А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Что касается книг, то они все были посвящены восточным философиям, дзенбуддизму и экзистенциализму. Она с удивлением обнаружила четыре экземпляра «Странника» Альберта Камю. На полу лежал журнал «Лайф», раскрытый на серии фотографий, изображающих расстрел советских секретных сотрудников венгерскими повстанцами. Одна картинка была вырвана – с изображением Мэрилин Монро в свадебном платье, угощающей свадебным тортом своего жениха – Артура Миллера.
Филиппа подошла к машинке и увидела, что в нее вставлен рулон плотной оберточной бумаги, страницы не отделялись одна от другой, просто поток сознания. Она посмотрела на последнюю запись: «В этом городе из папье-маше мы вынуждены смеяться над безбожниками, которые смеются над нашими поисками идеального одиночества нежизни, исключительности единичности в сочетании с вечным сущности нерожденного вечного цикла».
На полях была надпись: «В старый город из папье-маше пришел новый дух».
Неожиданно она увидела его, стоявшего в дверях.
– Значит, вы пришли, – сказал он мягко, закрывая за собой дверь. И предложил ей сигарету, которую курил. Сигарета не была похожа ни на «Честерфилд», ни на «Уинстон»; она узнала запах – так пахло в «Вудизе».
– Что это? – спросила она.
– Бяка, – ответил он, кладя сигарету в пепельницу. – Травка.
Она покачала головой.
– Я хотела поговорить с вами.
Он взглянул на нее.
– Так, говорите.
– Риз, вы несчастливы…
– Мы все несчастливы. Я думаю, что и вы тоже, – сказал он спокойно, подходя поближе. – Вас заставляет действовать кто-то или что-то. Но все равно, в конце концов, вам кто-нибудь причинит боль. Скорее всего, я.
Он протянул руку и дотронулся до ее щеки.
– Вам не надо было приходить сюда.
– Почему вы верите во все те мрачные вещи, о которых говорите? – спросила она. В его темных глазах она видела свое отражение, как будто смотрела в два глубоких колодца. Его рука коснулась ее уха, она почувствовала, как его пальцы скользят по нему, как бы обводя его.
– Откуда вы, Риз? Что сделало вас таким?
– Я ниоткуда. Я просто здесь, и все. Я придумал себя.
– Но в этом нет смысла.
Он улыбнулся.
– Мы живем в мире, где воскрешаются плотники, а вы говорите, что в моих словах нет смысла. – Его рука медленно и нежно спускалась к ее подбородку. – Мы существуем. Вот и все. После существования приходит сущность. Мы создаем себя, каждую секунду, каждую минуту. А потом мы прекращаем существование.
От его прикосновений она вся горела огнем. Ей было трудно дышать.
– Вы говорите так, как будто ни в чем нет смысла.
– Конечно. Жизнь бессмысленна. Мы бессмысленны.
– Однажды один человек сказал мне, что я ничего из себя не представляю, – призналась она, и в ее глазах заблестели слезы. – Настоятельница сказала мне, что из меня ничего не выйдет. Но она ошибалась. И вы, Риз, тоже ошибаетесь. У вас неправильное отношение к жизни.
Он покачал головой, его темные глаза были печальны.
– Реально лишь существование, – произнес он, а палец его медленно скользил по ее горлу все ниже и ниже. – Мы существуем какой-то период. Но зачем и как мы существуем? Это бессмысленно. Человечество – это случайность. У нас нет цели. Ни у вас, ни у меня нет цели ни вместе, ни по отдельности. Мы просто есть.
– Это все так мрачно.
– Нет, не мрачно, – произнес он со вздохом. Его палец медленно обводил ее губы. – Это так. Просто это так и есть. Мы рождаемся, дышим, потом умираем.
– И вы ни во что не верите?
– Вера – это только слово.
– Почему вы сдались, Риз? Что заставило вас отказаться от борьбы? Когда я была маленькой и другие дети смеялись надо мной, потому что я была толстая, я бежала к отцу. И вы знаете, что он говорил мне? Мой отец говорил мне, что победители борются за себя, а проигравшие смиряются и сдаются. Не будьте проигравшим, Риз. – Ее голос прервался. – Пожалуйста, не надо…
Он наклонился к ней и закрыл ее рот своим. Он привлекал ее к себе медленно, нежно, как будто давая ей возможность привыкнуть к его теплу, его рукам, гладящим ее волосы, плечи, спину. Он, не переставая, целовал ее, она чувствовала его язык, так нежно ласкающий ее рот, что ей хотелось плакать. Как мог он быть таким печальным и в то же время таким нежным? Она приникла к нему; Она хотела вобрать его в себя всего целиком и не отпускать, пока он не излечится.
Она почувствовала, как его рука скользнула к ней под блузку и расстегнула бюстгальтер. Когда он дотронулся до ее груди, у нее перехватило дыхание.
– Все хорошо, – прошептал он.
Он взял ее лицо в ладони и долго-долго смотрел на нее своей ласковой и печальной улыбкой, как будто прощался. Потом расстегнул ее блузку и поцеловал ее груди, соски.
Она хотела сказать какие-то подходящие слова, но не знала их; она хотела ласкать его, но не знала как. Он взял ее руку и направил ее вниз, и когда она дотронулась до него, он издал глубокий горловой звук.
– Риз, – прошептала она.
Он сказал:
– У нас впереди вся ночь. Первый раз должен быть самым лучшим, потому что первого раза никогда больше не будет.
Он отнес ее на матрас и медленно радел, непрерывно целуя и лаская, и она тоже стала отвечать на его ласки, целовать его страстно и нежно. Он учил ее, и она училась, но она поняла это намного позже.
Уже потом, после всего, он посмотрел на нее с улыбкой.
– Так, значит, в городе из папье-маше живет тигрица. Она провела ладонями по его обнаженным плечам. Ей было удивительно, что он такой мускулистый.
– Я люблю тебя, Риз.
Он поцеловал ее в кончик носа.
– У тебя свой мир, у меня – свой. Твои цели и мои цели никогда не соединятся. Ты никогда не поймешь… – Он замолчал. Он поцеловал ее долгим и страстным поцелуем. Затем сказал: – Я никогда не пойму.
– Что произошло с тобой, Риз? – спросила она. – Что-нибудь случилось давным-давно?
– Давным-давно? Когда я был маленьким мальчиком, со мной произошло нечто ужасное. Это нельзя высказать словами. Но это должно было случиться. А может быть, и нет. Я не знаю.
– Позволь мне помочь тебе. Я хочу сделать так, чтобы тебе было лучше.
Уголки его глаз сощурились, как бы намекая на улыбку.
– Я хочу кое-что написать, – сказал он ласково, – а тебе надо поспать. Когда ты проснешься, я провожу тебя домой…
Он укрыл ее одеялом. Засыпая под стрекот его машинки, она думала: «Я излечу тебя своей любовью».
15
Доктор Джудит Айзекс не могла отделаться от чувства, что здесь что-то не так. С виду все выглядело вполне нормально. Каролин Мейсон, двадцати четырех лет, пришла в клинику «Стар» для обычного дородового осмотра.
– Я приехала сюда немного отдохнуть, – рассказывала молодая женщина перед осмотром. – Мой гинеколог посоветовал мне показаться врачу, когда я буду здесь, просто чтобы убедиться…
– Убедиться в чем? – недоумевала Джудит, стягивая перчатки, стоя спиной к кушетке. Насколько Джудит могла судить, это была вполне нормальная беременность, без всяких осложнений. Каролин Мейсон была на шестом месяце. Прощупывание не выявило никаких патологий у плода, это была девочка. Сама Каролин также не испытывала никаких неприятных ощущений, ни на что не жаловалась. Она пришла в кабинет оживленная и уверенная в себе, болтая о том, как хорош этот санаторий и как бы ей хотелось встретить здесь Рождество, но ей придется уехать через несколько дней. Так что же беспокоило Джудит, сверило в душе, что рождало эту непонятную тревогу, почему ей казалось, что здесь какой-то необычный случай?
Помогая Каролин встать с кушетки, она сказала:
– Теперь можете одеться, мисс Мейсон.
– Все порядке, доктор?
– Все прекрасно. И у вас, и у малыша.
– Да, я знаю, – сказала, улыбаясь, Каролин. – Я чувствую себя прекрасно. И это такой необычный ребенок.
Пока Джудит мыла руки, она просмотрела медицинскую карточку, которую завела на Каролин. Там было совсем немного информации: пациентка работала моделью и жила в Северном Голливуде, у нее было прекрасное здоровье, она была не замужем, и это был ее первый ребенок.
– Я не очень набираю вес, доктор Айзекс?
– Нет. Конечно, вы немного поправитесь, но не надо придерживаться какой-нибудь строгой диеты. Вам обоим нужно хорошее питание.
Каролин натянула ажурный свитер и сказала:
– Ничего, что я вступила в «Старлайт»?
– А что говорит ваш гинеколог?
– Она говорит, что в том, что я слежу за весом, нет ничего страшного, только я должна быть осторожной и действовать по безопасной программе, как в «Старлайте». У них имеется специальная программа для беременных по наблюдению за весом, вы об этом знаете. Это просто ужасно! Я просто помешана на гамбургерах! «Роял Бергер». Вы знаете эти шашлычные? Недавно я слышала по телевидению, что женщина, которая владела сетью «Роял Бергер» – как же ее зовут? – Беверли Хайленд, так говорят, что она все еще жива. Представляете? Как Элвис! С ума сойти. Зачем нужно этой женщине внушать всем мысль, что она умерла? Особенно, если у нее есть все.
Джудит сказала, что не знает, она не очень-то прислушивается к местным сплетням.
– До чего же вам везет, что вы здесь живете, доктор! – воскликнула Каролин, зашнуровывая ботинки. – Это не потому, что я не люблю свою работу. Она мне очень нравится. Но жить круглый год в такой красотище! Держу пари, вы встречаете массу знаменитых людей. Джудит подтвердила:
– Да, конечно, – думая о мистере Смите, ждущем ее в одном из уютных «люксов» пансионата. Она не видела его с их первой встречи вчера вечером.
– Вы уже давно здесь живете, доктор? – спросила Каролин.
– Вообще-то я приехала вчера вечером. Каролин, я хотела вас спросить кое о чем. Скажите, отец ребенка здесь, с вами?
– Да, конечно. Они не позволили бы мне приехать сюда одной. Они никуда меня не пускают одну!
– Они?
– Отец ребенка и его жена. Мы всюду ходим вместе. – Каролин засмеялась. – Это не то, что вы думаете, доктор. Я вовсе не кручу роман с женатым мужчиной, и это не трехчленная семья или что-то подобное. Я же сказала вам, что это совершенно необычный ребенок. И отец тоже необычный. Не потому, что он женат, он еще и мой брат.
Джудит с удивлением посмотрела на нее.
– Это довольно запутанная история, – сказала Каролин, – и я представления не имею, чем все это кончится и что будет после рождения ребенка! Мы с братом очень близки, я бы сделала для него все на свете. После трех лет неудачных попыток иметь ребенка, когда после трех выкидышей его жене сказали, что она не сможет выносить ребенка, я предложила сделать это для них. – Каролин помолчала. Врачи произвели оплодотворение в пробирке, используя сперму моего брата и яйцеклетку его жены. Затем имплантировали мне эту оплодотворенную клетку и провели серию гормонных инъекций, чтобы беременность развивалась нормально.
– Представляете, как здорово, доктор! – продолжала Каролин, расплываясь в улыбке. – Я собираюсь родить свою собственную племянницу!
После того как девушка ушла, Джудит стала искать медсестру Зоуи, недоумевая, куда та могла так недолго исчезнуть. Утром она промелькнула в поликлинике в мятом халате и на ходу сказала, что в одном из коттеджей нужна ее помощь по уходу. Вид у нее был такой мрачный, что Джудит не сомневалась: их ждут нелегкие времена.
Джудит задержалась, чтобы бросить на себя взгляд в зеркало перед тем, как посетить мистера Смита. Расчесывая волосы, она вдруг замерла. Когда же она делала это последний раз, перед тем как посетить больного? Когда она так прихорашивалась? С чувством растущей неловкости Джудит поняла, что ее отношение к Смиту не совсем соответствует отношению врача к его пациенту, оно лежит на более глубоком уровне, уровне отношений между женщиной и мужчиной. Она также знала, что с точки зрения профессиональной не было необходимости этого посещения; доктор Ньютон, его личный врач, прибыл в «Стар» сегодня утром и провел у Смита почти час. Уходя, доктор Ньютон сказал Джудит, что вечером зайдет к своему пациенту еще раз.
Однако, напомнила она себе, проверяя, безукоризненно ли чист ее халат и не имеет ли лишних складок, пока Ньютона здесь нет, за мистера Смита отвечает она.
Она не могла о нем не думать. Не только потому, что он был известным кинокумиром; он был интересен ей как человек с таким пристальным, испытующим взглядом, звучным шотландским баритоном, располагающей манерой с неподдельным интересом смотреть на собеседника во время беседы, когда он расспрашивал ее о ней самой, откуда и почему она приехала, хотя она ясно видела, как ему было больно в тот момент. Джудит вспомнила, как накануне вечером, встречая ее в «Стар», Зоуи сказала: «Что-то есть здесь такое, что настраивает на романтический лад». Джудит подумала, может быть, действительно все это так и объясняется – просто сама атмосфера «Стар» завораживает людей.
Конечно, она уже видела постояльцев, которые показались ей влюбленными, когда она проходила мимо них через холл вчера вечером. И потом, когда она ужинала со своей начальницей мисс Беверли Берджесс и Саймоном Джунгом, она чувствовала, что между ними двумя что-то есть.
Она прекрасно провела эти два часа; Саймон Джунг изображал идеально любезного хозяина и фактически вел беседу один, а мисс Берджесс с удовольствием его слушала. К удивлению Джудит, Беверли была в огромных черных очках, которые закрывали почти половину ее лица. Как она сама достаточно невнятно объяснила, «что-то с глазами». Джудит закончила ужин, так практически ничего не узнав о своей новой начальнице.
Кроме одного: Саймон Джунг несомненно был влюблен в Беверли, однако она по каким-то причинам стремилась не замечать этого.
– Итак, – доктор, – сказал мистер Смит, когда Джудит закончила измерять давление, – как вам здесь? У вас много работы?
Она закрыла свой медицинский чемоданчик и села. Зимнее солнце пробивалось сквозь окно и рисовало слепяще-яркие квадраты на розовом ковре. Ее пациент, легендарный мистер Смит, сидя в кровати в шелковой пижаме с вышитой монограммой, вопросительно смотрел на нее. Что она могла ему сказать? Что пока ей пришлось иметь дело лишь с двумя растяжениями связок у теннисистов и легкой простудой? Не считая этой молодой женщины, носящей в себе зародыш жены своего брата да Фриды Голдман, уверявшей ее, что ее клиентка Банни Ковальски достаточно хорошо себя чувствует, чтобы принимать посетителей. Взволнованный вид Фриды и то, с каким видом она прижимала к себе свой кожаный «дипломат», навел Джудит на мысль, что мисс Голдман приехала сюда для совершения одной из своих астрономических сделок, которыми она славилась в киномире.
– Работы хватает, – сказала она. – Скучать не приходится.
– Среди ваших пациентов есть какие-нибудь знаменитости? Кроме меня, конечно?
– Знаете, я не могу обсуждать своих пациентов. Или вы просто проверяете, буду ли я болтать о вас с другими?
– Признаюсь, это меня тревожило. Нет, не то, что вы будете болтать, а то, что моя тайна станет известной всем. Скажите мне честно, Джудит, что вы думаете о мужчинах моего возраста, делающих подобную операцию? Я имею в виду тщеславие, побуждающее людей пытаться повернуть время вспять. И наверное, это не очень хорошо для того представления, которое сложилось обо мне, для моего образа: настоящие мужчины не прибегают к такому жульничеству, как удаление жира. Не так ли?
– Почему бы и нет? – спросила она. – Если это помогает вам приобрести уверенность в себе.
– Доктор, – сказал Смит, откидывая одеяло, – вы мне не поможете подойти к окну? Я боюсь, что из-за этого бандажа мне чертовски тяжело ходить.
Она обхватила его за талию и помогла пересечь комнату. Несмотря на то что ему было около семидесяти, Смит был в прекрасной форме; сквозь тонкую пижаму она ощущала его спортивное, мускулистое тело. От него исходил тонкий аромат дорогого одеколона, признак того, что человек даже в больнице, даже испытывая боль, не может не следить за собой. И она опять почувствовала приступ беспокойного, неопределенного желания.
– Вы узнаете кого-нибудь из этих людей, доктор? – спросил Смит, когда они смотрели в окно на прогуливающихся в сосновом лесу отдыхающих. – Вон тот парень внизу, который позирует, это Лэрри Вольф, сценарист. Я однажды встречался с ним. Самовлюбленный мерзавец. – Он посмотрел на Джудит с улыбкой. – Вас не шокирует, что я так выражаюсь?
– Представления не имею, кто такой Лэрри Вольф.
– Вам повезло. Если бы он узнал об этом, он бы убил вас. Я слышал, что Лэрри Вольф готовится занять место Господа Бога и уже обращался к нему с просьбой уступить свое место.
Смит продолжал смотреть на укутанный снегом сосновый лес.
– Я помню, как впервые увидел снег, – сказал он тихо, и в голосе его послышались ностальгические нотки. – Это было очень давно, я был еще мальчишкой, и мой отец взял меня с собой на рыбалку в Лиффи Вэлли. Там редко идет снег, но, как я помню, в тот год снег шел. – Он улыбнулся Джудит. – Лиффи – это в Тасмании, я родился там. Вырос я в Шотландии, но моя настоящая родина – это Тасмания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65