Берил тоже чувствовала себя виноватой. Она ведь солгала Аманде, сказав, что ничего не знает о ее родителях. Уинифред Майлз, передавая Берил девочку, дала ей имена и отца, и матери. Это было противозаконно, и Уинифред заставила Берил поклясться в том, что она сохранит это в тайне. Иначе Уинифред могла лишиться работы.Аманда швырнула сумку на кофейный столик; на ее лице отразилась досада.– Это была пустая трата времени… она мне так ничего и не сказала.– Надо же, – безучастно произнесла Берил. – Что, совсем ничего? – Она и сама не ожидала этого.– Сказала, что попытаются связаться с моей матерью… спросят ее разрешения. На это могут уйти месяцы, и даже потом я могу так и не узнать… если она меня не хочет… – Голос Аманды утонул в потоке слез.Берил с еще большей силой ощутила свою вину. Девочка была в крайнем смятении.– Мне так плохо, – всхлипывала Аманда. – Я уверена, что мои мерзкие выходки и скверный характер – это все от матери, которая, наверное, очень плохая. – Вся в слезах, Аманда плюхнулась в кресло.– О нет, она не плохая. – Берил раздирали противоречивые чувства: ей было искренне жаль Аманду, но в то же время она не могла подвести подругу. – Ну же, успокойся, не надо плакать, девочка моя.Аманда обернулась.– Наверняка она плохая, – сдавленным голосом произнесла она. – Ты была так добра ко мне… а я себя вела так отвратительно. Я словно подсознательно чувствовала, что я вам не родная, ведь во мне бушуют такие низменные страсти.Берил ужаснулась. Больше она уже не могла молчать.– Это совсем не так, Аманда. Твоя мать – очаровательная женщина. И она вовсе не плохая.Аманда уставилась на нее; лицо мокрое от слез.– По-моему, ты говорила, что не знаешь ее, – с укором сказала она. – Ты солгала мне… даже не верится… я никогда не думала, что ты способна обмануть меня. – Плечи ее содрогнулись от нового приступа рыданий.Берил села рядом, взяла руку девочки в свою.– Прости, Аманда. Я думала, так будет лучше. Видишь ли, нам тоже не положено было знать, кто твои родители. Мне об этом сказала твоя кормилица, но она заставила меня обещать, что ни одна живая душа никогда не узнает эту тайну, даже ты. Я думала, что, если тебе все расскажут в приемнике, я уже буду свободна от данной мне клятвы, а иначе, если все откроется, она потеряет работу.– Но… но ведь ты сказала, что незнакома с моей матерью. Откуда же ты знаешь, какая она? Выходит, она все-таки твоя подруга? Вот почему ты и взяла меня – она была твоей подругой, попала в переплет, не смогла оставить меня, поскольку была не замужем, и… – Аманда судорожно пыталась воссоздать картину далекого прошлого, – …а ты уже была замужем, так что ради подруги решила взять меня к себе.– Аманда, все это чушь. Она никогда не была моей подругой, но я дружила с твоей кормилицей. Она тоже занималась в хоре и знала, как я хочу иметь ребенка. И, поскольку твои настоящие родители были из артистической среды и оба талантливы, она и подумала, что мы с Арнольдом вполне могли бы их заменить. – Берил запнулась, слегка смутившись.– Что с тобой? – спросила Аманда, чувствуя, что Берил что-то мучает.– Арнольд поначалу сомневался. Мне необходимо было выяснить и сказать ему, кто твои настоящие родители, чтобы он согласился тебя взять. И я упросила Уинифред. Она не хотела, но я была в таком отчаянии, ведь ты была такой прелестной девочкой. – Вспомнив те далекие дни, Берил и сама уже была готова разрыдаться. – Ты вся в мать. Она была очень красивой, да и сейчас все еще хороша.Аманда уставилась на Берил.– Но я так и не могу понять, откуда ты знаешь, какая она сейчас, моя мать. Кто она?– Если я скажу тебе, обещай никогда не пытаться встретиться с ней. Подожди, пока с ней свяжутся официально.– Обещаю, – ответила Аманда. – Я только лишь хочу знать ее имя, это все. Остальное не важно.– Хорошо, – сказала Берил. – Если ты настаиваешь… – Она сделала паузу. – Твоя мать – Леони О'Брайен, актриса. Так что видишь, Аманда, тебе совершенно ни к чему волноваться. Ты можешь ею гордиться, и я уверена, она бы тоже гордилась, узнав, что у нее есть такая дочь.– А мой отец, он тоже актер? – с нетерпением в голосе спросила Аманда. Ей даже не верилось, что все сказанное Берил – правда. Леони О'Брайен всегда вызывала у нее восхищение: было в облике этой рыжеволосой красавицы что-то неуловимое, странным образом притягивавшее Аманду. Теперь она знала, что именно.– Нет, он не актер, – серьезно сказала Берил. – Думаю, что и его имя тебе может быть известно. Он политик, консерватор. Боюсь, он не слишком хорошо обошелся с твоей матерью – бросил ее, бедняжку.– И кто же он? – чуть дыша, выпалила Аманда. Берил взглянула на обращенное к ней юное личико, полное любопытства и трепета.– Симон Брентфорд. По-моему, сейчас он занимает пост министра по экологии, – сказала она с некоторой неохотой.Берил продолжала свой рассказ. Раз решившись на откровенный разговор, она теперь могла извлечь из него и определенную выгоду для себя. Ведь Аманда, как это ни печально, узнает, что от нее отказались оба родителя.– Конечно, он оказался очень непорядочным человеком. Заверив, что будет помогать материально ребенку – тебе, дорогая моя, – он потом отказался от своих обещаний. Бедной Леони ничего не оставалось, как отдать тебя кормилице. Ее карьера тогда как раз только-только начиналась, и она не могла, как бы ни хотела этого, оставить тебя с собой. – Она вдруг пристально посмотрела на Аманду. – Ты, надеюсь, не выдашь никому того, что я тебе рассказываю? Ты же знаешь, что мне не следовало этого делать.– О, я так рада, что ты мне все рассказала, ты прелесть. – В порыве чувств Аманда обняла Берил. – С этого момента, обещаю, я стану примерной. Найду подходящую работу, даже помогу тебе ухаживать за отцом. – Она улыбнулась. – Я имею в виду, за Арнольдом.В последовавшие за этим недели Берил чувствовала себя вполне счастливой женщиной. Правду сказать, Арнольд был серьезно болен, но за последние несколько лет они так отошли друг от друга, что его болезнь вовсе не омрачала ее жизнь. К тому же Берил и раньше старательно ухаживала за мужем, так что сейчас уход за ним казался делом привычным. Надо признать, что некоторые неприятные ощущения он все-таки добавил – Берил приходилось выносить судно, часто менять белье, – но в этом ей помогала приходящая сиделка. Могло быть и хуже, философски рассуждала она.Аманда быстро менялась к лучшему. Ее волосы, теперь чистые и расчесанные, вновь превратились в великолепную каштановую гриву, кожа очистилась, карие глаза засияли как-то по-особому. Она начала одеваться, как подобает красивой девушке, какой она, собственно, и была, и устроилась работать в местную библиотеку, явно довольная своим выбором. Наказание по делу о наркотиках оказалось не таким строгим, как опасалась Берил, – с Аманды взыскали небольшой штраф и сделали серьезное предупреждение о недопустимости повторения подобного. И, самое главное, у них с Берил установились отношения, все более напоминавшие дружбу матери и дочери.И вот в течение года, с интервалом в месяц, произошли два события, в корне изменившие их жизнь. Прежде всего, Аманда получила письмо из общества попечительства, где сообщалось, что мать ее нашли, но связаться с ней лично оказалось невозможным, поскольку, как выяснили через посредника, она находится за границей, так что вернуться к этому вопросу можно будет лишь по ее возвращении в Англию.А вскоре умер Арнольд.
Полученное письмо неприятно удивило Аманду. Ей никогда не приходило в голову, что, отыскав мать, невозможно будет сразу же и встретиться с ней. В мечтах она уже представляла эту душещипательную сцену, предпочтительнее – в аэропорту, на глазах у всей мировой прессы, под стрекот телекамер. Ее увезут в Голливуд, где она будет праздно проводить время, греясь под лучами жаркого солнца возле бассейна и посещая актерские классы. И наконец состоится ее дебют в кино, где она сыграет в паре с матерью, получит восторженные отзывы, и взойдет звезда ее славы, которая затмит славу матери.Пока она думала, что готовится именно такой сценарий, ожидание было не столь тягостным, но теперь, с получением письма, терпение Аманды лопнуло. В конце концов она знает, кто ее мать. Единственным препятствием к тому, чтобы немедленно отправиться на ее поиски, было отсутствие денег. Правда, она обещала Берил не пытаться искать встречи с Леони, но ее вовсе не обязательно посвящать в свои планы. А, кроме того, что значат обещания? Отец ее отказался от своих обещаний, но это не помешало ему стать влиятельным и респектабельным человеком. Ее отец… при мысли о нем в голове зародилась идея – очень хорошая идея, как показалось Аманде. Она не станет писать своему отцу, Симону Брентфорду. Она напишет его жене. Аманда почему-то была уверена, что именно она захочет ей помочь. 2 Первой реакцией Элизабет Брентфорд на письмо Аманды было возмущение глупым розыгрышем. Но письмо не шло из головы. Элизабет крайне редко бывала в кино и смотрела телевизор, но тем не менее о Леони О'Брайен она слышала. Много лет назад, еще до помолвки с Симоном, до нее доходили слухи о том, что он в свое время путался с какой-то актрисой. Тогда она не придала этому значения; у нее до Симона тоже были поклонники, да и ни к чему ей было интересоваться его прежними увлечениями. Но если этой актрисой была Леони О'Брайен – а, судя по ее возрасту, это вполне возможно, – тогда это кажущееся бредовым письмецо могло оказаться правдой.Одна, в своей уютной гостиной, Элизабет обдумывала все возможные варианты. Эта солнечная, полная воздуха комната, отделанная в голубовато-зеленых тонах, стала ее своеобразным святилищем. Из окон, выходивших на юг, за зелеными просторами лугов просматривалось озеро, и от этого безмятежного вида в душе воцарялось спокойствие, в котором Элизабет с годами все больше и больше нуждалась. Ее гостиная была единственным местом в доме, где она имела право на уединение, и это право уважала вся семья: никто не смел войти сюда без приглашения, даже Симон.Элизабет любила читать адресованные ей письма, уединившись, не отвлекаясь. Вот и сегодня пришла очередная сводка сплетен от ее подруги Кэролайн из Сомерсета. Просматривая в первую очередь наименее важную корреспонденцию, Элизабет не слишком заинтересовалась конвертом, надписанным незнакомой женской рукой, приняв его за очередное послание из благотворительного общества. Когда же она вскрыла конверт и с изумлением прочитала письмо, ей оставалось лишь благодарить судьбу за дарованное ей уединение. Первые эмоции улеглись, и Элизабет подумала о том, что, если в признаниях девочки есть доля истины, надо будет тщательно продумать все варианты выхода из создавшейся ситуации.Элизабет Брентфорд, урожденная Кавендиш, была единственной оставшейся в живых наследницей огромного состояния своей семьи. Она это знала, так же как знала и то, что солидное приданое, выгодно дополнявшее ее миловидную внешность и утонченные манеры, во многом определило выбор Симона. Претенденток на его руку и сердце было, конечно же, немало. Элизабет мысленно вернулась в прошлое, на семнадцать лет назад, в тот день, когда они стали мужем и женой. Это был великолепный июньский день; огромный особняк Кавендишей в Глостершире, казалось, вот-вот лопнет от наплыва гостей, которых собралось более трехсот.Родители Элизабет – высокочтимый Обращение к пэру Англии.
Десмонд Кавендиш и его супруга, леди Лавиния, дочь баронета, – входили в элиту английской знати, и свадьбу их дочери, естественно, почтил своим присутствием весь высший свет. Семья Симона, хотя и "вполне респектабельная", как говорила мать Элизабет, была в тени. Его отец, правительственный чиновник, и мать скромно бродили среди гостей, взволнованные и слегка обескураженные множеством именитых родственников, которых только что приобрел их умник-сын. Жертвы, на которые они пошли в свое время, послав сына учиться в Оксфорд, оказались не напрасны, и свидетельством тому были и эта блестящая женитьба, и многообещающая политическая карьера.Официанты сновали с подносами шампанского, официантки разносили канапе и вазочки с клубникой. Под натянутым шатром становилось жарко, и случайные дуновения легкого бриза были как нельзя более кстати. Элизабет, возбужденная от поздравлений, отошла к краю шатра вдохнуть свежего воздуха, как вдруг налетевший порыв ветра сорвал с ее головы белую кружевную фату и понес ее по саду. Пытаясь схватить улетавшее белое облако, Элизабет обернулась и краем глаза увидела на другой стороне лужайки, под высокой сосной, Симона, увлеченно беседовавшего с удивительно красивой девушкой.Она почувствовала легкий укол ревности, но попыталась не поддаваться эмоциям. "Как невеликодушно с моей стороны, – подумала она. – Сегодня мой день – день свадьбы, о чем может мечтать любая девчонка, – и не стоит дуться на другую девушку за мимолетную беседу с моим красивым мужем". Но она так и не смогла унять предательского чувства, подсказывавшего, что свадьба была бы идеальной, если бы жених не сводил глаз со своей невесты.Элизабет вдруг осознала, что невольно направляется в их сторону. Подойдя ближе, она увидела, как легкими движениями пальцев Симон касается груди девушки и та радостно хихикает. Заметив Элизабет, девушка резко отстранилась; выглядела она виноватой. Симон обернулся, намереваясь обрушить свой гнев на непрошеного свидетеля, и, к отвращению Элизабет, ничто не дрогнуло в его лице, когда он увидел свою новоиспеченную супругу.– Уже шпионишь за мной, Лиз? – с издевкой спросил Симон. Элизабет вдруг осознала, что он изрядно пьян. Это было на него не похоже; единственным оправданием могли служить лишь эмоциональные перегрузки свадебного дня.– Разумеется, нет, дорогой, – весело ответила она. – Я просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке. Сто лет тебя не видела.Симон бросил на нее хмурый взгляд.– Не увлекайся слежкой, я этого не потерплю. – Затем отвернулся и, взяв девушку под руку, увлек ее за собой, оставив свою невесту в одиночестве, растерянную и униженную. Это была первая в череде подобных стычка, когда Элизабет задавала себе один и тот же мучивший ее вопрос – не совершила ли она страшную ошибку, став женой этого холодного, высокомерного красавца.В тот же день, после торжества, молодожены отправились в свадебное путешествие. Элизабет весело щебетала, вспоминая подробности свадьбы, отчаянно пытаясь заглушить в себе дурные предчувствия. Симон был сдержан и немногословен, не откликаясь на милую болтовню супруги. Ночью, в гигантской постели их роскошной спальни, он обошелся с ней грубо, жестоко и оскорбительно для ее нежных чувств. В его натиске не было и намека на любовную игру, исполненную ласк и соблазна, которой Элизабет ждала от мужчины, так изысканно и тонко ухаживавшего за ней до женитьбы.На следующее утро из аэропорта Хитроу они вылетели на Барбадос. За весь полет они не обмолвились ни словом. Симон углубился в книгу, отвлекаясь лишь на бесплатное спиртное, которое разносили услужливые стюарды. Элизабет смотрела в иллюминатор, любуясь красотой голубого неба, и вновь и вновь спрашивала себя, как же она позволила склонить себя к этому браку.Две недели на Барбадосе прошли, однако, несколько лучше. Симон стал нежнее в постели – Элизабет даже начинали нравиться его ласки, – а в разговорах, хотя и пустячных, сделался добрее и внимательнее. Элизабет несколько успокоилась и сосредоточилась на загаре, который придал ее тонкой красоте еще большее очарование.Возвращаясь в Англию, в свой новый дом – Уортхэм Мейнор, подаренный родителями Элизабет небольшой, но весьма изысканный особняк времен королевы Анны недалеко от Беркшира, – молодые супруги чувствовали себя уже гораздо более раскованно, вполне привыкнув друг к другу. Но раскрепоститься окончательно, достичь полной свободы общения, которую Элизабет считала основой хорошего брака, им так никогда и не удалось. Пролетали недели и месяцы, Симон постепенно отдалялся, сосредоточившись на работе, и Элизабет уже начинала сомневаться, знала ли она когда-нибудь его настоящего.Любовный дурман первых дней супружества быстро рассеялся, и все реже и реже они бывали близки. Элизабет уже и не огорчалась по этому поводу. Тем более что никогда не знала, найдет ли в постели нежность и ласку или придется на следующее утро обрабатывать йодом рубцы и синяки. Она тоже стала избегать близости, и некогда очаровательная, пылкая девушка постепенно превратилась в суровую, сдержанную женщину. Когда через восемнадцать месяцев после свадьбы, родился их старший сын Кит, она обратила свою нерастраченную нежность на него, а потом и на Джеймса, появившегося на свет еще два года спустя.Еще во время первой беременности Элизабет начала подозревать Симона в неверности. С трудом верилось, что это возможно так скоро после свадьбы, и она гнала от себя горькие мысли, а с рождением ребенка и вовсе отвлеклась от них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Полученное письмо неприятно удивило Аманду. Ей никогда не приходило в голову, что, отыскав мать, невозможно будет сразу же и встретиться с ней. В мечтах она уже представляла эту душещипательную сцену, предпочтительнее – в аэропорту, на глазах у всей мировой прессы, под стрекот телекамер. Ее увезут в Голливуд, где она будет праздно проводить время, греясь под лучами жаркого солнца возле бассейна и посещая актерские классы. И наконец состоится ее дебют в кино, где она сыграет в паре с матерью, получит восторженные отзывы, и взойдет звезда ее славы, которая затмит славу матери.Пока она думала, что готовится именно такой сценарий, ожидание было не столь тягостным, но теперь, с получением письма, терпение Аманды лопнуло. В конце концов она знает, кто ее мать. Единственным препятствием к тому, чтобы немедленно отправиться на ее поиски, было отсутствие денег. Правда, она обещала Берил не пытаться искать встречи с Леони, но ее вовсе не обязательно посвящать в свои планы. А, кроме того, что значат обещания? Отец ее отказался от своих обещаний, но это не помешало ему стать влиятельным и респектабельным человеком. Ее отец… при мысли о нем в голове зародилась идея – очень хорошая идея, как показалось Аманде. Она не станет писать своему отцу, Симону Брентфорду. Она напишет его жене. Аманда почему-то была уверена, что именно она захочет ей помочь. 2 Первой реакцией Элизабет Брентфорд на письмо Аманды было возмущение глупым розыгрышем. Но письмо не шло из головы. Элизабет крайне редко бывала в кино и смотрела телевизор, но тем не менее о Леони О'Брайен она слышала. Много лет назад, еще до помолвки с Симоном, до нее доходили слухи о том, что он в свое время путался с какой-то актрисой. Тогда она не придала этому значения; у нее до Симона тоже были поклонники, да и ни к чему ей было интересоваться его прежними увлечениями. Но если этой актрисой была Леони О'Брайен – а, судя по ее возрасту, это вполне возможно, – тогда это кажущееся бредовым письмецо могло оказаться правдой.Одна, в своей уютной гостиной, Элизабет обдумывала все возможные варианты. Эта солнечная, полная воздуха комната, отделанная в голубовато-зеленых тонах, стала ее своеобразным святилищем. Из окон, выходивших на юг, за зелеными просторами лугов просматривалось озеро, и от этого безмятежного вида в душе воцарялось спокойствие, в котором Элизабет с годами все больше и больше нуждалась. Ее гостиная была единственным местом в доме, где она имела право на уединение, и это право уважала вся семья: никто не смел войти сюда без приглашения, даже Симон.Элизабет любила читать адресованные ей письма, уединившись, не отвлекаясь. Вот и сегодня пришла очередная сводка сплетен от ее подруги Кэролайн из Сомерсета. Просматривая в первую очередь наименее важную корреспонденцию, Элизабет не слишком заинтересовалась конвертом, надписанным незнакомой женской рукой, приняв его за очередное послание из благотворительного общества. Когда же она вскрыла конверт и с изумлением прочитала письмо, ей оставалось лишь благодарить судьбу за дарованное ей уединение. Первые эмоции улеглись, и Элизабет подумала о том, что, если в признаниях девочки есть доля истины, надо будет тщательно продумать все варианты выхода из создавшейся ситуации.Элизабет Брентфорд, урожденная Кавендиш, была единственной оставшейся в живых наследницей огромного состояния своей семьи. Она это знала, так же как знала и то, что солидное приданое, выгодно дополнявшее ее миловидную внешность и утонченные манеры, во многом определило выбор Симона. Претенденток на его руку и сердце было, конечно же, немало. Элизабет мысленно вернулась в прошлое, на семнадцать лет назад, в тот день, когда они стали мужем и женой. Это был великолепный июньский день; огромный особняк Кавендишей в Глостершире, казалось, вот-вот лопнет от наплыва гостей, которых собралось более трехсот.Родители Элизабет – высокочтимый Обращение к пэру Англии.
Десмонд Кавендиш и его супруга, леди Лавиния, дочь баронета, – входили в элиту английской знати, и свадьбу их дочери, естественно, почтил своим присутствием весь высший свет. Семья Симона, хотя и "вполне респектабельная", как говорила мать Элизабет, была в тени. Его отец, правительственный чиновник, и мать скромно бродили среди гостей, взволнованные и слегка обескураженные множеством именитых родственников, которых только что приобрел их умник-сын. Жертвы, на которые они пошли в свое время, послав сына учиться в Оксфорд, оказались не напрасны, и свидетельством тому были и эта блестящая женитьба, и многообещающая политическая карьера.Официанты сновали с подносами шампанского, официантки разносили канапе и вазочки с клубникой. Под натянутым шатром становилось жарко, и случайные дуновения легкого бриза были как нельзя более кстати. Элизабет, возбужденная от поздравлений, отошла к краю шатра вдохнуть свежего воздуха, как вдруг налетевший порыв ветра сорвал с ее головы белую кружевную фату и понес ее по саду. Пытаясь схватить улетавшее белое облако, Элизабет обернулась и краем глаза увидела на другой стороне лужайки, под высокой сосной, Симона, увлеченно беседовавшего с удивительно красивой девушкой.Она почувствовала легкий укол ревности, но попыталась не поддаваться эмоциям. "Как невеликодушно с моей стороны, – подумала она. – Сегодня мой день – день свадьбы, о чем может мечтать любая девчонка, – и не стоит дуться на другую девушку за мимолетную беседу с моим красивым мужем". Но она так и не смогла унять предательского чувства, подсказывавшего, что свадьба была бы идеальной, если бы жених не сводил глаз со своей невесты.Элизабет вдруг осознала, что невольно направляется в их сторону. Подойдя ближе, она увидела, как легкими движениями пальцев Симон касается груди девушки и та радостно хихикает. Заметив Элизабет, девушка резко отстранилась; выглядела она виноватой. Симон обернулся, намереваясь обрушить свой гнев на непрошеного свидетеля, и, к отвращению Элизабет, ничто не дрогнуло в его лице, когда он увидел свою новоиспеченную супругу.– Уже шпионишь за мной, Лиз? – с издевкой спросил Симон. Элизабет вдруг осознала, что он изрядно пьян. Это было на него не похоже; единственным оправданием могли служить лишь эмоциональные перегрузки свадебного дня.– Разумеется, нет, дорогой, – весело ответила она. – Я просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке. Сто лет тебя не видела.Симон бросил на нее хмурый взгляд.– Не увлекайся слежкой, я этого не потерплю. – Затем отвернулся и, взяв девушку под руку, увлек ее за собой, оставив свою невесту в одиночестве, растерянную и униженную. Это была первая в череде подобных стычка, когда Элизабет задавала себе один и тот же мучивший ее вопрос – не совершила ли она страшную ошибку, став женой этого холодного, высокомерного красавца.В тот же день, после торжества, молодожены отправились в свадебное путешествие. Элизабет весело щебетала, вспоминая подробности свадьбы, отчаянно пытаясь заглушить в себе дурные предчувствия. Симон был сдержан и немногословен, не откликаясь на милую болтовню супруги. Ночью, в гигантской постели их роскошной спальни, он обошелся с ней грубо, жестоко и оскорбительно для ее нежных чувств. В его натиске не было и намека на любовную игру, исполненную ласк и соблазна, которой Элизабет ждала от мужчины, так изысканно и тонко ухаживавшего за ней до женитьбы.На следующее утро из аэропорта Хитроу они вылетели на Барбадос. За весь полет они не обмолвились ни словом. Симон углубился в книгу, отвлекаясь лишь на бесплатное спиртное, которое разносили услужливые стюарды. Элизабет смотрела в иллюминатор, любуясь красотой голубого неба, и вновь и вновь спрашивала себя, как же она позволила склонить себя к этому браку.Две недели на Барбадосе прошли, однако, несколько лучше. Симон стал нежнее в постели – Элизабет даже начинали нравиться его ласки, – а в разговорах, хотя и пустячных, сделался добрее и внимательнее. Элизабет несколько успокоилась и сосредоточилась на загаре, который придал ее тонкой красоте еще большее очарование.Возвращаясь в Англию, в свой новый дом – Уортхэм Мейнор, подаренный родителями Элизабет небольшой, но весьма изысканный особняк времен королевы Анны недалеко от Беркшира, – молодые супруги чувствовали себя уже гораздо более раскованно, вполне привыкнув друг к другу. Но раскрепоститься окончательно, достичь полной свободы общения, которую Элизабет считала основой хорошего брака, им так никогда и не удалось. Пролетали недели и месяцы, Симон постепенно отдалялся, сосредоточившись на работе, и Элизабет уже начинала сомневаться, знала ли она когда-нибудь его настоящего.Любовный дурман первых дней супружества быстро рассеялся, и все реже и реже они бывали близки. Элизабет уже и не огорчалась по этому поводу. Тем более что никогда не знала, найдет ли в постели нежность и ласку или придется на следующее утро обрабатывать йодом рубцы и синяки. Она тоже стала избегать близости, и некогда очаровательная, пылкая девушка постепенно превратилась в суровую, сдержанную женщину. Когда через восемнадцать месяцев после свадьбы, родился их старший сын Кит, она обратила свою нерастраченную нежность на него, а потом и на Джеймса, появившегося на свет еще два года спустя.Еще во время первой беременности Элизабет начала подозревать Симона в неверности. С трудом верилось, что это возможно так скоро после свадьбы, и она гнала от себя горькие мысли, а с рождением ребенка и вовсе отвлеклась от них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38