– Вы готовы пожертвовать всем ради достижения своих целей?
– Еще бы! Случалось ли вам рисковать жизнью, стоя перед тридцатью пушками и имея дело с двумястами головорезами, которые управляются с мушкетами все равно что отец Фовель с четками, и все это ради жалких тридцати пистолей? Если вы ставите под сомнение мои заслуги и мою верность, что же, лучше нам замолчать, не то я проткну вам селезенку!
– Спокойствие! – осадил его Виллер. – Капитан! Вы как раз тот, кого я искал. И я счастлив. Чтобы победить, мы не должны пренебрегать ничем. Абсолютно ничем!
– Поздно спохватились! – заявил Лефор.
– То есть как поздно? Флибустьер недовольно кашлянул:
– Пока мы находились в море, я думал, вы в одно прекрасное утро отправите отца Фейе кормить сардин. Потому я и не отходил от вас ни на шаг, боясь пропустить такое зрелище. Увы! Вы вели себя, как мальчик из церковного хора, если не считать, что у нас певчие хотя бы исхитряются насовать аббату в дароносицу бабочек и стрекоз… Виллер рассмеялся:
– А я-то уж начал было подозревать вас и вашего монаха! Готов был поклясться, что вы оба хотели защитить отца Фейе!.. Скажите, капитан, как следует понимать отца Фовеля? Что он за человек? Может ли нам пригодиться?
– Хм, хм! – промолвил Ив. – Отец Фовель распоследний нечестивец, хоть и в рясе. За поясом у него пара отличных пистолетов, – не хотел бы я оказаться у него на мушке! – а еще – мешочек с пулями и пороховой ящичек, с которыми он управляется ловчее, чем с монашеской одеждой. Словом, он готов продать душу всякому за четверть сантима, если бы у кого-нибудь нашлась такая мелочь…
– Неужели так любит деньги?
– Спрашиваете! Ему всегда мало! Он даже продал тех, кто купил его самого, и все ради наживы. Впрочем, серебру он предпочитает золото, а золоту – вино. Так-то, мессир!
Виллер захлопал в ладоши, весело посмотрел на флибустьера и проговорил:
– Что же, приятели, надеюсь, мы состряпаем отличное дельце! Вот именно! Прошу об одном: слушаться меня… Если будете делать, как я скажу, – победа у нас в кармане!
– Я полагаю, – подумав, заметил Ив, – что если отец Фовель любит серебро, золото и вино, то не отказался бы он и от папской тиары или, за неимением тиары, от епископской митры… Поманите его митрой, и он за вами хоть на край света побежит!
– Нет ничего проще!.. Кардинал… – Он замолчал и пошарил в кармане камзола, откуда извлек образок и показал его Лефору: – Смотрите! Вот выполненный пастелью портрет одного из моих внучатых племянников. Священные одежды ему, может быть, пока великоваты, но всему свое время…
– Дайте мне этот портрет и увидите, что будет с отцом Фовелем; ведь он может быть и агнцем, и демоном – как пожелаете.
Ив сунул образок в карман и растянулся на соломе, собираясь заснуть.
– Минутку! – остановил его Виллер. – Мы еще не договорили. Может быть, пока мы здесь, набросаем план в общих чертах?
– К вашим услугам, шевалье. Приказываете здесь вы…
– Необходимо во что бы то ни стало помешать отцу Фейе добраться до Парижа. Это непременное условие. Если это не удастся, вы, капитан, со своим монахом задержите его, но так, чтобы я успел повидаться с кардиналом и его величеством раньше его…
– Да я хоть сейчас перережу ему горло, – вращая выпученными глазами, прошипел Ив.
– Нет, нет, гром и молния! – остановил его шевалье. – Я ни в коем случае не хочу прибегать к подобным мерам… во всяком случае, пока будет возможность действовать иначе… Нет, выслушайте меня, капитан. Вам известно, что отец Фейе везет под сутаной письма генеральши Дюпарке и Высшего Совета, адресованные кардиналу. Эти письма мы и должны выкрасть. Без них он бессилен. Только благодаря им его примет Мазарини. Впрочем, он его и так примет, потому что отец Фейе – доминиканец… Но все, что тот скажет, останется пустым звуком…
– Понятно! – обрадовался Ив. – И вы увидите, как мы заберем эти письма, мессир. Мой монах Фовель словно нарочно на свет родился ради такого дела… Вот пустимся в путь, и уж тогда предоставьте действовать мне…
ГЛАВА ВТОРАЯ
Заговор против отца Фейе
Так в воспоминаниях о далеком прошлом Лефор и уснул; он уж и забыл, когда в последний раз спал так же крепко, как на этом жалком постоялом дворе, на соломенной подстилке, смявшейся под его грузным телом.
Капитан потянулся. Дневной свет пробивался сквозь слуховое окно, которое было не больше иллюминатора. Ив бросил взгляд на своего спутника и увидел, что тот еще крепко спит, шумно выдыхая воздух, будто дул на горячий суп.
Флибустьер бесшумно поднялся, надел камзол, застегнулся, прицепил шпагу и сошел в зал.
Он сейчас же разглядел отца Фовеля; тот сидел за столом, перед ним лежал огромный кусок сала, а также хлебный резак с лезвием в две мужские ладони. Монах то и дело прикладывался к оловянной кружке. Ив обрадовался, видя приятеля в столь приятной компании, потому что вчерашний ужин, состоявший из свежего хлеба, ветчины и вина, оставил у него в душе приятные воспоминания.
Капитан не спеша подошел к монаху, сел напротив и заговорил:
– Здравствуйте, отец мой! Вижу, воздух Франции пробудил в вас аппетит…
– Проклятая страна! – проворчал монах. – Я так и не сомкнул глаз… Меня осаждали всякие твари, а у одной крысы я с большим трудом отбил свой башмак. Наконец я затрясся от холода, словно новорожденный.
– Черт побери! – вскричал Лефор. – Здесь настоящая зима, а ты привык к тропическому климату. А меня мороз бодрит…
Он хлопнул в ладоши, чтобы по примеру монаха заказать хозяину постоялого двора плотный завтрак.
Когда хозяин исполнил приказание, капитан с интересом стал разглядывать отца Фовеля, и тот был настолько заинтригован, что перестал жевать.
– Не удивлюсь, сын мой, если в ваших мозгах снова зашевелилась какая-нибудь дьявольская идейка! – предположил монах.
Вместо ответа Лефор вынул из кармана камзола образок, который накануне ему доверил Виллер, и протянул приятелю. Тот внимательно стал его изучать и наконец спросил:
– Что это?
– А вам как кажется?
– Хм, хм… Узнаю папскую тиару, меховое облачение, стихарь и туфли!
– Такой подарок обещал мне для вас шевалье де Виллер, если вы согласитесь сделать, что он скажет!
– А чего он хочет, сын мой?
– Перерезать горло отцу Фейе!
Фовель схватился за сердце и вскричал:
– Святая мадонна!
– Точно говорю! – как ни в чем не бывало подтвердил Лефор, отправляя в рот огромный кусок сала с хлебом. – Этот дворянин питает к вам слабость; он симпатизирует вам настолько же, насколько ненавидит вашего коллегу, с которым вы сегодня ночевали в одной комнате.
– Меховое облачение и стихарь! – продолжал Фовель, не сводя глаз с образка. – Если память мне не изменяет, один раз меня уже заставили объехать свет в погоне за митрой. Клянусь святым Антонием, больше я не стану жертвой наглого мошенника!.. Что же вы ответили-то, сын мой, этому достославному дворянину?
– Я сказал, что вы изо всех сил постараетесь как можно скорее похудеть, чтобы влезть в это священное облачение и предстать во всем блеске.
– Понимаю, – кивнул монах, – вы дали ему понять, что мы готовы служить его интересам.
– Да ведь только так можно уберечь несчастного отца Фейе, который ни о чем не подозревает, а? Виллер сейчас же дал мне поручение, а вы станете мне помогать: нам необходимо захватить письма, которые доминиканец получил от ее превосходительства, и доклад Высшего Совета Мартиники.
– Нет ничего проще! – заявил отец Фовель. – Все эти бумажки он носит в своем требнике.
– Ну, раз все так просто, поскорее стяните их и отдайте мне, а я спрячу в надежное место.
– Э-э… а вы знаете, что это дурное деяние?
– Да, но оно поможет нам совершить благо. Вспомните о том, какую цель мы преследуем, и скажите себе, что Господь, если он хоть немного соображает, поможет вам совершить это воровство. Разве не простил он грешницу, заплатившую своим телом морякам, которые перевезли ее через реку, благодаря чему она смогла явиться в храм?
Отец Фовель опустил голову: по всему было видно, что слова капитана его не убедили.
– Признаться, я не знаю за собой таланта отнимать что бы то ни было у своего ближнего, кроме как при помощи сабли и пистолета. А в данном случае не думаю, что такой способ подойдет…
Лефор его не слушал. Он разглядывал широкие балки под потолком, потемневшие от копоти и гари. Монах увидел, как капитан почесал в затылке, и попросил:
– Когда сосчитаете все засиженные мухами пятна, милейший сын мой, соблаговолите ответить на мой вопрос.
– Я размышлял кое о чем не менее важном, чем ваш вопрос, монах, – торжественно произнес флибустьер. – Этот блестящий шевалье де Виллер дал мне еще одно поручение: помешать отцу Фейе попасть в Париж. В случае неудачи мы должны пустить в ход все средства, лишь бы доминиканец прибыл в столицу гораздо позднее шевалье.
– Зачем, скажите на милость?
– Чтобы удался его план, шевалье считает, что должен повидать кардинала или его величество раньше посланца Высшего Совета. Это ясно как день.
– Ну и что вам ясно? – спросил терявшийся в догадках отец Фовель.
– Кажется, я все понял! Эй, хозяин! Еще кружку вина!
– Две! – поправил монах. – Две, пожалуйста, сын мой…
Когда хозяин постоялого двора принес вино и снова удалился на кухню, монах устроился поудобнее, опершись локтями о стол, а Лефор взялся за трубку.
– Слушайте внимательно, отец мой, – медоточивым голосом начал он, – следите за ходом моих мыслей. Письма, которые везет отец Фейе, надо спрятать в надежное место и как можно скорее, потому что он в любой момент рискует их потерять. Вы меня понимаете, и больше я не прибавлю об этом ни слова…
– Разумеется…
– Предположим, отец Фовель, что, к примеру, этот достойный человек потерял свой требник!
– Святая мадонна! С заложенными туда письмами?
– Совершенно верно. Вы следите за моей мыслью?
– Да-да…
– И представьте, что отец Фейе заметит о пропаже перед самым отправлением дилижанса… Как он поступит?
– Взвоет, поднимет на ноги всех дозорных!
– Вот именно! Тогда-то я и вмешаюсь. Скажу, что мы не можем тратить время на поиски требника, которому грош цена в базарный день, и торопимся в Париж, где нас ждут не дождутся родные. Дьявольщина! Не для того же мы два месяца болтались в океане, рискуя жизнью, чтобы глупо прозябать в Гавре!
– Я понял! – обрадовался отец Фовель. – Понял! Отец Фейе уже не будет, как раньше, торопиться в Париж, потому что без своих бесценных писем окажется там совершенно беспомощным. И останется в Гавре!
– А вы – с ним, отец Фовель…
– С удовольствием, хотя пока не понимаю, зачем это нужно.
– Необходимо, отец мой! Ведь именно вы найдете требник сразу же после отъезда дилижанса. И знаете, что вы потом будете делать? Откроете отцу Фейе всю правду. Отвезете его на почтовую станцию, возьмете лошадей. Заплатите, сколько понадобится, чтобы получить лучших, и приедете в Париж раньше нас! До шевалье и меня: мы с ним поедем в дилижансе…
– Неплохо придумано, – одобрил отец Фовель. – А вдруг дилижанс прибудет раньше? Может, у нас будут дохлые клячи и в Париж мы приедем года через два?
– Не волнуйтесь! – успокоил его Лефор. – Главное, чтобы вы с отцом Фейе не теряли время на молитвы и чтение этого самого требника. Я же буду в дилижансе, и этим все сказано. Уж я придумаю, как сделать так, чтобы он вас не опередил, даже если бы вам пришлось ехать верхом на черепахах… Ну что, я вас уговорил?
– Клянусь всеми святыми, я и сам не понимаю, зачем вас слушаю! – осуждающе проговорил отец Фовель. – И зачем только я берусь за то, что может мне стоить вечного проклятия! Зачем мне ввязываться во внутренние дела Мартиники, если, скорее всего, ноги моей там никогда не будет, разве что соскучусь по виселице!
– Если вам суждено быть повешенным на Мартинике, я буду вместе с вами, монах, помните это! Насколько я вас знаю, вы вряд ли отдадите Богу душу раньше меня! Хотите пари: кто из нас переживет другого, болтаясь в петле?
Монах пожал плечами, схватил оловянную кружку и залпом ее осушил, после чего произнес:
– Сын мой! Я должен вас покинуть. Налагаю на себя епитимью: пять раз прочесть «Отче наш», дабы испросить прощение за тяжкий смертный грех, на который вы меня толкаете, и пять «Радуйся, Дево», чтобы наше дурное деяние все же удалось нам без труда.
– Отлично сказано! – похвалил Лефор. – Осталось договориться, где мы встретимся в Париже.
– Я слышал много хорошего о таверне «Лисий хвост» на улице Сен-Дени. Там я, с вашего позволения, и буду вас ждать.
– Очень хорошо, – кивнул флибустьер. – Главное, монах, не скупитесь! Не бойтесь расстаться со своими экю, когда будете выбирать лошадей. Может, при виде золота мускулы у коней и не вырастут, зато станционные смотрители за кошель пистолей станут гораздо сговорчивее: не забывайте этого!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
У шевалье де Виллера есть все основания быть довольным услугами Лефора
Солнце стояло уже высоко, когда на узкой улочке раздался оглушительный звон бубенцов, конский топот по мостовой, что привело обитателей «Золотого компаса» в неописуемое волнение.
Все, кто ожидали дилижанса второй, а то и третий день, дружно поднялись и бросились к экипажу.
Позади всех оказались Лефор, шевалье де Виллер и оба монаха. Флибустьер быстро прикинул и сообразил, что в дилижансе всем хватит места, тем более что, как он знал, отец Фейе и отец Фовель не поедут.
Путешественники, вернувшиеся из Парижа после утомительной поездки, невыносимой тряски и прочих тягот пути, медленно выбирались из дилижанса и расходились кто куда, уступая места новым пассажирам.
Конюхи уже расседлывали лошадей, чтобы развести их в стойла, и подводили к оглоблям свежих. Вышел другой форейтор, толстощекий, румяный и коротконогий человечек. Лефор окинул его внимательным взглядом и остался очень доволен осмотром. Он не сомневался, что перед ним человек сговорчивый и сметливый, особенно если показать ему кошель с золотыми. Ив подумал, что легко с ним сговориться.
Хозяин постоялого двора с величайшим трудом пытался отыскать клиентов, не заплативших за постой. Он переходил от одного к другому, окликая то того, то этого, ругаясь, угрожая. По правде говоря, никто его не слушал, и меньше всех те, что задолжали ему за приют.
Наконец форейтор был готов, и ему пришлось несколько раз щелкнуть внушительных размеров кнутом, призывая гомонивших пассажиров к порядку. Он заставил торопившихся путешественников снова вернуться в заведение и предупредил, что никто не сядет в дилижанс, не оплатив прежде свой проезд. Сам же уселся за стол.
Путешественники выстроились перед его столом в очередь по одному, бросая свои су и пистоли в его шляпу. Так они получали право перейти в дилижанс под присмотром одного из конюхов, после чего другой конюх рассаживал их на скамьи.
– Боюсь, нам не хватит места или места будут плохие, а путь неблизкий, – заметил отец Фейе. Он обращался к Лефору и отцу Фовелю.
Шевалье де Виллер, следуя своему плану, вмешался.
– Разумеется, отец мой, – произнес он снисходительно и даже с жалостью, – в вашем возрасте не стоило бы путешествовать в дилижансе, да еще в таких условиях. По-моему, если вам не достанется удобного места, лучше бы дождаться следующего рейса.
– Эге! – подхватил Лефор. – Клянусь, отец мой, я заставлю их уважать ваш сан. Хотел бы я посмотреть на того, кто откажется уступить вам свое место! Я его так отделаю, что он забудет про Париж!
Подходила очередь четырех наших путешественников.
Отец Фовель приблизился к своему собрату монаху и вкрадчиво заговорил с ним медовым голосом:
– Брат мой! Я не вижу вашего требника, который обыкновенно вы не выпускаете из рук. Уж не забыли ли вы его, часом?
Доминиканец так и подскочил. Он растерянно пошарил вокруг себя, осмотрел свои скудные пожитки и закричал:
– Боже мой! Он же только что был здесь! Я положил его вот сюда, рядом с этим свертком… Как я неосторожен! Впрочем, я так разволновался из-за этой толпы… Должно быть, кто-то взял его у меня по ошибке…
– Хм… По ошибке? – возразил отец Фовель. – А почему не нарочно? Красивый мягкий переплет, вот какой-то разбойник и решил, что это дорогая книга!
– Вот разочаруется, когда увидит, о чем там говорится! – вставил Лефор и хихикнул.
– Мой требник! Требник! – запричитал доминиканец. – Кто-то украл мой требник!
– Проходите, проходите, – подтолкнул его вперед Лефор, – сейчас ваша очередь, отец мой.
– Идите сначала вы: я ищу свой требник!
Шевалье де Виллер наблюдал за происходившим, ничего не понимая. Огорчение отца Фейе забавляло его чрезвычайно.
– Не теряйте времени! – предупредил несчастного монаха отец Фовель. – У вас еще есть возможность занять удобное место!
– Ох этот требник, – задохнувшись, прошептал монах и смертельно побледнел.
– К черту ваш требник! – взвыл Лефор. – Едете вы на этом дилижансе, да или нет? Задерживаете всех ради трехгрошовой книжонки!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44