Цель состояла в том, чтобы женщины задумывались не только о способах снижения веса, но и обо всем комплексе проблем женственности. Идея полностью оправдала себя, но теперь у них возникли трудности с организацией, так как группы сильно разрослись и стали неуправляемыми.
– Может, нам стоит ограничить членство, – предложила Ханна, прикидывая, хватит ли на сегодня сорока пластиковых чашек. – Просто придется закрыть крышку прямо сейчас и заявить: «Прием окончен».
– Это будет нечестно, – сказала Филиппа. Как может она отказать отчаявшимся женщинам и лишить их шансов на достижение успеха и счастья, которых сама достигла с помощью маленького клуба «Старлайт». Ведь она может теперь войти в обычный магазин, пересмотреть все платья, примерить любое из них, спокойно осмотреть себя в зеркале и не ненавидеть себя в нем, радоваться возможности выбрать – так много фасонов для стройных женщин! Как она может, пользуясь всем этим, живя полноценной жизнью, сказать тем женщинам, которые страдают так же, как и в свое время страдала она: «Нет, вам это недоступно!»
Она вспомнила о некоторых женщинах, уже закончивших курс, таких, как Кесси Мэри, которая недавно вышла замуж в платье сорок четвертого размера, или юная девушка по имени Джульетта, которая весила свыше ста сорока килограммов и была на грани самоубийства, но похудела до пятидесятого размера и снова вернулась в школу.
Филиппа всегда вспоминала о Ризе, как только кто-то в «Старлайте» достигал определенного успеха. Каждый раз, когда женщины подходили к ней и говорили: «Я ненавидела себя, а теперь я стала вот такой», его спящее лицо приходило ей на память.
«Нет, – подумала она, – я не могу ни перед кем закрыть двери».
– Боже, – сказала Чарми, – люди уже приходят, даже раньше назначенного времени. У нас достаточно материалов, чтобы раздать их женщинам? Как ты считаешь?
– У нас их достаточно, – ответила Филиппа. И вдруг перед ее мысленным взором начала возникать картинка. Этой картины не было еще секунду назад, но сейчас она появилась, с каждым ее вздохом становилась все более четкой, как картинка на телеэкране, когда телевизор разогревается.
Все в комнате были заняты: Ханна сидела за первым столиком и записывала прибывших, рядом с ней Чарми собирала по доллару и раздавала материалы, Филиппа взяла блокнот, в котором она записала несколько фраз для своей вступительной речи, и начала быстро писать. Кесси Мэри установила в маленькой прихожей, которая служила баром, когда в комнате отдыха отмечали юбилеи и другие праздники, весы и взвешивала каждую женщину, отмечая ее достижения или неудачи, вызванные плохим выполнением правил режима. Филиппа, продолжая сидеть за отдельным столиком, лихорадочно писала. Перо просто летало по бумаге. Новая картина в ее мозгу стала ярче, лакуны заполнялись, ей приходили на ум новые дополнительные детали. Филиппа была так взволнована, что ручка выскочила из руки и пришлось ее поднимать.
Комната была заполнена глухим шумом разговоров: «Похудела на восемнадцать килограммов…», «Она стала носить сороковой размер…», «Я храню мою замену в виде хлеба для обеда…», «Вы будете часами есть замороженные виноградинки…», «Чарми права, голубые тени следует просто запретить…». Филиппа слушала их вполуха, часть ее сознания была занята тем, чтобы срочно записать на бумагу новые идеи, пока они не исчезли, другая же часть отмечала, как далеко продвинулась ее группа всего за одиннадцать месяцев.
Она старалась, чтобы миссис Чадвик тоже присоединилась к ним, не столько для того, чтобы похудеть, сколько для компании. У ее старой хозяйки не было иного друга кроме телевизора. Филиппе становилось грустно, когда она думала об этом. Она так хотела хоть как-то отблагодарить старую женщину за то, что та сделала для нее. Но миссис Чадвик была счастлива у себя дома, готовила сытные обеды для своих довольных постояльцев и затем садилась перед телевизором, чтобы смотреть вечернюю передачу «Цирковые представления Армстронга».
Дотти, которая когда-то подозревала, что ее муж погуливает от нее, но вернула его после того, как похудела на двадцать килограммов, подошла к Филиппе:
– Большинство женщин привели с собой гостей. У нас нет стульев, чтобы рассадить их всех.
Филиппа взглянула на Дотти, а затем уставилась на свой блокнот: она была поражена – оказывается, полные четыре длинные страницы были исписаны совершенно нечитаемым почерком. Руку свела судорога.
– Запишите всех, и пусть они стоят у стены, – сказала она. – Мы распространим бланки для записи, чтобы сформировать новые группы.
– Новые группы! Как же мы справимся с ними? – воскликнула Дотти.
Думая об интригующей картинке, которая только что возникла в ее воображении, Филиппа сказала:
– Мы справимся!
Наконец она призвала всех к тишине. Последние женщины, которые должны были записаться и взвеситься, пробрались к своим местам или встали вдоль стен. В комнате в течение нескольких секунд еще слышался гул, как в пчелином улье, затем наступила тишина.
Филиппа подождала секунду, оглядывая лица, которые с надеждой повернулись к ней. Как цветы к солнцу, несколько напыщенно подумала она. Ее сердце сильно билось, она хотела прямо сейчас выпалить им, как ей видится будущее и каким образом она собирается начать работу по претворению ее замысла в жизнь. Нельзя было терять ни минуты. Ее голос зазвенел, когда она представилась сама, представила своих помощниц и коротко объяснила, чем же занимается «Старлайт».
– Настало время отказаться от мифов и неверных представлений по поводу того, что значит быть полной. Общество приравняло толстых к недостаточно умным людям. Мы обладаем нормальным разумом. Мы должны избавиться от нашего прежнего имиджа, – продолжала она, стройная женщина, которой завидовали все толстухи в этой группе – по ней никак нельзя было сказать, что она похудела почти на тридцать килограммов! – И не разрешать другим людям пользоваться преимуществами перед нами смотреть на нас сверху вниз или заставлять нас чувствовать себя никчемными. Ральф Уолдо Эмерсон когда-то сказал: «Побеждает тот, кто верит в победу». Каждая женщина в этой комнате может достичь всего, что она сделает своей целью. Верьте в себя, и вы сможете всего достичь!
Когда утихли аплодисменты, одна из женщин подняла руку, встала и сказала:
– Мне кажется, что мы должны начинать каждое собрание с молитвы. Я знаю, что большинство из нас принадлежит к церкви Милосердной Божией Матери.
– Но многие из нас к ней не принадлежат! – воскликнула Беки Баумгартнер.
Пока все смеялись, Филиппа заметила вновь прибывшего, которого она прежде не встречала, но которого тут же узнала, – это был Рон Чармер.
Холодок страха охватил ее.
Она поискала глазами Чарми, но та была в конце зала, готовя свои косметические принадлежности для показа. Другие члены группы вставали, чтобы высказаться.
– Когда я весила девяносто четыре килограмма, – сказала Ронда, одна из первых посетительниц «Клиники для тучных», – первое, что я делала, входя в комнату, полную людей, – оглядывалась и пыталась найти кого-нибудь, кто толще меня. Если я оказывалась самой толстой, у меня сразу портилось настроение. Но если там был кто-то, кто весил больше меня, я чувствовала себя нормально. Прости меня, Боже, я даже испытывала удовлетворение!
Пока женщины выражали свое согласие и симпатию Ронде, которой потребовалось мужество, чтобы сделать подобное признание, Филиппа следила за Роном Чармером. Ей не нравилось, как он тихо пробирался через толпу женщин, по периметру комнаты, у нее мурашки побежали по коже. Рон был тощим мужчиной в облегающей трикотажной майке, с татуировками на обеих руках; его напряженное лицо вызывало ответный страх тревоги в ее мозгу.
Одна из женщин говорила: «Я только хочу сказать, что «Старлайт» дал мне возможность снова вести нормальную жизнь. Я была такой толстой, что однажды, когда мы с мужем пошли в ресторан, я не могла пролезть в кабинку, чтобы сесть за стол. – Шепот соболезнования и понимания пробежал по комнате. – Все было прекрасно, пока не настало время уходить. Я встала, и стул поднялся вместе со мной. Все в ресторане начали смеяться. Мне хотелось умереть прямо там, в ресторане.
Все зааплодировали, когда эта женщина уселась на место, а Филиппа продолжала наблюдать за Роном Чармером, который тем временем добрался до передних мест.
Чарми появилась из задней части комнаты, вытирая руки, готовая начать демонстрацию. Она улыбнулась Филиппе, села на стул, оглянулась вокруг и вдруг увидела своего мужа.
– Боже, это Рон, – сказала она, становясь белой даже под гримом.
Он подошел к ней и схватил ее за руку – Чарми поморщилась от боли. В комнате воцарилась тишина, прерываемая только звуком работающих вентиляторов.
– Нянька сказала мне, где тебя искать, – произнес он тихо, но его слышали все в комнате.
– Пожалуйста, не надо, – сказала Чарми, пытаясь освободиться.
Филиппа видела, как глубоко его пальцы впились в ее тело. И затем она услышала, как он сказал: «…это шоу для ненормальных», и грубо поднял Чарми на ноги. Ее стул опрокинулся.
Ханна встала:
– Простите, секундочку…
– Все в порядке, – сказала Чарми, – он прав, мне лучше уйти.
Она повернулась к Филиппе с выражением острого стыда на лице:
– У ребенка температура, мне нужно идти. Простите, если я принесла вам…
Но Рон уже тащил ее к двери. Чарми спотыкалась, потому что один ее пластиковый тапочек слетел с ноги.
Ханна была обнажена. В то время как Алан Скейдудо нежно положил ее на атласные простыни, она увидела себя всю: ее бархатистая кожа сияла, а тело было стройным. Алан встал на колени между ее ног и нежно развел их в стороны. Он тоже наг, с прекрасно развитыми плечами и волосатой грудью. Он стал ласкать ее большую грудь и прошептал: «Ты прекрасна!» Ханна протянула к нему руки и притянула его к себе. Она просто не могла больше ждать, так долго мечтая сжать ладонью его восхитительный зад…
Внезапно она проснулась. Среди смятых, влажных простыней ее ночная рубашка сбилась до пупка. Это был шестой эротический сон, который она видела в этом месяце. Нет никаких сомнений в том, что ей следует собрать все свое мужество, чтобы как-то устроить встречу с ним.
Она позвонила Чарми и сказала:
– Помоги! – Затем в течение двух часов выбирала туалет. Хотя Ханна стала теперь худенькой, у нее еще оставались рудименты мышления «толстых» – свитер обязательно должен быть с рукавом реглан – так выглядишь худее, воротник – большим и драпированным, на юбке должны быть застроченные складки, и она должна несколько расширяться книзу, совершенно необходимы простые «лодочки» на среднем каблучке.
Когда прибыла Чарми со своим профессиональным набором косметики, Ханна сказала:
– Мне нужно поймать на крючок мужчину. Я хочу выглядеть, как Элизабет Тейлор.
– Ты красивее ее. Успокойся, ты будешь просто великолепна!
Когда Чарми накладывала ей потрясающий грим, Ханна хотела спросить, что же случилось после того, как Рон увел ее с собрания «Старлайта» накануне вечером. Но они с Филиппой знали, что лучше не касаться этой больной темы, они уважали ее чувство собственного достоинства.
Когда подруга стала выглядеть просто потрясающе, Чарми сказала:
– Иди и завоюй его!
Ханна несколько мгновений колебалась, в двадцать три года комплекс неполноценности на миг вновь вернулся к ней. Но, увидев себя в зеркале – тонкая талия, длинные ноги, высокая грудь – и вспомнив девиз «Старлайта»: «Верить в себя!» – она торопливо обняла Чарми и выскочила на улицу.
Так странно было снова войти в «Хелливелл» уже не в качестве служащего, а посетителя, даже, может быть, и клиента, подойти к стойке и ждать, когда на тебя обратят внимание. Ардет Фолкнер подлетела со своей фальшивой улыбкой.
– Могу ли я чем-нибудь помочь? – Но когда она узнала Ханну, у нее перекосилось лицо. По нему, сменяя одно другое, пробежали сразу два выражения: первое – радостного удивления, затем так хорошо знакомое Ханне – негодования. Ханна оставила на Ардет всю самую дрянную работу, которую сама она разгребала для «Хелливелл и Катц» в течение трех лет.
– Мне нужно повидать мистера Скейдудо, – холодно сказала Ханна. – Он сейчас здесь?
– Алан ушел отсюда шесть месяцев назад. Он больше здесь не работает.
Ханна постаралась скрыть свое разочарование. Она не может позволить Ардет ранить ее еще раз.
– Ушел? И куда же он ушел?
– Работает в какой-то бухгалтерской фирме. Он получил диплом бухгалтера, и мы сразу стали слишком малы для его нового размаха, – сказала Ардет, явно намекая и на других, которые думают, что «Хелливелл и Катц» уже их не устраивает.
Ханна вернулась в свой офис у «Макмастерс», удивленная и разочарованная. Она слишком долго откладывала встречу, а сейчас, похоже, совсем его потеряла! Как, черт возьми, может она его найти? Что, если он уехал из Вэлли? Или вообще из Калифорнии?
Она посмотрела на часы, и вдруг ей стало страшно. До ленча оставалось два часа, два невозможно длинных часа. За это время до того, как она собирается начать его поиски, след Алана мог окончательно потеряться. Ханна с остервенением накинулась на работу, чтобы скорее прошло время. Она начала мысленно разрабатывать план действий. Надо взять телефонный справочник Вэлли и обзвонить все указанные там бухгалтерские фирмы. Если она не найдет Алана Скейдудо, она примется за справочник Лос-Анджелеса и все остальные телефонные книги Южной Калифорнии, которые только окажутся под рукой. И зачем ждать перерыва, если ее босса сейчас нет на месте?
Достав справочник, она принялась искать телефоны бухгалтерских фирм. В это время зазвонил телефон.
– Черт, – сказала она и затем вежливо ответила в трубку:
– Доброе утро, офис мистера Макмастерса.
– Привет, – послышался голос, который вполне мог выбить из-под нее стул, если бы у нее на коленях не лежал противовес в виде толстенного телефонного справочника. – Это говорит Алан Скейдудо. Вы меня помните?
Этого просто не могло быть. Это был сон, хотя и не очень эротический. Она ущипнула себя.
– Здравствуйте, мистер Скейдудо.
Он объяснил, что только что позвонил своему брокеру в «Хелливелл и Катц», Ханна готова была надавать себе пощечин, у него же был там счет; мистер Дрисколл точно знал, где его можно было найти! – и Дрисколл упомянул, что видел, как Ханна несколько минут назад разговаривала с Ардет.
– Я позвонил Ардет, и она сказала, что вы спрашивали обо мне. Я помнил, что вы работаете у Макмастерса.
Ханна что-то пробормотала, потом она никак не могла вспомнить, что именно. Она не могла поверить своим ушам, когда Алан спросил, не хочет ли она сходить с ним куда-нибудь. «Ну, вы понимаете – в кино, или пообедать, или что-нибудь еще. Вы свободны?»
Проводя занятия в «Старлайте», Чарми обычно оставляла своего сынишку, Натана, у миссис Манси, которая жила на той же улице, у нее было двое маленьких детей. Когда она, радостная после встречи с сегодняшней группой из шести новых членов, на которой присутствовал журналист из местной газеты, готовивший о них статью, ехала вниз по Авенида Гасиенда, то сначала не заметила машину мужа. Но Рон был дома, хотя предполагалось, что он задержится в Санта-Барбаре еще на два дня.
Ей стало сразу нехорошо. Когда он вытащил ее с собрания в прошлую субботу, Чарми тряслась от страха все время, пока они молча ехали домой, она боялась, что он расправится с ней. Но Рон только нанес ей несколько гнусных оскорблений, напился и завалился спать. На следующее утро он уехал, с ним исчез его чемодан с образцами запчастей. В кухне на столе лежала записка: «Золотце, прости меня за прошлый вечер. Не знаю, что со мной было. Вернусь в пятницу».
Но от его машины, припаркованной у дома, внезапно повеяло угрозой. Решив пока оставить Натана у Манси, она вошла в дом.
Он был на кухне и жевал холодного цыпленка, которого нашел в холодильнике; цыплячья ножка в одной руке и банка пива – в другой. По его виду было ясно, что это не первая банка.
– Привет, – сказала она весело, как только смогла, она боялась выдать свой страх. Хотя он и не наказывал ее за субботний вечер, он орал, чтобы она не смела посещать эти «дурацкие представления жирных баб», и ей пришлось пообещать, что она больше никогда не будет ходить в «Старлайт».
– Что случилось? Почему ты уже дома?
Он поднял на нее тупой взгляд:
– Г-где ты была? Где мой сын?
Мороз пробежал у нее по позвоночнику. Давно, в Нью-Йорке, когда он пил еще не так сильно и они только женихались, при виде Рона ее тоже пробирали мурашки – но то было совершенно другое ощущение. Она считала его очень возбуждающим, хотя он был грубым и не стеснялся в выражениях, отбрасывая от себя мир, как пушинку с рукава. Вернувшись из армии, он пустился в разгул, чтобы отметить вновь обретенную свободу, постоянно подшучивая над военной формой и привычкой отдавать честь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Может, нам стоит ограничить членство, – предложила Ханна, прикидывая, хватит ли на сегодня сорока пластиковых чашек. – Просто придется закрыть крышку прямо сейчас и заявить: «Прием окончен».
– Это будет нечестно, – сказала Филиппа. Как может она отказать отчаявшимся женщинам и лишить их шансов на достижение успеха и счастья, которых сама достигла с помощью маленького клуба «Старлайт». Ведь она может теперь войти в обычный магазин, пересмотреть все платья, примерить любое из них, спокойно осмотреть себя в зеркале и не ненавидеть себя в нем, радоваться возможности выбрать – так много фасонов для стройных женщин! Как она может, пользуясь всем этим, живя полноценной жизнью, сказать тем женщинам, которые страдают так же, как и в свое время страдала она: «Нет, вам это недоступно!»
Она вспомнила о некоторых женщинах, уже закончивших курс, таких, как Кесси Мэри, которая недавно вышла замуж в платье сорок четвертого размера, или юная девушка по имени Джульетта, которая весила свыше ста сорока килограммов и была на грани самоубийства, но похудела до пятидесятого размера и снова вернулась в школу.
Филиппа всегда вспоминала о Ризе, как только кто-то в «Старлайте» достигал определенного успеха. Каждый раз, когда женщины подходили к ней и говорили: «Я ненавидела себя, а теперь я стала вот такой», его спящее лицо приходило ей на память.
«Нет, – подумала она, – я не могу ни перед кем закрыть двери».
– Боже, – сказала Чарми, – люди уже приходят, даже раньше назначенного времени. У нас достаточно материалов, чтобы раздать их женщинам? Как ты считаешь?
– У нас их достаточно, – ответила Филиппа. И вдруг перед ее мысленным взором начала возникать картинка. Этой картины не было еще секунду назад, но сейчас она появилась, с каждым ее вздохом становилась все более четкой, как картинка на телеэкране, когда телевизор разогревается.
Все в комнате были заняты: Ханна сидела за первым столиком и записывала прибывших, рядом с ней Чарми собирала по доллару и раздавала материалы, Филиппа взяла блокнот, в котором она записала несколько фраз для своей вступительной речи, и начала быстро писать. Кесси Мэри установила в маленькой прихожей, которая служила баром, когда в комнате отдыха отмечали юбилеи и другие праздники, весы и взвешивала каждую женщину, отмечая ее достижения или неудачи, вызванные плохим выполнением правил режима. Филиппа, продолжая сидеть за отдельным столиком, лихорадочно писала. Перо просто летало по бумаге. Новая картина в ее мозгу стала ярче, лакуны заполнялись, ей приходили на ум новые дополнительные детали. Филиппа была так взволнована, что ручка выскочила из руки и пришлось ее поднимать.
Комната была заполнена глухим шумом разговоров: «Похудела на восемнадцать килограммов…», «Она стала носить сороковой размер…», «Я храню мою замену в виде хлеба для обеда…», «Вы будете часами есть замороженные виноградинки…», «Чарми права, голубые тени следует просто запретить…». Филиппа слушала их вполуха, часть ее сознания была занята тем, чтобы срочно записать на бумагу новые идеи, пока они не исчезли, другая же часть отмечала, как далеко продвинулась ее группа всего за одиннадцать месяцев.
Она старалась, чтобы миссис Чадвик тоже присоединилась к ним, не столько для того, чтобы похудеть, сколько для компании. У ее старой хозяйки не было иного друга кроме телевизора. Филиппе становилось грустно, когда она думала об этом. Она так хотела хоть как-то отблагодарить старую женщину за то, что та сделала для нее. Но миссис Чадвик была счастлива у себя дома, готовила сытные обеды для своих довольных постояльцев и затем садилась перед телевизором, чтобы смотреть вечернюю передачу «Цирковые представления Армстронга».
Дотти, которая когда-то подозревала, что ее муж погуливает от нее, но вернула его после того, как похудела на двадцать килограммов, подошла к Филиппе:
– Большинство женщин привели с собой гостей. У нас нет стульев, чтобы рассадить их всех.
Филиппа взглянула на Дотти, а затем уставилась на свой блокнот: она была поражена – оказывается, полные четыре длинные страницы были исписаны совершенно нечитаемым почерком. Руку свела судорога.
– Запишите всех, и пусть они стоят у стены, – сказала она. – Мы распространим бланки для записи, чтобы сформировать новые группы.
– Новые группы! Как же мы справимся с ними? – воскликнула Дотти.
Думая об интригующей картинке, которая только что возникла в ее воображении, Филиппа сказала:
– Мы справимся!
Наконец она призвала всех к тишине. Последние женщины, которые должны были записаться и взвеситься, пробрались к своим местам или встали вдоль стен. В комнате в течение нескольких секунд еще слышался гул, как в пчелином улье, затем наступила тишина.
Филиппа подождала секунду, оглядывая лица, которые с надеждой повернулись к ней. Как цветы к солнцу, несколько напыщенно подумала она. Ее сердце сильно билось, она хотела прямо сейчас выпалить им, как ей видится будущее и каким образом она собирается начать работу по претворению ее замысла в жизнь. Нельзя было терять ни минуты. Ее голос зазвенел, когда она представилась сама, представила своих помощниц и коротко объяснила, чем же занимается «Старлайт».
– Настало время отказаться от мифов и неверных представлений по поводу того, что значит быть полной. Общество приравняло толстых к недостаточно умным людям. Мы обладаем нормальным разумом. Мы должны избавиться от нашего прежнего имиджа, – продолжала она, стройная женщина, которой завидовали все толстухи в этой группе – по ней никак нельзя было сказать, что она похудела почти на тридцать килограммов! – И не разрешать другим людям пользоваться преимуществами перед нами смотреть на нас сверху вниз или заставлять нас чувствовать себя никчемными. Ральф Уолдо Эмерсон когда-то сказал: «Побеждает тот, кто верит в победу». Каждая женщина в этой комнате может достичь всего, что она сделает своей целью. Верьте в себя, и вы сможете всего достичь!
Когда утихли аплодисменты, одна из женщин подняла руку, встала и сказала:
– Мне кажется, что мы должны начинать каждое собрание с молитвы. Я знаю, что большинство из нас принадлежит к церкви Милосердной Божией Матери.
– Но многие из нас к ней не принадлежат! – воскликнула Беки Баумгартнер.
Пока все смеялись, Филиппа заметила вновь прибывшего, которого она прежде не встречала, но которого тут же узнала, – это был Рон Чармер.
Холодок страха охватил ее.
Она поискала глазами Чарми, но та была в конце зала, готовя свои косметические принадлежности для показа. Другие члены группы вставали, чтобы высказаться.
– Когда я весила девяносто четыре килограмма, – сказала Ронда, одна из первых посетительниц «Клиники для тучных», – первое, что я делала, входя в комнату, полную людей, – оглядывалась и пыталась найти кого-нибудь, кто толще меня. Если я оказывалась самой толстой, у меня сразу портилось настроение. Но если там был кто-то, кто весил больше меня, я чувствовала себя нормально. Прости меня, Боже, я даже испытывала удовлетворение!
Пока женщины выражали свое согласие и симпатию Ронде, которой потребовалось мужество, чтобы сделать подобное признание, Филиппа следила за Роном Чармером. Ей не нравилось, как он тихо пробирался через толпу женщин, по периметру комнаты, у нее мурашки побежали по коже. Рон был тощим мужчиной в облегающей трикотажной майке, с татуировками на обеих руках; его напряженное лицо вызывало ответный страх тревоги в ее мозгу.
Одна из женщин говорила: «Я только хочу сказать, что «Старлайт» дал мне возможность снова вести нормальную жизнь. Я была такой толстой, что однажды, когда мы с мужем пошли в ресторан, я не могла пролезть в кабинку, чтобы сесть за стол. – Шепот соболезнования и понимания пробежал по комнате. – Все было прекрасно, пока не настало время уходить. Я встала, и стул поднялся вместе со мной. Все в ресторане начали смеяться. Мне хотелось умереть прямо там, в ресторане.
Все зааплодировали, когда эта женщина уселась на место, а Филиппа продолжала наблюдать за Роном Чармером, который тем временем добрался до передних мест.
Чарми появилась из задней части комнаты, вытирая руки, готовая начать демонстрацию. Она улыбнулась Филиппе, села на стул, оглянулась вокруг и вдруг увидела своего мужа.
– Боже, это Рон, – сказала она, становясь белой даже под гримом.
Он подошел к ней и схватил ее за руку – Чарми поморщилась от боли. В комнате воцарилась тишина, прерываемая только звуком работающих вентиляторов.
– Нянька сказала мне, где тебя искать, – произнес он тихо, но его слышали все в комнате.
– Пожалуйста, не надо, – сказала Чарми, пытаясь освободиться.
Филиппа видела, как глубоко его пальцы впились в ее тело. И затем она услышала, как он сказал: «…это шоу для ненормальных», и грубо поднял Чарми на ноги. Ее стул опрокинулся.
Ханна встала:
– Простите, секундочку…
– Все в порядке, – сказала Чарми, – он прав, мне лучше уйти.
Она повернулась к Филиппе с выражением острого стыда на лице:
– У ребенка температура, мне нужно идти. Простите, если я принесла вам…
Но Рон уже тащил ее к двери. Чарми спотыкалась, потому что один ее пластиковый тапочек слетел с ноги.
Ханна была обнажена. В то время как Алан Скейдудо нежно положил ее на атласные простыни, она увидела себя всю: ее бархатистая кожа сияла, а тело было стройным. Алан встал на колени между ее ног и нежно развел их в стороны. Он тоже наг, с прекрасно развитыми плечами и волосатой грудью. Он стал ласкать ее большую грудь и прошептал: «Ты прекрасна!» Ханна протянула к нему руки и притянула его к себе. Она просто не могла больше ждать, так долго мечтая сжать ладонью его восхитительный зад…
Внезапно она проснулась. Среди смятых, влажных простыней ее ночная рубашка сбилась до пупка. Это был шестой эротический сон, который она видела в этом месяце. Нет никаких сомнений в том, что ей следует собрать все свое мужество, чтобы как-то устроить встречу с ним.
Она позвонила Чарми и сказала:
– Помоги! – Затем в течение двух часов выбирала туалет. Хотя Ханна стала теперь худенькой, у нее еще оставались рудименты мышления «толстых» – свитер обязательно должен быть с рукавом реглан – так выглядишь худее, воротник – большим и драпированным, на юбке должны быть застроченные складки, и она должна несколько расширяться книзу, совершенно необходимы простые «лодочки» на среднем каблучке.
Когда прибыла Чарми со своим профессиональным набором косметики, Ханна сказала:
– Мне нужно поймать на крючок мужчину. Я хочу выглядеть, как Элизабет Тейлор.
– Ты красивее ее. Успокойся, ты будешь просто великолепна!
Когда Чарми накладывала ей потрясающий грим, Ханна хотела спросить, что же случилось после того, как Рон увел ее с собрания «Старлайта» накануне вечером. Но они с Филиппой знали, что лучше не касаться этой больной темы, они уважали ее чувство собственного достоинства.
Когда подруга стала выглядеть просто потрясающе, Чарми сказала:
– Иди и завоюй его!
Ханна несколько мгновений колебалась, в двадцать три года комплекс неполноценности на миг вновь вернулся к ней. Но, увидев себя в зеркале – тонкая талия, длинные ноги, высокая грудь – и вспомнив девиз «Старлайта»: «Верить в себя!» – она торопливо обняла Чарми и выскочила на улицу.
Так странно было снова войти в «Хелливелл» уже не в качестве служащего, а посетителя, даже, может быть, и клиента, подойти к стойке и ждать, когда на тебя обратят внимание. Ардет Фолкнер подлетела со своей фальшивой улыбкой.
– Могу ли я чем-нибудь помочь? – Но когда она узнала Ханну, у нее перекосилось лицо. По нему, сменяя одно другое, пробежали сразу два выражения: первое – радостного удивления, затем так хорошо знакомое Ханне – негодования. Ханна оставила на Ардет всю самую дрянную работу, которую сама она разгребала для «Хелливелл и Катц» в течение трех лет.
– Мне нужно повидать мистера Скейдудо, – холодно сказала Ханна. – Он сейчас здесь?
– Алан ушел отсюда шесть месяцев назад. Он больше здесь не работает.
Ханна постаралась скрыть свое разочарование. Она не может позволить Ардет ранить ее еще раз.
– Ушел? И куда же он ушел?
– Работает в какой-то бухгалтерской фирме. Он получил диплом бухгалтера, и мы сразу стали слишком малы для его нового размаха, – сказала Ардет, явно намекая и на других, которые думают, что «Хелливелл и Катц» уже их не устраивает.
Ханна вернулась в свой офис у «Макмастерс», удивленная и разочарованная. Она слишком долго откладывала встречу, а сейчас, похоже, совсем его потеряла! Как, черт возьми, может она его найти? Что, если он уехал из Вэлли? Или вообще из Калифорнии?
Она посмотрела на часы, и вдруг ей стало страшно. До ленча оставалось два часа, два невозможно длинных часа. За это время до того, как она собирается начать его поиски, след Алана мог окончательно потеряться. Ханна с остервенением накинулась на работу, чтобы скорее прошло время. Она начала мысленно разрабатывать план действий. Надо взять телефонный справочник Вэлли и обзвонить все указанные там бухгалтерские фирмы. Если она не найдет Алана Скейдудо, она примется за справочник Лос-Анджелеса и все остальные телефонные книги Южной Калифорнии, которые только окажутся под рукой. И зачем ждать перерыва, если ее босса сейчас нет на месте?
Достав справочник, она принялась искать телефоны бухгалтерских фирм. В это время зазвонил телефон.
– Черт, – сказала она и затем вежливо ответила в трубку:
– Доброе утро, офис мистера Макмастерса.
– Привет, – послышался голос, который вполне мог выбить из-под нее стул, если бы у нее на коленях не лежал противовес в виде толстенного телефонного справочника. – Это говорит Алан Скейдудо. Вы меня помните?
Этого просто не могло быть. Это был сон, хотя и не очень эротический. Она ущипнула себя.
– Здравствуйте, мистер Скейдудо.
Он объяснил, что только что позвонил своему брокеру в «Хелливелл и Катц», Ханна готова была надавать себе пощечин, у него же был там счет; мистер Дрисколл точно знал, где его можно было найти! – и Дрисколл упомянул, что видел, как Ханна несколько минут назад разговаривала с Ардет.
– Я позвонил Ардет, и она сказала, что вы спрашивали обо мне. Я помнил, что вы работаете у Макмастерса.
Ханна что-то пробормотала, потом она никак не могла вспомнить, что именно. Она не могла поверить своим ушам, когда Алан спросил, не хочет ли она сходить с ним куда-нибудь. «Ну, вы понимаете – в кино, или пообедать, или что-нибудь еще. Вы свободны?»
Проводя занятия в «Старлайте», Чарми обычно оставляла своего сынишку, Натана, у миссис Манси, которая жила на той же улице, у нее было двое маленьких детей. Когда она, радостная после встречи с сегодняшней группой из шести новых членов, на которой присутствовал журналист из местной газеты, готовивший о них статью, ехала вниз по Авенида Гасиенда, то сначала не заметила машину мужа. Но Рон был дома, хотя предполагалось, что он задержится в Санта-Барбаре еще на два дня.
Ей стало сразу нехорошо. Когда он вытащил ее с собрания в прошлую субботу, Чарми тряслась от страха все время, пока они молча ехали домой, она боялась, что он расправится с ней. Но Рон только нанес ей несколько гнусных оскорблений, напился и завалился спать. На следующее утро он уехал, с ним исчез его чемодан с образцами запчастей. В кухне на столе лежала записка: «Золотце, прости меня за прошлый вечер. Не знаю, что со мной было. Вернусь в пятницу».
Но от его машины, припаркованной у дома, внезапно повеяло угрозой. Решив пока оставить Натана у Манси, она вошла в дом.
Он был на кухне и жевал холодного цыпленка, которого нашел в холодильнике; цыплячья ножка в одной руке и банка пива – в другой. По его виду было ясно, что это не первая банка.
– Привет, – сказала она весело, как только смогла, она боялась выдать свой страх. Хотя он и не наказывал ее за субботний вечер, он орал, чтобы она не смела посещать эти «дурацкие представления жирных баб», и ей пришлось пообещать, что она больше никогда не будет ходить в «Старлайт».
– Что случилось? Почему ты уже дома?
Он поднял на нее тупой взгляд:
– Г-где ты была? Где мой сын?
Мороз пробежал у нее по позвоночнику. Давно, в Нью-Йорке, когда он пил еще не так сильно и они только женихались, при виде Рона ее тоже пробирали мурашки – но то было совершенно другое ощущение. Она считала его очень возбуждающим, хотя он был грубым и не стеснялся в выражениях, отбрасывая от себя мир, как пушинку с рукава. Вернувшись из армии, он пустился в разгул, чтобы отметить вновь обретенную свободу, постоянно подшучивая над военной формой и привычкой отдавать честь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65