Знаете, там также родился Эррол Флинн. Мы однажды снимались в одной картине: Флинн был хорошим пиратом, а я плохим, но я сражался лучше. Меня всегда удивляло, что так много людей не знает, где находится эта страна – Тасмания. – Он посмотрел на нее с хитрой улыбкой. – А вы знаете, доктор?
– По-моему, это остров где-то к югу от Австралии?
– Вам миллион очков, доктор. А за то, что вы выиграли… – Неожиданно он прикусил губу.
– Болит?
Он оперся на нее.
– Ничего страшного, я… сейчас пройдет.
Помогая ему сесть на стул, она сказала:
– Вот здесь играть в пиратов не обязательно.
Он улыбнулся сквозь гримасу боли, но в тот короткий момент, когда он, опираясь на Джудит, садился на стул и лица их разделяли несколько сантиметров, он сказал:
– Вы знаете, на кого вы похожи? На красавицу Дженнифер Джоунз, когда она играла с Грегори Пэком. У вас такой же цвет лица и волос, такой же незащищенный вид.
Джудит видела бисеринки испарины на его лбу, морщины боли и глаза. Она помогла ему сесть поудобнее, затем подошла к своему саквояжу и открыла его.
Глядя, как она наполняет шприц, Смит сказал:
– Вы, наверное, удивляетесь, что я делал эту операцию тайно здесь, в «Стар», а не в операционной Беверли-Хиллс, а затем не долечивался дома? – Он замолчал и закатал рукав, чтобы Джудит смогла сделать укол.
– Сейчас будет полегче, – сказала она. – Пожалуйста, продолжайте.
– Это из-за того, что я хочу сохранить эту операцию в тайне. Мужчинам с моей репутацией нельзя прибегать к косметической хирургии. По крайней мере такой, как удаление животика, который начал выдавать мой возраст. Я всегда был в форме. Я работал над этим каждый день. Но природа начала брать свое, и когда я понял, что ни диета, ни приседания на сей раз не помогают, я решил прибегнуть к этой последней мере. Остается только молиться Богу, чтобы тайну не раскрыли.
– Почему вы так боитесь этого? Удаление жирового слоя – достаточно обычная операция в наше время.
– Я боюсь, это повредит моему образу. И, кроме того, – он спустил рукав, – если говорить честно, еще того, что женщины, с которыми я захочу иметь дело, сочтут меня недостаточно мужественным за то, что я опустился до такой вещи, как косметическая операция.
– По-моему, вы слишком строго судите. Мужчины тоже делают косметические операции; женщины отнюдь не обладают на них монополией.
– Не моего поколения, доктор. Мне это чуждо. И очень меня смущает.
В эту минуту дверь отворилась и в комнату вошла угрюмая Зоуи с кипой постельного белья.
– Я пришла поменять вам постель, мистер Смит, – сказала она, не глядя на Джудит.
Сестра работала молча, наполняя комнату физически ощутимым чувством ненависти. Смит вопросительно взглянул на Джудит и заметил:
– Эта больница – просто чудесное местечко. Еще минуту назад я не помнил, что нахожусь здесь на излечении после операции. Вся эта комната, да и пейзаж за окном. Если бы все больницы были такими.
Он взглянул на Зоуи, расправлявшуюся с простынями и дергающую за углы с такой яростью, что Смит бросил на Джудит еще один вопросительный взгляд.
– А вы знаете легенду, связанную с этим местом, доктор? – спросил он, стараясь разрядить напряжение. – Я не был здесь в ту ночь, когда убили Декстера Брайанта Рэмси. Тогда я был совсем мальчишкой. Но здесь находилось масса знаменитостей – Гарри Купер, Дуглас Фербенкс, даже Херст – все они вроде бы были среди гостей. Здесь проводился грандиозный прием, и список приглашенных совпадал со списком голливудских королей. Но вот что любопытно: к тому времени, как на следующий день прибыла полиция, все они исчезли и обеспечили себя неопровержимым алиби на ту ночь, когда был убит Рэмси. Это были золотые дни Голливуда.
Он помолчал, задумчиво глядя на Джудит, затем сказал тихо:
– Марион Стар была моей первой любовью. Мне тогда было четырнадцать, и фильмы с ней только-только появились в Тасмании. Роковым для меня оказался фильм «Королева Нила». Один взгляд в эти подведенные печальные глаза – и я пропал. С тех пор я так и не встретил женщины, которая могла бы с ней сравниться.
Он следил взглядом за Зоуи, двигавшейся по комнате с таким деловым видом, что это граничило с шаржем. Она вытряхнула мусорные корзины, наполнила водой графин, затем с кипой свежих полотенец исчезла в ванной.
– Вы любите кино, Джудит?
– Любила, когда была помоложе, – сказала она, едва сдержавшись, чтобы не добавить: и безумно любила вас. Она наблюдала, как утреннее солнце заливает комнату, высвечивая серебряные нити в его волосах. – У нас в Грин-Пайнс нет кинотеатра.
– Современные фильмы просто пугают меня, – сказал он, – сейчас не существует никаких правил, никаких ограничений. Раньше была достаточно строгая цензура. Вы когда-нибудь слышали о Комитете Хейса? Уилли Хейс говорил нам, что можно, а чего нельзя делать в фильмах. Помните, как в сороковых и пятидесятых годах люди спали на отдельных кроватях, даже супружеские пары? Было такое правило, что кровати должны стоять не ближе сорока сантиметров друг от друга. Если на одной кровати находилось два человека, то один из них должен был быть полностью одет – не просто в пижаме, а полностью – в костюме или чем-нибудь в этом роде. И у мужчины одна нога должна была стоять на полу. Сейчас странно даже вспоминать об этом.
Он помолчал и посмотрел на Джудит своими голубыми глазами так, что ей показалось, что он хочет сказать ей что-то личное. Сердце ее на секунду сжалось. Затем он продолжал:
– Контора Хейса отвечала за общественную нравственность. Вы знаете, что концовка пьесы Теннеси Уильямса «Трамвай «Желание» была изменена. В оригинальном варианте Стелла возвращается к Стенли, зная, что он изнасиловал ее сестру, – продолжал Смит, глядя, как Джудит наблюдает за краснохвостым соколом, усевшимся на сосновую ветку у самого окна. – Но в фильме Стелла уходит от него. Так будет лучше для общественной нравственности, уверял Хейс. Разумеется, такое слово, как «изнасилование», не произносилось. В газетах его заменяли на «преступное нападение». В пятидесятых, если женщину зверски избивали и сбрасывали с лестницы, то в газетах писали: на нее было совершено «преступное нападение». Вы знаете, Джудит, ведь Марион Стар была частично виновата в появлении конторы Хейса. Фактически Легион Нравственности был организован как реакция на ее фильмы.
– Неужели они были такими плохими?
– Они были прекрасны. Но мир переживал Депрессию, и многие возмущались ее свободным образом жизни. Поэтому они заявили, что она безнравственна. Сегодня фильмы с ее участием считаются классикой – живые и забавные, напоминающие нам о более благородном времени в кино. Теперь они делают, – он содрогнулся, – «Рэмбо».
Из ванной комнаты вышла Зоуи, бросила использованные полотенца и простыни в корзину и удалилась, не проронив ни слова. Смит сказал Джудит:
– По-моему, между вами и вашей медсестрой не все гладко. Какие-нибудь проблемы?
– Я не знаю. Как вы себя сейчас чувствуете? Помогает ли лекарство?
– Да, немного. Вы не могли бы помочь мне перебраться на кровать?
Когда Джудит вела его к кровати, еще раз обхватив за стройную талию, он сказал:
– Вы говорили, что были замужем в течение четырнадцати лет, Вы и сейчас замужем?
– В прошлом году мы развелись.
– Печально. У вас есть дети?
– Давайте не будем об этом.
Он замолчал, потом улегся на кровать и посмотрел на нее.
– В чем дело? – спросил он. – У вас что-то произошло?
– Ничего не произошло.
– Кажется, вы дама твердая, – произнес он. – Под жесткой оболочкой прячете вашу беззащитность.
Помогая ему удобнее устроиться и накрывая одеялом, она сказала:
– Почему же женщина должна быть жесткой только снаружи? Я вся насквозь твердая. Попробуйте, укусите и увидите, что я жестка, как подошва, до самого позвоночника.
Он покачал головой:
– Нет. Сердцевина у вас мягкая. Это звучит в вашем голосе. Это выглядывает из ваших зрачков. Может быть, вы расскажете мне все?
Джудит села на край кровати.
– Я никогда не знаю, что отвечать, когда меня спрашивают про детей. Вы, наверное, думаете, что я уже заготовила какой-нибудь ответ, но это не так. У меня был ребенок – маленькая девочка. Она умерла два года тому назад. Но когда меня спрашивают, есть ли у меня дети, я не знаю, что отвечать. Ответить «нет», как будто бы ее никогда не было! Или же, если я скажу «да», но не объясню, что она умерла, мне потом придется отвечать и на другие вопросы и что-то объяснять, а это так больно.
– Я не прошу ничего объяснять.
– Да, но вам хочется узнать, а я не собираюсь ничего говорить. Кимми умерла, и все.
– Это из-за этого вы похоронили себя здесь, среди снега, сосен и кинозвезд?
– Теперь вы знаете мою тайну.
– Хотите, я вам кое-что скажу? Я только что понял: то, что я рассказал вам о своей проблеме, о том, почему я действительно захотел сделать операцию здесь, я никогда не говорил доктору Ньютону, я имею в виду истинную причину. Я сказал ему, что хочу восстановить свои силы в тишине и покое, подальше от телефонных звонков и визитов. Я не сказал ему, что все это меня очень смущает, что я ужасно боюсь того, что мой секрет выйдет наружу. Но вам я сказал правду, и вы единственный человек в мире, который знает ее. Это уже о чем-то говорит, не правда ли?
– Все равно, о Кимми я с вами говорить не буду, – тихо сказала она.
– А я вас и не прошу об этом.
Она посмотрела в его глаза и удивилась, увидев в них вызов, этот взгляд не соответствовал мягкой интонации его голоса. Во взгляде была какая-то агрессивность. Он смотрел прямо на нее и как бы говорил: «Ну, давай, начинай!»
Она отвела глаза от этого взгляда, от этого вызова, таящегося в нем. Она отказывалась принять его – это вызов быть женщиной. После смерти Кимми и последующего за ним развода с Мортом – очень болезненного, со взаимными обидами и обвинениями – Джудит почувствовала, что ее сердце ожесточается, как бы каменеет со временем. Она сказала себе, что ее способность любить умерла вместе с Кимми, а Морт убил в ней все естественные желания. С тех пор вот уже два года, как Джудит смотрела на всех мужчин, которых встречала, даже на обходительнейшего Саймона Джунга, с непоколебимым равнодушием.
До сего момента.
– А у вас есть дети? – спросила она.
– Да все как-то недосуг было жениться и обзавестись семьей. Но еще есть время.
– Знаете, мистер Смит, – сказала она, – это действительно несправедливо. Мужчины могут иметь детей на протяжении всей своей жизни, они могут отложить женитьбу и детей на любое время, пока не почувствуют, что созрели для этого. Но женщины ограничены определенным сроком.
– Зато только женщины могут рожать детей, – сказал он. – Кто-то, по-моему Этика Джонг, как-то сказала, что мужчины негодуют по поводу женщин из-за того, что они могут жить своей жизнью, работать и развлекаться и в то же время у них внутри развивается новая жизнь. Она с удивлением посмотрела на него.
– Неужели вы феминист, мистер Смит? Никому не говорите об этом, иначе ваша репутация великого любовника будет навсегда погублена.
– Совсем наоборот. Чтобы быть настоящим любовником, мужчина должен по-настоящему понимать женщин, как это делали легендарные любовники – Казанова, Эррол Флинн. Я знал Флинна, он не был подонком. Он был очень добрым и великодушным по отношению к женщинам. Он искренне любил их.
– А вы? – Джудит неожиданно поняла, что флиртует с ним, но ей было трудно удержаться. – Все это звучит так, что сами вы – человек безответственный и ненадежный.
– Нет, нет, ни то, ни другое. Когда я люблю женщину, я люблю ее страстно и самоотверженно. И когда она со мной, она может быть уверена, что я думаю только о ней.
Внезапно он мысленно представил себе следующую картину: его руки расплетают ее толстую темно-каштановую косу, спадающую на спину, и играют с ее распущенными волосами, перекидывают их вперед, на ее голые плечи и обнаженную грудь. Он был поражен. Когда же он испытывал подобное желание быть с женщиной последний раз?
Теперь эта аккуратная докторская коса сводила его с ума; то, как уютно лежала она, оттеняя белоснежную белизну ее халата. Он еще раньше заметил, что кончик косы был закреплен простой резинкой и слегка касался нижней части ее спины и как бы указывал на аккуратный спортивный задик. Мысленно он потрогал и его.
– Я слышал, что пациенты довольно часто влюбляются в своих врачей, – произнес он. – А бывает наоборот? Влюбляются ли когда-нибудь врачи в своих пациентов?
Их глаза опять встретились, и Джудит неожиданно для себя подумала: интересно, что чувствует женщина, когда ее целует этот человек?
– Только такие, кто верит гладким речам, – сказала она, резко поднимаясь, чтобы он не успел увидеть, как сильно бьется жилка у нее на шее.
– Вы как-нибудь поужинаете со мной, Джудит?
– Я никогда не ужинаю с пациентами, мистер Смит. Кроме того, вы не успеете и глазом моргнуть, как окажетесь дома. Доктор Ньютон собирается выписать вас через несколько дней.
– Я знаю. На следующий день после бала. Вы собираетесь на рождественский бал, Джудит? Может быть, вы сделаете мне честь и не откажетесь сопровождать меня?
– Посмотрим, как вы будете себя чувствовать к тому времени, – сказала она. – Как мы оба будем себя чувствовать…
– А как насчет ужина? Они могут прислать сюда все, что имеется в ресторане. Куропатка по-корнуэльски здесь великолепна, да и молодая баранина тоже.
Вдруг она представила себе эту картину: стол, накрытый на двоих около камина, горят свечи, в хрустальных бокалах играет вино. Но она знала, что основное здесь не еда и не приятельские отношения – по крайней мере для нее. Для Джудит это станет ловушкой, которая заставит ее влюбиться против своей воли. И она была полна решимости этого не делать.
16
Когда Дэнни Маккей набросил спортивную куртку и повернулся, чтобы взглянуть на себя в зеркало, он был поражен. Однако это продолжалось лишь долю секунды, и продавец не успел заметить его реакцию. Это происходило каждый раз, когда Дэнни видел свое отражение в зеркале или в какой-нибудь витрине на Родео-драйв. Он смотрел на себя и видел незнакомое лицо с аккуратно подстриженной бородкой, черными волосами, очками в роговой оправе.
Ему все время приходилось напоминать себе об этом обмане, о том, что он больше не преподобный Дэнни Маккей, которого боготворили миллионы людей, который чуть не попал в Белый дом. Дэнни едва не выдал себя сегодня утром, когда отделался от дешевой «тойоты» Куинна и купил себе новый «ягуар». Дело было даже не в том, что он платил наличными – продавцы Беверли-Хиллс уже привыкли к невероятным сделкам с наличными, – нет, он чуть было не провалился, когда стал заполнять бумаги. Однако сумел исправить свой промах шуткой и выехал из салона автомагазина с веселым смехом.
Затем он остановился в Уиттоне, чтобы купить кое-какие мелочи, затем короткий визит в магазин для покупки часов «Ролекс» за пятнадцать тысяч долларов, которые он обещал себе; сейчас он находился в магазине Брагга на Родео, где полностью обновлял свой гардероб – от шелковых трусов до кашемирового плаща. И платил только наличными.
Снимая куртку, на которой болтался ценник с цифрой сорок тысяч долларов, и протягивая ее продавцу со словами: «Я беру ее», – он смотрел на незнакомца в зеркале и думал: «Я снова родился, призрак, которому все позволено».
Медленно натягивая на себя кожаный пиджак, купленный раньше, Дэнни перевел взгляд на молоденькую продавщицу, которая делала вид, что наводит порядок на прилавке с шарфами и перчатками. Она смотрела на него уже минут тридцать. Дэнни знал, что выглядит хорошо, и знал, что она думает так же. Он улыбнулся ей своей ленивой обаятельной улыбкой, и она вспыхнула. Однако глаз не отвела.
Разглядывая ее большие груди и думая, что она вовсе не так невинна, как желает показать своим золотым рождественским букетиком, скромно прикрепленным к свитеру, он сожалел, что у него нет времени познакомиться с ней поближе, так как в кармане у него лежал билет первого класса в Австралию и ему надо было мчаться в аэропорт. Кроме того, он не хотел растрачивать свою новую энергию, трахая эту продавщицу.
Дэнни всегда знал, что секс доставляет ему удовольствие лишь тогда, когда связан с насилием; ему казалось, что эти две вещи неразделимы. Его жена – теперь его «вдова» – могла это подтвердить. Если он потащит эту девицу в постель сейчас, то его желание отомстить Беверли Хайленд может уменьшиться. И еще хуже: если он потащит ее в постель, то, возможно, потом ему придется ее убить, а это еще больше уменьшит его энергию, которая понадобится ему, когда он найдет Беверли, или Филиппу, как она себя теперь называет.
Он вышел из магазина. Начал накрапывать дождь, и рождественские огни вдоль бульвара Уилшир казались слегка размытыми. Ожидая, пока его покупки укладывают в багажник, Дэнни заметил молодую женщину, медленно идущую вдоль тротуара и заглядывающую в витрины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– По-моему, это остров где-то к югу от Австралии?
– Вам миллион очков, доктор. А за то, что вы выиграли… – Неожиданно он прикусил губу.
– Болит?
Он оперся на нее.
– Ничего страшного, я… сейчас пройдет.
Помогая ему сесть на стул, она сказала:
– Вот здесь играть в пиратов не обязательно.
Он улыбнулся сквозь гримасу боли, но в тот короткий момент, когда он, опираясь на Джудит, садился на стул и лица их разделяли несколько сантиметров, он сказал:
– Вы знаете, на кого вы похожи? На красавицу Дженнифер Джоунз, когда она играла с Грегори Пэком. У вас такой же цвет лица и волос, такой же незащищенный вид.
Джудит видела бисеринки испарины на его лбу, морщины боли и глаза. Она помогла ему сесть поудобнее, затем подошла к своему саквояжу и открыла его.
Глядя, как она наполняет шприц, Смит сказал:
– Вы, наверное, удивляетесь, что я делал эту операцию тайно здесь, в «Стар», а не в операционной Беверли-Хиллс, а затем не долечивался дома? – Он замолчал и закатал рукав, чтобы Джудит смогла сделать укол.
– Сейчас будет полегче, – сказала она. – Пожалуйста, продолжайте.
– Это из-за того, что я хочу сохранить эту операцию в тайне. Мужчинам с моей репутацией нельзя прибегать к косметической хирургии. По крайней мере такой, как удаление животика, который начал выдавать мой возраст. Я всегда был в форме. Я работал над этим каждый день. Но природа начала брать свое, и когда я понял, что ни диета, ни приседания на сей раз не помогают, я решил прибегнуть к этой последней мере. Остается только молиться Богу, чтобы тайну не раскрыли.
– Почему вы так боитесь этого? Удаление жирового слоя – достаточно обычная операция в наше время.
– Я боюсь, это повредит моему образу. И, кроме того, – он спустил рукав, – если говорить честно, еще того, что женщины, с которыми я захочу иметь дело, сочтут меня недостаточно мужественным за то, что я опустился до такой вещи, как косметическая операция.
– По-моему, вы слишком строго судите. Мужчины тоже делают косметические операции; женщины отнюдь не обладают на них монополией.
– Не моего поколения, доктор. Мне это чуждо. И очень меня смущает.
В эту минуту дверь отворилась и в комнату вошла угрюмая Зоуи с кипой постельного белья.
– Я пришла поменять вам постель, мистер Смит, – сказала она, не глядя на Джудит.
Сестра работала молча, наполняя комнату физически ощутимым чувством ненависти. Смит вопросительно взглянул на Джудит и заметил:
– Эта больница – просто чудесное местечко. Еще минуту назад я не помнил, что нахожусь здесь на излечении после операции. Вся эта комната, да и пейзаж за окном. Если бы все больницы были такими.
Он взглянул на Зоуи, расправлявшуюся с простынями и дергающую за углы с такой яростью, что Смит бросил на Джудит еще один вопросительный взгляд.
– А вы знаете легенду, связанную с этим местом, доктор? – спросил он, стараясь разрядить напряжение. – Я не был здесь в ту ночь, когда убили Декстера Брайанта Рэмси. Тогда я был совсем мальчишкой. Но здесь находилось масса знаменитостей – Гарри Купер, Дуглас Фербенкс, даже Херст – все они вроде бы были среди гостей. Здесь проводился грандиозный прием, и список приглашенных совпадал со списком голливудских королей. Но вот что любопытно: к тому времени, как на следующий день прибыла полиция, все они исчезли и обеспечили себя неопровержимым алиби на ту ночь, когда был убит Рэмси. Это были золотые дни Голливуда.
Он помолчал, задумчиво глядя на Джудит, затем сказал тихо:
– Марион Стар была моей первой любовью. Мне тогда было четырнадцать, и фильмы с ней только-только появились в Тасмании. Роковым для меня оказался фильм «Королева Нила». Один взгляд в эти подведенные печальные глаза – и я пропал. С тех пор я так и не встретил женщины, которая могла бы с ней сравниться.
Он следил взглядом за Зоуи, двигавшейся по комнате с таким деловым видом, что это граничило с шаржем. Она вытряхнула мусорные корзины, наполнила водой графин, затем с кипой свежих полотенец исчезла в ванной.
– Вы любите кино, Джудит?
– Любила, когда была помоложе, – сказала она, едва сдержавшись, чтобы не добавить: и безумно любила вас. Она наблюдала, как утреннее солнце заливает комнату, высвечивая серебряные нити в его волосах. – У нас в Грин-Пайнс нет кинотеатра.
– Современные фильмы просто пугают меня, – сказал он, – сейчас не существует никаких правил, никаких ограничений. Раньше была достаточно строгая цензура. Вы когда-нибудь слышали о Комитете Хейса? Уилли Хейс говорил нам, что можно, а чего нельзя делать в фильмах. Помните, как в сороковых и пятидесятых годах люди спали на отдельных кроватях, даже супружеские пары? Было такое правило, что кровати должны стоять не ближе сорока сантиметров друг от друга. Если на одной кровати находилось два человека, то один из них должен был быть полностью одет – не просто в пижаме, а полностью – в костюме или чем-нибудь в этом роде. И у мужчины одна нога должна была стоять на полу. Сейчас странно даже вспоминать об этом.
Он помолчал и посмотрел на Джудит своими голубыми глазами так, что ей показалось, что он хочет сказать ей что-то личное. Сердце ее на секунду сжалось. Затем он продолжал:
– Контора Хейса отвечала за общественную нравственность. Вы знаете, что концовка пьесы Теннеси Уильямса «Трамвай «Желание» была изменена. В оригинальном варианте Стелла возвращается к Стенли, зная, что он изнасиловал ее сестру, – продолжал Смит, глядя, как Джудит наблюдает за краснохвостым соколом, усевшимся на сосновую ветку у самого окна. – Но в фильме Стелла уходит от него. Так будет лучше для общественной нравственности, уверял Хейс. Разумеется, такое слово, как «изнасилование», не произносилось. В газетах его заменяли на «преступное нападение». В пятидесятых, если женщину зверски избивали и сбрасывали с лестницы, то в газетах писали: на нее было совершено «преступное нападение». Вы знаете, Джудит, ведь Марион Стар была частично виновата в появлении конторы Хейса. Фактически Легион Нравственности был организован как реакция на ее фильмы.
– Неужели они были такими плохими?
– Они были прекрасны. Но мир переживал Депрессию, и многие возмущались ее свободным образом жизни. Поэтому они заявили, что она безнравственна. Сегодня фильмы с ее участием считаются классикой – живые и забавные, напоминающие нам о более благородном времени в кино. Теперь они делают, – он содрогнулся, – «Рэмбо».
Из ванной комнаты вышла Зоуи, бросила использованные полотенца и простыни в корзину и удалилась, не проронив ни слова. Смит сказал Джудит:
– По-моему, между вами и вашей медсестрой не все гладко. Какие-нибудь проблемы?
– Я не знаю. Как вы себя сейчас чувствуете? Помогает ли лекарство?
– Да, немного. Вы не могли бы помочь мне перебраться на кровать?
Когда Джудит вела его к кровати, еще раз обхватив за стройную талию, он сказал:
– Вы говорили, что были замужем в течение четырнадцати лет, Вы и сейчас замужем?
– В прошлом году мы развелись.
– Печально. У вас есть дети?
– Давайте не будем об этом.
Он замолчал, потом улегся на кровать и посмотрел на нее.
– В чем дело? – спросил он. – У вас что-то произошло?
– Ничего не произошло.
– Кажется, вы дама твердая, – произнес он. – Под жесткой оболочкой прячете вашу беззащитность.
Помогая ему удобнее устроиться и накрывая одеялом, она сказала:
– Почему же женщина должна быть жесткой только снаружи? Я вся насквозь твердая. Попробуйте, укусите и увидите, что я жестка, как подошва, до самого позвоночника.
Он покачал головой:
– Нет. Сердцевина у вас мягкая. Это звучит в вашем голосе. Это выглядывает из ваших зрачков. Может быть, вы расскажете мне все?
Джудит села на край кровати.
– Я никогда не знаю, что отвечать, когда меня спрашивают про детей. Вы, наверное, думаете, что я уже заготовила какой-нибудь ответ, но это не так. У меня был ребенок – маленькая девочка. Она умерла два года тому назад. Но когда меня спрашивают, есть ли у меня дети, я не знаю, что отвечать. Ответить «нет», как будто бы ее никогда не было! Или же, если я скажу «да», но не объясню, что она умерла, мне потом придется отвечать и на другие вопросы и что-то объяснять, а это так больно.
– Я не прошу ничего объяснять.
– Да, но вам хочется узнать, а я не собираюсь ничего говорить. Кимми умерла, и все.
– Это из-за этого вы похоронили себя здесь, среди снега, сосен и кинозвезд?
– Теперь вы знаете мою тайну.
– Хотите, я вам кое-что скажу? Я только что понял: то, что я рассказал вам о своей проблеме, о том, почему я действительно захотел сделать операцию здесь, я никогда не говорил доктору Ньютону, я имею в виду истинную причину. Я сказал ему, что хочу восстановить свои силы в тишине и покое, подальше от телефонных звонков и визитов. Я не сказал ему, что все это меня очень смущает, что я ужасно боюсь того, что мой секрет выйдет наружу. Но вам я сказал правду, и вы единственный человек в мире, который знает ее. Это уже о чем-то говорит, не правда ли?
– Все равно, о Кимми я с вами говорить не буду, – тихо сказала она.
– А я вас и не прошу об этом.
Она посмотрела в его глаза и удивилась, увидев в них вызов, этот взгляд не соответствовал мягкой интонации его голоса. Во взгляде была какая-то агрессивность. Он смотрел прямо на нее и как бы говорил: «Ну, давай, начинай!»
Она отвела глаза от этого взгляда, от этого вызова, таящегося в нем. Она отказывалась принять его – это вызов быть женщиной. После смерти Кимми и последующего за ним развода с Мортом – очень болезненного, со взаимными обидами и обвинениями – Джудит почувствовала, что ее сердце ожесточается, как бы каменеет со временем. Она сказала себе, что ее способность любить умерла вместе с Кимми, а Морт убил в ней все естественные желания. С тех пор вот уже два года, как Джудит смотрела на всех мужчин, которых встречала, даже на обходительнейшего Саймона Джунга, с непоколебимым равнодушием.
До сего момента.
– А у вас есть дети? – спросила она.
– Да все как-то недосуг было жениться и обзавестись семьей. Но еще есть время.
– Знаете, мистер Смит, – сказала она, – это действительно несправедливо. Мужчины могут иметь детей на протяжении всей своей жизни, они могут отложить женитьбу и детей на любое время, пока не почувствуют, что созрели для этого. Но женщины ограничены определенным сроком.
– Зато только женщины могут рожать детей, – сказал он. – Кто-то, по-моему Этика Джонг, как-то сказала, что мужчины негодуют по поводу женщин из-за того, что они могут жить своей жизнью, работать и развлекаться и в то же время у них внутри развивается новая жизнь. Она с удивлением посмотрела на него.
– Неужели вы феминист, мистер Смит? Никому не говорите об этом, иначе ваша репутация великого любовника будет навсегда погублена.
– Совсем наоборот. Чтобы быть настоящим любовником, мужчина должен по-настоящему понимать женщин, как это делали легендарные любовники – Казанова, Эррол Флинн. Я знал Флинна, он не был подонком. Он был очень добрым и великодушным по отношению к женщинам. Он искренне любил их.
– А вы? – Джудит неожиданно поняла, что флиртует с ним, но ей было трудно удержаться. – Все это звучит так, что сами вы – человек безответственный и ненадежный.
– Нет, нет, ни то, ни другое. Когда я люблю женщину, я люблю ее страстно и самоотверженно. И когда она со мной, она может быть уверена, что я думаю только о ней.
Внезапно он мысленно представил себе следующую картину: его руки расплетают ее толстую темно-каштановую косу, спадающую на спину, и играют с ее распущенными волосами, перекидывают их вперед, на ее голые плечи и обнаженную грудь. Он был поражен. Когда же он испытывал подобное желание быть с женщиной последний раз?
Теперь эта аккуратная докторская коса сводила его с ума; то, как уютно лежала она, оттеняя белоснежную белизну ее халата. Он еще раньше заметил, что кончик косы был закреплен простой резинкой и слегка касался нижней части ее спины и как бы указывал на аккуратный спортивный задик. Мысленно он потрогал и его.
– Я слышал, что пациенты довольно часто влюбляются в своих врачей, – произнес он. – А бывает наоборот? Влюбляются ли когда-нибудь врачи в своих пациентов?
Их глаза опять встретились, и Джудит неожиданно для себя подумала: интересно, что чувствует женщина, когда ее целует этот человек?
– Только такие, кто верит гладким речам, – сказала она, резко поднимаясь, чтобы он не успел увидеть, как сильно бьется жилка у нее на шее.
– Вы как-нибудь поужинаете со мной, Джудит?
– Я никогда не ужинаю с пациентами, мистер Смит. Кроме того, вы не успеете и глазом моргнуть, как окажетесь дома. Доктор Ньютон собирается выписать вас через несколько дней.
– Я знаю. На следующий день после бала. Вы собираетесь на рождественский бал, Джудит? Может быть, вы сделаете мне честь и не откажетесь сопровождать меня?
– Посмотрим, как вы будете себя чувствовать к тому времени, – сказала она. – Как мы оба будем себя чувствовать…
– А как насчет ужина? Они могут прислать сюда все, что имеется в ресторане. Куропатка по-корнуэльски здесь великолепна, да и молодая баранина тоже.
Вдруг она представила себе эту картину: стол, накрытый на двоих около камина, горят свечи, в хрустальных бокалах играет вино. Но она знала, что основное здесь не еда и не приятельские отношения – по крайней мере для нее. Для Джудит это станет ловушкой, которая заставит ее влюбиться против своей воли. И она была полна решимости этого не делать.
16
Когда Дэнни Маккей набросил спортивную куртку и повернулся, чтобы взглянуть на себя в зеркало, он был поражен. Однако это продолжалось лишь долю секунды, и продавец не успел заметить его реакцию. Это происходило каждый раз, когда Дэнни видел свое отражение в зеркале или в какой-нибудь витрине на Родео-драйв. Он смотрел на себя и видел незнакомое лицо с аккуратно подстриженной бородкой, черными волосами, очками в роговой оправе.
Ему все время приходилось напоминать себе об этом обмане, о том, что он больше не преподобный Дэнни Маккей, которого боготворили миллионы людей, который чуть не попал в Белый дом. Дэнни едва не выдал себя сегодня утром, когда отделался от дешевой «тойоты» Куинна и купил себе новый «ягуар». Дело было даже не в том, что он платил наличными – продавцы Беверли-Хиллс уже привыкли к невероятным сделкам с наличными, – нет, он чуть было не провалился, когда стал заполнять бумаги. Однако сумел исправить свой промах шуткой и выехал из салона автомагазина с веселым смехом.
Затем он остановился в Уиттоне, чтобы купить кое-какие мелочи, затем короткий визит в магазин для покупки часов «Ролекс» за пятнадцать тысяч долларов, которые он обещал себе; сейчас он находился в магазине Брагга на Родео, где полностью обновлял свой гардероб – от шелковых трусов до кашемирового плаща. И платил только наличными.
Снимая куртку, на которой болтался ценник с цифрой сорок тысяч долларов, и протягивая ее продавцу со словами: «Я беру ее», – он смотрел на незнакомца в зеркале и думал: «Я снова родился, призрак, которому все позволено».
Медленно натягивая на себя кожаный пиджак, купленный раньше, Дэнни перевел взгляд на молоденькую продавщицу, которая делала вид, что наводит порядок на прилавке с шарфами и перчатками. Она смотрела на него уже минут тридцать. Дэнни знал, что выглядит хорошо, и знал, что она думает так же. Он улыбнулся ей своей ленивой обаятельной улыбкой, и она вспыхнула. Однако глаз не отвела.
Разглядывая ее большие груди и думая, что она вовсе не так невинна, как желает показать своим золотым рождественским букетиком, скромно прикрепленным к свитеру, он сожалел, что у него нет времени познакомиться с ней поближе, так как в кармане у него лежал билет первого класса в Австралию и ему надо было мчаться в аэропорт. Кроме того, он не хотел растрачивать свою новую энергию, трахая эту продавщицу.
Дэнни всегда знал, что секс доставляет ему удовольствие лишь тогда, когда связан с насилием; ему казалось, что эти две вещи неразделимы. Его жена – теперь его «вдова» – могла это подтвердить. Если он потащит эту девицу в постель сейчас, то его желание отомстить Беверли Хайленд может уменьшиться. И еще хуже: если он потащит ее в постель, то, возможно, потом ему придется ее убить, а это еще больше уменьшит его энергию, которая понадобится ему, когда он найдет Беверли, или Филиппу, как она себя теперь называет.
Он вышел из магазина. Начал накрапывать дождь, и рождественские огни вдоль бульвара Уилшир казались слегка размытыми. Ожидая, пока его покупки укладывают в багажник, Дэнни заметил молодую женщину, медленно идущую вдоль тротуара и заглядывающую в витрины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65