Из-за этого она иногда чувствовала себя обманутой. Как, например, сейчас.
1
Место для парковки, которое Хок высмотрел через дорогу от химчистки, было очень узким, но ему удалось в три приема втиснуться туда. Если бы бордюрный камень был на пару дюймов повыше, ничего бы не получилось. Голубой пикап неопределенного возраста, на котором он ездил, устраивал его в основном тем, что не привлекал к себе внимания. К тому же он был дешевым, так что и красть его никому не пришло бы в голову и было легко заметить, если бы это все-таки случилось.
Он вылез, подхватил с заднего сиденья спортивную сумку, запер дверцы и направился в ресторанчик-забегаловку за углом. Войдя и заплатив за чашку кофе, Хок уселся так, что мог наблюдать за дверью и улицей, и стал неторопливо пить. Кофе был черный, горячий и гораздо хуже того, который он варил у себя дома, в квартире всего в двух кварталах отсюда. Но ему не хотелось есть, а безалкогольные напитки здесь были чересчур сладкими. Так что он сидел, прихлебывал дрянной кофе и пытался выяснить, не следит ли кто за ним от аэропорта.
Конечно, окрестности бухты Сан-Франциско были самым последним местом, где вздумали бы его искать люди, охотившиеся за ним, потому что это было, можно сказать, у них под самым носом. Но нельзя терять бдительность. Он не мог себе этого позволить. Слишком много было таких людей, которые хотели бы заполучить его голову… Хотя после восьми месяцев затишья можно было ожидать, что число охотников за его черепом поубавилось. Но все равно, какая-нибудь случайная встреча или взгляд могли вновь пустить свору по следу, и на этот раз ему могло не повезти. Даже если он преувеличивает опасность… Что ж, ради спасения собственной жизни можно вытерпеть пару чашек паршивого кофе.
Через десять минут Хок вышел из ресторана, держа в левой руке спортивную сумку и расстегнув коричневую кожаную летную куртку, на случай, если понадобится выхватить пистолет из кобуры под мышкой. Свернув за угол, он направился на запад, идя кружным путем к себе на квартиру. По дороге он внимательно вглядывался в проезжавшие машины и прохожих.
Сгущались сумерки, он шел ровным уверенным шагом, не слишком быстрым, чтобы не привлекать внимания. Затекшее левое плечо, больше не сдавленное в тесной кабине «Сессны» и за рулем пикапа, постепенно начинало отходить. Пулевое ранение этого плеча было самым тяжелым из его увечий и частенько напоминало о себе. По его прикидкам, через один-два месяца оно будет беспокоить его не больше, чем шрам на тыльной стороне ладони правой руки, след трехдюймового ножевого пореза, полученного во время полицейского рейда шесть лет назад. Хок уже привык жить с ноющей болью или легким покалыванием в этой руке. По крайней мере это тебе не онемение, которое предсказывал хирург, сшивавший поврежденные сухожилия. Он тогда сделал все, что мог, но результатов не гарантировал.
Физиотерапия и собственное упрямство помогли Хоку обрести полную подвижность и чувствительность. Теперь он не сомневался, что с плечом будет то же самое.
К сожалению, он не мог сказать того же об остальной своей жизни. То, что он не был виноват в убийстве и предательстве, вовсе не облегчало жизнь. Необходимость все время прятаться была непереносимой. Хок давно перестал искать простое решение, которое, как по мановению волшебной палочки, вернет все на свои места и сделает его жизнь такой, какой была она до роковой ночи, когда погиб его напарник, а ему пришлось пуститься в бега. В ту ночь закончилась его работа в агентстве по борьбе с наркотиками. Даже если они снова предложат ему прежнее место, его это не обрадует.
Все его мысли были заняты одним: местью.
К тому времени, как Хок добрался до дома в викторианском стиле, давным-давно переделанного и разделенного на четыре квартиры, он убедился, что за ним не следят. В окнах первого этажа, справа от входа, у его соседки, горел свет. Его окна, расположенные слева, были темными.
С излишним шумом он поднялся по лестнице, давая тем самым понять миссис Эйвери, что вернулся домой. Особого настроения болтать с ней у него не было, но Хок предпочитал, чтобы разговор состоялся сейчас, а не час или два спустя, когда она разберется, что он дома, и явится проверить, как он поживает. Он надеялся к тому времени завалиться спать.
Кроме того, он испытывал к своей соседке симпатию. Ее старания проявлять добрые чувства без навязчивости заслужили ей место в его сердце рядом с любимой сестрой Элейн, ее двумя детишками и жуткой косоглазой псиной, которую они когда-то спасли от уничтожения. А поскольку с Элейн он не мог связаться – слишком рискованно было бы даже сообщить ей, что он жив и здоров, – миссис Эйвери оставалась единственным человеком, с которым ему не надо было постоянно быть настороже.
Ну и, конечно, очень удобно было иметь под боком кого-то, кто сразу заметит появление посторонних, когда его нет дома. От миссис Эйвери ничего не ускользало, а то, чего она не замечала, не заслуживало внимания. С усмешкой, слегка смягчившей жесткую линию его губ, он вспомнил, как решительным толчком хрупкая дама спустила с крыльца какого-то лоточника с бегающими глазками, да так быстро, что сам Хок и вмешаться не успел. И Хок, и лоточник явно недооценили миниатюрную старушку с блестящими глазами, чья подкрашенная седина ежемесячно меняла оттенок.
В тот день, когда произошла история с торговцем, прическа отливала розовато-голубым. Хок восхитился, когда после этого она отряхнула руки, поправила сиреневый локон и пригласила его выпить чая с домашним печеньем. Глаза ее при этом лукаво поблескивали, словно запрещая придавать этому инциденту особое значение. Он выпил чаю, ни разу не упомянув о ее подвиге, и не мог не задуматься о своих прежних коллегах, которым такая сдержанность несомненно пошла бы на пользу.
Однако Хок тем не менее внимательно присматривался к тем, кто ее навещал, если эти люди были ему незнакомы. Осторожность стала неотъемлемым свойством его натуры.
Как только он очутился в тесном холле, разделяющем их квартиры, дверь миссис Эйвери распахнулась. Хок только глянул на ее лицо и сразу понял: что-то неладно.
– В чем дело? – настороженно спросил он.
Взгляд его мгновенно обежал холл, задержавшись на темных углах. Спортивную сумку он сразу же бросил на пол и сунул правую руку внутрь куртки. Он не стал сейчас раздумывать, как они смогли его выследить. На это будет время потом, если у него это время будет. Сию минуту надо было оценить ситуацию и выбраться отсюда невредимым самому и не подвергать опасности миссис Эйвери.
– Ничего, Боб. Правда, ничего.
Она немного поколебалась, прищелкнув языком, и подняла руку, поправляя обрамляющие ее лицо на этот раз голубоватые кудри. Тяжко вздохнув, соседка сунула ему в руки толстый конверт.
– Это пришло вам. Срочной почтой. Мне пришлось за вас расписаться.
Хок никогда не получал почту на этот адрес. Никто из его знакомых понятия не имел, где он живет.
Крепко сжимая рукоятку своего револьвера «Астра», свободной рукой он взял пакет и бросил к своим дверям. Затем он шагнул, чтобы оказаться между миссис Эйвери и улицей, потому что если бы кто-то чужой находился сейчас в ее квартире, она волновалась бы гораздо больше. А пока ему надо было выключить свет и лишь потом втолкнуть соседку в ее квартиру. Если она чуть подвинется, он сумеет дотянуться до выключателя…
Внезапно до него дошло, что миссис Эйвери, не переставая, говорит, и он попытался вникнуть в смысл ее слов.
– …я зря позвонила на эту радиостанцию, но мне было скучно, и я подумала, что было бы здорово поговорить с настоящим экстрасенсом. Хотя должна признаться, что теперь, когда я это сделала, я вовсе не уверена, что она не шарлатанка. Я говорю вполне серьезно, Боб. Слышали бы вы, что она о вас говорила.
Он растерянно поморгал глазами и решил, что пистолет можно не вынимать. Тем более что он и так стоял в холле, освещенный сзади больше минуты, и если поблизости находился какой-нибудь стрелок, он бы уже успел закончить свою работу. Однако все-таки, чтобы не рисковать, он протянул руку и вывернул лампочку из патрона под потолком.
– Кто и что говорил насчет меня? – осведомился Хок, кладя лампочку на выступ под почтовым ящиком.
– Экстрасенс. Зачем вы вывернули лампочку? – удивилась миссис Эйвери.
– Я услышал, как она потрескивает: вот-вот перегорит, – солгал он. – Я сейчас же заменю ее, чтобы потом не спотыкаться в темноте. Так что это за экстрасенс?
– Ну, та, на радио. Программа вещания на всю страну… из Каролины или что-то в этом роде. Женщина-медиум заявила, что может найти спутницу жизни любому мужчине, даже самому закоренелому холостяку. Я подумала, что вы как раз подходите… – Миссис Эйвери оборвала фразу и задумчиво уставилась на него. – А я не слышала потрескивания.
– У меня необычайно острый слух, – удостоверившись, что миссис Эйвери стоит в дверях своей квартиры, но не напротив окон, Хок пересек холл и, подойдя к своей двери, вставил ключ в замок и лишь потом нагнулся, чтобы поднять пакет. – Так, значит, это лента с записью вашего звонка?
– По-видимому, так. Фиона, так зовут эту ясновидящую даму, велела кому-то из своих ассистентов позвонить мне по окончании программы и узнать ваш адрес. Пакет пришел сегодня утром, но вас не было дома.
Хок обратил внимание на то, что она не спросила, куда он ездил, и как всегда был благодарен ей за эту сдержанность. Ему лишь захотелось, чтобы она демонстрировала ее и в других случаях и не проявляла инициативы вроде звонков на радиостанцию.
Неизвестно еще, какие последствия вызовет этот единственный телефонный звонок.
– Когда вы туда звонили? – поинтересовался он.
– Вчера днем. Вы не сердитесь на меня за это, Боб? У вас какой-то расстроенный вид.
Хок постарался смягчить выражение лица. Меньше всего ему хотелось огорчать единственного человека, который все эти месяцы был его опорой и связью с обычным миром.
– Не волнуйтесь, миссис Эйвери. Я просто удивился. Уверен, что будет… э-э… здорово послушать, что там записано.
Она облегченно вздохнула и улыбнулась ему.
– Только не принимайте это всерьез. А теперь мне лучше вас не задерживать. Скоро вниз спустится мистер Томкинс, а я еще не подготовила карточный столик.
Хок подождал, пока она уйдет к себе и закроет за собой дверь, и лишь затем вошел в свою квартиру. Хоть он всерьез не подозревал, что там его кто-то поджидает… это было бы ни к чему: они могли разнести его в клочья прямо на пороге… но привычка к осторожности взяла верх. В результате прошло еще лишних пять минут, прежде чем он, положив пистолет на кофейный столик, вставил кассету в магнитофон.
Минуту спустя он уже слушал голоса Фионы и Сары – а он даже не знал ее имени – и улыбался, слушая ее характеристику собственной персоны.
Усевшись поудобнее в кресле, Хок только немного расслабился, как Сара упомянула шрам на правой руке и вышивание. Не обращая внимания на продолжение записи, Хок вскочил и пронесся по квартире, собирая и запихивая в спортивную сумку то необходимое свое имущество, которое в ней еще не лежало. Разговор на кассете еще не закончился, когда он по пути к двери извлек ее из магнитофона и сунул в карман куртки. Осторожно, чтобы не привлечь шумом соседку, Хок выбрался в темный холл.
Снова ему приходилось бежать. На этот раз из-за того, что милая старая дама решила, что он страдает от одиночества. Хок решил, что сам в этом виноват, потому что подпустил ее слишком близко. Но все равно, ему было неприятно исчезать, не попрощавшись по-хорошему и не поблагодарив за душевное равновесие, которое она вернула ему на несколько месяцев. Тем не менее он уходил, ничего не сказав ей, потому что те, кто придет за ним, оставят ее в покое, только если поймут, что ей ничего не известно.
Пробираясь темными закоулками к месту, где оставил свою машину, Хок осознал, что ему просто повезло, что он еще жив. Лишние пять минут или пять часов, и его история выплеснулась бы на первые страницы газет Сан-Рафаэля… «Продажный полицейский из отдела по борьбе с наркотиками убит в перестрелке…» Или какая-нибудь чушь вроде этого.
Ему надо было принять как факт, что кто-то, услышав по радио о шраме на правой руке и занятии вышиванием, сообразит, что это он. Даже если это будет не один из его преследователей, рано или поздно кто-то упомянет об этом в их присутствии, и его комнату взорвут еще до того, как Фиона почувствует неладное.
Он подошел к своей машине и… твердым шагом миновал ее. Окна неказистого пикапа выглядели так, словно по ним прошлись бейсбольной битой. Тревожное совпадение, хотя Хок несколько успокоился, увидев еще два автомобиля с такими же разбитыми окнами. Видимо, это случайность, обычное хулиганство, решил он, пожалев, что негодяй не выбрал другой день для своих художеств. Дальше через два дома стояла под уличным фонарем патрульная полицейская машина, и два полицейских заталкивали в нее человека в наручниках. Один из них наклонился и поднял с асфальта бейсбольную биту.
Никакого отношения, возможно, к нему это не имело. Однако, чтобы не мучиться сомнениями, Хок прошел дальше, миновал эту троицу и, лишь скрывшись из поля их зрения, остановил проезжающее такси. До стоянки, где находился его запасной автомобиль, было всего пять минут хода, но человек в машине привлекает меньше внимания, если за ним ведется слежка.
Хок уселся так, что мог наблюдать в зеркало заднего вида за дорогой, и обдумывал историю с этим типом с бейсбольной битой. Не то чтобы он не верил в случайные совпадения…
Просто он их недолюбливал.
Подземный гараж, где Хок на всякий случай держал свою вторую машину, располагался под процветающим деловым центром. Он выбрал его, потому что многие из тех, кто работал там, частенько бывали в разъездах и надолго оставляли свои машины в гараже. Никто не обращал внимания на автомобиль, неделями стоявший без движения, лишь бы была внесена арендная плата за место. За последние шесть месяцев Хок несколько раз менял подобные стоянки, и в письменном договоре аренды не было ничего, что связывало бы это место с ним. Фальшивые документы, которые он сумел добыть вскоре после своего «провала», должны были защитить его от преследователей. Пока охотники за ним не знали, в Тампе он или на Гаити, Хок мог долго оставаться в тени.
Да, он очень жалел, что миссис Эйвери позвонила на эту радиостанцию…
Сжимая пальцами рукоятку пистолета, Хок шел по тускло освещенному гаражу под низко нависшими стальными балками, минуя ровный строй бетонных столбов. Только четверть парковочных мест была занята, и вокруг было безлюдно… Только один мужчина копался под капотом голубого джипа «Чероки», который по какой-то случайности загородил выезд машине Хока.
Стараясь не вызывать подозрений у этого мужчины, Хок, не замедляя шага, опустил свою спортивную сумку на землю и, вытащив из кобуры пистолет, держал его у бедра. Он был в пяти ярдах от джипа, когда мужчина поднял голову и, казалось, только что заметил приближение Хока.
– Эй, парень, – голос мужчины звучал добродушно, но Хок, нервы которого были напряжены до предела, настороженно оглядывал обстановку, готовый ко всему.
Мужчина, судя по одежде, мог быть сотрудником одной из фирм, расположенных в деловом центре: пиджак в тонкую полоску был переброшен через открытое окошко джипа, рукава рубашки закатаны выше локтя, галстук съехал набок, а волосы слегка взъерошены, словно их прочесали пятерней. Лицо мужчины выражало надежду на то, что появился возможный помощник. Если бы он при этом вытащил руки из-под капота и держал их на виду, Хок легко поверил бы, что имеет дело просто с неудачливым автолюбителем, у которого стряслась поломка в машине.
Остановившись поодаль, Хок, заслоняя бедром пистолет, ожидал развития событий.
– Вы что-нибудь понимаете в машинах? – продолжал мужчина.
– Немножко.
– Не могли бы вы взглянуть, что тут случилось? Не успел я проехать двадцати футов, как она встала и ни с места. – Он отвел глаза от Хока и снова заглянул под капот. – Может быть, дело в том, что она простояла в гараже больше месяца. Я понятия не имел, что моя секретарша забыла продлить аренду. Глупая девчонка, но обычно она…
Руки мужчины наконец вынырнули из-под капота, он резко повернулся и направил пистолет на то место, где только что стоял Хок. Тот инстинктивно воспользовался моментом, когда мужчина повернулся к нему спиной, чтобы шагнуть в сторону. Прежде чем человек с пистолетом успел изменить цель, Хок оказался к нему лицом к лицу и нанес ему сокрушительный удар левой в челюсть. Пистолет, вроде бы «беретта», с грохотом упал на цементный пол, и Хок пинком отбросил его в сторону, опуская рукоятку своего пистолета на лицо нападавшего.
Прием был жестокий, но эффективный. Сломанный нос делает человека таким же беспомощным, как полдюжины ударов под дых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24