Видел бы ты, каких трудов мне стоило заставить Раймонда не задергивать шторы, когда мы занимались любовью, – пришлось убеждать его, будто я эксгибиционистка и открытые окна добавляют чего-то эдакого. Его даже заводило…
Я продолжаю задавать вопросы:
– Итак, Совет получил свои снимки, ты свою месть. Почему же ты не покончила с этим?
– Я собиралась, – говорит Джейси, и снова я осознаю, что ее слезные железы готовятся выпустить соленые струйки. – А потом… потом он умер.
– Его убили, – уточняю я.
Она кивает, глаза ее полны слез, и я, неожиданно для себя, прижимаю ее и начинаю успокаивать, гладя по спине. Мне нужно спросить ее об убийце, о том, что она знает, что думает, подозревает, но пока мои дурацкие переживания снова гонят все дела.
– Ты любила его?
– Нет, – хлюпает она носом. – Я любила Донована. Но Раймонд был добрым, обаятельным, умным. Он не заслужил… того, что я сделала.
– Спровоцировала?
Чуть помедлив, Сара опять кивает и опять не может сдержать рыданий.
– Вот и все, – говорит она, чуть овладев собой. – С тех пор я так и не нашла в себе сил снова стать Джейси. По правде говоря, и незачем это. Со смертью Донована не к кому мне возвращаться в мир динов. И я решила просто остаться Сарой и посмотреть, чего я смогу добиться человеком. Динозавр я все равно конченый…
– И это все? – спрашиваю я, удивляясь, почему она не упомянула о том, кого сам я считаю основным звеном всей цепи.
– Все.
– Как насчет Валлардо?
– А что Валлардо? Я же тебе рассказала: мы с Донованом после нескольких лет безрезультатных опытов бросили эти попытки.
Однако Джейси отводит взор, и я понимаю, что здесь следует поднажать:
– Но потом ты с ним встречалась. Давай, Джейси, хватит юлить.
– Может, на приемах или где-нибудь еще, но я не понимаю, почему ты решил, будто я…
– Письмо, – говорю я прямо, и слово это заставляет ее замолкнуть. – Письмо, от которого ты просто оцепенела в вечер нашей встречи. Оно было от Валлардо, не так ли?
Она не пытается ни отрицать, ни увиливать.
– Откуда ты знаешь?
– Оттуда же, откуда узнала ты, даже не подняв его с пола. Почерк. Твое имя было нацарапано через весь конверт. Придя на следующий день к Валлардо, я заметил, что левая рука у него парализована, хотя он использует ее в повседневных делах. Тогда я не связал одно с другим, а вот только что получилось. Так ты не собираешься мне рассказать, почему хотела ребенка от Раймонда Макбрайда?
– Потому что хотела ребенка, любого ребенка! – выпаливает она. – А Раймонд хоть и был распутник, но отцом стал бы потрясающим. Не в смысле «пойдем-ка во двор, погоняем мяч, сынок», а прекрасный генетический образец. Мне плевать было на межвидовое скрещивание. Когда я сказала Раймонду, что хочу ребенка, он ответил: «Прекрасно!» – и тут же отвел меня к доктору Валлардо. Представил его как лучшего акушера в Нью-Йорке.
– Но Раймонд думал, что ты человек, – замечаю я. – Вот, выходит, почему он финансировал эксперименты по межродовому скрещиванию.
– Так ты и об этом знаешь? – с вполне заметным отвращением кривит она губы. – Что ж, Раймонд в данном случае немного вышел за рамки с этим… человеческим фактором.
– Синдром Дресслера, – подсказываю я.
Джейси разражается столь необузданным хохотом, что я съеживаюсь на размер-другой.
– Уверяю тебя, – фыркает она, – Раймонд Макбрайд синдромом Дресслера не страдал. – Она не развивает эту тему.
– Но он хотел скреститься с твоими «человечьими» яйцами.
– Он проявлял интерес к моему роду, в этом ты прав. И я, откровенно говоря, желала семени Карнотавра. Единственной проблемой был Валлардо – стоило сделать анализ, как он сразу бы понял, что имеет дело не с человечьими яйцами.
– Все эти тонкие различия, – киваю я. – Твердая скорлупа, внешнее созревание…
– И тысяча других. В общем, ты понимаешь, в чем трудность. И мне ничего не оставалось другого, как прийти к Валлардо, признаться ему, кто я на самом деле, и попросить продолжать работу с нашим ребенком, не говоря при этом Раймонду, что я тоже дин. Я грозила ему всеми карами Совета, которые только могла выдумать, включая полное отлучение от общества, утвержденное, я полагаю, только раз или два. Уверена, что Наполеона вышвырнули.
– Камптозавр? – интересуюсь я, подзабыв уроки истории для пятого класса.
– Раптор, – на мгновение улыбается Джейси. – Я с самого начала собиралась забрать ребенка и скрыться с ним, вернувшись в общество динов, как только он или она родится, ибо Раймонд никогда не должен был узнать, что я не та, за кого он меня принимает. Итак, я вторично решилась пройти всю эту процедуру, правда, к тому времени доктор Валлардо что-то там усовершенствовал. По крайней мере, мне больше не пришлось глотать всякой дряни, от которой мутит и выворачивает, чему я была очень рада. Но прежде чем из всего этого вышел толк, Раймонда убили, и я осталась одна. Эксперимент закончился. С тех пор я кое-как… держалась на плаву. Когда я увидела это письмо от Валлардо, я больше всего испугалась, что придется снова лгать, снова погрузиться во всю эту грязь. И все это время я хотела дать о себе знать Доновану, попытаться второй раз, но теперь, после пожара… я знала, что именно произошло в «Эволюция-клубе», и, не сомневаюсь, не одна я. Кому-то были нужны те записки и образцы семени – все, чего добился Валлардо, – а Донован, мне кажется, просто встал поперек дороги.
Джейси погружается в молчание, а я пока не готов поддержать разговор. Слишком уж много всего переваривать приходится. Лучше пока не давить на нее, а перейти к личным вопросам.
– Я понимаю, почему ты сделала то, что сделала, – приступаю я. – И я могу с этим смириться. Но меня по-прежнему задевает, как ты можешь… как ты могла… со мной… – Я не могу произнести эти слова, сказать, что она спала со мной, чтобы умерить мой пыл в расследовании или добыть информацию.
Зато у нее это получается вполне легко:
– Думаешь, мои с тобой постельные отношения тоже лишь часть всего этого, правда?
Я отворачиваюсь, но она берет меня за подбородок и смотрит прямо в глаза.
Не поменялись ли мы где-то по дороге полами?
– Все нормально, – бормочу я, отстраняясь. – Что надо, то и делаешь.
– Винсент. – Я не поднимаю глаз. – Винсент, посмотри на меня, – решительно настаивает она, и я не могу не повиноваться. – Все, что я тебе говорила, правда – ты мне очень нравишься. Как я сказала, ты, в некотором смысле, напоминаешь мне Донована…
– Так я вроде суррогата.
– Нет, ты не суррогат. Ты не замена. Но если меня привлекает определенный тип, то он меня и привлекает. – Она игриво косится, поглаживая мне грудь. – И на твое счастье, ты и есть этот тип.
– Какое совпадение, – наконец восстанавливаю я душевное равновесие для дальнейшего разговора. – Ты тоже мой тип.
– Очень рада. И что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты всегда помнил об этом, договорились?
– Конечно.
– Что бы ни случилось?
– Что бы ни случилось.
И мы снова любим друг друга, на этот раз в виде динов, как и назначено природой. Мы со скрипом тремся друг о друга шкурами, мы движемся взад-вперед на диване, на полу, на кровати и опять на полу. В этом нет ничего непристойного, ничего запретного, ничего безрассудного или потаенного. И хотя нет больше той остроты, того непрерывно свербящего ощущения опасности, наша страсть как-то более истинна и прекрасна, чем прежде.
В какой-то момент, когда солнце уже склонилось за горизонт, мы направляемся в спальню и продолжаем познавать друг друга до глубокой ночи. В какой-то момент Джейси говорит мне, что я ей нужен, и я отвечаю ей тем же. В какой-то момент я погружаюсь в сон, и в голове моей пляшут гипнотические образы ящериц и жасмина.
В какой-то момент я просыпаюсь в кромешной тьме. Рядом я слышу шепот, что-то вроде «лечу следующим рейсом» и «буду там к первой трещинке». В том призрачном подобии света, что умудряется проникать сквозь окно спальни, я различаю силуэт Джейси у телефона на тумбочке. Единственная мысль, возникшая в моем затуманенном сознании, это удивление, почему у меня до сих пор не отключили телефон.
– Джейси? – бормочу я. – Сара? Ложись.
Но когда я пытаюсь опереться на локоть, Джейси кладет трубку и преклоняет колени у моей головы. Она нежно ласкает меня и дважды целует в сомкнутые веки.
– Прости, – говорит она. – Думаю, я могла бы тебя полюбить.
И прежде чем я успеваю ответить ей тем же или спросить, какого черта она просит прощения, блестит шприц, колющий толчок в руку, и все сливается в изумительную застывшую черноту.
18
Квартирка Гленды Ветцель в Хеллс Китчен во многом похожа на мою старую арендованную машину – в том смысле, что такая же маленькая, изношенная и, похоже, кишит паразитами. Зато хозяйка оказалась достаточно мила, чтобы позволить мне рухнуть в гостиной на диван – раздвижной, и всего шесть пружин вылезли! – несмотря даже на то, что я поспособствовал ее увольнению из «Джей amp; Ти» и каким-то боком втянул в неофициальное расследование убийства не менее четырех динов. Мой план, тщательно разработанный сегодня утром в самолете, таков: я распутываю дело, я нахожу Джейси, я подхватываю ее на руки, как Ричард Гир Дебру Уингер в финале «Офицера и джентльмена», я забираю ее в Лос-Анджелес. Мы не располагаемся на заднем сиденье моего автомобиля только вследствие вышеупомянутой проблемы с паразитами.
Я проснулся с головной болью, способной свалить Годзиллу, – что бы ни было в этом шприце, оно било наверняка; не удивлюсь, если это окажется какой-нибудь травяной концентрат. Ощущение будто с похмелья в мои разгульные дни – боже мой, неужели с тех пор прошла всего неделя?
Педро обратил оставшиеся у меня мебель и электроприборы в девятнадцать сотен наличных долларов, и я горячо поблагодарил его за избавление от последних мирских богатств. Двадцать долларов такси до аэропорта, пятнадцать сотен билет на самолет, сорок долларов дорога до Манхэттена. Теперь я приблизился к нищете, как никогда еще в своей жизни, но это беспокоит меня меньше всего.
– Не могу поверить, что ты взошел на ложе любви с человечьей особью, – говорит Гленда, когда мы уже готовы ринуться в город. Ее вышвырнули из «Джей amp; Ти», но она утверждает, что наслаждается свободой, работая не на дядю. Думаю, этот бред собачий состряпан для моего утешения, ведь меня и так уже от земли не видать, но это ее слова, и она на них настаивает. – Я в том смысле, что… человек, боже упаси.
– Она не человек, – в десятый раз объясняю я. – Она просто выглядит и пахнет, как человек.
– Если что-то пахнет человечиной… – бормочет Гленда древнейший трюизм динов. – Ладно, может, она и не человек, но сучка еще та.
– И вовсе не сучка. Она действовала по заданию Совета.
– Я делала фотографии, Рубио. Цветные, глянцевые и все такое прочее. Сучка прямо текла от удовольствия.
– Конечно, – пожимаю я плечами. – Они оба дины. Разве два дина не имеют права наслаждаться друг другом?
– Да, только… – Тут она замолкает, задумчиво выпятив нижнюю губу. – Ладно, уговорил.
– Ты собираешься перестать называть ее сучкой?
– Ох, поглядите на него. И вправду, что ли, запал на эту… штучку?
Когда выяснили с этим, я принимаюсь разрабатывать план наступления на город. Сделать предстоит немало, а времени, если меня не обманывает медленно, но верно нарастающая злость, всего ничего.
– Первая остановка – апартаменты Макбрайд в Верхнем Ист-Сайд, – сообщаю я Гленде. – Сможешь остаться здесь и позвонить в пару мест?
– Дерьма-то.
– Дерьма в смысле раз плюнуть или дерьма в смысле пошел ты?
– Просто скажи, что делать.
– Работа несложная: связаться с «Пасифик Белл» и выяснить, куда звонили из моего дома между шестью вечера и восемью утра. Может, с оплатой за счет вызываемого лица, может, по телефонной карточке, но у них должна быть распечатка. Джейси кому-то от меня звонила, в этом я уверен.
– Думаешь, когда найдешь его, то найдешь и свою маленькую суч… Джейси?
Эта несколько неуклюжая и запоздавшая попытка уважить мои чувства вызывает у меня улыбку.
– Где-то она есть, – говорю я. – Никто не исчезает бесследно.
– Вспомни, кто говорил тебе об этом.
Схватив ключи, бумажник, несколько дезинтеграционных мешочков на случай, если возникнут трудности, я говорю:
– Все узнаешь?
– Немедленно, босс.
– Спасибо. – Я чмокаю Гленду в щечку, и она хихикает. Это первое свидетельство женственности, которое я замечаю в моем новом временном партнере, но мне, похоже, больше по душе, когда она чертыхается. А то я смущаюсь.
– Теперь вали отсюда, – командует она, и все в этом мире возвращается на свои места.
– Запри дверь, – советую я с порога. – Запри покрепче.
За моей спиной гремят засовы.
Нет никакого сравнения между, скажем, «Плазой» и возвышающимся над Центральным парком домом, где расположена квартира миссис Макбрайд; поставить отель рядом с этим зданием равносильно тому, что Кармен Миранде встать для группового фото рядом с королевой Елизаветой. То, что кажется такой роскошью в «Плазе», становится явной показухой рядом со сдержанной элегантностью этого безымянного строения.
Кстати, об исключительности: швейцар, уже не тот джентльмен, что на днях с удовольствием поделился информацией о Джудит, не желает сообщить мне даже свое имя, не говоря уж об имени этого комплекса. А о том, что он меня внутрь пропустит, и речи быть не может. Я объясняю, что у меня дело в этом доме, затем переключаюсь на личную встречу с миссис Макбрайд. Он не реагирует. Я пробую тактику запугивания, так прекрасно действующую на большинство из тех, кто встречается на моем пути. Опять неудача.
– Существует что-нибудь, что я могу сделать, чтобы проникнуть в это здание? – Фантазия моя иссякает.
– Полагаю, что нет, сэр. – Швейцар все так же исключительно вежлив, но учитывая то, что он не позволит мне сделать ничего из того, что мне хочется, положение становится все более удручающим.
– Что, если бы я пробежал мимо? Не обратил на вас внимания и прошел внутрь?
Его улыбка вызывает озноб. Под нелепым привратницким костюмом невозможно не заметить пляски внушительных мускулов.
– Лучше вам этого не делать, сэр.
Деньги. Деньги работают всегда. Я вытаскиваю из бумажника двадцатку и протягиваю ее церберу.
– Что это? – с неподдельным замешательством смотрит он на купюру.
– А на что это похоже?
– Это похоже на двадцать долларов, – отзывается он.
– Молодец, выиграл пупсика, – говорю я, понимая, что нет смысла проявлять такт в ситуации, давно ставшей бестактной. – Мне она больше не нужна. Только бумажник загромождает.
– Но двадцать долларов…
Я вскидываю руку в сырое вечернее небо – что там с этой влажностью? кто-то выплеснул в воздух целый океан? – и говорю:
– Ладно, ладно, ладно! Деньги тебе не нужны, деньги тебе не нужны! – после чего хватаю мою двадцатку, но швейцар вцепился в нее намертво.
– Что ты от меня хочешь? – интересуюсь я. – Деньги мои тебе не нужны…
– Я этого не говорил, сэр.
– Что?
– Я не говорил, что мне не нужны ваши деньги. До меня доходит:
– Ты… о господи боже мой… ты хочешь больше, угадал? – Смех легко вырывается из моей диафрагмы и выплескивается изо рта, покрывая весельем несчастного швейцара. – Все это время я пытаюсь найти волшебное слово, а тебя с самого начала просто надо было подмазать!
Я изменяю свое отношение к Нью-Йорку; я люблю этот город!
Швейцар и бровью не ведет; к его чести, он сохраняет непроницаемое лицо деревянного щелкунчика, делая шаг в сторону и желая доброго вечера пожилому джентльмену, выходящему из дома. Потом он возвращается на место и, уставив в пространство отсутствующий взгляд, будто невзначай протягивает руку к моему бумажнику.
Я охотно выставляю на обозрение сотню и сую ему в карман. У меня в бумажнике еще осталось – если этот парень ждет золотого дождя, я вытащу затычку. Однако сто двадцать долларов решают дело: швейцар кивает, тянет на себя медную ручку и отворяет ворота, даруя мне право вступить в сводчатый холл.
– Добро пожаловать в Парк. Пятьдесят восемь, сэр.
Я благодарно кланяюсь:
– Спасибо огромное… как, вы сказали, ваше имя?
– Это еще двадцать, – отвечает он с намертво застывшим лицом игрока в покер.
Джудит Макбрайд нет дома. Подозреваю, что эту информацию можно было получить проще и, возможно, дешевле, но швейцар, как и все остальные, любит деньги. Судить не берусь. Я бы и сам сжульничал. Я звоню снова и снова, несколько раз стучу, громко свищу, зову хозяйку по имени, но никакого отклика.
Наверное, я мог бы взломать и проникнуть – кредитная карточка с такой массивной дверью не справится, но в рукаве у меня припасены и другие отмычки, – однако времени в обрез, да и трудно себе представить, что Джудит оставит лежать посреди квартиры какую-нибудь явную улику. Я уже готов уйти, вернуться к Гленде и попытаться возобновить поиски Джейси с того места, где мы остановились, как вдруг замечаю уголок полоски желтой бумаги, засунутой под дверь Джудит Макбрайд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Я продолжаю задавать вопросы:
– Итак, Совет получил свои снимки, ты свою месть. Почему же ты не покончила с этим?
– Я собиралась, – говорит Джейси, и снова я осознаю, что ее слезные железы готовятся выпустить соленые струйки. – А потом… потом он умер.
– Его убили, – уточняю я.
Она кивает, глаза ее полны слез, и я, неожиданно для себя, прижимаю ее и начинаю успокаивать, гладя по спине. Мне нужно спросить ее об убийце, о том, что она знает, что думает, подозревает, но пока мои дурацкие переживания снова гонят все дела.
– Ты любила его?
– Нет, – хлюпает она носом. – Я любила Донована. Но Раймонд был добрым, обаятельным, умным. Он не заслужил… того, что я сделала.
– Спровоцировала?
Чуть помедлив, Сара опять кивает и опять не может сдержать рыданий.
– Вот и все, – говорит она, чуть овладев собой. – С тех пор я так и не нашла в себе сил снова стать Джейси. По правде говоря, и незачем это. Со смертью Донована не к кому мне возвращаться в мир динов. И я решила просто остаться Сарой и посмотреть, чего я смогу добиться человеком. Динозавр я все равно конченый…
– И это все? – спрашиваю я, удивляясь, почему она не упомянула о том, кого сам я считаю основным звеном всей цепи.
– Все.
– Как насчет Валлардо?
– А что Валлардо? Я же тебе рассказала: мы с Донованом после нескольких лет безрезультатных опытов бросили эти попытки.
Однако Джейси отводит взор, и я понимаю, что здесь следует поднажать:
– Но потом ты с ним встречалась. Давай, Джейси, хватит юлить.
– Может, на приемах или где-нибудь еще, но я не понимаю, почему ты решил, будто я…
– Письмо, – говорю я прямо, и слово это заставляет ее замолкнуть. – Письмо, от которого ты просто оцепенела в вечер нашей встречи. Оно было от Валлардо, не так ли?
Она не пытается ни отрицать, ни увиливать.
– Откуда ты знаешь?
– Оттуда же, откуда узнала ты, даже не подняв его с пола. Почерк. Твое имя было нацарапано через весь конверт. Придя на следующий день к Валлардо, я заметил, что левая рука у него парализована, хотя он использует ее в повседневных делах. Тогда я не связал одно с другим, а вот только что получилось. Так ты не собираешься мне рассказать, почему хотела ребенка от Раймонда Макбрайда?
– Потому что хотела ребенка, любого ребенка! – выпаливает она. – А Раймонд хоть и был распутник, но отцом стал бы потрясающим. Не в смысле «пойдем-ка во двор, погоняем мяч, сынок», а прекрасный генетический образец. Мне плевать было на межвидовое скрещивание. Когда я сказала Раймонду, что хочу ребенка, он ответил: «Прекрасно!» – и тут же отвел меня к доктору Валлардо. Представил его как лучшего акушера в Нью-Йорке.
– Но Раймонд думал, что ты человек, – замечаю я. – Вот, выходит, почему он финансировал эксперименты по межродовому скрещиванию.
– Так ты и об этом знаешь? – с вполне заметным отвращением кривит она губы. – Что ж, Раймонд в данном случае немного вышел за рамки с этим… человеческим фактором.
– Синдром Дресслера, – подсказываю я.
Джейси разражается столь необузданным хохотом, что я съеживаюсь на размер-другой.
– Уверяю тебя, – фыркает она, – Раймонд Макбрайд синдромом Дресслера не страдал. – Она не развивает эту тему.
– Но он хотел скреститься с твоими «человечьими» яйцами.
– Он проявлял интерес к моему роду, в этом ты прав. И я, откровенно говоря, желала семени Карнотавра. Единственной проблемой был Валлардо – стоило сделать анализ, как он сразу бы понял, что имеет дело не с человечьими яйцами.
– Все эти тонкие различия, – киваю я. – Твердая скорлупа, внешнее созревание…
– И тысяча других. В общем, ты понимаешь, в чем трудность. И мне ничего не оставалось другого, как прийти к Валлардо, признаться ему, кто я на самом деле, и попросить продолжать работу с нашим ребенком, не говоря при этом Раймонду, что я тоже дин. Я грозила ему всеми карами Совета, которые только могла выдумать, включая полное отлучение от общества, утвержденное, я полагаю, только раз или два. Уверена, что Наполеона вышвырнули.
– Камптозавр? – интересуюсь я, подзабыв уроки истории для пятого класса.
– Раптор, – на мгновение улыбается Джейси. – Я с самого начала собиралась забрать ребенка и скрыться с ним, вернувшись в общество динов, как только он или она родится, ибо Раймонд никогда не должен был узнать, что я не та, за кого он меня принимает. Итак, я вторично решилась пройти всю эту процедуру, правда, к тому времени доктор Валлардо что-то там усовершенствовал. По крайней мере, мне больше не пришлось глотать всякой дряни, от которой мутит и выворачивает, чему я была очень рада. Но прежде чем из всего этого вышел толк, Раймонда убили, и я осталась одна. Эксперимент закончился. С тех пор я кое-как… держалась на плаву. Когда я увидела это письмо от Валлардо, я больше всего испугалась, что придется снова лгать, снова погрузиться во всю эту грязь. И все это время я хотела дать о себе знать Доновану, попытаться второй раз, но теперь, после пожара… я знала, что именно произошло в «Эволюция-клубе», и, не сомневаюсь, не одна я. Кому-то были нужны те записки и образцы семени – все, чего добился Валлардо, – а Донован, мне кажется, просто встал поперек дороги.
Джейси погружается в молчание, а я пока не готов поддержать разговор. Слишком уж много всего переваривать приходится. Лучше пока не давить на нее, а перейти к личным вопросам.
– Я понимаю, почему ты сделала то, что сделала, – приступаю я. – И я могу с этим смириться. Но меня по-прежнему задевает, как ты можешь… как ты могла… со мной… – Я не могу произнести эти слова, сказать, что она спала со мной, чтобы умерить мой пыл в расследовании или добыть информацию.
Зато у нее это получается вполне легко:
– Думаешь, мои с тобой постельные отношения тоже лишь часть всего этого, правда?
Я отворачиваюсь, но она берет меня за подбородок и смотрит прямо в глаза.
Не поменялись ли мы где-то по дороге полами?
– Все нормально, – бормочу я, отстраняясь. – Что надо, то и делаешь.
– Винсент. – Я не поднимаю глаз. – Винсент, посмотри на меня, – решительно настаивает она, и я не могу не повиноваться. – Все, что я тебе говорила, правда – ты мне очень нравишься. Как я сказала, ты, в некотором смысле, напоминаешь мне Донована…
– Так я вроде суррогата.
– Нет, ты не суррогат. Ты не замена. Но если меня привлекает определенный тип, то он меня и привлекает. – Она игриво косится, поглаживая мне грудь. – И на твое счастье, ты и есть этот тип.
– Какое совпадение, – наконец восстанавливаю я душевное равновесие для дальнейшего разговора. – Ты тоже мой тип.
– Очень рада. И что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты всегда помнил об этом, договорились?
– Конечно.
– Что бы ни случилось?
– Что бы ни случилось.
И мы снова любим друг друга, на этот раз в виде динов, как и назначено природой. Мы со скрипом тремся друг о друга шкурами, мы движемся взад-вперед на диване, на полу, на кровати и опять на полу. В этом нет ничего непристойного, ничего запретного, ничего безрассудного или потаенного. И хотя нет больше той остроты, того непрерывно свербящего ощущения опасности, наша страсть как-то более истинна и прекрасна, чем прежде.
В какой-то момент, когда солнце уже склонилось за горизонт, мы направляемся в спальню и продолжаем познавать друг друга до глубокой ночи. В какой-то момент Джейси говорит мне, что я ей нужен, и я отвечаю ей тем же. В какой-то момент я погружаюсь в сон, и в голове моей пляшут гипнотические образы ящериц и жасмина.
В какой-то момент я просыпаюсь в кромешной тьме. Рядом я слышу шепот, что-то вроде «лечу следующим рейсом» и «буду там к первой трещинке». В том призрачном подобии света, что умудряется проникать сквозь окно спальни, я различаю силуэт Джейси у телефона на тумбочке. Единственная мысль, возникшая в моем затуманенном сознании, это удивление, почему у меня до сих пор не отключили телефон.
– Джейси? – бормочу я. – Сара? Ложись.
Но когда я пытаюсь опереться на локоть, Джейси кладет трубку и преклоняет колени у моей головы. Она нежно ласкает меня и дважды целует в сомкнутые веки.
– Прости, – говорит она. – Думаю, я могла бы тебя полюбить.
И прежде чем я успеваю ответить ей тем же или спросить, какого черта она просит прощения, блестит шприц, колющий толчок в руку, и все сливается в изумительную застывшую черноту.
18
Квартирка Гленды Ветцель в Хеллс Китчен во многом похожа на мою старую арендованную машину – в том смысле, что такая же маленькая, изношенная и, похоже, кишит паразитами. Зато хозяйка оказалась достаточно мила, чтобы позволить мне рухнуть в гостиной на диван – раздвижной, и всего шесть пружин вылезли! – несмотря даже на то, что я поспособствовал ее увольнению из «Джей amp; Ти» и каким-то боком втянул в неофициальное расследование убийства не менее четырех динов. Мой план, тщательно разработанный сегодня утром в самолете, таков: я распутываю дело, я нахожу Джейси, я подхватываю ее на руки, как Ричард Гир Дебру Уингер в финале «Офицера и джентльмена», я забираю ее в Лос-Анджелес. Мы не располагаемся на заднем сиденье моего автомобиля только вследствие вышеупомянутой проблемы с паразитами.
Я проснулся с головной болью, способной свалить Годзиллу, – что бы ни было в этом шприце, оно било наверняка; не удивлюсь, если это окажется какой-нибудь травяной концентрат. Ощущение будто с похмелья в мои разгульные дни – боже мой, неужели с тех пор прошла всего неделя?
Педро обратил оставшиеся у меня мебель и электроприборы в девятнадцать сотен наличных долларов, и я горячо поблагодарил его за избавление от последних мирских богатств. Двадцать долларов такси до аэропорта, пятнадцать сотен билет на самолет, сорок долларов дорога до Манхэттена. Теперь я приблизился к нищете, как никогда еще в своей жизни, но это беспокоит меня меньше всего.
– Не могу поверить, что ты взошел на ложе любви с человечьей особью, – говорит Гленда, когда мы уже готовы ринуться в город. Ее вышвырнули из «Джей amp; Ти», но она утверждает, что наслаждается свободой, работая не на дядю. Думаю, этот бред собачий состряпан для моего утешения, ведь меня и так уже от земли не видать, но это ее слова, и она на них настаивает. – Я в том смысле, что… человек, боже упаси.
– Она не человек, – в десятый раз объясняю я. – Она просто выглядит и пахнет, как человек.
– Если что-то пахнет человечиной… – бормочет Гленда древнейший трюизм динов. – Ладно, может, она и не человек, но сучка еще та.
– И вовсе не сучка. Она действовала по заданию Совета.
– Я делала фотографии, Рубио. Цветные, глянцевые и все такое прочее. Сучка прямо текла от удовольствия.
– Конечно, – пожимаю я плечами. – Они оба дины. Разве два дина не имеют права наслаждаться друг другом?
– Да, только… – Тут она замолкает, задумчиво выпятив нижнюю губу. – Ладно, уговорил.
– Ты собираешься перестать называть ее сучкой?
– Ох, поглядите на него. И вправду, что ли, запал на эту… штучку?
Когда выяснили с этим, я принимаюсь разрабатывать план наступления на город. Сделать предстоит немало, а времени, если меня не обманывает медленно, но верно нарастающая злость, всего ничего.
– Первая остановка – апартаменты Макбрайд в Верхнем Ист-Сайд, – сообщаю я Гленде. – Сможешь остаться здесь и позвонить в пару мест?
– Дерьма-то.
– Дерьма в смысле раз плюнуть или дерьма в смысле пошел ты?
– Просто скажи, что делать.
– Работа несложная: связаться с «Пасифик Белл» и выяснить, куда звонили из моего дома между шестью вечера и восемью утра. Может, с оплатой за счет вызываемого лица, может, по телефонной карточке, но у них должна быть распечатка. Джейси кому-то от меня звонила, в этом я уверен.
– Думаешь, когда найдешь его, то найдешь и свою маленькую суч… Джейси?
Эта несколько неуклюжая и запоздавшая попытка уважить мои чувства вызывает у меня улыбку.
– Где-то она есть, – говорю я. – Никто не исчезает бесследно.
– Вспомни, кто говорил тебе об этом.
Схватив ключи, бумажник, несколько дезинтеграционных мешочков на случай, если возникнут трудности, я говорю:
– Все узнаешь?
– Немедленно, босс.
– Спасибо. – Я чмокаю Гленду в щечку, и она хихикает. Это первое свидетельство женственности, которое я замечаю в моем новом временном партнере, но мне, похоже, больше по душе, когда она чертыхается. А то я смущаюсь.
– Теперь вали отсюда, – командует она, и все в этом мире возвращается на свои места.
– Запри дверь, – советую я с порога. – Запри покрепче.
За моей спиной гремят засовы.
Нет никакого сравнения между, скажем, «Плазой» и возвышающимся над Центральным парком домом, где расположена квартира миссис Макбрайд; поставить отель рядом с этим зданием равносильно тому, что Кармен Миранде встать для группового фото рядом с королевой Елизаветой. То, что кажется такой роскошью в «Плазе», становится явной показухой рядом со сдержанной элегантностью этого безымянного строения.
Кстати, об исключительности: швейцар, уже не тот джентльмен, что на днях с удовольствием поделился информацией о Джудит, не желает сообщить мне даже свое имя, не говоря уж об имени этого комплекса. А о том, что он меня внутрь пропустит, и речи быть не может. Я объясняю, что у меня дело в этом доме, затем переключаюсь на личную встречу с миссис Макбрайд. Он не реагирует. Я пробую тактику запугивания, так прекрасно действующую на большинство из тех, кто встречается на моем пути. Опять неудача.
– Существует что-нибудь, что я могу сделать, чтобы проникнуть в это здание? – Фантазия моя иссякает.
– Полагаю, что нет, сэр. – Швейцар все так же исключительно вежлив, но учитывая то, что он не позволит мне сделать ничего из того, что мне хочется, положение становится все более удручающим.
– Что, если бы я пробежал мимо? Не обратил на вас внимания и прошел внутрь?
Его улыбка вызывает озноб. Под нелепым привратницким костюмом невозможно не заметить пляски внушительных мускулов.
– Лучше вам этого не делать, сэр.
Деньги. Деньги работают всегда. Я вытаскиваю из бумажника двадцатку и протягиваю ее церберу.
– Что это? – с неподдельным замешательством смотрит он на купюру.
– А на что это похоже?
– Это похоже на двадцать долларов, – отзывается он.
– Молодец, выиграл пупсика, – говорю я, понимая, что нет смысла проявлять такт в ситуации, давно ставшей бестактной. – Мне она больше не нужна. Только бумажник загромождает.
– Но двадцать долларов…
Я вскидываю руку в сырое вечернее небо – что там с этой влажностью? кто-то выплеснул в воздух целый океан? – и говорю:
– Ладно, ладно, ладно! Деньги тебе не нужны, деньги тебе не нужны! – после чего хватаю мою двадцатку, но швейцар вцепился в нее намертво.
– Что ты от меня хочешь? – интересуюсь я. – Деньги мои тебе не нужны…
– Я этого не говорил, сэр.
– Что?
– Я не говорил, что мне не нужны ваши деньги. До меня доходит:
– Ты… о господи боже мой… ты хочешь больше, угадал? – Смех легко вырывается из моей диафрагмы и выплескивается изо рта, покрывая весельем несчастного швейцара. – Все это время я пытаюсь найти волшебное слово, а тебя с самого начала просто надо было подмазать!
Я изменяю свое отношение к Нью-Йорку; я люблю этот город!
Швейцар и бровью не ведет; к его чести, он сохраняет непроницаемое лицо деревянного щелкунчика, делая шаг в сторону и желая доброго вечера пожилому джентльмену, выходящему из дома. Потом он возвращается на место и, уставив в пространство отсутствующий взгляд, будто невзначай протягивает руку к моему бумажнику.
Я охотно выставляю на обозрение сотню и сую ему в карман. У меня в бумажнике еще осталось – если этот парень ждет золотого дождя, я вытащу затычку. Однако сто двадцать долларов решают дело: швейцар кивает, тянет на себя медную ручку и отворяет ворота, даруя мне право вступить в сводчатый холл.
– Добро пожаловать в Парк. Пятьдесят восемь, сэр.
Я благодарно кланяюсь:
– Спасибо огромное… как, вы сказали, ваше имя?
– Это еще двадцать, – отвечает он с намертво застывшим лицом игрока в покер.
Джудит Макбрайд нет дома. Подозреваю, что эту информацию можно было получить проще и, возможно, дешевле, но швейцар, как и все остальные, любит деньги. Судить не берусь. Я бы и сам сжульничал. Я звоню снова и снова, несколько раз стучу, громко свищу, зову хозяйку по имени, но никакого отклика.
Наверное, я мог бы взломать и проникнуть – кредитная карточка с такой массивной дверью не справится, но в рукаве у меня припасены и другие отмычки, – однако времени в обрез, да и трудно себе представить, что Джудит оставит лежать посреди квартиры какую-нибудь явную улику. Я уже готов уйти, вернуться к Гленде и попытаться возобновить поиски Джейси с того места, где мы остановились, как вдруг замечаю уголок полоски желтой бумаги, засунутой под дверь Джудит Макбрайд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34