Глаза ее закатились. Последнее, что она увидела, было скорбное лицо Марии, которая ничем не могла ей помочь.
Глава LXIX
Бамберг, Германия
1 декабря, пятница
14.00
Мишнер смотрел, как Ирма любуется рекой, протекающей за окном. Она вернулась сразу после ухода Катерины и принесла знакомый голубоватый конверт, который теперь лежал на столике.
– Мой Якоб совершил самоубийство, – шептала она. – Так жаль. – Она повернулась к нему. – Но ведь его похоронили в соборе Святого Петра. В освященной земле.
– Мы не могли открыть всем, что с ним произошло.
– Как раз это ему и не нравилось в церкви. Никогда нельзя сказать правду. Забавно, что теперь все, что после него осталось, построено на лжи.
Но в этом нет ничего странного. И у Мишнера, как и у Якоба Фолкнера, вся карьера основана на обмане. Интересно, как похоже у них все сложилось. Как похоже.
– Он всегда любил вас?
– Вы хотите сказать, любил ли он еще кого-то? Нет, Колин. Только меня.
– А может, вам обоим стоило найти что-то новое? Разве вам не хотелось иметь мужа, детей?
– Детей, да. Это единственное, о чем я жалею. Но я с самого начала знала, что я хочу принадлежать только Якобу, и он хотел того же. Я думаю, вы всегда ощущали себя его сыном.
При мысли об этом его глаза стали влажными.
– Я читала, что это вы первым обнаружили его тело. Это, должно быть, ужасно.
Мишнер не хотел вспоминать Климента, недвижимо лежащего на кровати, пустой пузырек на столе и монахинь, готовящих тело к погребению.
– Он был замечательным человеком. Но сейчас у меня такое чувство, будто я его совсем не знал.
– Не надо так думать. Просто эта часть его жизни принадлежала только ему. К тому же наверняка и он не все знал о вас.
Вот это верно.
Ирма указала на конверт:
– Я не смогла прочесть, что он написал.
– Вы пробовали?
Она кивнула.
– Я открывала конверт. Мне было интересно. Но только после смерти Климента. Написано на иностранном языке.
– На итальянском.
– Расскажите мне, что там.
Мишнер стал переводить, и она увлеченно слушала. Но пришлось сказать, что из оставшихся в живых только Альберто Валендреа знает, какое значение имеет документ, лежащий в конверте.
– Я знаю, что Якоба что-то беспокоило. В последние месяцы его письма были мрачными, даже циничными. Это непохоже на него. И он ничего не объяснял мне.
– Я тоже его спрашивал, но он не говорил ни слова.
– Он умел хранить секреты.
Мишнер услышал, как хлопнула входная дверь. Послышались звуки шагов по дощатому полу. Ресторан находился в дальнем конце зала, за маленьким вестибюлем и лестницей, ведущей наверх. Наверно, вернулась Катерина.
– Чем могу служить? – спросила Ирма.
Мишнер отвернулся от окна, за которым открывался вид на реку, и увидел перед собой Паоло Амбрози. На итальянце были широкие черные джинсы и темная наглухо застегнутая рубашка. Серое пальто доходило ему до колен, вокруг шеи повязан бордовый шарф.
Мишнер поднялся.
– Где Катерина?
Амбрози не ответил. Лишь смотрел на него, засунув руки в карманы пальто.
Мишнеру не понравился самодовольный вид Амбрози. Он бросился было к нему, но тот спокойно достал из кармана пистолет. Мишнер замер.
– Кто это? – спросила Ирма.
– Наша неприятность.
– Меня зовут отец Паоло Амбрози, – перебил его тот. – А вы, должно быть, Ирма Ран.
– Откуда вам известно мое имя?
Мишнер стоял между ними, надеясь, что Амбрози не заметит лежащий на столе конверт.
– Он читал ваши письма. Я не успел забрать все письма с собой, когда уезжал из Рима.
Она закрыла лицо руками и не смогла подавить невольный вздох.
– И Папа все знает?
Мишнер кивнул в сторону незваного гостя:
– Если знает этот сукин сын, знает и Валендреа.
Ирма перекрестилась.
Мишнер посмотрел на Амбрози и все понял.
– Где Катерина?
Вместо ответа Амбрози направил на него пистолет.
– Пока ей ничего не грозит. Но вы знаете, чего я хочу.
– А откуда вы знаете, что это у меня?
– Или у вас, или у этой женщины.
– Валендреа сказал, что поиск – мое дело.
Мишнер надеялся, что Ирма будет молчать.
– Все, что вы найдете, достанется кардиналу Нгови, – процедил сквозь зубы Амбрози.
– Я и сам не знаю, что мне делать.
– Теперь знаете.
Мишнер хотел сбить спесь с этого наглеца, но не забывал о пистолете. Что с Катериной?
– Катерина в опасности? – спросила Ирма.
– Ей ничего не грозит, – ответил Амбрози.
– Знаете, Амбрози, сами разбирайтесь с ней, – внезапно равнодушно произнес Мишнер. – Она была вашей шпионкой. Мне нет дела до нее.
– Уверен, что ей неприятно было бы это услышать.
Мишнер пожал плечами:
– Она сама полезла во все это, пусть сама и выкарабкивается.
Он не знал, не подвергает ли он опасности Катерину, говоря так, но показать слабость сейчас нельзя ни в коем случае.
– Мне нужен перевод Тибора, – выдохнул Амбрози.
– У меня его нет.
– Но Климент послал его сюда, верно?
– Я не знаю… пока не знаю. – Мишнер хотел выиграть время. – Но я могу это узнать. И вот еще что. – Он указал на Ирму. – Когда я найду его, я хочу, чтобы вы оставили в покое эту женщину. Ее это не касается.
– Климент, а не я втянул ее в это.
– Если вам нужен перевод, то это мое условие. Иначе я опубликую его.
Неприступный Амбрози начал колебаться. Как ни тревожно ему сейчас было, Мишнер с трудом сдержал улыбку. Он все рассчитал верно. Валендреа послал своего приспешника уничтожить текст, а не доставить его хозяину.
– Будем считать, что она ни при чем, – сказал Амбрози, – при условии, что она не читала текста.
– Она не знает итальянского.
– Зато вы читаете. Так что не забывайте о моем предостережении. Если вы не послушаете меня, вы не оставите мне выбора.
– Амбрози, как вы узнаете, прочел ли я текст?
– Я думаю, это трудно будет скрыть. Даже папы дрожали, читая его. Ладно, Мишнер. Пусть это вас не касается.
– Для дела, которое меня не касается, я оказался как-то слишком сильно в центре событий. Чего стоят хотя бы ваши вчерашние визитеры!
– Я не знаю ни о каких визитерах.
– На вашем месте я сказал бы то же самое.
– А Климент? – с мольбой в голосе спросила Ирма.
Она все еще думала о своих письмах.
Амбрози пожал плечами:
– Память о нем в ваших руках. Я не хочу посвящать в это прессу. Но если это случится, мы можем организовать утечку информации, которая, скажем так, запятнает его репутацию… и вашу.
– Вы расскажете всем об обстоятельствах его смерти? – спросила она.
Амбрози посмотрел на Мишнера:
– Она знает?
Он кивнул:
– Как и вы.
– Хорошо. Тем проще. Да, мы могли бы это сделать, но не напрямую. Слухи действуют гораздо сильнее. Люди до сих пор подозревают, что святого Иоанна Павла Первого убили. Представьте себе, что такой слух пройдет о Клименте, не говоря уже о ваших с ним отношениях. Тех писем, что у нас есть, вполне хватит. Если вам дорога память о нем – а я полагаю, что так оно и есть, – то помогайте нам во всем, и никто ничего не узнает.
Ирма не ответила, по ее щекам текли прозрачные слезы.
– Не плачьте, – сказал Амбрози. – Отец Мишнер поступит правильно. Он всегда поступает правильно. – Амбрози сделал шаг в сторону дверей, но опять остановился. – Я слышал, что сегодня начинаются знаменитые празднования в Бамберге. Во всех церквях рождественские украшения. В соборе будет месса, придет много народа. Начало в восемь. Давайте тоже не останемся в стороне от праздника и обменяемся тем, что нам нужно. В семь. В соборе. – Он указал на здание на вершине холма на другом берегу реки. – Место людное, нам всем будет спокойнее. Или, если хотите, можем совершить обмен прямо сейчас.
– В семь в соборе. А сейчас убирайтесь.
– Помните, что я сказал, Мишнер. Не распечатывайте конверт. Сделайте себе, мисс Лью и мисс Ран приятное.
И Амбрози ушел.
Ирма молча плакала. Наконец она сказала:
– Этот человек – дьявол.
– Как и новый Папа.
– Он связан с Петром?
– Это его секретарь.
– Что творится, Колин?
– Чтобы понять это, я должен прочесть содержимое конверта. – Но надо сперва обезопасить ее. – Уйдите. Я не хочу, чтобы вы что-то знали.
– Зачем вы хотите открыть его?
Мишнер взял конверт со стола.
– Раз это так важно, я должен знать это.
– Этот человек сказал, чтобы вы этого не делали.
– Да пошел он к черту. – Он сам удивился своему резкому тону.
Ирма поколебалась, затем сказала:
– Я прослежу, чтобы вам не мешали. Она вышла, закрыв за собой дверь. Раздался скрип петель, такой же тихий, как тогда, месяц назад дождливым утром в архиве, когда кто-то выслеживал его. Наверняка это был Паоло Амбрози.
Мишнер замер. Вдали послышались приглушенные звуки рожков. За рекой колокола пробили час.
В конверте было два листа бумаги, голубой и рыжевато-коричневый. Мишнер сначала прочел голубой, написанный рукой Климента.
«Колин, теперь ты знаешь, что Дева сказала кое-что еще. Сейчас я доверяю тебе Ее слова. Ты знаешь, как ими распорядиться».
Дрожащими руками Мишнер отложил голубой лист. Климент знал, что он в конце концов окажется в Бамберге и прочтет содержимое конверта.
Он развернул рыжевато-коричневый лист.
Светло-голубые чернила, новая хрустящая бумага. Мишнер пробежал глазами итальянский текст, воспринимая лишь общее содержание письма. Прочитав внимательнее второй раз, он уже понял больше. И только в последний раз он полностью понял, что написала в 1944 году сестра Люсия – оставшуюся часть третьего откровения Девы Марии, переведенную отцом Тибором в тот далекий день 1960 года.
«Прежде нем уйти, Дева сказала, что есть и последнее откровение, которое Господь пожелал сообщить только Гиацинте и мне. Она сказала нам, что Она Матерь Божия и велела поведать это откровение миру в нужный момент. Нам будут мешать сделать это. Слушайте и запоминайте, велела Она. Люди должны исправиться. Они много грешили и растоптали данный им дар. Дочь моя, сказала Она, брак есть благословенное состояние. Любовь не знает границ. То, что человек ощущает сердцем, то правильно, независимо от того, к кому и почему он испытывает эти чувства. Бог не положил предела людям, желающим создать союз. Знайте, что лишь счастьем измеряется любовь. Еще знайте, что женщины, как и мужчины, принадлежат Божьей церкви. Не только мужчины могут быть призваны на службу Богу. Священникам Господа нельзя запрещать любить и иметь привязанности, а также познавать радость отцовства. Служение Богу не мешает следовать зову своего сердца. Священники должны быть щедрыми во всем. И знайте, сказала Она, что ваше тело принадлежит вам. Как Бог передал Мне Своего Сына, так Он передает вам и всем женщинам их будущих детей. Вам самим решать, что лучше. Ступайте, мои малютки, и донесите до людей эти слова. Чтобы помочь вам, Я всегда буду рядом с вами».
Руки Мишнера дрожали. Это были не дерзкие слова сестры Люсии. Это было нечто совсем другое.
Он вынул из кармана письмо, написанное Ясной два дня назад. Слова, которые сказала ей Дева в Боснии на горной вершине. Десятое откровение Меджугорья. Он развернул лист и еще раз перечитал послание.
«Не бойтесь, ибо Я, Матерь Божия, говорю с вами и прошу вас донести это послание до всего мира. Вам будут мешать сделать это. Внимательно слушайте и запоминайте, что Я скажу вам. Люди должны исправиться. Они должны смиренно просить прощения за уже совершенные грехи и за те, которые они еще совершат в будущем. Говорите же от Моего имени, что человечеству придется понести суровое наказание, не сегодня и не завтра, но уже скоро, если люди не поверят Моим словам. Я уже открыла это благословенным детям из Ля-Саллет и Фатимы, а сегодня повторяю вам, ибо люди грешили и растоптали ниспосланный им свыше дар. Если люди не обратятся к Господу, наступит время времен и предел пределов; а если все останется как сейчас или станет еще хуже, то погибнут и сильные и могущественные, и робкие и слабые.
Запомните эти слова. Зачем преследовать мужчину или женщину, которые любят иначе, чем все? Такое преследование не угодно Господу. Знайте, что брак будет доступен всем без ограничений. Все, что противоречит этому, – людские предрассудки, а не слово Божие. Женщины высоко стоят в глазах Бога. Слишком долго их служба была запрещена, и это угнетение неугодно Богу. Священники церкви должны быть счастливы и щедры. Их нельзя лишать радости любить и иметь детей, и Святой Отец должен понять это. Судьбу ребенка вправе решать Женщина, а мужчина не должен вмешиваться в это решение. Ступайте, донесите это послание до людей и говорите им о милости Божией, но помните, что Я всегда буду рядом с вами».
Мишнер упал на колени. Все было понятно. Два откровения. Одно записано португальской монахиней в 1944 году – необразованной женщиной, не очень хорошо владеющей языком, – и переведено священником в 1960 году, и говорит оно о том, что было поведано 13 июля 1917 года, когда детям явилась Дева Мария.
Другое записано женщиной два дня назад – очевидицей, видевшей сотни явлений Девы, – и это рассказ о том, что она услышала в грозовую ночь на горной вершине, когда Дева явилась ей в последний раз.
Оба события разделяет почти сто лет.
Первое послание хранилось запечатанным в Ватикане, его читали только папы и болгарин-переводчик, причем никто из них никогда не встречался с носительницей второго послания. А она никак не могла знать содержания первого. И все же оба откровения говорят об одном и том же. И в обоих случаях – один и тот же посланник. Мария, Матерь Божия.
Две тысячи лет сомневающиеся хотели получить доказательства существования Бога. В этом было что-то совершенно осязаемое. Бог – живое существо, знающее, что происходит в мире и имеющее прямую связь с людьми. Это не метафора и не иносказание. Это Царь Небесный, покровитель людей, Глава Творения. В мозгу Мишнера еще раз пронеслось его собственное видение.
«В чем мое предназначение, Якоб? – спросил он».
«Ты станешь знаком для всего мира. Маяком, зовущим к покаянию. Посланцем, возвещающим, что Бог существует».
Тогда он решил, что это галлюцинация. Теперь он знал, что это не так.
Он перекрестился и впервые за последнее время начал молиться, точно зная, что Бог слышит его. Он просил прощения для церкви и для неразумных людей, и в первую очередь для себя самого. Если Климент был прав, а теперь уже не было причин сомневаться в этом, то в 1978 году Валендреа выкрал из архива ту самую часть откровения, которую он только что прочел.
Мишнер представил себе, что подумал Валендреа, когда впервые увидел эти слова. Неграмотная португальская девочка опрокидывает все двухтысячелетнее учение церкви! Женщины-священники? Священники могут жениться и иметь детей? Гомосексуализм не является грехом? Женщина может решить сделать аборт? Значит, вчера, когда Валендреа прочел откровение Меджугорья, он уже понял все то, что теперь знал и Мишнер.
И это все Слово Божие.
«Но не теряй веру, поскольку в конце концов у тебя останется только она».
Он закрыл глаза. Климент был прав. Люди глупы. Бог пытался направить людей по верному пути, но глупцы люди не пошли за ним. Мишнер подумал о пропавших посланиях из Ля-Саллет. Неужели столетие назад другой Папа совершил то, что не удалось Валендреа? Это объясняет то, что Дева появилась снова в Фатиме и Меджугорье. Она хотела попробовать еще раз. Но Валендреа сорвал попытку открыть людям откровение, уничтожив текст. А Климент пытался исполнить волю Девы.
«Но знай, что мне снова явилась Дева и сказала, что мое время пришло. С Ней был отец Тибор. Я ожидал, что Она заберет меня, но Она сказала, что я должен взять свою жизнь собственной рукой. Отец Тибор сказал, что это моя обязанность, мое покаяние за неповиновение и что я все узнаю потом. Я спросил, что станет с моей душой, но мне ответили, что Дева ждет меня. Я слишком долго игнорировал волю небес. Теперь я исполню ее».
Это был не бред сумасшедшего и даже не предсмертная записка помешанного самоубийцы. Теперь Мишнер понимал, почему Валендреа не мог допустить сравнения перевода отца Тибора с сообщением Ясны.
Их сходство погубило бы его.
«Не только мужчины могут быть призваны на службу Богу».
Церковь никогда и мысли не допускала о женщинах-священниках. Еще со времен Рима папы собирали соборы, вновь и вновь подтверждающие эту догму. Христос был мужчиной, значит, мужчинами должны быть и священники.
«Священникам Господа нельзя запрещать любить и иметь привязанности, а также познавать радость отцовства».
Безбрачие было придумано людьми. Христа принято считать безбрачным. Значит, такими же должны быть и Его священники.
«Зачем преследовать мужчину или женщину, которые любят иначе, чем все?»
В Книге Бытия говорилось о мужчине и женщине, соединившихся в одно тело, чтобы передать жизнь, и церковь учила, что союз, целью которого не является зарождение новой жизни, греховен.
«Как Бог передал Мне Своего Сына, так Он передает вам и всем женщинам их будущих детей. Вам самим решать, что лучше».
Церковь абсолютно не допускает контроля рождаемости в любой форме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39