О теме сказано не было, но Нгови рассчитывал, что Валендреа поймет всю важность встречи с ним, тем более что Паоло Амбрози куда-то пропал. Видимо, их тактика сработала. Папа сам разрешил им войти во дворец и выделил на аудиенцию пятнадцать минут.
– Вам хватит этого времени? – спросил помощник Амбрози.
– Думаю, да – ответил Нгови.
Валендреа заставил их ждать почти полчаса. Папа стоял перед окном в библиотеке, на его коренастую фигуру в белом падали лучи солнечного света.
– Должен сказать, что ваша просьба об аудиенции удивила меня. Вас двоих я меньше всего ожидал увидеть здесь этим утром. Я думал, что вы, Маурис, уже в Африке. А вы, Мишнер, в Германии.
– Почти угадали, – сказал Нгови. – Мы оба были в Германии.
На лице Валендреа показалось любопытство. Мишнер решил перейти сразу к делу.
– Вы больше не увидите Амбрози.
– Что вы хотите сказать?
Нгови вынул из-под сутаны магнитофон и включил его. В помещении раздался голос Амбрози, рассказывающего об убийстве отца Тибора, о подслушивающих устройствах, о досье на всех кардиналов и шантаже во время конклава. Валендреа спокойно слушал разоблачение своих преступлений.
Нгови выключил магнитофон.
– Достаточно?
Папа молчал.
– У нас есть полный текст третьего Фатимского откровения и десятое откровение Меджугорья, – сказал Мишнер.
– Я думал, откровение Меджугорья у меня.
– Копия. Теперь ясно, почему вы так отреагировали, когда прочли слова Ясны.
И тут Валендреа занервничал. Впервые этот самодовольный человек не был хозяином положения. Мишнер подошел ближе.
– Вам следовало утаить эти слова.
– Даже ваш Климент пытался это сделать, – вызывающе ответил Валендреа.
Мишнер покачал головой:
– Он знал, что вы будете делать, и ему хватило проницательности, чтобы убрать отсюда перевод Тибора. Он совершил больше, чем кто бы то ни было. Он отдал свою жизнь. Он лучше любого из нас. Он верил в Господа… и не искал доказательств. – Его пульс учащенно бился от волнения. – Вы знали, что Бамберг называют городом на семи холмах? Помните предсказание Малахии?
«В городе на семи холмах беспощадный судья начнет судить всех людей».
– Для вас самый беспощадный судья – это правда. – Мишнер указал на кассету.
– На кассете измышления человека, загнанного в ловушку, – ответил Валендреа и утер тыльной стороной ладони лоб. – Это ничего не доказывает.
Мишнер не сдавался:
– Амбрози рассказал нам о вашей поездке в Румынию и сообщил больше чем достаточно подробностей, чтобы возбудить уголовное дело и добиться заключения под стражу, особенно в посткоммунистической стране, где понятие презумпции невиновности понимается, скажем так, относительно.
– Вы блефуете.
Нгови вынул из кармана другую кассету.
– Мы показали ему Фатимское откровение и откровение из Меджугорья. Нам не пришлось объяснять всю их важность. Даже такой негодяй, как Амбрози, понял все величие того, что его ожидает. После этого он ответил на все вопросы. И умолял меня выслушать его исповедь. – Он указал на кассету. – Но сначала сделали запись.
– Он важный свидетель, – сказал Мишнер. – В самом деле, есть власть превыше вашей.
Валендреа прошелся по кабинету до стеллажей и обратно, как зверь в клетке.
– Папы очень долго игнорировали волю Бога. Откровений Ля-Саллет не было в церковных архивах больше века. Я держу пари, что Дева поведала тем очевидцам то же самое.
– Тех людей, – сказал Нгови, – можно простить. У них в руках были слова очевидцев, а не самой Девы. Ими руководила не трусость, а осторожность. У них не было доказательств, которые есть у вас. А вы знали, что это божественное откровение, и все равно были готовы убить Мишнера и Катерину Лью, чтобы только утаить его.
Глаза Валендреа вспыхнули.
– Вы лицемерный болван. А что я должен был предпринять? Обречь церковь на разрушение? Разве вы не понимаете, к чему приведет обнародование этих посланий? Двухтысячелетняя догма вдруг оказалась ложной.
– Не нам с вами решать судьбу церкви, – ответил Нгови. – Слово Божие принадлежит одному Богу, а Его терпение, видно, истощилось.
Валендреа покачал головой:
– Наш долг – защищать церковь. Ни один католик не стал бы слушать церковь, если бы знал, что она солгала. Ведь речь идет не о мелочах. Отмена целибата? Женщины-священники? Разрешение абортов? Гомосексуализм? И даже непогрешимость Папы!
Но Нгови не отреагировал на его отчаянные доводы.
– Меня больше интересует, как я объясню Богу, что ослушался Его слов.
Мишнер взглянул на Валендреа.
– Когда в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году вы вернулись в хранилище, десятого откровения Меджугорья там еще не было. Но вы выкрали часть Фатимского откровения. Откуда же вы знали, что слова сестры Люсии подлинны?
– Когда Павел читал их, я увидел страх в его глазах. Если даже этот человек испугался, значит, в этих словах что-то было. Тогда вечером в хранилище, когда Климент рассказал мне о последнем переводе отца Тибора и показал часть первоначального текста откровения, я понял, что снова вернулся дьявол.
– В каком-то смысле так и случилось, – заметил Мишнер.
Валендреа удивленно посмотрел на него.
– Если существует Бог, то существует и дьявол, – объяснил Мишнер.
– Так кто же из них убил отца Тибора? – спросил Валендреа с вызовом в голосе. – Это сделал Бог, чтобы открылась правда? Или дьявол, чтобы открылась правда? Они оба преследовали в данном случае одну цель, правда?
– Вы поэтому убили отца Тибора? Чтобы не допустить этого? – спросил Мишнер.
– В любой религии есть свои мученики. – В его словах не прозвучало ни малейшего раскаяния.
Нгови сделал шаг вперед.
– Верно. И мы создадим еще одного.
– Я уже понял, что вы хотите сделать. Сообщить в полицию?
– Вовсе нет, – сказал Нгови.
Мишнер протянул Валендреа маленький желтоватый пузырек.
– Мы предлагаем вас присоединиться к списку мучеников.
Валендреа недоумевающее поднял бровь.
– Это то же самое снотворное, которое принимал Климент, – негромко произнес Мишнер. – Здесь больше, чем нужно, чтобы убить человека. Если ваше тело найдут утром, вас похоронят с папскими почестями в соборе Святого Петра. Ваше правление окажется коротким, но вас запомнят, как запомнили Иоанна Павла Первого. А если завтра вы останетесь живы, то все, что мы знаем, станет известно священной коллегии. И вы станете первым Папой в истории, представшим перед судом.
Валендреа не стал брать пузырек, он все еще не верил.
– Вы хотите, чтобы я покончил с собой?
Мишнер не смутился:
– Вы можете либо с почетом умереть Папой, либо навеки запятнать себя, став преступником. Я бы на вашем месте предпочел первое, так что надеюсь, что вы найдете силы сделать то же, что сделал Климент.
– Я могу оказать вам сопротивление.
– Вы проиграете. Насколько мне известно, многие в священной коллегии только и ждут возможности сбросить вас. Улики неопровержимы. А главным обвинителем станет ваш же соучастник. Вам не выиграть.
Но Валендреа не брал таблетки. Тогда Мишнер высыпал их на его стол и посмотрел на Папу:
– Выбор за вами. Если вы так любите свою церковь, как утверждаете, то пожертвуйте своей жизнью ради церкви. Вы не задумываясь взяли жизнь отца Тибора. Посмотрим, хватит ли у вас мужества распорядиться собственной жизнью. Беспощадный Судья вынес вам Свой смертный приговор.
– Вы предлагаете мне умереть, – сказал Валендреа.
По виску его стекала струйка пота.
– Я предлагаю вам избавить церковь от необходимости снимать вас с поста силой.
– Я Папа. Никто не может лишить меня сана.
– Кроме Бога. И как раз Он все и решает.
Валендреа повернулся к Нгови:
– Вы собираетесь стать следующим Папой?
– Скорее всего, да.
– Вы ведь могли победить на конклаве?
– Вполне вероятно.
– Так почему же вы отказались от борьбы?
– Так велел мне Климент.
Валендреа посмотрел на него с недоумением:
– Когда?
– За неделю до смерти. Он сказал, что вся борьба развернется между вами и мной. Но что победить должны вы.
– А зачем вы его послушались?
Нгови нахмурился:
– Он был Папой.
Валендреа покачал головой.
– К тому же он был прав.
– И вы тоже собираетесь исполнить волю Девы?
– Я отменю все догмы, противоречащие Ее словам.
– Начнется бунт.
Нгови пожал плечами:
– Несогласные могут уйти и основать свою церковь. Это их выбор. С моей стороны препятствий не будет. Но эта церковь будет поступать, как сказала Дева.
Валендреа недоверчиво посмотрел на него:
– Думаете, это будет так легко? Кардиналы этого не допустят.
Мишнер сказал:
– У нас не демократия.
– То есть никто не узнает подлинных откровений?
Нгови покачал головой:
– В этом нет необходимости. Скептики скажут, что перевод отца Тибора специально подогнали под откровение Меджугорья. Вся важность документа не даст ничего, только вызовет критику. Ни сестры Люсии, ни отца Тибора нет в живых. Никто ничего не может подтвердить. И не обязательно, чтобы все знали о случившемся. Достаточно, что знаем мы трое. Я сам исполню эти слова Девы. Это будет мой, и только мой, шаг. Пускай проклинают и превозносят меня.
– А следующий Папа опять все вернет на место, – пробормотал Валендреа.
Нгови опять покачал головой:
– Как мало у вас веры. – Африканец повернулся и направился к двери. – Мы будем ждать до утра. А утром мы либо увидимся с вами еще раз, либо уже нет.
Мишнер задержался, прежде чем уйти.
– С вами даже дьяволу будет тяжело.
И, не дожидаясь ответа, вышел.
Глава LXXIV
Ватикан
2 декабря, суббота
23.30
Валендреа смотрел на лежащие на столе таблетки. Он десятилетиями мечтал о папском престоле и посвятил достижению этой цели всю свою сознательную жизнь. И вот он Папа. Его правление должно было продлиться не меньше двадцати лет и, возвращая церковь к прошлому, дать ей надежду на будущее.
Еще вчера он почти час продумывал подробности процедуры своей коронации, до которой оставалось всего две недели. Он специально побывал в ватиканском музее, лично осмотрел все украшения, превращенные его предшественниками в экспонаты, и велел подготовить их к церемонии. Он хотел, чтобы вступление во власть духовного лидера миллиарда верующих стало торжественным зрелищем, наполняющим каждого из них чувством гордости.
Он уже думал о своей тронной речи. Это будет призыв вернуться к истокам. Отказ от нововведений – возвращение к освященным временем традициям прошлого. Церковь может и должна стать орудием, заставляющим мир меняться. Перестать произносить безвольные заявления, которые игнорируют все сильные мира сего. Религиозность можно использовать для формирования новой мировой политики. Политики, исходящей от наместника Христа. От Папы.
Валендреа медленно пересчитал таблетки.
Двадцать восемь.
Стоит проглотить их – и он останется в памяти людей как Папа, правивший всего три дня. Будут говорить, что он оказался несостоявшимся лидером, которого слишком быстро призвал Господь. О внезапно умерших говорят по-особенному.
Иоанн Павел I был ничем не примечательным кардиналом. А теперь все его почитают – и потому только, что он умер всего через тридцать три дня после конклава. Несколько пап правили еще меньше, большинство – гораздо дольше, но никто из них не оказывался в положении, в котором сейчас оказался Валендреа.
Валендреа думал о предательстве Амбрози. Он никак не ожидал от Паоло измены. Они столько лет работали бок о бок. Может быть, Нгови и Мишнер просто недооценили его старого друга? Вдруг именно Амбрози окажется хранителем памяти о Валендреа и не даст людям забыть о Петре II? Валендреа надеялся, что Нгови еще когда-нибудь пожалеет, что отпустил Паоло на все четыре стороны.
Он снова посмотрел на таблетки. По крайней мере, все пройдет безболезненно. А Нгови не допустит вскрытия. Африканец по-прежнему оставался кардиналом-камерленго. Валендреа ясно представил себе, как этот негодяй будет стоять над ним, легко ударяя его серебряным молоточком по лбу, и трижды спросит, жив ли он.
Валендреа понимал, что, если он не умрет до завтра, Нгови выдвинет против него официальные обвинения. Хотя в истории не было прецедентов снятия Папы с должности, но раз он оказался причастен к убийству, ему вряд ли удастся остаться на престоле.
И это не давало Валендреа покоя.
Но как сделать то, что предлагают ему Нгови и Мишнер? Это влечет за собой и то, что придется отвечать за совершенный грех. А что он ответит?
Доказательство существования Бога означает, что есть также и неизмеримое зло, которое может подчинить себе человеческую волю. Жизнь превращается в постоянную борьбу между этими двумя крайностями.
Как он объяснит свое прегрешение? Ждет ли его прощение или наказание? Он до сих пор считал, даже вопреки всему, что успел узнать, что священниками могут быть только мужчины. Церковь Божью основали мужчины, и в течение двух тысячелетий мужчины проливали свою кровь для ее защиты. Вмешательство женщин в такую мужскую сферу казалось святотатством. Семья и дети будут только отвлекать священников от Бога. А согласиться на убийство нерожденных детей просто немыслимо. Женщина должна давать жизнь независимо от того, как произошло зачатие, было оно желанным или нет. Не может быть, чтобы Бог так исказил все эти правила!
Таблетки лежали на столе.
Церковь ждут перемены. Все станет иным. Нгови будет добиваться радикальных реформ. При мысли об этом Валендреа стало плохо.
Он знал, что его ожидает. За все придется отвечать, но он не собирается уклоняться от вызова. Представ перед Господом, он скажет, что он делал только то, что сам искренне считал правильным. А если ему уготован ад, то там он окажется в достойной и суровой компании. Другие папы тоже прекословили воле Господа.
Валендреа разложил таблетки – по семь в каждой кучке. Затем взял одну.
Безусловно, в последние минуты жизни начинаешь по-другому понимать свое место в ней.
Его положение среди людей незыблемо. Он Петр II, Папа Римской католической церкви, и никто не отнимет этого у него. Даже Нгови и Мишнеру придется публично почтить его память.
И от этого он испытывал облегчение. И прилив мужества.
Он бросил в рот таблетку и отпил из стакана. Потом взял еще семь. Собрав всю свою волю, он сгреб остальные и, закинув в рот, проглотил, запив остатками воды.
«Надеюсь, что вы найдете силы сделать то же, что сделал Климент».
Будь ты проклят, Мишнер.
Валендреа приблизился к молитвенной скамеечке, висевшей перед изображением Христа. Опустившись на колени, он перекрестился и попросил Бога простить его. Десять минут, пока голова не начала кружиться, он простоял на коленях. То, что он предстал перед Всевышним во время молитвы, зачтется ему.
Головокружение все больше охватывало его, но какое-то время он еще сопротивлялся слабости. Ему даже было легче от сознания того, что он не будет связан с такой церковью, принципы которой противны всему, во что он сам верил. Не лучше ли покоиться под полом базилики Святого Петра, оставшись последним Папой, при котором все еще не поставлено с ног на голову?
Он ясно представил себе, как завтра площадь заполнят римляне, оплакивающие утрату своего любимого Santissimo Padre. За его похоронами будут наблюдать миллионы людей, и вся пресса будет с уважением говорить о нем. Может быть, о нем даже напишут книги. Валендреа надеялся, что, опираясь на его идеи, традиционалисты смогут составить оппозицию Нгови. А еще останется Амбрози. Милый, верный Амбрози. Он останется. И Валендреа стало легче от этой мысли.
Его мышцы обмякли, он уже не мог сопротивляться, так что, уступив неизбежному, он расслабил тело и упал на пол.
Глядя на потолок, Валендреа отдался действию таблеток. Комната закружилась у него перед глазами. Он перестал бороться с охватывающей его слабостью.
Пока сознание покинуло его, Валендреа успел подумать, что, наверное, Бог действительно будет милостив.
Эпилог
Ватикан
3 декабря, воскресенье
13.00
Мишнер и Катерина вместе с толпой вошли на площадь Святого Петра. Мужчины и женщины вокруг них плакали и не скрывали своих слез. Многие перебирали четки. Раздавался торжественный звон соборных колоколов.
О случившемся объявили два часа назад. Это было немногословное заявление в традиционном официальном стиле Ватикана, где говорилось, что ночью почил Святой Отец. Сразу вызвали кардинала-камерленго Мауриса Нгови, в его присутствии личный врач Папы подтвердил, что смерть Альберто Валендреа наступила от массивного кровоизлияния.
Состоялась положенная церемония с серебряным молоточком, после которой объявили, что Святой престол вакантен. В Рим снова вызвали кардиналов.
Мишнер не стал посвящать Катерину в подробности случившегося. Так было лучше. В каком-то смысле он был убийцей, хоть и не чувствовал себя им. Но его переполняло чувство совершенного возмездия. Особенно за отца Тибора. Одно злодеяние было исправлено другим с помощью какого-то странно искаженного представления о справедливости, которое могло возникнуть только при невероятных обстоятельствах последних нескольких недель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Вам хватит этого времени? – спросил помощник Амбрози.
– Думаю, да – ответил Нгови.
Валендреа заставил их ждать почти полчаса. Папа стоял перед окном в библиотеке, на его коренастую фигуру в белом падали лучи солнечного света.
– Должен сказать, что ваша просьба об аудиенции удивила меня. Вас двоих я меньше всего ожидал увидеть здесь этим утром. Я думал, что вы, Маурис, уже в Африке. А вы, Мишнер, в Германии.
– Почти угадали, – сказал Нгови. – Мы оба были в Германии.
На лице Валендреа показалось любопытство. Мишнер решил перейти сразу к делу.
– Вы больше не увидите Амбрози.
– Что вы хотите сказать?
Нгови вынул из-под сутаны магнитофон и включил его. В помещении раздался голос Амбрози, рассказывающего об убийстве отца Тибора, о подслушивающих устройствах, о досье на всех кардиналов и шантаже во время конклава. Валендреа спокойно слушал разоблачение своих преступлений.
Нгови выключил магнитофон.
– Достаточно?
Папа молчал.
– У нас есть полный текст третьего Фатимского откровения и десятое откровение Меджугорья, – сказал Мишнер.
– Я думал, откровение Меджугорья у меня.
– Копия. Теперь ясно, почему вы так отреагировали, когда прочли слова Ясны.
И тут Валендреа занервничал. Впервые этот самодовольный человек не был хозяином положения. Мишнер подошел ближе.
– Вам следовало утаить эти слова.
– Даже ваш Климент пытался это сделать, – вызывающе ответил Валендреа.
Мишнер покачал головой:
– Он знал, что вы будете делать, и ему хватило проницательности, чтобы убрать отсюда перевод Тибора. Он совершил больше, чем кто бы то ни было. Он отдал свою жизнь. Он лучше любого из нас. Он верил в Господа… и не искал доказательств. – Его пульс учащенно бился от волнения. – Вы знали, что Бамберг называют городом на семи холмах? Помните предсказание Малахии?
«В городе на семи холмах беспощадный судья начнет судить всех людей».
– Для вас самый беспощадный судья – это правда. – Мишнер указал на кассету.
– На кассете измышления человека, загнанного в ловушку, – ответил Валендреа и утер тыльной стороной ладони лоб. – Это ничего не доказывает.
Мишнер не сдавался:
– Амбрози рассказал нам о вашей поездке в Румынию и сообщил больше чем достаточно подробностей, чтобы возбудить уголовное дело и добиться заключения под стражу, особенно в посткоммунистической стране, где понятие презумпции невиновности понимается, скажем так, относительно.
– Вы блефуете.
Нгови вынул из кармана другую кассету.
– Мы показали ему Фатимское откровение и откровение из Меджугорья. Нам не пришлось объяснять всю их важность. Даже такой негодяй, как Амбрози, понял все величие того, что его ожидает. После этого он ответил на все вопросы. И умолял меня выслушать его исповедь. – Он указал на кассету. – Но сначала сделали запись.
– Он важный свидетель, – сказал Мишнер. – В самом деле, есть власть превыше вашей.
Валендреа прошелся по кабинету до стеллажей и обратно, как зверь в клетке.
– Папы очень долго игнорировали волю Бога. Откровений Ля-Саллет не было в церковных архивах больше века. Я держу пари, что Дева поведала тем очевидцам то же самое.
– Тех людей, – сказал Нгови, – можно простить. У них в руках были слова очевидцев, а не самой Девы. Ими руководила не трусость, а осторожность. У них не было доказательств, которые есть у вас. А вы знали, что это божественное откровение, и все равно были готовы убить Мишнера и Катерину Лью, чтобы только утаить его.
Глаза Валендреа вспыхнули.
– Вы лицемерный болван. А что я должен был предпринять? Обречь церковь на разрушение? Разве вы не понимаете, к чему приведет обнародование этих посланий? Двухтысячелетняя догма вдруг оказалась ложной.
– Не нам с вами решать судьбу церкви, – ответил Нгови. – Слово Божие принадлежит одному Богу, а Его терпение, видно, истощилось.
Валендреа покачал головой:
– Наш долг – защищать церковь. Ни один католик не стал бы слушать церковь, если бы знал, что она солгала. Ведь речь идет не о мелочах. Отмена целибата? Женщины-священники? Разрешение абортов? Гомосексуализм? И даже непогрешимость Папы!
Но Нгови не отреагировал на его отчаянные доводы.
– Меня больше интересует, как я объясню Богу, что ослушался Его слов.
Мишнер взглянул на Валендреа.
– Когда в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году вы вернулись в хранилище, десятого откровения Меджугорья там еще не было. Но вы выкрали часть Фатимского откровения. Откуда же вы знали, что слова сестры Люсии подлинны?
– Когда Павел читал их, я увидел страх в его глазах. Если даже этот человек испугался, значит, в этих словах что-то было. Тогда вечером в хранилище, когда Климент рассказал мне о последнем переводе отца Тибора и показал часть первоначального текста откровения, я понял, что снова вернулся дьявол.
– В каком-то смысле так и случилось, – заметил Мишнер.
Валендреа удивленно посмотрел на него.
– Если существует Бог, то существует и дьявол, – объяснил Мишнер.
– Так кто же из них убил отца Тибора? – спросил Валендреа с вызовом в голосе. – Это сделал Бог, чтобы открылась правда? Или дьявол, чтобы открылась правда? Они оба преследовали в данном случае одну цель, правда?
– Вы поэтому убили отца Тибора? Чтобы не допустить этого? – спросил Мишнер.
– В любой религии есть свои мученики. – В его словах не прозвучало ни малейшего раскаяния.
Нгови сделал шаг вперед.
– Верно. И мы создадим еще одного.
– Я уже понял, что вы хотите сделать. Сообщить в полицию?
– Вовсе нет, – сказал Нгови.
Мишнер протянул Валендреа маленький желтоватый пузырек.
– Мы предлагаем вас присоединиться к списку мучеников.
Валендреа недоумевающее поднял бровь.
– Это то же самое снотворное, которое принимал Климент, – негромко произнес Мишнер. – Здесь больше, чем нужно, чтобы убить человека. Если ваше тело найдут утром, вас похоронят с папскими почестями в соборе Святого Петра. Ваше правление окажется коротким, но вас запомнят, как запомнили Иоанна Павла Первого. А если завтра вы останетесь живы, то все, что мы знаем, станет известно священной коллегии. И вы станете первым Папой в истории, представшим перед судом.
Валендреа не стал брать пузырек, он все еще не верил.
– Вы хотите, чтобы я покончил с собой?
Мишнер не смутился:
– Вы можете либо с почетом умереть Папой, либо навеки запятнать себя, став преступником. Я бы на вашем месте предпочел первое, так что надеюсь, что вы найдете силы сделать то же, что сделал Климент.
– Я могу оказать вам сопротивление.
– Вы проиграете. Насколько мне известно, многие в священной коллегии только и ждут возможности сбросить вас. Улики неопровержимы. А главным обвинителем станет ваш же соучастник. Вам не выиграть.
Но Валендреа не брал таблетки. Тогда Мишнер высыпал их на его стол и посмотрел на Папу:
– Выбор за вами. Если вы так любите свою церковь, как утверждаете, то пожертвуйте своей жизнью ради церкви. Вы не задумываясь взяли жизнь отца Тибора. Посмотрим, хватит ли у вас мужества распорядиться собственной жизнью. Беспощадный Судья вынес вам Свой смертный приговор.
– Вы предлагаете мне умереть, – сказал Валендреа.
По виску его стекала струйка пота.
– Я предлагаю вам избавить церковь от необходимости снимать вас с поста силой.
– Я Папа. Никто не может лишить меня сана.
– Кроме Бога. И как раз Он все и решает.
Валендреа повернулся к Нгови:
– Вы собираетесь стать следующим Папой?
– Скорее всего, да.
– Вы ведь могли победить на конклаве?
– Вполне вероятно.
– Так почему же вы отказались от борьбы?
– Так велел мне Климент.
Валендреа посмотрел на него с недоумением:
– Когда?
– За неделю до смерти. Он сказал, что вся борьба развернется между вами и мной. Но что победить должны вы.
– А зачем вы его послушались?
Нгови нахмурился:
– Он был Папой.
Валендреа покачал головой.
– К тому же он был прав.
– И вы тоже собираетесь исполнить волю Девы?
– Я отменю все догмы, противоречащие Ее словам.
– Начнется бунт.
Нгови пожал плечами:
– Несогласные могут уйти и основать свою церковь. Это их выбор. С моей стороны препятствий не будет. Но эта церковь будет поступать, как сказала Дева.
Валендреа недоверчиво посмотрел на него:
– Думаете, это будет так легко? Кардиналы этого не допустят.
Мишнер сказал:
– У нас не демократия.
– То есть никто не узнает подлинных откровений?
Нгови покачал головой:
– В этом нет необходимости. Скептики скажут, что перевод отца Тибора специально подогнали под откровение Меджугорья. Вся важность документа не даст ничего, только вызовет критику. Ни сестры Люсии, ни отца Тибора нет в живых. Никто ничего не может подтвердить. И не обязательно, чтобы все знали о случившемся. Достаточно, что знаем мы трое. Я сам исполню эти слова Девы. Это будет мой, и только мой, шаг. Пускай проклинают и превозносят меня.
– А следующий Папа опять все вернет на место, – пробормотал Валендреа.
Нгови опять покачал головой:
– Как мало у вас веры. – Африканец повернулся и направился к двери. – Мы будем ждать до утра. А утром мы либо увидимся с вами еще раз, либо уже нет.
Мишнер задержался, прежде чем уйти.
– С вами даже дьяволу будет тяжело.
И, не дожидаясь ответа, вышел.
Глава LXXIV
Ватикан
2 декабря, суббота
23.30
Валендреа смотрел на лежащие на столе таблетки. Он десятилетиями мечтал о папском престоле и посвятил достижению этой цели всю свою сознательную жизнь. И вот он Папа. Его правление должно было продлиться не меньше двадцати лет и, возвращая церковь к прошлому, дать ей надежду на будущее.
Еще вчера он почти час продумывал подробности процедуры своей коронации, до которой оставалось всего две недели. Он специально побывал в ватиканском музее, лично осмотрел все украшения, превращенные его предшественниками в экспонаты, и велел подготовить их к церемонии. Он хотел, чтобы вступление во власть духовного лидера миллиарда верующих стало торжественным зрелищем, наполняющим каждого из них чувством гордости.
Он уже думал о своей тронной речи. Это будет призыв вернуться к истокам. Отказ от нововведений – возвращение к освященным временем традициям прошлого. Церковь может и должна стать орудием, заставляющим мир меняться. Перестать произносить безвольные заявления, которые игнорируют все сильные мира сего. Религиозность можно использовать для формирования новой мировой политики. Политики, исходящей от наместника Христа. От Папы.
Валендреа медленно пересчитал таблетки.
Двадцать восемь.
Стоит проглотить их – и он останется в памяти людей как Папа, правивший всего три дня. Будут говорить, что он оказался несостоявшимся лидером, которого слишком быстро призвал Господь. О внезапно умерших говорят по-особенному.
Иоанн Павел I был ничем не примечательным кардиналом. А теперь все его почитают – и потому только, что он умер всего через тридцать три дня после конклава. Несколько пап правили еще меньше, большинство – гораздо дольше, но никто из них не оказывался в положении, в котором сейчас оказался Валендреа.
Валендреа думал о предательстве Амбрози. Он никак не ожидал от Паоло измены. Они столько лет работали бок о бок. Может быть, Нгови и Мишнер просто недооценили его старого друга? Вдруг именно Амбрози окажется хранителем памяти о Валендреа и не даст людям забыть о Петре II? Валендреа надеялся, что Нгови еще когда-нибудь пожалеет, что отпустил Паоло на все четыре стороны.
Он снова посмотрел на таблетки. По крайней мере, все пройдет безболезненно. А Нгови не допустит вскрытия. Африканец по-прежнему оставался кардиналом-камерленго. Валендреа ясно представил себе, как этот негодяй будет стоять над ним, легко ударяя его серебряным молоточком по лбу, и трижды спросит, жив ли он.
Валендреа понимал, что, если он не умрет до завтра, Нгови выдвинет против него официальные обвинения. Хотя в истории не было прецедентов снятия Папы с должности, но раз он оказался причастен к убийству, ему вряд ли удастся остаться на престоле.
И это не давало Валендреа покоя.
Но как сделать то, что предлагают ему Нгови и Мишнер? Это влечет за собой и то, что придется отвечать за совершенный грех. А что он ответит?
Доказательство существования Бога означает, что есть также и неизмеримое зло, которое может подчинить себе человеческую волю. Жизнь превращается в постоянную борьбу между этими двумя крайностями.
Как он объяснит свое прегрешение? Ждет ли его прощение или наказание? Он до сих пор считал, даже вопреки всему, что успел узнать, что священниками могут быть только мужчины. Церковь Божью основали мужчины, и в течение двух тысячелетий мужчины проливали свою кровь для ее защиты. Вмешательство женщин в такую мужскую сферу казалось святотатством. Семья и дети будут только отвлекать священников от Бога. А согласиться на убийство нерожденных детей просто немыслимо. Женщина должна давать жизнь независимо от того, как произошло зачатие, было оно желанным или нет. Не может быть, чтобы Бог так исказил все эти правила!
Таблетки лежали на столе.
Церковь ждут перемены. Все станет иным. Нгови будет добиваться радикальных реформ. При мысли об этом Валендреа стало плохо.
Он знал, что его ожидает. За все придется отвечать, но он не собирается уклоняться от вызова. Представ перед Господом, он скажет, что он делал только то, что сам искренне считал правильным. А если ему уготован ад, то там он окажется в достойной и суровой компании. Другие папы тоже прекословили воле Господа.
Валендреа разложил таблетки – по семь в каждой кучке. Затем взял одну.
Безусловно, в последние минуты жизни начинаешь по-другому понимать свое место в ней.
Его положение среди людей незыблемо. Он Петр II, Папа Римской католической церкви, и никто не отнимет этого у него. Даже Нгови и Мишнеру придется публично почтить его память.
И от этого он испытывал облегчение. И прилив мужества.
Он бросил в рот таблетку и отпил из стакана. Потом взял еще семь. Собрав всю свою волю, он сгреб остальные и, закинув в рот, проглотил, запив остатками воды.
«Надеюсь, что вы найдете силы сделать то же, что сделал Климент».
Будь ты проклят, Мишнер.
Валендреа приблизился к молитвенной скамеечке, висевшей перед изображением Христа. Опустившись на колени, он перекрестился и попросил Бога простить его. Десять минут, пока голова не начала кружиться, он простоял на коленях. То, что он предстал перед Всевышним во время молитвы, зачтется ему.
Головокружение все больше охватывало его, но какое-то время он еще сопротивлялся слабости. Ему даже было легче от сознания того, что он не будет связан с такой церковью, принципы которой противны всему, во что он сам верил. Не лучше ли покоиться под полом базилики Святого Петра, оставшись последним Папой, при котором все еще не поставлено с ног на голову?
Он ясно представил себе, как завтра площадь заполнят римляне, оплакивающие утрату своего любимого Santissimo Padre. За его похоронами будут наблюдать миллионы людей, и вся пресса будет с уважением говорить о нем. Может быть, о нем даже напишут книги. Валендреа надеялся, что, опираясь на его идеи, традиционалисты смогут составить оппозицию Нгови. А еще останется Амбрози. Милый, верный Амбрози. Он останется. И Валендреа стало легче от этой мысли.
Его мышцы обмякли, он уже не мог сопротивляться, так что, уступив неизбежному, он расслабил тело и упал на пол.
Глядя на потолок, Валендреа отдался действию таблеток. Комната закружилась у него перед глазами. Он перестал бороться с охватывающей его слабостью.
Пока сознание покинуло его, Валендреа успел подумать, что, наверное, Бог действительно будет милостив.
Эпилог
Ватикан
3 декабря, воскресенье
13.00
Мишнер и Катерина вместе с толпой вошли на площадь Святого Петра. Мужчины и женщины вокруг них плакали и не скрывали своих слез. Многие перебирали четки. Раздавался торжественный звон соборных колоколов.
О случившемся объявили два часа назад. Это было немногословное заявление в традиционном официальном стиле Ватикана, где говорилось, что ночью почил Святой Отец. Сразу вызвали кардинала-камерленго Мауриса Нгови, в его присутствии личный врач Папы подтвердил, что смерть Альберто Валендреа наступила от массивного кровоизлияния.
Состоялась положенная церемония с серебряным молоточком, после которой объявили, что Святой престол вакантен. В Рим снова вызвали кардиналов.
Мишнер не стал посвящать Катерину в подробности случившегося. Так было лучше. В каком-то смысле он был убийцей, хоть и не чувствовал себя им. Но его переполняло чувство совершенного возмездия. Особенно за отца Тибора. Одно злодеяние было исправлено другим с помощью какого-то странно искаженного представления о справедливости, которое могло возникнуть только при невероятных обстоятельствах последних нескольких недель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39