненадолго отлучиться из дому, когда ты сможешь дать мне подтверждение, что мы можем рассчитывать на твоего дружка Понтера?
– Не знаю, попробую назначить ему встречу в чате Метафизического клуба. И Вуонгу тоже. Часиков в пять?…
– А раньше нельзя?
– Раньше? Ах ты козел херов!.. Мне придется вызвонить Гюнтера по телефону в Берлине, а его может не быть дома… и потом, ты меня уже совсем заколебал этими своими…
– Джон!
– Что?!
– Спасибо.
– Поцелуй меня в зад.
Последняя реплика прозвучала по-ирландски, и сразу же вслед за этим раздался щелчок повешенной трубки.
Тут же, охваченный приступом неукротимой деятельности, я просмотрел шапку «Эль Периоди-ко» и набрал один из номеров, которые там фигурировали.
– Первая полоса, доброе утро.
– Доброе утро. Я хотел бы получить кое-какую дополнительную информацию о заметке, которая появилась сегодня в «Эль Периодико де Каталунья»…
– Подождите минутку, сейчас соединю вас с редакцией.
В редакции другая сеньорита соединила меня с «Делами житейскими», а какой-то тип из «Житейских дел» соединил меня с рубрикой «Происшествия». Наконец я наткнулся на человека, который, похоже, что-то знал сам, но дядька оказался нахальный.
– Вы от какого-то предприятия?
– Нет, я звоню по собственной инициативе.
– Вас не затруднит сказать, как вас зовут?
– Пабло Кабанильяс.
– Родственник политического деятеля?
– Не имею никакого отношения.
– Родственник какой-то другой знаменитости?
Я уже собирался было сказать, что я внебрачный сын проститутки и боцмана Пятого флота, но сдержался.
– Я частный детектив. Если угодно, могу дать номер моей лицензии. Дело в том, что это происшествие может быть как-то связано с одним из моих клиентов.
– Сожалею, лиценциат, но мы не предоставляем никакой информации помимо той, что публикуется в газете.
– Понимаю, но я и не надеялся узнать от вас нечто, чего не мог бы выяснить сам, заехав на место происшествия, я подумал только, что корреспондент, который там был, помог бы мне сэкономить немного времени и сил.
– Мы никогда не отступаем от принятых правил. К тому же редактора, ведающего этой информацией, сейчас нет на месте.
Да пошел ты. На десять тысяч попадается только один такой тип, но если уж вы на него нарвались, то тут ничего не поделаешь. Предположив, что в жандармерии окажутся еще менее разговорчивы, я решил направить свое расследование в иное русло. Отыскав среди выданных принтером бумаг номер офиса Робельядес, я позвонил. К телефону подошла уже какая-то другая женщина, лет двадцати.
– Доброе утро. Можно попросить господина Робельядеса-старшего?
– Кто говорит?
– Пабло Молукас, клиент.
– Ах да, господин Робельядес вчера вечером оставил для вас сообщение. Несколько дней его не будет, у них в семье горе. В офисе больше никого нет, но если вы не можете заехать, то я могу отправить его с нарочным, либо вам придется немного подождать, чтобы обсудить его с самим господином Робельядесом.
Я сказал барышне, что узнал о гибели младшего Робельядеса из газеты, и, отвечая на мой вопрос, она объяснила, что похороны завтра. Тело перенесут в часовню Санчо де Авила сегодня утром. Потом я попросил напомнить мне адрес их конторы, и мы договорились, что я обязательно заеду сегодня утром, чтобы забрать сообщение.
По всей видимости, патологоанатомы уже обследовали труп. И что из этого следует? А черт его знает. Пользуясь своей минутной нерешительностью, я сварил кофе, выкурил косячок за тысячу монет, принял душ и оделся. Деятельность, по моему замыслу, должна была помочь мне очухаться.
На улице было солнечно, весна завершала свой последний выход: тротуары сияли, словно готовясь к торжественному шествию, домохозяйки оживленно сновали по рынкам, офисные барышни возвращались с обеденного перерыва, старики с жадностью поглощали инфракрасные лучи, и увечные голуби клевали какие-то ошметки. К счастью, поколение «Плейстейшн» уже разошлось по школам, и можно было не бояться, что тебе заедут по заду футбольным мячом или велосипедом. Следуя по прихотливому маршруту тенистых тротуаров, я сам не заметил, как оказался на перекрестке Травесеры и Жауме Гильямет.
Я стоял на углу, где произошел несчастный случай, и ничто не указывало на произошедшее сегодня рано утром. Желтые ограждения, оставлявшие узкий проход для пешеходов, стояли на своих местах, а ограду из металлических листов, окружавшую котлован, уже починили. Мне пришлось вглядеться пристальнее, чтобы определить место столкновения, но как только мне это удалось, сами собой стали объявляться и прочие признаки: блестящая стеклянная крошка на асфальте, погнутая металлическая балка, но явственнее других выглядел длинный темный след, оставленный покрышками после резкого торможения. Мысленно продолжив его, я обратил внимание, что машина ехала по Гильямет и ее слишком занесло, чтобы она смогла свернуть на Травесеру. Был заметен еще один тормозной след, более короткий и оставленный более узкими покрышками, который прерывался недалеко от пересечения с первым. Это наводило на мысль о двух машинах, которые изо всех сил пытались затормозить на крутом повороте: одна сбила передние ограждения и металлическую стенку, другая тормознула чуть раньше и, возможно, задела первую – судя по желтым блестящим кристалликам автомобильного стекла.
Чтобы покончить с сомнениями, я решил посмотреть, нет ли какой боковой вмятины на кузове упавшего автомобиля, и поверх стальной стенки заглянул в котлован. Глубина была страшная – все равно что смотреть с высоты четырех– или пятиэтажного дома, – и поднять машину со дна, наверное, было нелегко, но машины там уже не было. Единственная линия расследования, возможная при данных обстоятельствах, заключалась в том, чтобы проверить тормозной след и попытаться установить, где началась погоня, если таковая была. Редкое движение на этом отрезке позволило мне углубиться на Жауме Гильямет. Я шел по проезжей части и внимательно смотрел на асфальт. Метрах в пятидесяти от дома номер пятнадцать (прямехонько рядом с ремонтной мастерской) я наткнулся еще на один след покрышек, несомненно свидетельствовавший о том, что стоявшая здесь машина сорвалась с места на полной скорости. Именно это я и искал, но мне не хотелось надолго задерживаться, и я прошел дальше. Тогда-то мне и пришла в голову мысль выдать себя за журналиста и попробовать вытянуть какую-нибудь информацию у одного из тех соседей, про которых упоминалось в «Эль Периодико». Однако при виде многочисленных зданий, откуда можно было что-то разглядеть, я понял, насколько трудно будет установить личность этих свидетелей. Одновременно я понял, насколько нелепо приниматься за расследование гибели детектива, которого я нанял как раз для того, чтобы он вел расследование для меня. Нелепо и едва ли не опасно.
За то время, которое прошло, пока мимо проехало первое свободное такси, я успел выкурить целую сигарету. Я остановил его и попросил шофера отвезти меня к главному входу в больницу. Прежде чем забрать Багиру, я вполне мог разнюхать что-нибудь там, это было всего лишь в паре кварталов от гаража на Вильяроэль, где я ее припарковал.
– Скажите, пожалуйста, тело Франсеска Робельядеса все еще у вас или его отправили в другой морг? Он погиб сегодня ночью в результате несчастного случая, – сказал я в больнице сидевшей в справочном бюро очень предупредительной девице. Она сверилась с загадочным экраном компьютера, повернутого ко мне задом.
– Труп вывезли из Института судебной медицины. Должно быть, его вот-вот отправят в Санчо де Авила.
– Могу ли я поговорить с врачом, который знаком с этим случаем?
Девица сказала что-то о приемных часах врачей, но обескуражила меня, предупредив, что обычно они разговаривают только с ближайшими родственниками. Я знаю, что Сэм Спейд прямо направился бы к главному входу нужного отделения, обошел бы все коридоры, выдавая себя за нейрохирурга, и даже добился бы того, чтобы увидеть труп собственными глазами. Я уж не говорю, чего добилась бы госпожа Флетчер. Но мне становилось дурно при одной мысли о том, чтобы отправиться разглядывать трупы погибших в несчастных случаях с целью найти тот, который меня интересует. Оставалось только ретироваться.
Я уже поблагодарил девушку из справочного, когда у меня мелькнула мысль.
– Вы не знаете, сюда поступал некто Херардо Беррокаль?
Одиннадцатая лестница, второй этаж, травматология, палата тринадцать – Берри был там.
– Вы не могли бы узнать, в каком он состоянии?
Девушка сверилась с компьютером: сотрясение мозга, открытый перелом большой берцовой кости и травма запястья. Приятного мало, но на мотоцикле он еще покатается.
Я дошел пешком до стоянки на Вильяроэль, взял Багиру и потихоньку поехал к дому. По дороге я вскочил о своих ангелах-хранителях и поискал в зеркале заднего обзора белый «опель-кадет». Ангелы были на месте, но не одни: я понял, что им помогает огромная «хонда», которая так и сновала то впереди, то позади меня. Не менее семисот пятидесяти кубических сантиметров находились в подчинении типчика, затянутого в кожу, с гоночным шлемом на голове. Достаточно, чтобы не потерять «лотус» на автостраде.
Я остановился у подъезда The First. Оставив Багиру с мигающими фарами в двойном ряду машин, я вошел в надежде, что мне разрешат подняться за удостоверением Lady First.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Как?
– Я могу позвонить в редакцию «Эль Периодико» или в больницу, не знаю, словом, я этим займусь. А сейчас успокойся и никуда не выходи.
– Не выходить? Уж конечно, не буду. Но я и без того в ужасе. У меня дома двое детей…
– Позволь мне заняться и этим тоже. Устрою так, что отец пришлет кого-нибудь поскорее.
Наконец мне удалось убедить ее. Похоже, она так нервничала, что только и ждала, чтобы кто-нибудь что-нибудь для нее сделал.
– Ты проверяла почтовый ящик? Вдруг конверт, который ты отправила, уже пришел?
– Да, сегодня утром… Но там ничего не было, вот только табличка сорвана. Тогда я вспомнила, что, когда приходили Робельядесы, ты спустился, чтобы снять ее, – не пойму зачем. Ты ее прикрепил снова?
Вот дерьмо: нет. Я забыл снова прикрепить ее, когда выходил в тот вечер из подъезда. Пакет должен был уже несколько дней как поступить, и теперь по моей глупости мы, возможно, расстались с ним навсегда. Хотя если на конверте не значился адрес отправителя, то, вероятно, он снова поступил в районное почтовое отделение, где и лежит, ожидая, пока его не востребуют.
– Мне понадобится твое удостоверение личности, чтобы получить письмо на почте… Или постои… ты отправила его на имя брата?
Я отправила его без имени, только с адресом. Адрес тот же, что и в удостоверении?
– Да.
– Который час?
– Девять.
– Хорошо. Слушай, я подскочу утром за удостоверением. Если до этого появятся типы, которых пришлет отец, опиши им мою внешность, чтобы они меня узнали.
– Как описать?
– Детка, ну, я не знаю: скажи, что я привлекательный, элегантный… И на всякий пожарный добавь, что вешу я сто двадцать кило, вожу «лотус-эспри» и на мне будет кроваво-красная рубашка.
Когда утро начинается с трупа, то можно считать, что оно погублено. Мне было жаль паренька, он показался славным, но еще больше мне было жаль его отца, быть может, потому, что я лучше запомнил его лицо, и куда проще сострадать людям, чьи черты остались в памяти. Ему безнадежно отравили старость, и его золотой зуб впредь уже не будет блестеть так задиристо. На меня напала самая что ни на есть черная хандра, а это за всю жизнь приключалось со мной раз пять, не большее: из-за Робельядеса-младшего, Робельядеса-старшего, из-за папеньки, на которого наехала машина, и даже из-за пропавшего The First. Дело переходило в другую стадию, когда надо было энергично принимать волевые решения. Но на данный момент следующий шаг состоял в том, чтобы выстроить прочную сицилианскую защиту.
Я позвонил родителям. Подошла Беба, и мне пришлось разыграть небольшую комедию, чтобы не переполошить ее. Голос у Бебы был невеселый, она смутно представляла, что именно происходит, но догадывалась, что речь идет о чем-то серьезном. Она сказала, что папенька провел всю ночь без сна в своем кабинете, а утром рассчитал служанку. Я попросил, чтобы она перевела звонок на библиотеку.
– Папа?
– Что?
– На квартиру Себастьяна нужна пара крепких ребят.
– В добрый час.
– Ты читал «Эль Периодико»?
– И «Ла Вангуардиа», и «Эль Пайс», и «АБС», и «ЭльМундо»…
– Так, значит, ты в курсе?
– Если ты имеешь в виду Робельядеса-младшего, то я в курсе с двух часов прошлой ночи.
– Почему же ты меня не известил?
– Я звонил тебе с половины пятого до шести раз двадцать – не меньше. Следующий раз, когда будешь сбивать со следа людей, которых я нанимаю, чтобы следить за тобой, по крайней мере, будь так добр и прослушивай сообщения с автоответчика. Половина испанской жандармерии ждет не дождется «лотуса», который едет со скоростью двести километров в час.
– Прости, я понятия не имел, что происходит.
– Не спеши, следующий раз так просто не уйдешь.
Неужели он нанял гоночный «макларен» вместе с пилотом? Только этого от него и можно было ожидать. Оказывается, он держал квартиру Lady First под охраной с раннего утра, но ничего не сказал ей, чтобы ее не тревожить. Он узнал о несчастном случае от наблюдателя, которого приставил к Робельядесу-отцу. Он уже успел связаться с кем-то из Министерства внутренних дел (папенька никогда не разглашает имен), и можно было считать, что легавые тоже уже подключились: дело Миральес требует особой деликатности, никаких допросов в полицейском участке.
– Эусебия рассказала мне про служанку.
– Да. Я объяснил ей ситуацию, особо не вдаваясь в подробности, и сказал, что она может взять несколько выходных, пока все не уладится. Но она предпочла взять расчет. Не хочет быть замешанной. Да и мне, по правде говоря, стало спокойнее. Выписал ей чек – и дело с концом.
– А мама?
– Все еще со мной не разговаривает. Конечно, было бы неплохо, если бы ты заехал ее навестить. С Эусебией она только и делает, что ругается.
– Обязательно заеду. Вам что-нибудь привезти?
– Нам привозят все, что нужно.
– Ладно. Слушай, скажи гориллам, которых ты послал к Глории, чтобы дали о себе знать. Она уже читала о Робельядесе в газете, и ей будет спокойнее, если она будет в курсе, что под защитой.
По-моему, я первый раз в жизни давал папеньке какие-то указания.
Итак, видя, что папенька уже организовал центр обороны на свой манер, я понял, что настал мой черед нажимать на кнопки. Найдя в телефонном справочнике дублинский номер Джона, я набрал его. В понедельник с утра у него нет занятий, так что воскресный вечер составляет неотъемлемую часть его уикенда. Его голос, как того и следовало ожидать, выдавал следы молоточкообразного похмелья.
– Come on, leave me alone, could you please? I'm hangovering, and I'm not for your asshole of…
Я разом пресек его брань, попытавшись внушить, что происходит нечто серьезное, и в конце концов он дал мне говорить.
Примерный перевод:
– Слушай, Джон, ты не мог бы заткнуться на минутку и ответить на вопросы, которые я хочу тебе задать? Идет? Поехали, первый: ты получил мое письмо?
– Какое письмо?
– Ладно, когда повесишь трубку, будь так добр, подключись к Интернету и проверь почту. Прочти текст, который я тебе послал, и передай какому-нибудь знатоку английской литературы: хочу, чтобы мне его датировали. У вас в кампусе есть хоть один филолог с дипломом или вся профессура такая же, как ты?
– Я могу послать его Вуонгу. Он уехал в Гонконг в отпуск, но у меня есть его адрес. Слушай, скажи-ка…
– Прочти текст, а когда прочтешь, тебе самому больше других захочется узнать, откуда он взялся. Дальше: мне нужен хакер. Самый лучший.
– Хакер?
– Как называется немецкая группа, которая залезла в центральный процессор Интерпола?
– «Stinkend Soft»?
– Точно. У тебя ведь среди них есть приятель?
– Да, Гюнтер. Мы познакомились на одной загородной тусовке, которые они устраивают вместе с другими группами…
– Он нам пригодится. Мне нужно, чтобы кто-нибудь узнал все, связанное с сайтом worm.com. Это с него я скачал текст, который ты должен прочесть. Мне надо знать, на каком они сервере, чем занимаются, и, если возможно, проникнуть на жесткий диск исходной системы. А теперь запиши, – я подождал, пока он найдет ручку, и продиктовал по буквам: – «Жауме Гильямет, пятнадцать». Это адрес в Барселоне. Меня очень интересует, в какой степени он связан с сайтом, который я тебе дал. Сможешь узнать все это у немцев?
– Если не отстану от них, то, может, они и почешутся, но это не то что Вуонг. Эти люди все делают только ради развлечения, если не предложить им чего-нибудь интересненького, то они и с места не сдвинутся.
– Об этом не волнуйся, у меня такое предчувствие, что им будет весело. Так что после нашего разговора первым делом свяжись с ними, а потом прочти текст. Там семьдесят страниц, даю тебе три часа. Мне придется ненадолго отлучиться из дому, когда ты сможешь дать мне подтверждение, что мы можем рассчитывать на твоего дружка Понтера?
– Не знаю, попробую назначить ему встречу в чате Метафизического клуба. И Вуонгу тоже. Часиков в пять?…
– А раньше нельзя?
– Раньше? Ах ты козел херов!.. Мне придется вызвонить Гюнтера по телефону в Берлине, а его может не быть дома… и потом, ты меня уже совсем заколебал этими своими…
– Джон!
– Что?!
– Спасибо.
– Поцелуй меня в зад.
Последняя реплика прозвучала по-ирландски, и сразу же вслед за этим раздался щелчок повешенной трубки.
Тут же, охваченный приступом неукротимой деятельности, я просмотрел шапку «Эль Периоди-ко» и набрал один из номеров, которые там фигурировали.
– Первая полоса, доброе утро.
– Доброе утро. Я хотел бы получить кое-какую дополнительную информацию о заметке, которая появилась сегодня в «Эль Периодико де Каталунья»…
– Подождите минутку, сейчас соединю вас с редакцией.
В редакции другая сеньорита соединила меня с «Делами житейскими», а какой-то тип из «Житейских дел» соединил меня с рубрикой «Происшествия». Наконец я наткнулся на человека, который, похоже, что-то знал сам, но дядька оказался нахальный.
– Вы от какого-то предприятия?
– Нет, я звоню по собственной инициативе.
– Вас не затруднит сказать, как вас зовут?
– Пабло Кабанильяс.
– Родственник политического деятеля?
– Не имею никакого отношения.
– Родственник какой-то другой знаменитости?
Я уже собирался было сказать, что я внебрачный сын проститутки и боцмана Пятого флота, но сдержался.
– Я частный детектив. Если угодно, могу дать номер моей лицензии. Дело в том, что это происшествие может быть как-то связано с одним из моих клиентов.
– Сожалею, лиценциат, но мы не предоставляем никакой информации помимо той, что публикуется в газете.
– Понимаю, но я и не надеялся узнать от вас нечто, чего не мог бы выяснить сам, заехав на место происшествия, я подумал только, что корреспондент, который там был, помог бы мне сэкономить немного времени и сил.
– Мы никогда не отступаем от принятых правил. К тому же редактора, ведающего этой информацией, сейчас нет на месте.
Да пошел ты. На десять тысяч попадается только один такой тип, но если уж вы на него нарвались, то тут ничего не поделаешь. Предположив, что в жандармерии окажутся еще менее разговорчивы, я решил направить свое расследование в иное русло. Отыскав среди выданных принтером бумаг номер офиса Робельядес, я позвонил. К телефону подошла уже какая-то другая женщина, лет двадцати.
– Доброе утро. Можно попросить господина Робельядеса-старшего?
– Кто говорит?
– Пабло Молукас, клиент.
– Ах да, господин Робельядес вчера вечером оставил для вас сообщение. Несколько дней его не будет, у них в семье горе. В офисе больше никого нет, но если вы не можете заехать, то я могу отправить его с нарочным, либо вам придется немного подождать, чтобы обсудить его с самим господином Робельядесом.
Я сказал барышне, что узнал о гибели младшего Робельядеса из газеты, и, отвечая на мой вопрос, она объяснила, что похороны завтра. Тело перенесут в часовню Санчо де Авила сегодня утром. Потом я попросил напомнить мне адрес их конторы, и мы договорились, что я обязательно заеду сегодня утром, чтобы забрать сообщение.
По всей видимости, патологоанатомы уже обследовали труп. И что из этого следует? А черт его знает. Пользуясь своей минутной нерешительностью, я сварил кофе, выкурил косячок за тысячу монет, принял душ и оделся. Деятельность, по моему замыслу, должна была помочь мне очухаться.
На улице было солнечно, весна завершала свой последний выход: тротуары сияли, словно готовясь к торжественному шествию, домохозяйки оживленно сновали по рынкам, офисные барышни возвращались с обеденного перерыва, старики с жадностью поглощали инфракрасные лучи, и увечные голуби клевали какие-то ошметки. К счастью, поколение «Плейстейшн» уже разошлось по школам, и можно было не бояться, что тебе заедут по заду футбольным мячом или велосипедом. Следуя по прихотливому маршруту тенистых тротуаров, я сам не заметил, как оказался на перекрестке Травесеры и Жауме Гильямет.
Я стоял на углу, где произошел несчастный случай, и ничто не указывало на произошедшее сегодня рано утром. Желтые ограждения, оставлявшие узкий проход для пешеходов, стояли на своих местах, а ограду из металлических листов, окружавшую котлован, уже починили. Мне пришлось вглядеться пристальнее, чтобы определить место столкновения, но как только мне это удалось, сами собой стали объявляться и прочие признаки: блестящая стеклянная крошка на асфальте, погнутая металлическая балка, но явственнее других выглядел длинный темный след, оставленный покрышками после резкого торможения. Мысленно продолжив его, я обратил внимание, что машина ехала по Гильямет и ее слишком занесло, чтобы она смогла свернуть на Травесеру. Был заметен еще один тормозной след, более короткий и оставленный более узкими покрышками, который прерывался недалеко от пересечения с первым. Это наводило на мысль о двух машинах, которые изо всех сил пытались затормозить на крутом повороте: одна сбила передние ограждения и металлическую стенку, другая тормознула чуть раньше и, возможно, задела первую – судя по желтым блестящим кристалликам автомобильного стекла.
Чтобы покончить с сомнениями, я решил посмотреть, нет ли какой боковой вмятины на кузове упавшего автомобиля, и поверх стальной стенки заглянул в котлован. Глубина была страшная – все равно что смотреть с высоты четырех– или пятиэтажного дома, – и поднять машину со дна, наверное, было нелегко, но машины там уже не было. Единственная линия расследования, возможная при данных обстоятельствах, заключалась в том, чтобы проверить тормозной след и попытаться установить, где началась погоня, если таковая была. Редкое движение на этом отрезке позволило мне углубиться на Жауме Гильямет. Я шел по проезжей части и внимательно смотрел на асфальт. Метрах в пятидесяти от дома номер пятнадцать (прямехонько рядом с ремонтной мастерской) я наткнулся еще на один след покрышек, несомненно свидетельствовавший о том, что стоявшая здесь машина сорвалась с места на полной скорости. Именно это я и искал, но мне не хотелось надолго задерживаться, и я прошел дальше. Тогда-то мне и пришла в голову мысль выдать себя за журналиста и попробовать вытянуть какую-нибудь информацию у одного из тех соседей, про которых упоминалось в «Эль Периодико». Однако при виде многочисленных зданий, откуда можно было что-то разглядеть, я понял, насколько трудно будет установить личность этих свидетелей. Одновременно я понял, насколько нелепо приниматься за расследование гибели детектива, которого я нанял как раз для того, чтобы он вел расследование для меня. Нелепо и едва ли не опасно.
За то время, которое прошло, пока мимо проехало первое свободное такси, я успел выкурить целую сигарету. Я остановил его и попросил шофера отвезти меня к главному входу в больницу. Прежде чем забрать Багиру, я вполне мог разнюхать что-нибудь там, это было всего лишь в паре кварталов от гаража на Вильяроэль, где я ее припарковал.
– Скажите, пожалуйста, тело Франсеска Робельядеса все еще у вас или его отправили в другой морг? Он погиб сегодня ночью в результате несчастного случая, – сказал я в больнице сидевшей в справочном бюро очень предупредительной девице. Она сверилась с загадочным экраном компьютера, повернутого ко мне задом.
– Труп вывезли из Института судебной медицины. Должно быть, его вот-вот отправят в Санчо де Авила.
– Могу ли я поговорить с врачом, который знаком с этим случаем?
Девица сказала что-то о приемных часах врачей, но обескуражила меня, предупредив, что обычно они разговаривают только с ближайшими родственниками. Я знаю, что Сэм Спейд прямо направился бы к главному входу нужного отделения, обошел бы все коридоры, выдавая себя за нейрохирурга, и даже добился бы того, чтобы увидеть труп собственными глазами. Я уж не говорю, чего добилась бы госпожа Флетчер. Но мне становилось дурно при одной мысли о том, чтобы отправиться разглядывать трупы погибших в несчастных случаях с целью найти тот, который меня интересует. Оставалось только ретироваться.
Я уже поблагодарил девушку из справочного, когда у меня мелькнула мысль.
– Вы не знаете, сюда поступал некто Херардо Беррокаль?
Одиннадцатая лестница, второй этаж, травматология, палата тринадцать – Берри был там.
– Вы не могли бы узнать, в каком он состоянии?
Девушка сверилась с компьютером: сотрясение мозга, открытый перелом большой берцовой кости и травма запястья. Приятного мало, но на мотоцикле он еще покатается.
Я дошел пешком до стоянки на Вильяроэль, взял Багиру и потихоньку поехал к дому. По дороге я вскочил о своих ангелах-хранителях и поискал в зеркале заднего обзора белый «опель-кадет». Ангелы были на месте, но не одни: я понял, что им помогает огромная «хонда», которая так и сновала то впереди, то позади меня. Не менее семисот пятидесяти кубических сантиметров находились в подчинении типчика, затянутого в кожу, с гоночным шлемом на голове. Достаточно, чтобы не потерять «лотус» на автостраде.
Я остановился у подъезда The First. Оставив Багиру с мигающими фарами в двойном ряду машин, я вошел в надежде, что мне разрешат подняться за удостоверением Lady First.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39