Мои шансы были примерно такими же, как твои – получить Пулитцеровскую премию. Ты же знаешь, не было никаких гарантий.
– Я верила в тебя, Пи-Джей. – Я вздыхаю, потом беру с ночного столика стакан с бурбоном и медленно кручу его в руках. Выплескиваю содержимое на тело Пи-Джея.
– Если ты неспособен получить работу в «Алгонкине», почему ты думаешь, что достаточно хорош для «Портфолио»? Или для меня?
Это не тот вопрос, на который он готов был ответить, поэтому мы просто снова трахнулись, на этот раз я – сверху. Но теперь все было не так, как раньше. Секс был нашим тайным сговором, нашим секретным оружием, наша страсть была эгоистичной, она возникала от пересечения двух людей, бесконечно влюбленных лишь в себя. А теперь это ушло, наши отношения потеряли смысл. Его пенис бессмысленно скользил во мне, перестав отзываться на мое тело, то, что объединяло нас, пришло к горькому концу, остался лишь редакторский инстинкт.
– Ты понимаешь, что больше так не может продолжаться, – высказываюсь я, скатывая презерватив с его члена и швыряя ему в лицо.
– Я заставлю тебя заплатить по счету.
Разумеется, я не стала вдаваться в детали. Я рассматриваю и взвешиваю различные варианты, как любой хороший редактор. На следующее утро отправляюсь в медицинскую библиотеку Сан-Францисской горбольницы. Меня всегда привлекала токсикология.
Я твердо верю в первоисточники по двум причинам: точность и самобытность. Некоторые преступники, планируя убийство, пытаются найти нужную информацию в фильмах. Такие люди только все опошляют и позорят тех, кого собираются убить, а кроме того, убийц всегда ловят. Чего ради сценаристу беспокоиться и подсчитывать, сколько хлороформа нужно для усыпления персонажа? Разве сценарий станет хуже, если сценарист не разбирается в химии? Людям не важна точность в деталях, достаточно лишь правдоподобия. А правдоподобие и точность – не одно и то же.
Не следует забывать и об оригинальности. Публика слабо разбирается в токсикологии, но неплохо – в Альфреде Хичкоке. Кому захочется отравлять кого-то, как показали по телевизору? Плагиат вульгарен и унизителен. Убийство, как и редактура журнала, – акт творческий. Оно должно иметь свой почерк.
Разумеется, медицинские учебники очень объемны, и поиски могут быть продуктивными лишь в том случае, если ты понимаешь смысл текста. Подумайте о клятве Гиппократа: главное – не причинить вред. Эти книги – о том, как диагностировать и лечить передозировку, а не как ее спровоцировать. Авторы учебников осторожны в своих суждениях, если заявляют, что 1 мг барбитурата на кг веса – смертельная доза, то лучше увеличить дозу в пять-десять раз. Медицина – не точная наука. Тонкость в том, чтобы найти препарат с оптимальным балансом между назначенной и смертельной дозой.
Возьмем, к примеру, средства, блокирующие нервно-мышечную деятельность: в основном они используются при анестезии во время хирургических операций, для достижения мышечной релаксации и контроля над сокращениями мышц. Прелесть в том, что в больших дозах блокирующие средства вызывают паралич дыхательных путей и нарушение кровообращения. Если правильно рассчитать дозу, все эти грязные процессы умирания займут считаные минуты. Векурониум-бромид – самое эффективное средство из доступных на сегодняшний день, его необходимая доза для полного паралича дыхательных путей – всего лишь 0,8 мг на кг. А если ваш объект не может дышать, он умирает; удушье сделает все за вас.
Медицинские учебники ведут себя ханжески, когда речь заходит о том, что следует непосредственно за смертью. Судебные справочники в этом плане менее стыдливы: на их страницах можно найти подробную информацию, необходимую для совершения преступления, которое не раскроют.
Так, например, посмертные телесные повреждения привлекают внимание следователей в тех случаях, когда убийцы пытаются скрыть свою работу, изобразив борьбу уже после наступления смерти. Иначе говоря, когда пытаются превратить убийство первой степени в убийство второй степени или даже в самооборону. Основной признак? Когда сердце останавливается, прекращается сильное кровотечение.
Как-то раз я видела фотографию человека, умершего у себя в квартире; его обнаружили только через несколько дней. У него была маленькая собачка, и она практически объела плоть с его лица. Когда его нашли, с лица свисала борода из обгрызенных мышц, но крови не было – ни свернувшейся, ни вытекшей. Только безгубо ухмыляющееся лицо, чистое, как облизанные пальцы.
Судебные справочники старательно подсказывают: кровь, волосы, частички одежды и губной помады могут стать весомыми уликами, лишь когда находится подходящий подозреваемый. ФБР хранит списки таких вещей, так же как и всевозможные следы, отпечатки обуви, сигареты, автомобильную краску. Все эти обрезки, обломки, найденные на месте преступления, могут быть использованы для получения информации лишь в случае, когда определена группа подозреваемых. Даже отпечатки пальцев имеют ограниченное значение: они помогают, если преступник – коллега, родственник или друг жертвы. Прочие же отпечатки могли появиться и до совершения преступления.
ФБР располагает изощренным и чувствительным оборудованием, но оно совершенно неэффективно, если следовать нескольким простым правилам. Это могло бы стать неплохим заголовком статьи, даже темой номера. Несколько дней спустя я предложила эту идею Пи-Джею. Он ответил, что это неубедительно.
4
Перри Нэш говорит, что его опоздание не имеет значения, потому что любовь важнее всего. Мужчины предъявляют странные претензии лишь потому, что ты однажды трахнулась с ними, даже если это вышло случайно или спьяну. Они подчас не понимают, что секс может быть просто сделкой. Мужчины порой так сентиментальны.
Я снимаю с запястья часы, протягиваю их через стол Перри и объясняю:
– Предполагалось, что ты будешь здесь, когда маленькая стрелка будет на трех, а большая – на двенадцати. Ты можешь мне сказать, где сейчас маленькая стрелка?
– Мне казалось, что у меня есть право.
– У меня сегодня еще немало важных встреч, Перри.
– Дай угадаю: неотложная встреча с твоей маникюршей.
– Цветочницей.
– Ошибся. – Он роется в своей сумке из крокодиловой кожи, похожей на докторский саквояж. – К счастью, я знаю тебя лучше, чем ты думаешь.
Он извлекает тщательно подобранный букет. Цветы в больших руках. Руки у него мускулистые, как у папочки.
– Вот почему я опоздал, Глория. Первая буква в названии каждого цветка – буква из твоего имени. Я опоздал, потому что застопорился на «о».
– Орхидея? Орегонский поддубник?
– Ты умница. – Он ухмыляется, и лицо его морщится, как помятая фольга.
Я вырываю букет из его рук и бросаю на стойку для зонтиков. Я протягиваю руку и требую вернуть мои часы.
– Слишком поздно, я забираю их как залог твоей любви. – Он прижимает их к сердцу, затем кладет в карман. – В любом случае за тобой должок. Еще одна сделка, Глория. Ты в таких вещах знаешь толк.
– Но это часы Пи-Джея, он их мне подарил.
– У тебя настоящий вкус к извращениям.
Не думаю, чтобы это пришлось по вкусу Пи-Джею. В конце концов, Пи-Джей отказался даже говорить с Перри и велел Спивви вызывать охрану, если тот еще раз появится в офисе. Разумеется, причиной разрыва была статья, и, разумеется, мне стоило подумать, прежде чем снова связываться с Перри. Но у Перри были связи, его статьи – всегда на должном уровне, у него свой стиль. Доктор медицины, все еще помнящий правила грамматики, владеющий бойким пером журналиста, – это редкость.
Перри знает себе цену, и в этом-то вся беда. Он горько жалуется на редакторскую правку и угрожает судебными исками за изменения в синтаксисе. Вот поэтому Пи-Джей в конечном счете зарубил его разоблачение ошибочных диагнозов рака груди.
Я слышала, как они ссорились. Все слышали.
Перри спрашивает, почему я решила снова привлечь его к работе и почему, если я считаю, что Пи-Джей был прав, пустила его в свою постель.
– Ветер переменился, Перри. Никто не может создать историю на пустом месте, эксплуатируя лишь свое умение развлекать. В любом случае тебя надо было трахнуть – это плата за твою работу.
– И тебе понравилось?
– Честно говоря, нет. – Я двигаю через стол его статью, покрытую кровоподтеками моих чернил.
Перри ее игнорирует. Наносит ответный удар.
– Я думаю, тебе не помешал бы прозак. – Он лезет в нагрудный карман за блокнотом для рецептов. – Выбери дозировку.
– Не поможет. Врачи всегда пытаются прописать мне прозак или другие успокоительные. Будто химические препараты могут сделать меня счастливее. Почему я обязана довольствоваться заменителями счастья?
– Я не понимаю, в чем дело, Глория.
– Я тоже, и в этом проблема. Ты описываешь свои настроения, воспоминания – все, кроме того, что нужно.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты посвятил больше тысячи слов своему детству в Сан-Диего.
– Гм.
– Ты заводишь речь о серотонине, не объясняя, что это, собственно, такое. Ты обещаешь рассказать о продажах риталина и дальше ничего…
– Но я люблю тебя, Глория. Ты потрясающе трахаешься, ты умелая шлюха.
– Я твой редактор. – Я складываю статью и протягиваю ее ему. – Перепиши. Новый черновик мне нужен ко вторнику. – Я улыбаюсь. – Между прочим, тобой заинтересовалось ФБР. Они говорят, что твоя статья – чистой воды самовосхваление, автобиография. – Я подпираю рукой подбородок. – Тем не менее ты еще можешь быть мне полезен.
Он спрашивает, говорила ли я им про него.
– Они мои друзья. Им все равно. Броди и Эммет просто присматривают за мной.
– Ты все еще под подозрением? – спрашивает он.
– Ты так же хорошо знаком с делом, как и я.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты же читаешь газеты.
– У меня нет на это времени. – Он встает. – Я просто вырезаю твои фотографии.
5
Эмили всегда удаются вечеринки, потому что она тщательно к ним готовится, обдумывает каждое приглашение. Я помогаю ей в выборе гостей – ведь это мало чем отличается от подбора статей для журнала.
Канун Нового года. Мы пригласили двадцать пять пар, они уже начинают собираться.
Я вижу, как Эмили округляет глаза, забирая у меня пальто, хотя я ее заранее предупредила, что моим спутником будет Дмитрий. Я пришла с ним, потому что в данный момент не было на примете никого, с кем бы я готова была показаться: Пи-Джей в этом году, увы, не смог составить мне компанию. Подозреваться в убийстве – все равно что быть членом королевской семьи, чемпионом мира или кинозвездой. Я публичная фигура, а Дмитрий – мой телохранитель.
Разумеется, первой к нам устремляется Дейрдре. Уже изрядно набралась. Она – с Джерри, который все еще изрядно трезв. Дейрдре встречается с ним около недели. Называет его своим женихом и уже успела вытрясти из него золотой браслет и две пары туфель. К сожалению, он плох тем, что не желает оставлять ее одну на вечеринках. Только в постели.
Снова появляется Эмили. Протягивает мне скотч, Дмитрию – мартини. Он благодарит ее с легким поклоном.
К нам подходит Макс со своей женой Ниной – он работает вместе с Эмили, мы знакомы, потому что он всегда бывает на ее вечеринках. Иногда он приходит с Ниной, иногда со своим бойфрендом, которого тоже зовут Макс. Иногда они приходят все вместе, много смеются и не уходят, пока все не разойдутся.
Нина и Дейрдре обсуждают наряды гостей. Макс и Дмитрий беседуют о том, какой я замечательный редактор. Эмили тащит меня за собой в кухню.
– Ты что делаешь? – шиплю я, закрыв дверь. – Они же говорят обо мне.
– Какая же ты тщеславная.
– И что с того?
– Ты же обещала мне, что не притащишь его.
– Не притащу кого?
– Этого гребаного русского, Глор.
– А почему нет? Дейрдре же притащила Джерри.
– Джерри – не толстый урод. Джерри не за пятьдесят. – Эмили принимается мыть посуду. Она протягивает мне полотенце, – И это не из-за Джерри моя вечеринка походит на встречу иммигрантов на острове Эллис.
– А с кем мне нужно было прийти? С папочкой?
– Я всегда так готовлюсь к этим вечеринкам, Глор. А ты всегда так со мной поступаешь. – Она протягивает мне стакан, я вытираю. Полотенце нагревается от теплой воды. – Ты же еще не старуха, неужели не можешь никого подцепить? Ты не можешь стать более… обыкновенной?
– Ты знаешь ответ, Эмили.
– А как насчет Перри?
– Он все еще в тоске, мать его. Скоро я даже не смогу с ним трахаться.
– Расскажи. – Она выключает кран. Нависает над столом, скрестив руки.
– Я не настолько примитивна, чтобы поверить во все это любовное дерьмо. Это заразный вирус, его подхватывают особи мужского пола, и, я думаю, в результате они все когда-нибудь вымрут из-за него.
– Ты драматизируешь, Глор.
– Разумеется, Перри пытается снова затащить меня в постель. – Я протираю стаканы по второму разу. Эмили берет скатерть.
– Но ты же знаешь, чем это заканчивается. Я хочу сказать, можно, конечно, притвориться. Дейрдре вот притворяется. Она обручилась уже третий раз за год, хотя знает Джерри не лучше, чем я. Думаю, это все из-за стремления отсрочить разочарование. Лгать себе, говорить, что он лучший из всех. Я слишком честна для этого. Я просто не могу притворяться.
– Но этот русский…
– Ты не понимаешь, чем отличается Дмитрий, Эм? То же самое, что получать зарплату фальшивыми деньгами или резаной бумагой. Я знаю, что такое настоящие отношения, – когда-то я, продолжая метафору, тратила реальные деньги, я швыряла их направо и налево.
– Это звучит не слишком честно, Глор.
– А Дмитрию не нужны реальные вещи. Вот реальные деньги – да. Твой папа никогда тебе не показывал… Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Ну разумеется, Глория. – Она складывает стаканы на поднос. Целует меня в щеку. – Помоги мне донести.
Я хватаюсь за край подноса.
– Ты меня не слушаешь.
– Я слушаю. – Она открывает дверь. Я иду следом. – Но этот фальшивый русский не подходит к моей гостиной. Я не хочу, чтоб он травмировал моих гостей.
Она беспокоится не напрасно. Когда мы переставляем стаканы на буфет, я нечаянно слышу, как Дмитрий читает лекцию Максу и Нине тоже:
– Телефонная карта ничего не доказывает. Пи-Джей и Глория были близки, он оставил карточку, когда был у нее в гостях, а обнаружив пропажу, позвонил в телефонную компанию, чтобы карточку аннулировали.
– И он не замечал пропажи больше года?
– Они не расставались до конца жизни Пи-Джея. Не стоит верить всему, что вы читаете. Он был ее наставником, а когда его не стало, я предложил ей занять его место.
Дмитрий считает, что историю с телефонной карточкой прессе выдало ФБР. Он не понимает, что такое «пиар». Самообличение – единственное, что заставляет людей верить в твою невиновность.
Но он делает свое дело – старается быть полезным мне.
Я оставляю его. Эмили включила танго и прибавляет звук всякий раз, когда проходит мимо стереосистемы. Кто-то незнакомый приглашает меня на танец. Я соглашаюсь, но места для танцев нет. Все больше пьянея, я продолжаю поглощать скотч, стакан за стаканом, и в каждый следующий наливаю больше, чем в предыдущий. Дейрдре, похоже, уже несется в ванную, избавляться от выпитой текилы. Джерри расстроен, потому что Дейрдре не позволяет ему остаться в ванной.
– Она может утонуть, – настаивает он. – Скоро полночь?
– Что?
– Я хочу быть со своей невестой.
– Для этого тебе придется стать унитазом. – Я улыбаюсь, но начинается торжественный отсчет времени, и он уходит.
Наступает полночь. Меня целует несколько мужчин, потому что они со мной незнакомы, а я незнакома с ними. Я отвечаю на их поцелуи дольше и глубже, чем они ожидали. Один кладет руку на мою задницу. Я забираю у него стакан с остатками шампанского и допиваю. Сделки. Хороший секс похож на успех в деле или на идеальное преступление, но все это не имеет значения, потому что утром все забудется. По крайней мере, я так чувствую.
Комната покачивается, когда я двигаюсь. Я обнаруживаю в своей руке сигарету. Кто-то подносит мне зажигалку.
Это Дмитрий.
– Почему ты меня игнорируешь? – спрашивает он. От выпитой водки его акцент усилился.
Он выглядит расстроенным. Я целую его, раздвигая его губы своим языком.
– Ты же куришь сигары.
– Не в этом дело. Почему ты меня игнорируешь, Глория? Бросила меня здесь, точно не хочешь, чтобы нас видели вместе?
– Я не понимаю, о чем ты. Терпеть не могу сигареты. У тебя найдется для меня сигара? – Я допиваю остатки скотча, затягиваюсь «Данхиллом» так глубоко, что легкие начинает жечь, и выпускаю дым в его лицо. Дмитрий – большой и круглый, он сложен как рептилия, лицо у него похоже на обеденную тарелку. – Некоторые мужчины находят это сексуальным, – объясняю я.
– Ты пьяна, – говорит Дмитрий, точно это какое-то откровение, что-то, чего раньше мы не понимали, но теперь все станет просто и ясно. – Я в тебе не понимаю, Глория, только одного – что ты напиваешься, а потом ведешь себя, как ребенок.
Я снова выпускаю дым ему в лицо, хихикаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
– Я верила в тебя, Пи-Джей. – Я вздыхаю, потом беру с ночного столика стакан с бурбоном и медленно кручу его в руках. Выплескиваю содержимое на тело Пи-Джея.
– Если ты неспособен получить работу в «Алгонкине», почему ты думаешь, что достаточно хорош для «Портфолио»? Или для меня?
Это не тот вопрос, на который он готов был ответить, поэтому мы просто снова трахнулись, на этот раз я – сверху. Но теперь все было не так, как раньше. Секс был нашим тайным сговором, нашим секретным оружием, наша страсть была эгоистичной, она возникала от пересечения двух людей, бесконечно влюбленных лишь в себя. А теперь это ушло, наши отношения потеряли смысл. Его пенис бессмысленно скользил во мне, перестав отзываться на мое тело, то, что объединяло нас, пришло к горькому концу, остался лишь редакторский инстинкт.
– Ты понимаешь, что больше так не может продолжаться, – высказываюсь я, скатывая презерватив с его члена и швыряя ему в лицо.
– Я заставлю тебя заплатить по счету.
Разумеется, я не стала вдаваться в детали. Я рассматриваю и взвешиваю различные варианты, как любой хороший редактор. На следующее утро отправляюсь в медицинскую библиотеку Сан-Францисской горбольницы. Меня всегда привлекала токсикология.
Я твердо верю в первоисточники по двум причинам: точность и самобытность. Некоторые преступники, планируя убийство, пытаются найти нужную информацию в фильмах. Такие люди только все опошляют и позорят тех, кого собираются убить, а кроме того, убийц всегда ловят. Чего ради сценаристу беспокоиться и подсчитывать, сколько хлороформа нужно для усыпления персонажа? Разве сценарий станет хуже, если сценарист не разбирается в химии? Людям не важна точность в деталях, достаточно лишь правдоподобия. А правдоподобие и точность – не одно и то же.
Не следует забывать и об оригинальности. Публика слабо разбирается в токсикологии, но неплохо – в Альфреде Хичкоке. Кому захочется отравлять кого-то, как показали по телевизору? Плагиат вульгарен и унизителен. Убийство, как и редактура журнала, – акт творческий. Оно должно иметь свой почерк.
Разумеется, медицинские учебники очень объемны, и поиски могут быть продуктивными лишь в том случае, если ты понимаешь смысл текста. Подумайте о клятве Гиппократа: главное – не причинить вред. Эти книги – о том, как диагностировать и лечить передозировку, а не как ее спровоцировать. Авторы учебников осторожны в своих суждениях, если заявляют, что 1 мг барбитурата на кг веса – смертельная доза, то лучше увеличить дозу в пять-десять раз. Медицина – не точная наука. Тонкость в том, чтобы найти препарат с оптимальным балансом между назначенной и смертельной дозой.
Возьмем, к примеру, средства, блокирующие нервно-мышечную деятельность: в основном они используются при анестезии во время хирургических операций, для достижения мышечной релаксации и контроля над сокращениями мышц. Прелесть в том, что в больших дозах блокирующие средства вызывают паралич дыхательных путей и нарушение кровообращения. Если правильно рассчитать дозу, все эти грязные процессы умирания займут считаные минуты. Векурониум-бромид – самое эффективное средство из доступных на сегодняшний день, его необходимая доза для полного паралича дыхательных путей – всего лишь 0,8 мг на кг. А если ваш объект не может дышать, он умирает; удушье сделает все за вас.
Медицинские учебники ведут себя ханжески, когда речь заходит о том, что следует непосредственно за смертью. Судебные справочники в этом плане менее стыдливы: на их страницах можно найти подробную информацию, необходимую для совершения преступления, которое не раскроют.
Так, например, посмертные телесные повреждения привлекают внимание следователей в тех случаях, когда убийцы пытаются скрыть свою работу, изобразив борьбу уже после наступления смерти. Иначе говоря, когда пытаются превратить убийство первой степени в убийство второй степени или даже в самооборону. Основной признак? Когда сердце останавливается, прекращается сильное кровотечение.
Как-то раз я видела фотографию человека, умершего у себя в квартире; его обнаружили только через несколько дней. У него была маленькая собачка, и она практически объела плоть с его лица. Когда его нашли, с лица свисала борода из обгрызенных мышц, но крови не было – ни свернувшейся, ни вытекшей. Только безгубо ухмыляющееся лицо, чистое, как облизанные пальцы.
Судебные справочники старательно подсказывают: кровь, волосы, частички одежды и губной помады могут стать весомыми уликами, лишь когда находится подходящий подозреваемый. ФБР хранит списки таких вещей, так же как и всевозможные следы, отпечатки обуви, сигареты, автомобильную краску. Все эти обрезки, обломки, найденные на месте преступления, могут быть использованы для получения информации лишь в случае, когда определена группа подозреваемых. Даже отпечатки пальцев имеют ограниченное значение: они помогают, если преступник – коллега, родственник или друг жертвы. Прочие же отпечатки могли появиться и до совершения преступления.
ФБР располагает изощренным и чувствительным оборудованием, но оно совершенно неэффективно, если следовать нескольким простым правилам. Это могло бы стать неплохим заголовком статьи, даже темой номера. Несколько дней спустя я предложила эту идею Пи-Джею. Он ответил, что это неубедительно.
4
Перри Нэш говорит, что его опоздание не имеет значения, потому что любовь важнее всего. Мужчины предъявляют странные претензии лишь потому, что ты однажды трахнулась с ними, даже если это вышло случайно или спьяну. Они подчас не понимают, что секс может быть просто сделкой. Мужчины порой так сентиментальны.
Я снимаю с запястья часы, протягиваю их через стол Перри и объясняю:
– Предполагалось, что ты будешь здесь, когда маленькая стрелка будет на трех, а большая – на двенадцати. Ты можешь мне сказать, где сейчас маленькая стрелка?
– Мне казалось, что у меня есть право.
– У меня сегодня еще немало важных встреч, Перри.
– Дай угадаю: неотложная встреча с твоей маникюршей.
– Цветочницей.
– Ошибся. – Он роется в своей сумке из крокодиловой кожи, похожей на докторский саквояж. – К счастью, я знаю тебя лучше, чем ты думаешь.
Он извлекает тщательно подобранный букет. Цветы в больших руках. Руки у него мускулистые, как у папочки.
– Вот почему я опоздал, Глория. Первая буква в названии каждого цветка – буква из твоего имени. Я опоздал, потому что застопорился на «о».
– Орхидея? Орегонский поддубник?
– Ты умница. – Он ухмыляется, и лицо его морщится, как помятая фольга.
Я вырываю букет из его рук и бросаю на стойку для зонтиков. Я протягиваю руку и требую вернуть мои часы.
– Слишком поздно, я забираю их как залог твоей любви. – Он прижимает их к сердцу, затем кладет в карман. – В любом случае за тобой должок. Еще одна сделка, Глория. Ты в таких вещах знаешь толк.
– Но это часы Пи-Джея, он их мне подарил.
– У тебя настоящий вкус к извращениям.
Не думаю, чтобы это пришлось по вкусу Пи-Джею. В конце концов, Пи-Джей отказался даже говорить с Перри и велел Спивви вызывать охрану, если тот еще раз появится в офисе. Разумеется, причиной разрыва была статья, и, разумеется, мне стоило подумать, прежде чем снова связываться с Перри. Но у Перри были связи, его статьи – всегда на должном уровне, у него свой стиль. Доктор медицины, все еще помнящий правила грамматики, владеющий бойким пером журналиста, – это редкость.
Перри знает себе цену, и в этом-то вся беда. Он горько жалуется на редакторскую правку и угрожает судебными исками за изменения в синтаксисе. Вот поэтому Пи-Джей в конечном счете зарубил его разоблачение ошибочных диагнозов рака груди.
Я слышала, как они ссорились. Все слышали.
Перри спрашивает, почему я решила снова привлечь его к работе и почему, если я считаю, что Пи-Джей был прав, пустила его в свою постель.
– Ветер переменился, Перри. Никто не может создать историю на пустом месте, эксплуатируя лишь свое умение развлекать. В любом случае тебя надо было трахнуть – это плата за твою работу.
– И тебе понравилось?
– Честно говоря, нет. – Я двигаю через стол его статью, покрытую кровоподтеками моих чернил.
Перри ее игнорирует. Наносит ответный удар.
– Я думаю, тебе не помешал бы прозак. – Он лезет в нагрудный карман за блокнотом для рецептов. – Выбери дозировку.
– Не поможет. Врачи всегда пытаются прописать мне прозак или другие успокоительные. Будто химические препараты могут сделать меня счастливее. Почему я обязана довольствоваться заменителями счастья?
– Я не понимаю, в чем дело, Глория.
– Я тоже, и в этом проблема. Ты описываешь свои настроения, воспоминания – все, кроме того, что нужно.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты посвятил больше тысячи слов своему детству в Сан-Диего.
– Гм.
– Ты заводишь речь о серотонине, не объясняя, что это, собственно, такое. Ты обещаешь рассказать о продажах риталина и дальше ничего…
– Но я люблю тебя, Глория. Ты потрясающе трахаешься, ты умелая шлюха.
– Я твой редактор. – Я складываю статью и протягиваю ее ему. – Перепиши. Новый черновик мне нужен ко вторнику. – Я улыбаюсь. – Между прочим, тобой заинтересовалось ФБР. Они говорят, что твоя статья – чистой воды самовосхваление, автобиография. – Я подпираю рукой подбородок. – Тем не менее ты еще можешь быть мне полезен.
Он спрашивает, говорила ли я им про него.
– Они мои друзья. Им все равно. Броди и Эммет просто присматривают за мной.
– Ты все еще под подозрением? – спрашивает он.
– Ты так же хорошо знаком с делом, как и я.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты же читаешь газеты.
– У меня нет на это времени. – Он встает. – Я просто вырезаю твои фотографии.
5
Эмили всегда удаются вечеринки, потому что она тщательно к ним готовится, обдумывает каждое приглашение. Я помогаю ей в выборе гостей – ведь это мало чем отличается от подбора статей для журнала.
Канун Нового года. Мы пригласили двадцать пять пар, они уже начинают собираться.
Я вижу, как Эмили округляет глаза, забирая у меня пальто, хотя я ее заранее предупредила, что моим спутником будет Дмитрий. Я пришла с ним, потому что в данный момент не было на примете никого, с кем бы я готова была показаться: Пи-Джей в этом году, увы, не смог составить мне компанию. Подозреваться в убийстве – все равно что быть членом королевской семьи, чемпионом мира или кинозвездой. Я публичная фигура, а Дмитрий – мой телохранитель.
Разумеется, первой к нам устремляется Дейрдре. Уже изрядно набралась. Она – с Джерри, который все еще изрядно трезв. Дейрдре встречается с ним около недели. Называет его своим женихом и уже успела вытрясти из него золотой браслет и две пары туфель. К сожалению, он плох тем, что не желает оставлять ее одну на вечеринках. Только в постели.
Снова появляется Эмили. Протягивает мне скотч, Дмитрию – мартини. Он благодарит ее с легким поклоном.
К нам подходит Макс со своей женой Ниной – он работает вместе с Эмили, мы знакомы, потому что он всегда бывает на ее вечеринках. Иногда он приходит с Ниной, иногда со своим бойфрендом, которого тоже зовут Макс. Иногда они приходят все вместе, много смеются и не уходят, пока все не разойдутся.
Нина и Дейрдре обсуждают наряды гостей. Макс и Дмитрий беседуют о том, какой я замечательный редактор. Эмили тащит меня за собой в кухню.
– Ты что делаешь? – шиплю я, закрыв дверь. – Они же говорят обо мне.
– Какая же ты тщеславная.
– И что с того?
– Ты же обещала мне, что не притащишь его.
– Не притащу кого?
– Этого гребаного русского, Глор.
– А почему нет? Дейрдре же притащила Джерри.
– Джерри – не толстый урод. Джерри не за пятьдесят. – Эмили принимается мыть посуду. Она протягивает мне полотенце, – И это не из-за Джерри моя вечеринка походит на встречу иммигрантов на острове Эллис.
– А с кем мне нужно было прийти? С папочкой?
– Я всегда так готовлюсь к этим вечеринкам, Глор. А ты всегда так со мной поступаешь. – Она протягивает мне стакан, я вытираю. Полотенце нагревается от теплой воды. – Ты же еще не старуха, неужели не можешь никого подцепить? Ты не можешь стать более… обыкновенной?
– Ты знаешь ответ, Эмили.
– А как насчет Перри?
– Он все еще в тоске, мать его. Скоро я даже не смогу с ним трахаться.
– Расскажи. – Она выключает кран. Нависает над столом, скрестив руки.
– Я не настолько примитивна, чтобы поверить во все это любовное дерьмо. Это заразный вирус, его подхватывают особи мужского пола, и, я думаю, в результате они все когда-нибудь вымрут из-за него.
– Ты драматизируешь, Глор.
– Разумеется, Перри пытается снова затащить меня в постель. – Я протираю стаканы по второму разу. Эмили берет скатерть.
– Но ты же знаешь, чем это заканчивается. Я хочу сказать, можно, конечно, притвориться. Дейрдре вот притворяется. Она обручилась уже третий раз за год, хотя знает Джерри не лучше, чем я. Думаю, это все из-за стремления отсрочить разочарование. Лгать себе, говорить, что он лучший из всех. Я слишком честна для этого. Я просто не могу притворяться.
– Но этот русский…
– Ты не понимаешь, чем отличается Дмитрий, Эм? То же самое, что получать зарплату фальшивыми деньгами или резаной бумагой. Я знаю, что такое настоящие отношения, – когда-то я, продолжая метафору, тратила реальные деньги, я швыряла их направо и налево.
– Это звучит не слишком честно, Глор.
– А Дмитрию не нужны реальные вещи. Вот реальные деньги – да. Твой папа никогда тебе не показывал… Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Ну разумеется, Глория. – Она складывает стаканы на поднос. Целует меня в щеку. – Помоги мне донести.
Я хватаюсь за край подноса.
– Ты меня не слушаешь.
– Я слушаю. – Она открывает дверь. Я иду следом. – Но этот фальшивый русский не подходит к моей гостиной. Я не хочу, чтоб он травмировал моих гостей.
Она беспокоится не напрасно. Когда мы переставляем стаканы на буфет, я нечаянно слышу, как Дмитрий читает лекцию Максу и Нине тоже:
– Телефонная карта ничего не доказывает. Пи-Джей и Глория были близки, он оставил карточку, когда был у нее в гостях, а обнаружив пропажу, позвонил в телефонную компанию, чтобы карточку аннулировали.
– И он не замечал пропажи больше года?
– Они не расставались до конца жизни Пи-Джея. Не стоит верить всему, что вы читаете. Он был ее наставником, а когда его не стало, я предложил ей занять его место.
Дмитрий считает, что историю с телефонной карточкой прессе выдало ФБР. Он не понимает, что такое «пиар». Самообличение – единственное, что заставляет людей верить в твою невиновность.
Но он делает свое дело – старается быть полезным мне.
Я оставляю его. Эмили включила танго и прибавляет звук всякий раз, когда проходит мимо стереосистемы. Кто-то незнакомый приглашает меня на танец. Я соглашаюсь, но места для танцев нет. Все больше пьянея, я продолжаю поглощать скотч, стакан за стаканом, и в каждый следующий наливаю больше, чем в предыдущий. Дейрдре, похоже, уже несется в ванную, избавляться от выпитой текилы. Джерри расстроен, потому что Дейрдре не позволяет ему остаться в ванной.
– Она может утонуть, – настаивает он. – Скоро полночь?
– Что?
– Я хочу быть со своей невестой.
– Для этого тебе придется стать унитазом. – Я улыбаюсь, но начинается торжественный отсчет времени, и он уходит.
Наступает полночь. Меня целует несколько мужчин, потому что они со мной незнакомы, а я незнакома с ними. Я отвечаю на их поцелуи дольше и глубже, чем они ожидали. Один кладет руку на мою задницу. Я забираю у него стакан с остатками шампанского и допиваю. Сделки. Хороший секс похож на успех в деле или на идеальное преступление, но все это не имеет значения, потому что утром все забудется. По крайней мере, я так чувствую.
Комната покачивается, когда я двигаюсь. Я обнаруживаю в своей руке сигарету. Кто-то подносит мне зажигалку.
Это Дмитрий.
– Почему ты меня игнорируешь? – спрашивает он. От выпитой водки его акцент усилился.
Он выглядит расстроенным. Я целую его, раздвигая его губы своим языком.
– Ты же куришь сигары.
– Не в этом дело. Почему ты меня игнорируешь, Глория? Бросила меня здесь, точно не хочешь, чтобы нас видели вместе?
– Я не понимаю, о чем ты. Терпеть не могу сигареты. У тебя найдется для меня сигара? – Я допиваю остатки скотча, затягиваюсь «Данхиллом» так глубоко, что легкие начинает жечь, и выпускаю дым в его лицо. Дмитрий – большой и круглый, он сложен как рептилия, лицо у него похоже на обеденную тарелку. – Некоторые мужчины находят это сексуальным, – объясняю я.
– Ты пьяна, – говорит Дмитрий, точно это какое-то откровение, что-то, чего раньше мы не понимали, но теперь все станет просто и ясно. – Я в тебе не понимаю, Глория, только одного – что ты напиваешься, а потом ведешь себя, как ребенок.
Я снова выпускаю дым ему в лицо, хихикаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22