А Ив продолжал есть, будто ничего не случилось, положив пистолеты по обе стороны своей тарелки, рядом с хлебом и ножом.
– Надеюсь, – сказал все-таки он, прожевав, – что на меня никто не будет делать ставок.
– Никаких ставок, разумеется! – кивнул Невиль. – Мы только хотим посмотреть, насколько ловки жители островов. Вы не рискуете ничем, разве что потеряете репутацию отличного стрелка.
Лефор не торопясь поднял бокал, до краев наполненный отличным красным вином с виноградников Лонжюмо, и осушил его. Потом кашлянул и произнес:
– У меня на борту есть монах, который играет пистолетом, как фея волшебной палочкой. Кстати, я никогда не видел, чтобы он срывал апельсин рукой. Он стреляет с расстояния в двадцать туаз в ветку и сбивает ее. Когда монах охотится на пекари, то, чтобы не испортить шкуру, он стреляет пулей животному в глаз. И целится так здорово, господа, что пуля не задевает ни одной косточки, о которую она могла бы расплющиться. Вам верно сказали: у нас действительно плохое оружие и мало пороху и пуль, вот почему нам приходится снова отыскивать пули после охоты…
– Черт подери! – произнес кто-то. – Не знаю, приехал ли он с островов, но говорит он как гасконец!
– Предлагаю поднять бокалы за здоровье этого монаха, который так замечательно стреляет, – насмешливо проговорил Невиль. – Наш друг капитан, похоже, очень сожалеет, что нынче вечером его нет с ним рядом хотя бы для того, чтобы освободить своего капитана от тягостной необходимости.
С этими словами Невиль встал и поднял бокал на уровень глаз. Но не успел он поднести вино к губам, как почти одновременно прогремели два выстрела.
Вокруг поднялся шум, а Невиль с трудом сдержался, чтобы не выругаться: вино пролилось ему на пышный воротник, так как пуля Лефора отбила ножку его бокала.
Ламбер подбежал к сабле и стал искать на полу половинки другой пули.
– Вот одна! – сообщил он, пока взбешенный Невиль промокал салфеткой воротник.
– А вот и другая! – крикнул Лекуанье, тоже ползавший на коленях.
Лефор снова взялся за хлеб и нож и ел с непринужденным видом, будто проделал нечто обыденное, что был способен повторить любой из присутствовавших.
– Господа! К своему огромному сожалению, – бесцветным голосом произнес Невиль, – я не могу оставаться среди вас в таком виде. Прошу меня извинить.
– Простите меня, – проговорил Лефор. – Я боялся, что вы хотите надо мной подшутить и зарядили пистолеты сырым порохом. И я подумал: если он меня обманул, чтобы посмеяться, он за это заплатит. Но заряд был отличный, так как ножка вашего бокала разлетелась. А уж разрезать другую пулю надвое труда не составило!
– Прощайте, господа! – молвил Невиль, вставая и направляясь к выходу.
Никто и не подумал его останавливать.
– Я не премину рассказать завтра об этом происшествии его величеству, – пообещал Жан-Батист Ламбер, когда Невиль исчез. – Уверен, короля развеселит этот рассказ. Господа! Прошу вас продолжать, но сначала поаплодируем нашему гостю, который показал себя человеком умным и отважным…
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Лефор узнаёт о Короле-Солнце
Блюда с кушаньями и бокалы с вином опустели; нежная Нинон клонила головку к плечу великана, а тот, осоловев после сытного ужина, вовсю наслаждался так легко завоеванной славой; одной рукой он ласкал молодой женщине шею; к его вспотевшей ладони, источавшей довольно резкий запах, атласное платье так и липло.
Жан-Батист Ламбер поднялся из-за стола и сказал:
– Господа! Я получил вино от одного из наших посланников в Греции и хотел бы предложить его вам на пробу. Это лучшее средство для того, чтобы скрасить неприятные впечатления, как, впрочем, и для того, чтобы оставить приятное воспоминание о вечере, проведенном в кругу друзей.
Виночерпий разливал золотистый напиток в кубки. Это было густое и невероятно крепкое вино ярко-желтого теплого оттенка. От бокалов поднимался дурманящий аромат.
Учуяв аромат, Ив склонился к уху Сен-Нектера, но зашептал так громко, что его услыхали все:
– Черт побери! За одно это вино я бы согласился пиратствовать в Эгейском море! Увы, у нас на захваченном судне можно найти разве что малагу да херес…
– Я пью, сударь, за ваши успехи! – подняв бокал, провозгласил Жан-Батист Ламбер. – Пусть этот ликер напоминает вам о добрых парижских друзьях, которые любят вас от всей души.
Лефор поднял свой бокал и поднес к губам.
– Я думаю, – вдруг произнес Сен-Нектер, – что в лице Невиля вы приобрели смертельного врага! Он никогда вам не простит, что вы его высмеяли.
– Пустое! – заявил Ламбер. – Невилю необходимо было дать урок, и я благодарен капитану Лефору за то, что он это сделал. Завтра я обо всем расскажу королю. Уверен, что ему понравится эта шутка, а Невиль на несколько дней станет посмешищем всего двора.
– Отец! – вставил свое слово Ториньи. – Могу поспорить, он не скоро там покажется!
– И будет прав! Капитан Лефор! Его величество был тронут не только тем, что вы нас освободили от шайки разбойников, но и тем, что преградили путь англичанам, посягавшим на Мартинику. Кардинал рассказывал об этом нынче утром. Я уверен, что вас наградят прежде всего за этот подвиг. Его величество питает слабость к Мартинике…
К Иву вернулось прежнее ощущение: он снова решил, что королевский секретарь над ним издевается, несмотря на свой приветливый и доброжелательный вид. Как?! Разве не слыхал Ив собственными ушами, как его высокопреосвященство назвал его трусом и упрекнул за действия, которые, по собственному выражению кардинала, могли привести к войне между Францией и Англией?
Он сглотнул слюну. Потом снова пригубил греческого вина, порылся в кармане штанов и вынул трубку.
– Вы курите? – вскричал Ториньи. – А табак у вас есть?
– Да, – в задумчивости кивнул Ив. – Тот, что я привез с Сент-Кристофера; один из моих друзей-поселенцев выращивает его недалеко от Кипящего Потока.
– Любопытное название, – заключил Сен-Нектер.
– На островах таких названий немало, – пояснил Ив, растирая табак, вынутый из другого кармана. Есть у нас Разбойничья Яма, Серный Рудник, Большой Водоворот, да мало ли еще! По этим названиям вы можете судить, о каких местах идет речь. Я уж не говорю ни о кровожадных дикарях, ни о жаре, такой, что забитая утром свинья к вечеру кишит червями! А покойника приходится погребать через два часа после смерти, если родственники не хотят предать земле тухлятину, от вони которой разбегутся все провожающие!
– Это я тоже должен рассказать его величеству! – вскричал Ламбер. – Ведь многие из нас не имеют об этом понятия! Мы любим шоколадное масло, кофе, а многие дорого бы дали за то, чтобы иметь сегодня табак, успев его попробовать; но никто не думает о тяготах, которые колонисты переносят ради того, чтобы эти продукты дошли до нас. Скажите это королю, капитан, скажите!
Лефор набил трубку и взял подсвечник, чтобы прикурить. Он несколько раз затянулся, окутался облаком дыма, потом слегка прищелкнул языком и сказал негромко, но непреклонно, с болью в голосе:
– Господин Жан-Батист Ламбер, благодарю вас за этот вечер. У меня есть все основания предположить, что вы организовали его ради меня, и многие из гостей, сидевшие со мной рядом, проявили ко мне если не дружбу, то некоторый интерес. Сегодня утром капитан Лаферте Сен-Нектер явился за мной в убогую харчевню, куда меня забросил случай после моего прибытия в Париж. Я оказался тогда в щекотливом положении, и если бы не капитан и его мушкетеры, не знаю, что сейчас было бы с господином Лефором. Но Сен-Нектер отнесся ко мне слишком дружелюбно, что меня насторожило. Он сказал, что его прислал за мной кардинал. И я последовал за Сен-Нектером и увиделся с кардиналом. В тот момент мне казалось, что его высокопреосвященство желал мне столько добра!.. Черт возьми, я и не просил так много! Я вообще никогда ничего не просил для себя – ничего и никогда, но ради тех, кого люблю, я стал самым назойливым просителем! Короче говоря, меня принял кардинал Мазарини. И знаете, что он мне сказал?
Мало-помалу голос Ива набирал силу. Лефор развивал свою мысль. Он не хотел, чтобы пригласившие его сеньоры вообразили – если они в самом деле намеревались над ним посмеяться, – будто сумели его одурачить. Ив излагал свои мысли просто, но энергично. Все насторожились, посторонние разговоры внезапно затихли.
– Господин королевский секретарь! Вы, кажется, полагаете, что завтра его величество осыплет меня милостями… Так вот скажу вам, что не верю в благожелательное отношение ко мне нашего прославленного государя!
– Черт подери! Сударь! Да с чего вы это взяли?! – с оскорбленным видом спросил Жан-Батист Ламбер.
– Вместо того чтобы восхвалять и поздравлять меня, кардинал обошелся со мной, как с пиратом или вроде того; он сказал, что я предатель, нарушивший указы короля; короче, если я правильно понял его мысль, по мне виселица плачет, а не награда!
– Дьявольщина! – вскричал Сен-Нектер с вытянувшимся от изумления лицом.
Ламбер печально и задумчиво качал головой.
– Господа! – в том же тоне продолжал Ив. – Вполне возможно, что завтра король вместо награды отправит меня на галеры! Я на все готов, на все! Ведь я уже не молод, много пережил и повидал на своем веку. Мне хорошо известно, что оказанные услуги все равно что данные в долг деньги. А деньги лишь убивают дружбу. Верность – дело бездоходное… Да мне-то что: уж таким меня создал Бог – служить другим, – а себя не переделаешь…
Наступило тягостное молчание.
– Мне следует извиниться, господа: зная намерения его высокопреосвященства, я не должен был принимать ваше приглашение. Мне было очень приятно находиться среди вас, но боюсь, что при дворе плохо отнесутся к тому, что вы меня здесь чествовали. Я был обязан вас предупредить. Мне и в голову не пришло, что в мою честь будет дан столь пышный прием. И если мне удалось вас хоть немного повеселить, считайте, что мы квиты.
– Дорогой капитан! – заметил Ламбер. – У вас своеобразная логика! Как?! Кардинал принимает вас за предателя, обвиняет в нарушении королевских указов и при этом ему необходимо видеть и разговаривать с человеком, которого он намерен отправить на галеры?! Подумайте сами: неужели вы полагаете, что Мазарини стал бы терять время на болтовню с морскими разбойниками?
– Совершенно справедливое замечание! – согласился Ив. – На прощание именно эти слова он мне и сказал.
– А как же король, который хочет вас завтра увидеть? Вы полагаете, у него недостаток в судьях, чтобы отправить человека в Бастилию, и он хочет произнести приговор самолично?
– Тоже верно! – вскричал Ив. – На островах мне рассказывали, что он разжаловал одного капитана, покрывшего себя славой. Да, он его разжаловал в тот самый день, когда несчастный явился за наградой, и за то только, что его величеству не понравилась его карета.
– Сказки! – бросил Ториньи.
– Может, и сказки! – упрямо гнул свое Лефор. – Но вы-то знаете его величество. А я его видел только на монетах, да и то не часто – мне все больше попадаются испанские соверены, – да на медалях, которые он иногда присылает кому-нибудь из наших, например командору де Пуэнси. Так не ждите от меня собственного впечатления о монархе, который, по слухам, затмевает солнце.
– Если вы будете говорить в таком тоне с королем, можете быть уверены, что ему это не понравится, – заявил Ламбер. – Он просто отошлет вас назад, ничем не наградив.
– Я ничего не прошу для себя, – задумчиво проговорил флибустьер. – Я хочу не много, и то для колонии.
– Я в самом деле слышал, – вставил Ламбер, – как его высокопреосвященство докладывал его величеству, что вы защищали дело дамы, назначенной губернаторшей этого острова вместо покойного супруга.
– Все верно: это госпожа Мари Дюпарке!
– А король получил прошение шевалье де Виллера: тот ходатайствует, чтобы на место этой дамы, показавшей себя неспособной, фривольной, непостоянной и даже способной служить интересам другого государства, была назначен вице-губернатор острова Мерри Рулз.
– Мерри Рулз! – подхватил Ив.
Однако он не смог продолжать, так как Ламбер сказал:
– Позвольте, капитан! Похоже, именно этот Мерри Рулз де Гурсела, если память мне не изменяет, напротив, наделен всеми качествами, необходимыми для хорошего губернатора. Без него, как уверяет шевалье де Виллер, разбирающийся в делах Мартиники, генерал Дюпарке ничего бы не добился. Словом, управлял островом Мерри Рулз! Ив в сердцах бросил трубку на стол и вскочил:
– Гром и молния! Человек, сообщивший все это королю, негодяй и отъявленный лжец! Он гнусно извратил истину! Если бы не мое дурацкое вмешательство, Мерри Рулз был бы отстранен: ведь он вовсю предавал генерала, когда тот находился в заточении на Сент-Кристофере, и только я по глупости и из безумной снисходительности добился его помилования. А теперь этот человек хочет обобрать и вдову, и сироту-мальчишку; теперь этот разбойник, превратно толкующий указы короля, осуждает флибустьеров на смерть! Знаете ли вы, что будет, если начнут вешать флибустьеров? Мартиника останется без продовольствия, которое доставляют из Франции, так как английские суда станут их досматривать, хотя мы с Англией и не воюем. Я уж не говорю об испанцах и голландцах! Тысяча чертей! Этот негодяй шевалье пытается переубедить короля! Да я всю эту ложь засуну Виллеру в глотку; это так же верно, как я – Лефор. Господа, это говорю вам я! Если Мерри Рулз будет назначен на место госпожи Дюпарке, я, Лефор, вооружу свое судно и со своими шестьюдесятью четырьмя пушками захвачу форт Сен-Пьер, а его жители будут счастливы обрести заботливую губернаторшу в лице этой достойной женщины: насколько я слышал, Кромвель – человек рассудительный!
– Сударь! Капитан! – испугался Ламбер. – Даже части того, что вы сказали, было бы довольно, чтобы сослать вас на галеры! И на сей раз – за дело! Не знаю, что король решил по поводу госпожи Дюпарке и Мерри Рулза, но могу утверждать, что его величество имеет предубеждение против женщин. Он считает, что женщина не должна править островом…
Гнев Лефора достиг своего предела, а в такие минуты сдержать его было трудно, так как он и сам не мог обуздать свое красноречие.
– Итак, знаменитый Король-Солнце полагает, что умеет управлять страной, раздавая должности предателям вместо тех, кто готов служить ему верой и правдой!
– Капитан! – произнес негромкий спокойный голос. – Позвольте вам объяснить, что собой представляет король, с которым вы завтра увидитесь!
Ив повернул голову и увидел Шарля Бувара, в обязанности которого входило лечить короля, но жил он в Ботаническом саду и на самом деле совсем не занимался здоровьем его величества.
– Сударь! Короля лечат четыре лекаря; они купили свои места и превратили его величество в своего пленника, которого они подвергают ежедневным пыткам. Каждый день они дают ему слабительное и пускают кровь. Каждый день господин Фагон обнаруживает глиста в испражнениях его величества и под этим предлогом ставит клистир. Королю говорят, что он перегрелся на солнце, что он беспокойный. Дакен уверяет, что его величество флегматичен. Фагон, властный и резкий, давно бы убил короля, если бы его величество не обладал отличным здоровьем. Ги Патен помог бы ему так же, как Дакен. Не надо забывать, что мать его величества умерла от опухоли, а отец страдал худосочием. Это просто чудо, что у его величества такое крепкое телосложение и он никогда не был подвержен слабостям своего отца. Но у короля плохие зубы. Точнее, он рано их лишился, а год назад шарлатаны так его прооперировали, что вырезали ему часть нёба и левой верхней челюсти.
– Куда вы клоните? – вскричал Ламбер. – Зачем эти подробности? Капитану все это неинтересно.
– Напротив! – возразил доктор. – До определенных пределов это его интересует. Завтра этот человек увидит монарха, который ослепляет весь мир, словно солнце. И посетителя следует предупредить. Пусть знает, что у Людовика Четырнадцатого дыра во рту, откуда течет гной, а потому и дурной запах. Главное, чтобы капитан не отшатнулся, подойдя к его величеству. Пускай знает, что, когда король ест, пища иногда выходит у него через нос, как, впрочем, и напитки, и все это из-за дыры в нёбе… Говорят также, что его величество много ест. Что в том удивительного? Он поглощает в четыре раза больше, чем нормальный человек, но господин Дакен и господин Фагон находят в его испражнениях глисты, так разве это всего не объясняет? Глисты пожирают все, что съедает король, так что он постоянно испытывает голод и, едва выйдя из-за стола, хочет одного: снова к нему вернуться!
– Послушайте, Бувар, – заметил Ламбер, – вы только что описали нашего короля, да так, что наш гость, капитан Лефор, оцепенел от страха. Дайте же ему самому составить впечатление. Завтра он должен быть в Лувре. Он зайдет в мой кабинет, и я приготовлю его к встрече с его величеством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44