– Вот это совершенно напрасно, Мари. Ваш жест ничего не значит. Признайте, что прав я. Необходимо было помешать майору вредить нам. Но если вы пожимаете плечами, значит, вы избегаете ответственности и не хотите смотреть правде в глаза. Нужно уметь владеть собой, особенно когда занимаешься политикой.
Он увидел, как из глаз Мари заструились слезы. Это его удивило:
– Как?! Вы плачете? Снова ошибка. Вы показываете свою слабость. А ведь именно когда человек слаб, он должен проявлять как можно больше твердости. Думаете, я этой ночью был в состоянии противостоять обезумевшей толпе? Да если бы хоть одному из этих негодяев вздумалось проверить, действительно ли в бочонке есть порох, для меня все было бы кончено!
– Молчите! Молчите! – завизжала она. – Вы тараторите без передышки, а у меня от вас голова раскалывается. Замолчите! Делайте что хотите, а меня оставьте в покое. Вы всегда правы! Всегда! Здесь распоряжаетесь вы. А я – ничто. Вы изменили мне с Луизой, я вам подчинилась, и вот до чего мы дошли, да вы же еще меня упрекаете!
– Истерика! – констатировал он. – Это плохо! Представьте, что Лагарен увидит вас в этом состоянии.
– Плевать мне на Лагарена… И на все остальное…
– Спокойно! – прикрикнул он. – Спокойно, Мари. Если вы лишитесь чувств при первой же опасности, что с нами будет? Оставьте эту привилегию всяким там Жюли и Франсийон. Я рискую больше вашего. А разве я жалуюсь?
– Я в обморок не падаю, нет. Я думаю о прошлом. Плохие у меня были советчики. Вспоминаю, чем я была при жизни Жака. Сильной женщиной. Брала мушкет и воевала с дикарями. А с тех пор как рядом со мною вы, Режиналь, корабль ведете вы, командуете вы… Ах! Всевышний! Я только что задумалась о том, как бы я поступила при подобных обстоятельствах год назад… Я бы сражалась, да, сражалась с оружием в руках. Уж я бы сумела противостоять этой взалкавшей крови толпе! Кроме того, я обратилась бы за помощью к друзьям.
– К друзьям? К Байярделям и Лефорам, конечно?
– Совершенно верно: к Байярделям и Лефорам. Самая моя большая ошибка – позволить осудить без единого доказательства тех, кто всегда был мне верен. Вот куда она меня завела… Я пропала, позволив погубить своих друзей…
Шевалье сглотнул и почувствовал во рту горечь. Он не ожидал, что Мари так скоро придет в себя.
Однако он притворился, что хочет уйти, заявив:
– Раз вы теперь так рассуждаете, я предпочитаю удалиться…
– Ах, вы не помешаете мне думать о Лефоре. Он всегда был рядом, когда мне приходилось тяжело. Вы не знаете, что это был за человек. Стоило мне шевельнуть пальцем, сказать слово, и он отдал бы за меня жизнь…
– Дьявольщина! Что же вы давали ему взамен?
– Очень немногое! Так мало в сравнении с тем, что получили вы! Но Лефор умел добиться всеобщего уважения на этом острове! Я уверена: одного его имени, произнесенного сегодня, было бы достаточно для наведения порядка!
– Ну так пошлите за ним! – цинично бросил он. – А я пойду подышу свежим воздухом!
Он отворил дверь. Уже собираясь захлопнуть ее за собой, он передумал и поторопился вернуться. Шевалье подбежал к Мари и тихо сказал:
– Кто-то идет. Не знаю, кто именно. Кажется, майор. Мне почудился его голос… Вытрите глаза и ступайте вниз. О черт, да будьте же мужественны! Не уступайте ему, иначе потеряете все, и жизнь в придачу.
Майор! Это слово подхлестнуло ее. Мари встала и аккуратно промокнула слезы. Она не хотела показывать майору, что плачет.
– Жду вас здесь, – прибавил Мобре и, подмигнув, посоветовал: – Не произносите моего имени. Вы меня не видели!
Она кивнула и вышла.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Мари видит, как ее власть тает
Выглянув на лестничную клетку, Мари увидела Мерри Рулза, беседовавшего с капитаном Лагареном. Тот только что отобедал и, еще покрытый с ног до головы пылью и взмокший от пота, выслушивал нагоняй от майора, распекавшего его за то, что капитан не доложил ему, оставив все прочие дела, о начавшихся на острове волнениях. На некотором удалении от них ожидал с отсутствующим видом комендант де Лубьер.
– Господа! – громко обратилась к ним Мари. – Я вас ожидала. Сейчас я спущусь…
Мерри Рулз оставил Лагарена, отступил на шаг и равнодушно поклонился генеральше. Та шла по ступеням медленно, величаво, отчасти торжественно, желая произвести на посетителей впечатление и заставить их поверить в то, что она чувствует себя уверенно.
Дойдя до последней ступени и даже не поприветствовав вновь прибывших, которые к ней приблизились, она спросила:
– Ну, господа, о чем вы приехали мне сообщить?
– О событиях чрезвычайной важности и весьма неприятных, ваше превосходительство! – начал Мерри Рулз. – События, о которых капитан Лагарен рассказал вам далеко не все, ясно показывают, что ваша власть на Мартинике ослабевает. Мятежники не знают удержу.
– Я – генерал-губернаторша острова, – напомнила Мари, – и знаю, что мне делать. Должна вам заметить, что вы сами совершили грубейшее нарушение, не доложив мне обо всем вовремя!
– Со вчерашнего вечера произошло столько событий, мадам, что у меня не было времени с вами связаться. Примите мои глубочайшие извинения.
– Разве вы не могли отправить ко мне нарочного? И дать мне знать, что мое присутствие в Сен-Пьере необходимо?
– Для меня нет ничего страшнее, чем сообщать неприятные новости, – произнес Мерри Рулз совершенно невозмутимо. – Но теперь я вынужден это сделать, к моему величайшему сожалению. Мадам! Ваш протеже, шевалье Режиналь де Мобре, член Высшего Совета, сегодня ночью убил одного из самых уважаемых колонистов Каз-Пилота, пользовавшегося огромным влиянием среди населения благодаря немалому состоянию и прекрасному характеру.
– Сегодня ночью? В Каз-Пилоте? – переспросила она с наигранным удивлением.
– Да, мадам.
– Где это произошло? На улице? Или же господин де Мобре пришел к этому колонисту с намерением убить его?
– На улице, мадам. Перед домом господина де Мобре.
– В таком случае, может, вы мне скажете, что делал этот колонист ночью у дома господина де Мобре? На островах принято ложиться рано. Только разбойники и воры расхаживают по ночам. Если господин де Мобре находился у себя дома, я не понимаю, почему речь идет об убийстве… Здесь, видимо, какая-то ошибка.
– Мадам! Следствие ведется, оно прояснит обстоятельства этой драмы. И мы узнаем, действительно ли шевалье виновен, как утверждают жители Каз-Пилота.
– Хорошо, узнаем, – кивнула Мари. – Что еще?
– Кроме того, – продолжал Рулз, несколько сбитый с толку уверенностью Мари, – в Сен-Пьере произошли еще более печальные события. От капитана Лагарена вы знаете, что трое охотников были убиты индейцами Каравеласа. Сегодня утром мы в форте принимали шестнадцать дикарей, их прислал вождь; они передали, что индейцы Страны Варваров ни в коей мере не нарушили перемирия и соглашений, связывающих их и нас. Они уверяют, что наших колонистов убили дикари, прибывшие с Сан-Доминго на лодках, посланцы с извинениями предлагают нам возместить ущерб, нанесенный пришлыми дикарями.
– Эти люди почитали генерала Дюпарке, – прокомментировала Мари. – Мой супруг умел их ценить.
– Разумеется, мадам. Однако поселенцы, избежавшие смерти на Каравеласе, поспешили пригласить шестнадцать карибских посланцев. Они опоили их ромом, а потом перерезали их; только двоих они оставили в живых, чтобы те обо всем рассказали вождю.
– Это сделали французы? Люди, присягавшие на верность Дюпарке? – задыхаясь от негодования, спросила Мари. – Мне жаль их.
– Тем не менее, мадам, после этой обоюдной резни следует ожидать, что дикари неминуемо начнут войну. Вы, кстати, можете спуститься в Сен-Пьер: вы скоро составите себе впечатление, увидев собственными глазами и услыхав своими ушами, что там делается.
Мерри Рулз бросил взгляд на коменданта де Лубьера, словно прося подтверждения своим словам; тот, не меняя позы, громко отчеканил:
– Мадам! Столкновение представляется неизбежным.
Мари перешла в большую гостиную. Ее смятение было настолько велико, что она едва не забыла о посетителях. Однако новости, которые она узнала, немного ее обнадежили. Итак, не было и речи о заговоре против нее, против ее окружения, в особенности против Мобре, ее протеже. Назревала лишь война с дикарями! Подумаешь! На Мартинике шесть рот солдат и значительное число колонистов, которых обуяла жажда приключений! Можно без труда набрать четыреста – пятьсот добровольцев, готовых отправиться на войну. Пока они будут истреблять индейцев и защищать свои земли, политические распри забудутся! Благодаря этой войне, она скорее обретет утраченную было власть.
– Садитесь, господа, – пригласила она, – и объясните мне все это в подробностях.
Она указала одному посетителю на банкетку, другому – на кресло напротив. Сама она направилась к банкетке и, собираясь сесть, услышала, как Мерри Рулз говорил Лагарену:
– Вы нам больше не нужны, капитан. Можете возвращаться в форт. Отдайте своим солдатам необходимые распоряжения. Вы слышали наш разговор. Никакие меры предосторожности не будут излишними.
Мари показалось отвратительным, что майор позволил себе вольность – выпроводить ее гостя, только что отобедавшего у нее и ожидавшего ее приказаний. Но в сложившихся обстоятельствах она не посмела вмешиваться.
Лагарен поклонился и, загромыхав сапогами по полу, вышел.
Мерри Рулз не спеша устроился в кресле. Лубьер сел рядом с Мари.
– Слушаю вас, господа, – произнесла госпожа Дюпарке.
– Ваше превосходительство! – начал майор. – Перед тем как отправиться сюда, я позволил себе спешно созвать Высший Совет. Убежден, нас ждет тяжелая, кровавая ночь, если нынче же вечером я не буду в состоянии официально объявить представителям, которых сейчас выбирает население, что с завтрашнего дня Совет вынесет постановление о принятом решении…
– Как?! – изумилась Мари. – Поселенцы выбирают представителей? Зачем же тогда советники? Разве они уже не являются авторитетными представителями колонистов?
– Лично я ничего об этом не знаю, – многозначительно усмехнулся Рулз. – Сами поселенцы решили, что советники ничего не смыслят, и не без основания. Если жители считают, что те плохо представляют их интересы, то только потому, что на самом деле их назначаете вы, мадам.
– И что же? – нетерпеливо вскинулась Мари. – Продолжайте, говорите же!
– Завтра вам необходимо присутствовать на заседании Совета, мадам.
– Я буду там.
Майор выразил удовлетворение кивком головы. Помолчав, он продолжал:
– Думаю, вам нечего опасаться за свою жизнь, мадам. К счастью, я еще обладаю некоторым авторитетом и дружен с большинством поселенцев.
– Иными словами, – с раздражением перебила она майора, – вы хотите дать мне понять, что готовы мне покровительствовать?
– Да, мадам, – сухо подтвердил он. – Вы, похоже, не знаете, если, конечно, капитан Лагарен вам не сказал, что колонисты настроены по отношению к вам крайне враждебно. Они выдвигают против вас тяжелейшие обвинения, которые могут стоить вам не только власти, но и жизни.
– Какие же угрозы?
– В Ле-Прешере, Ле-Карбе, Каз-Пилоте, Сен-Пьере, Макубе и даже, кажется, в Фор-Руаяле колонисты бегали по улицам, требуя смерти вашей и шевалье де Мобре. Почему? Потому что вы поручили предателю, капитану Байярделю, покончить с флибустьерами; вы назначили иностранца, предающего интересы поселенцев, членом Высшего Совета. Вы также приняли унизительные для них меры. Проверку весов, к примеру. Наконец, в замке Монтань, по их мнению, вы ведете, так это или нет, распутную жизнь. Извините меня, мадам, но это главные нарекания в ваш адрес; прошу покорно заметить: я лишь повторяю то, что говорят другие, и не несу ответственности за эти слова.
Мари до боли сжала кулачки; ей стоило огромного усилия сдержаться. Она долго не произносила ни звука и стояла опустив глаза. Вдруг ее взгляд упал на до блеска начищенные сапоги коменданта де Лубьера и неожиданно вспомнила, как выглядели сапоги Лагарена, серые от пыли и размякшие от пота.
Она подумала: «Зачем здесь Лубьер? Какую роль ему уготовил майор? На что еще он решился, не спросив моего мнения?»
По едва уловимым признакам она догадывалась, что ее власть поколеблена и в действительности всем заправляет Рулз. Он нехотя вводит ее в курс своих решений. А принимает ли он во внимание ее собственные приказы?
– Какова повестка дня заседания Совета на завтра? – спросила она.
– Во-первых, борьба за полное уничтожение дикарей.
Он запнулся, потом продолжал:
– Во-вторых, положение шевалье де Мобре. Она получила удар в самое сердце, будто пронзенное кинжалом.
– Положение шевалье? – в изумлении переспросила она. – Что это значит?
– Он – убийца, мадам.
– Он – советник, его личность неприкосновенна.
– Вот именно, мадам: его необходимо лишить неприкосновенности. Этого требуют колонисты.
Из двух одно: либо вы на это согласитесь, и такой ценой спокойствие, возможно, будет восстановлено, либо вы воспротивитесь суду над шевалье, и тогда вас ожидают волнения, кровавые стычки. В результате пострадаете в первую очередь вы сами.
– Обсудим это позднее. Какие еще вопросы?
– Других вопросов нет, мадам, и слава Богу! Совету хватит работы, обсуждая эти два. Поверьте: если мы сумеем найти правильное решение, нам будет с чем себя поздравить.
После слов майора снова наступило молчание. Лубьер не шевелился, словно был глух и нем и происходившее его не касалось. Мари все больше нервничала. Она себя спрашивала, достаточно ли тонкий слух у Мобре и понимает ли он все, о чем они говорят. Если да, то что он собирается предпринять? Подаст ли сигнал англичанам? В такое время угроза со стороны дикарей станет особенно опасной, совпади она с атакой англичан с моря! Ведь если война с карибскими индейцами вопрос решенный, то защитники острова будут находиться в Стране Варваров и для отражения атаки английских судов некого будет выставить. Матросы Кромвеля высадятся и окружат Мартинику без единого выстрела. Одна Мари это знала. Но не могла в этом признаться. Ведь Мобре был бы немедленно обречен. Через два часа толпа восставших ворвется в замок, схватит шотландца и повесит его.
Она молчала, и Мерри Рулз сделал вид, что решил, будто разговор окончен. Кстати, он уже изложил Мари все, что хотел.
Он заерзал в кресле, собираясь встать. Генеральша заметила его жест и сказала:
– Одну минуту, майор. Мне тоже необходимо вам задать несколько вопросов.
– Слушаю вас, мадам.
– Какую позицию вы намерены занять завтра в Высшем Совете, когда будет обсуждаться вопрос о дикарях? Думаю, вы уже составили себе мнение?
– Да, мадам. Положа руку на сердце, я одобряю колонистов, которые хотят очистить эту землю от индейцев.
– Вам известно, что генерал при жизни всегда старался уважать обязательства, принятые перед вождями карибских индейцев?
– Я присягал на верность покойному генералу Дюпарке, мадам, и всегда ему повиновался. Но сегодня события приняли новый оборот: перемирие нарушили дикари. Завтра я выскажусь за беспощадную войну… Думаю, большинство членов Совета последуют за мной на этом пути. Сверх того, смею вам напомнить, мадам, что во время вашего назначения вы сами приняли на себя обязательства очистить Мартинику от дикарей… Полагаю, что советники не преминут при необходимости напомнить вам об этом.
Мари подняла было руки и снова уронила их, воскликнув:
– Значит, вопрос о войне решен?.. И я ничего не могу изменить! Какими силами вы располагаете?
– Думаю, что в несколько дней смогу привести в боевую готовность около шестисот колонистов, мадам. У нас достаточное количество мушкетов для их вооружения, так что не придется лишать ружей солдат наших семи рот. Предлагаю поставить во главе экспедиции присутствующего здесь господина де Лубьера.
Лубьер встал и чопорно поклонился генеральше, а та поблагодарила его взмахом ресниц.
– Господин де Лубьер храбрый воин, – продолжал Рулз. – Он доказал это не раз. Он составил подробный план, имеющий, по-моему, большую стратегическую ценность, своих действий против индейцев. Он изложит вам его лично. Но прежде, мадам, хочу вам заметить: во-первых, для сохранения вашего авторитета необходимо одержать блестящую победу над карибскими дикарями, особенно после нашего поражения на Мари-Галанте. И мы победим. Я в этом совершенно уверен, потому что хорошо знаю, чего стоит комендант де Лубьер. Уж он-то сумеет повести своих солдат в бой и не отступит, не станет вступать с неприятелем в переговоры… Ваше имя, мадам, будут связывать с великой задачей, осуществленной на Мартинике в период вашего правления. Прогнав карибских индейцев с их насиженных мест, мы удвоим площадь возделываемых земель.
– Колонистов не так уж много, а у нас и здесь забот хватает…
– Когда угроза индейцев перестанет довлеть над островом, это станет известно во Франции, и охотников сюда приехать будет немало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44