Хлопнула дверь, и громкая музыка с множеством ударных донеслась с другого конца дома.
– Так вот откуда твои познания в рэпе.
– Ха, неужели ты думаешь, что корпоративный юрист, еврейка пятидесяти двух лет от роду сама не узнает о существовании «Ту Догз Кул»?
– Он очаровательный, – сказала Джастин.
– Я знаю, – торжествующе ответила Роберта.
Джастин вернулась в офис в девять тридцать и провела два часа, расписывая перевод компании из паевого фонда в акционерное предприятие. Она зашла в библиотеку, чтобы свериться с документами, Никки сидел на стуле, положив на стол свои невероятно длинные ноги; грудами валялись распечатки данных «Moody's», наверное, не меньше чем за год. Увидев ее, он выпрямился.
– Привет.
– А я думал, ты ушла на весь день, – пробормотал он.
– Не могу уходить надолго, – устало вздохнула она.
Она рассказала ему про обзор, которого потребовал Фарло, и он нахмурился.
– Я передала его Рокси, – сказала Джастин, – но он спросит…
– Ну и что, – ответил Никки, почему-то разозлившись. – Он поступил неправильно. Почему ты все время, как помешанная, беспокоишься, что он подумает? По-моему, ты уже достаточно взрослая, чтобы давно уже разобраться со своими комплексами относительно родителей.
Он хочет ее оскорбить? Разве она помешалась на Фарло? Никки был непроницаем. Джастин легла щекой на стол.
– Вообще-то надо бы спросить тебя: «Что это должно означать?», но я слишком устала и мне все равно.
Он сел рядом с ней, очень близко. Она посмотрела на него, не поднимая головы со стола, – такой внимательный, такой тонкий, такой юный. У него не было возраста. В воздухе возникло странное напряжение. Она бы даже была готова поспорить, что он сейчас поцелует ее, если бы это был не Никки, и они были бы не в библиотеке.
Он положил руку ей на голову, а другой накрыл ее руку. Стало тепло и приятно. За столом, заваленным «Moody's»!
За столом, заваленным «Moody's», с младшим сотрудником, которому всего лет двадцать шесть, а вот это уже пошло. И обязательно сейчас войдет Дриггс, и ее карьера будет окончена.
У нее перед глазами мелькнул диванчик в комнатке рядом с женским туалетом.
Она заставила его встать. И они пошли, по отдельности, с непроницаемым видом, в его кабинет, который был ближе всего. Он прижал ее к двери, но он был значительно выше нее. Джастин потянула его за собой на пол и поцеловала.
Он был молочный и солоноватый. Ее язык тут же потянулся к его шраму, и она занялась им. Это очень волновало. Никки: кто бы мог подумать.
Такой стройный, такой подтянутый – о ней ли он думает сейчас?
– Пойдем ко мне домой, – сказал он через какое-то время.
– Ты знаешь, это неправильно.
– Мне плевать.
Одним движением она встала, оправила юбку и надела туфли.
– Пойдем.
– Я живу в пяти кварталах отсюда, – сказал он, и они вышли во влажный ночной воздух.
– Как удобно.
– Давай возьмем такси, – сказал он, подзывая машину.
Он жил в комнате, похожей на гостиничную: полосатый гостиный гарнитур в полутора метрах от кровати и телевизор, встроенный в потолок. Это была корпоративная квартира. Никки Лукаш был таким загадочным, таким знакомым, таким непонятным. Она и не думала, что он ей нравится, и вот она уже приподнимает бедра, чтобы он снял с нее колготки.
Они упали на кровать, и ей плевать было на Барри, плевать на Никки и на себя саму. Джастин была здесь и сейчас. В темноте ее рот опять нащупал его шрам. Его тазовые кости чуть не проткнули ее. И вот уже он разворачивает презерватив, а еще через две минуты, даже меньше, он лежал на ней, дрожащий и усталый.
– Извини, пожалуйста, – сказал он обычным голосом. Как будто говорил о пропущенной опечатке.
– А, не беспокойся об этом.
– Что ты имеешь в виду? – подозрительно спросил он.
– Ну, если мы сможем переиграть это через несколько минут, это не страшно.
Он поднял голову и посмотрел на нее.
– Ты не понимаешь. То есть я хочу сказать, у нас тут неприятность. Мне кажется, тебе стоит взглянуть вот на это…
Презерватив был порван вдоль. Она вскочила, как подброшенная.
– Выходи! Выходи! Не может быть! Почему ты не сказал?
– Я как раз говорил.
Она откинулась на спинку кровати, обитую той же тканью, что и мебель в гостиной.
– Когда это случилось?
– Ладно, давай успокоимся.
– Я поверить не могу. У меня на это нет времени – у меня заседание совета директоров в Питтсбурге завтра. Сегодня! Мне нужно вставать через четыре часа, чтобы попасть на заседание в Питтсбург!
– Я могу поехать вместо тебя, если хочешь.
– Ты не можешь, и ты это знаешь. Ох!
– Момент оказался неудачный.
– Да, и у меня овуляция, так уж получилось.
– Овуляция. Это хорошо?
– В данном контексте? Нет. – Джастин закрыла глаза и откинула голову назад.
– Мы можем что-нибудь сделать? Ты можешь сделать эту вещь?
– Эту вещь? Ты имеешь ввиду процесс или единократное применение?
– Я не знаю… ну, такая вещь, которую делают женщины.
– Такая вещь? – переспросила она насмешливо. – Ты про уксус и горчицу?
Он натянул шорты.
– Да?
– Не будь младенцем!
– А доктор? – Он надел рубашку. – Мы можем позвонить доктору?
– Я не собираюсь звонить своему гинекологу в два часа ночи.
– Я могу отвезти тебя в больницу.
– Ага.
Он мерил шагами свою типовую однокомнатную квартирку.
– Ну, ладно, ты не реагируешь ни на одно из моих предложений.
Она вздохнула. И как такое случилось? Никки Лукаш стоял перед ней, подтянутый и напряженный.
– Я так понимаю, сейчас будет самое подходящее время разобраться с чувствами каждого из нас относительно выбора.
Она расхохоталась.
– В чем дело, Никки, разве ты не хочешь ребятишек?
Он не понял, что она шутит.
– Да, детей, – сказал он серьезно. – Но не при данных обстоятельствах.
– Я тоже, – ответила она, вспоминая Бена Джекобса.
Он с облегчением молчал. Она окинула взглядом незнакомую, безликую квартиру. Кто этот человек?
Она встала и пошла в ванную. Что она вообще здесь делает? И тем не менее она хотела детей, а данные обстоятельства были ничем не хуже любых других. Ее зубной врач привез двоих детей из Вьетнама. Роберта в тридцать шесть завела ребенка безо всякой семьи. А Роб Принсип, ее бывший жених, удочерил двухлетнюю дочь своего неизлечимо больного коллеги. Люди совершали поступки с такой свободой, про существование которой она и не подозревала. Идея была непривычной. Почти такой же непривычной, как привязать себя к мужчине до конца жизни.
– Не смей даже прикасаться ко мне в офисе, – предупредила она, просовывая в колготки распухшую ногу.
– Никогда? – робко спросил он, пожимая плечами.
Еще один шаловливый мальчишка.
– Никто не должен знать об этом, для твоей же собственной пользы, не только для моей. Пожалуйста.
– Конечно, – сказал он и нервно ее поцеловал.
Она не поддастся панике. Паника непроизводительна. У нее совещание в Питтсбурге в одиннадцать.
С днем рождения
Раньше Барри казалось, что жизнь движется вперед и вверх. А теперь она шла по кругу. Это открытие настигло его на тренажере: я – белка в колесе. Каждый год он говорил, что собирается отвести часть времени на благотворительную работу, станет политически активным, будет чаще ходить на концерты. И каждый год у него не доходили руки. Ничто не менялось. Жизнь была бесконечна. Жизнь была полна позора. Шкаф, в котором когда-то висели костюмы Джастин, был так пуст, что ему чудился сквозняк.
Приближался его день рождения. Если он не найдет работу, то умрет. Просто лопнет. Совершит самоубийство?
Ха. Он сидел на лавке в «Строберри филдс» и читал «Нью-Йорк пост». Он теперь на нее подсел. Никаких редакторских статей и никаких новостей. Но она несравненна в своей местечковой жестокости и полна сплетен о знаменитостях.
Толпы японских туристов, указывающих руками на «Дакоту», сводили его с ума. Трагедии, от которых кровь стынет в жилах, превращаются в хороший повод щелкнуть «мыльницей» из окна туристического автобуса. Можешь подняться, но затем тебе предстоит упасть. Это и есть Америка. Великие низвергаются: их пристреливают, они совершают убийства, супружеские измены, воруют, жестоко обращаются с детьми. И вся прелесть состоит в том, что все это можно посмотреть по телевизору или прочесть об этом в «Пост».
Нет, так высоко Барри не поднимался.
Но чего он ждет? Джастин ему не позвонит. Из компании «Леди люкс» ему не позвонят. Он сжег свою жизнь, как бикфордов шнур, а теперь жаждет одобрения. Был конец августа, все уехали из города. В наши дни не так-то просто случайно встретить на улице учителя-йога.
Он сосал леденец на палочке в изнывающем от жары парке. У Джастин нашлась бы с собой бумажная салфетка. Барри дразнил бы ее, а она бы настаивала, чтобы он вытер руки. Если позвонить ей, это ни к чему не приведет. Он только потеряет шанс, что она может по нему заскучать, если позвонит слишком скоро. Ему нужно разобраться со своей жизнью и научиться себя вести, это правда.
Может, она позвонит ему в день рождения. Он прослушал все сообщения на своем автоответчике, оставленные еще тогда, когда люди хотели с ним разговаривать. Послания Джастин были лаконичны, сжаты и иногда лукавы. Его сердце переполняли чувства. Он старался добиться ее внимания, а у нее не хватало времени, наступал последний срок сдачи чего-нибудь, приближалась конференция, умирала бабушка и параллельно проходили еще три активных продажи. А тут еще он, дергает ее. Он мог понять теперь, что она имела в виду, когда говорила: «Кому это нужно?»
Наконец наступил его тридцать пятый день рождения, и ничего не случилось. Просто еще один день. Когда зазвонил телефон, это оказалась его мать. Джастин не позвонила, да по сути, он и не ждал этого. Ему хотелось оплакивать безвозвратно уходящую жизнь, прошедшую молодость. Но всегда можно возложить надежду на новый день, новый месяц, новый год.
Итак, меняем отношение к жизни: осознание собственной вины и собственного ничтожества никуда его не приведет. Поэтому он двинется вперед! Займет активную позицию, организует свою жизнь! С этой минуты каждое мгновение каждого дня он будет жить в направлении избранной цели.
Это было утомительно. Барри залез в кровать с коробкой «Лаки чармс» и посмотрел новости. И спортивные программы, и ток-шоу. Разведенка, наверное, думает: «Целый день телевизор… неудачник».
Он пошел к дантисту. Тот разливался соловьем по поводу своего сказочного отпуска в Анголе.
– В один прекрасный день, Барри, с прекрасной спутницей, – добавил он самодовольно.
Что, теперь нельзя уже и к зубному сходить, чтобы об этом не напомнили? У него это на лбу написано?
Барри посмотрел в зеркало и простил себя за все. И всех вокруг. За все. Он просто живет своей жизнью. И разведенка просто живет как живется. Дантист, скорее всего, ничего плохого не имел в виду. Барри вышел на улицу в просветленном настроении и поблагодарил Вест-Энд-авеню просто за то, что она есть. Его сердце было преисполнено любви, но скоро он вспотел. А потом оступился и попал сандалием в кучу дерьма.
Бог занимается психологическими исследованиями, и Барри определенно входит в контрольную группу.

ГЛАВА 18
Не самая лучшая мысль
Джастин сидела на шестнадцатом этаже в комнате для совещаний вместе с генеральным директором «Пресижн инструментс» Винсентом Барри (Господь – истинный комедиограф), с его юристами, его экономистами и штатным судебным поверенным. Король пинцетов унаследовал преуспевающее дело, но столкнулся со спадом спроса на стальной инструмент, слишком много потратил на расширение присутствия на рынке хирургического оборудования, а потом оказался на мели и не смог провести модернизацию. Во время совещания в Питтсбурге во вторник брокер из Филадельфии убедил его продать дело по частям. Сегодняшние обсуждения в здании «Пэкер Брибис» были посвящены полной ликвидации.
Джастин не знала почти ничего про Никки Лукаша. Он родился в Бостоне, занимался плаваньем, он не ест рыбу. Она полагала, что он католик, но он об этом никогда не говорил, да и ни о чем другом, если она не начинала разговор первой. В каком-то смысле ей казалось, что даже Митча она знает лучше, чем Никки, – странно, учитывая, что она недавно спала с ним (даже если это заняло всего полторы минуты) и, может быть, носит сейчас его ребенка.
Ой! О чем это она думает?
Винсент Барри был лысым мужчиной с мясистым белым лбом и привычкой вставлять в свою речь «это» где ни попадя:
– Мой, это, брокер сказал, что, это, во-первых, следует продать питтсбургские заводы, – бубнил он взволнованно. Барри не выглядел бы так ужасно, даже если бы полностью облысел, – у него хорошая форма головы.
– Простите, но эта мелкая распродажа не имеет смысла, – пришлось вставить Джастин. – Ваше оборудование устарело, цеха в беспорядке, и вы ни за что не вернете вложенных денег. Но если вы сохраните два завода и продолжите производство, то вернетесь на рынок уже через два года.
– Ну, конечно, это вариант, – сказал один из экономистов, – но мы думали, лучше продать побыстрее, чтобы устранить тревогу, от которой лихорадит всю компанию.
– Если вы сделаете так, то сохраните рабочие места, – добавила она.
– Я не могу платить за эти рабочие места, – сухо отозвался Винсент Барри.
– Штат Пенсильвания даст вам субсидии, – заверила она его. – Банки профинансируют остальное. Вам лично почти не придется ни за что отвечать.
Он встал.
– Какого, это, хрена, ты, по-твоему, здесь делаешь?
Очередной галантный клиент.
– Прошу прощения?
– Это я прошу прощения, но я спрашиваю, это, тебя, какого хрена ты, по-твоему, здесь, это, делаешь? – Он был не только уродлив лицом, но еще и коротконог и толст. – Мы, это, не без причины выгоняем, это, людей. Мы, это, РАЗОРЯЕМСЯ.
Она не обратила внимания на тон.
– Но это не будет вам ничего стоить и позволит сохранить 219 рабочих мест. Почему бы вам так не сделать?
– Это, Джо? – окликнул он посеревшего судебного поверенного.
– МЫ здесь клиент, мисс Шифф, – тихо сказал Джо.
– Вы думаете, мы здесь, это, занимаемся благотворительностью?
Все посмотрели на нее.
– Но вам же нечего терять, – начала она, но клиент ее перебил.
– Звони, это, партнеру, – сказал он. – С меня, это, хватит.
Она попросила Митча позвонить Дриггсу и осторожно прошла по застланному ковровым покрытием коридору в свой кабинет. Она рассуждала абсолютно здраво. Но по отношению к людям, которые имеют власть, такое поведение ставит тебя под удар.
Она взяла трубку, чтобы позвонить Роберте. Нет: она всегда так делает. Надо прекращать.
Никки прав. Она отдавала им все, что у нее было, отдавала с религиозной отрешенностью, постоянно, не задумываясь. А сейчас все, ради чего она трудилась, отправилось на помойку из-за эгоистичных капризов лысого, глупого, расточительного короля пинцетов с дурацкими словами-паразитами.
Дриггс ворвался, не постучав.
– Я не понимаю, как ты могла такое сказать, Джастин, – завопил он в бешенстве, весь потный. – Я думаю, ты испортила на хрен наши отношения с этим клиентом, Джастин. Что с тобой ТАКОЕ?
Маленький, крохотный человечек с высоким, писклявым голосом. Он регулярно отчитывал ее и ставил в неловкое положение.
– Я сделала то, что считала правильным, – сказала она, не повышая голоса.
– Да заткнись ты, Шифф, – презрительно бросил он. – Сейчас немного поздновато заводить принципы.
– Вы правы, и я не собираюсь с вами ругаться. Клиент может иметь с данного момента дело с вами и с Митчем. Мне все равно.
– ТЕБЕ ВСЕ РАВНО? – крикнул он, чуть не задохнувшись от ярости, и пнул ее стул, отчего ее бумаги разлетелись по полу.
– Да. – Она непроизвольно рассмеялась, подняла бумаги с пола и положила их обратно в папку.
Он выхватил папку и со всей силы шарахнул кулаком об дверь, выходя.
Почему она всегда пытается разумно разговаривать с агрессивным, неразумным человеком?
__________
Джастин уложила вещи в сумку через плечо и вышла. Она купила кофе со льдом и побрела домой сквозь обжигающую жару. Было только четыре часа дня.
За столом дома она позвонила по шести телефонам: два агента, три клиента и «Уитмен Склар». Она открыта для деловых контактов. Любой, кто захочет, может ее нанять. Она разговаривала с автоответчиками и занятыми людьми, которые обещали перезвонить.
В пять тридцать позвонил Митч с вопросами.
– Я, это, предложила бы, это, тебе посмотреть в, это, папке, – пошутила Джастин.
– Дриггс вышел на тропу войны, – нервно прошептал он. – У него руки то краснеют, то синеют. Я в жизни его таким злым не видал.
– Сделай свое дело хорошо, и ты будешь его лучшим другом, – посоветовала она. Именно так она когда-то поднялась на эту ступеньку и стала «хорошей девочкой Фарло» – заняла место кого-то, кто оступился однажды, после долгих лет преданной службы.
И вот теперь она бродит по дому, не зная, чем заняться.
Какой смысл в ее жизни? Стать как можно скорее партнером в этой фирме. Зачем? Она даже не смогла вспомнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39