Научись. Себя. Вести.
– Ах ты, принцесса! – заорал он и стукнул кулаком по фонарному столбу. Среди бела дня, за полквартала от ее офиса. Она огляделась. В основном туристы.
– Замечательно. Я принцесса, – начала она рассудительно. – Покажи мне не принцессу, которой нужен безработный, который ведет себя, как младенец.
– Многие женщины были бы счастливы проводить больше времени со своими любимыми.
– Ну да, это обо мне, – желчно бросила она, переходя улицу.
– Ладно, тогда ты не принцесса. Ты просто стерва.
Она рванула вращающуюся дверь. Пару дней дуться – это понятно. Неделя отдыха – нормально. Но это! Наверху она проверила, как дела в «Фосдейл клит» – ничего нового. Типично: в кои-то веки ей пригодилась бы кризисная ситуация в выходной, и ничего не происходит.
Зазвонил телефон.
– Забыл сказать тебе, – заорал Барри из автомата. – Женщина с биржи труда еще и дала мне неверный адрес. Ей не хватит ума даже на почте работать.
– Мне очень жаль, – Джастин повесила трубку и взялась за «Нью-Йорк ло джорнал». Зазвонил телефон.
– А что, если нам завтра пойти на пляж?
– Нет. Но ты иди. Тебе пойдет на пользу. Пока.
Она включила компьютер. Зазвонил телефон.
Это патология.
– Что?
– Кто это так отвечает на телефонные звонки? Это была Кэрол. Нана в больнице, у нее был удар. Она в «Нью-Йорк хоспитал», на 14-м этаже. Если Джастин собирается ее навестить, не могла бы она разузнать про частных медсестер на Четвертое июля, потому что с этим намечается проблема.
Больничный лифт пришел только через двадцать минут. Вся больница пропахла жирной курицей. Старики лежали в коридоре на носилках.
Нана была в двухместной палате. У женщины на кровати у двери не было волос. Нану обмывала медсестра-филиппинка в пластиковых перчатках.
– Привет, Нана, – сказала Джастин и обошла кровать, чтобы увидеть ее.
Мириам смотрела в никуда, не мигая. Она казалась бесчувственной. Но Джастин этого ожидала. Медсестра не обращала внимания на обеих. Она мыла расслабленную белую руку Мириам, скребла седые волосы под мышкой. У Нана волосы под мышками? Медсестра ее перевернула. На виду оказались серые дряблые ноги и обвислый живот. Джастин отвернулась. Нана застонала и протянула руку.
Она не была без чувств? Джастин подошла к кровати и взяла ее влажную ладонь, глядя на испещренное синими венами запястье и опухшие пальцы. К другой руке Мириам крепилась капельница. Ужасные запахи.
– У нее выдалась тяжелая ночь, – сказала медсестра, протирая Нане ступни и пальцы на ногах. – Ее пришлось пристегивать. – Нана приподнялась, чтобы скорчить медсестре злобную, но детскую рожицу. Это было ужасно. Медсестра бросила губку в ведро с мыльной водой и выставила его в коридор.
Солнце заливало комнату светом сквозь грязное стекло. В коридоре кто-то плакал. Глаза Наны были закрыты. Вторая женщина либо спала, либо умерла. Неспешно вошла Кэрол, она выглядела истощенной и очень усталой.
– Вчера и ночью она была просто невозможна, – пожаловалась сестра. Кэрол скорчила неприятную рожу, когда медсестра повернулась спиной. Джастин отошла к окну, чтобы не принимать в этом участия.
Вошел врач; некоторое время он читал карточку Наны.
– Как поживаешь, Мириам? – жизнерадостно воскликнул он. Наверняка моложе Джастин.
Нана зашипела, не отрывая взгляда от доктора.
– Какой сейчас год?
Она оскалилась, будто делала что-то очень трудное.
Кэрол стояла у кровати со стороны занавески.
– Когда ей можно будет отправляться домой? Я могу устроить там больничную постель по всем правилам.
– Ну, вы же понимаете, что она все равно уже будет не в себе, – сказал врач. Нана смотрела в потолок. Они продолжили обсуждать деградацию ее способностей, стоя возле кровати.
– Поговорите в вашей семье, какие у вас есть варианты с домами престарелых. Но умственная неполноценность…
– Простите, – вмешалась Джастин, – Почему бы вам не поговорить об этом снаружи.
Они посмотрели на нее непонимающе и вышли в коридор.
Вошла семья второй пациентки, они перешептывались за занавеской. Кэрол, скорее всего, уже успела повздорить с этими людьми. Нана нажимала кнопки на пульте от телевизора, включая и выключая его, включая и выключая. Она оскалила свои мелкие зубки на Джастин.
Человек в мятно-зеленой одежде и шапочке принес в комнату влажный куриный запах вместе с подносом с едой. Джастин постаралась сдержать рвотные позывы. Вернулась Кэрол.
– Она ест?
– Мы можем попробовать, – сказала Кэрол. – Вчера она швырнула еду в медсестру, так что сейчас она только на капельнице.
– Крекеры, – слабо пробормотала Нана, и Джастин с Кэрол тут же подошли и стали громко ее подбадривать.
– Нана! Ты разговариваешь! – Джастин развернула «Салатин» и разломила на кусочки. Мириам посмотрела на нее, как благодарное животное, и принялась жевать, пока не растерла крекер в кашицу. Джастин не могла на это смотреть.
– О, мама, у тебя замечательно получается, – Кэрол улыбнулась и скормила матери еще крекер. Медсестра отбросила с Мириам покрывала и вытащила бирюзовую утку.
– Мы пока оставим тебя одну, – прокричала Кэрол.
Мириам злобно на нее воззрилась и стала отбиваться от медсестры.
Джастин выбежала в коридор, к лавочкам. У нее было такое чувство, будто она переехала из прочного дома с хорошим отоплением и канализацией в грязную комнатушку с единственной конфоркой на плите, где все разбито и сломано.
ГЛАВА 15
Не католик
Винс сел на самолет домой из Чикаго. Новая работа, новая квартира, да. Но, оставшись один, он ничего не приобрел. Он был недоступен, а теперь выходит из этого состояния, но ничего не изменилось. Он чувствовал уважение к людям, у которых есть цель. Его дед был портным. Его отец начинал музыкантом, а потом пришел на радио с некоей идеей, которую хотел претворить в жизнь. Отец его матери был учитель. Его мать стремилась к тому, чтобы иметь семью.
Его выкормили, одели, обучили и выпустили на волю. С какой целью? Его не интересовала недвижимость и банковские операции. Ему не нравились и люди, которые этим занимались. Возня с выпуском облигаций – ну и что? Ничего захватывающего, а деньги ему не нужны.
У Винса есть квартира. У него есть машина. И что он теперь должен делать дальше?
Когда он пришел домой, Лора раздраженно мерила шагами гранитный пол холла.
– Я жду здесь всего два часа, – прошипела она.
Он с ней договорился о встрече две недели назад, но совершенно забыл.
Он покрылся испариной.
– Я понятия не имел, что ты так быстро сюда придешь.
– Ты сам сказал мне тебя здесь ждать. Ты сам! Сам!
Консьерж развел руками – он не виноват.
В лифте Лора бросала на него испепеляющие взгляды. Она ожидала, что все возобновится? Винс был уверен, что он этого не хочет. Это было бессмысленно.
– Так вот где ты в конце концов окопался, – протянула она, оглядывая гостиную.
Немедленно зазвонил домофон.
– Пустите ее, – сказал он консьержу. Лора с отвращением улыбнулась.
– Это, похоже, будет занятно.
– Мне очень жаль. – Винс не хотел видеть ни одну из них. Он хотел, чтобы они обе ушли.
– Я понятия не имею, почему я здесь, – объявила Пиппа, входя в комнату. – О, компания, – добавила она с сарказмом. Они с Лорой встречались раньше, но представились друг другу заново.
– Он забыл, что я приду, – объяснила Лора, медленно разминая шею.
– Я просто перепутал день, – сказал он, наливая шотландского виски.
– Это ничего, – сказала Пиппа с дивана. Она тоже не собиралась уходить. – Он забыл, что позвонил мне сегодня и пригласил вечером на свидание.
– Слушай, умираю, есть хочу, – сказала Лора и взяла стакан виски, который он ей предложил.
В такси они обе оживленно болтали между собой, а он сидел, откинувшись на спинку, желудок у него сводило, а они говорили про Вермонт. В «Уок-о-матик» он заказал один бульон и предоставил им выбирать все остальное. Они мгновенно нашли общий язык.
– Мне только что исполнилось тридцать четыре, – говорила Лора Пиппе, грызя ледышку. – Знаешь, что это значит?
– Что твое время не ждет?
– Время никого не ждет, – вздохнула Лора, и Пиппа пододвинулась поближе. – Нет, это значит, что уже не осталось времени на ранний и неудачный брак. Так, чтобы все закончилось, а еще через полгода я бы вышла за нужного человека как раз вовремя, чтобы нарожать детей.
– Еще не поздно заводить детей, – утешила ее Пиппа.
– Нет, понимаешь, уже не осталось времени на ошибку.
– Но ты же католичка, – заметил Винс. – Ошибок не бывает.
– Конечно, я всегда могу стать второй женой, – продолжала Лора, не обращая на него внимания. – Если ты – вторая жена, то ты уже молода до конца жизни.
Принесли еду. Слишком много тарелочек, все плавает в какой-то бурой жидкости. Он смотреть на это не мог. Они же набросились на еду, передавая друг другу тарелочки, добавляя соусы и смешивая еду ложками. Они попросили палочки, потом соевый соус с низким содержанием натрия. Наконец заказали еще диетической кока-колы. Лора, наверное, считала его дураком. Пиппе, скорее всего, Лора нравилась больше, чем он.
Винс подул на ложку супа.
– Я думал, католицизм для тебя действительно важен.
– Какая-то часть, – холодно отозвалась Лора.
– Я думал, там все или ничего.
– Если мои дети воспитываются в католической вере, – заявила она, вылавливая палочками гриб и отправляя в рот, – остальное значения не имеет.
– Погоди, я думал…
– ЧТО ты там думал? – Лоре было скучно, он вызывал у нее отвращение. Она положила на свою тарелку горку мокрых волокнистых овощей.
– Ничего, – сказал он, переключаясь с супа обратно на виски. – Все это время я думал, что проблема в том, что я не католик.
Она резко фыркнула.
– Нет, Винс, в твоем случае проблема заключается в том, что ты – это ты.
Официант принес еще еды.
– Мне кажется, я попала во французский фильм, – вдруг восхитилась Пиппа.
После ужина они смотрели, как Пиппа уходит на запад в своих туфлях на платформе.
– Завтра я оставлю тебя в покое, – пообещала Лора.
– Оставайся, сколько захочешь, – пожал он плечами, подзывая такси. Какая разница?
Дома он оставил Лору устраиваться в спальне и закрыл двери на кухню. Он позвонил матери объявил, что у него новая работа. Мать поздравила его и сказала, что немного беспокоилась за него в последнее время. Она не могла разговаривать – как раз собиралась позвонить и выразить кому-то свои соболезнования.
Он попробовал позвонить Кики. Пэт Метени доносился из магнитофона, она скорее всего раскладывала на столе слайды. Прошло уже несколько месяцев, она, наверное, будет не против, что он позвонил.
– Что тебе помогает прийти в себя?
– Калий. Глубокое дыхание. Приходи, поговорим нормально, – предложила она сквозь шум соковыжималки. – Тор спит без задних ног.
– Я не могу, – шепнул Винс. – Я не один.
– Ну, тогда делай свое дело. Он позвонил Пиппе.
– Я удивлена, что ты позвонил, – сказала она.
– Не надо вот этого со мной, я не могу сейчас еще и с этим разбираться.
– Если ты не можешь иметь со мной дело, не звони мне, – нетерпеливо отрубила она. – Это просто скучно. – И бросила трубку.
Он задержал дыхание, потом вдохнул. Открыл двери – Лора была в душе. Он снова набрал номер Пиппы.
– Я думаю, тебе нужен кто-то помладше, – сказала она твердо. – Кто-то, кто еще не знает, что все это – вздор. – И она снова повесила трубку.
Это просто смешно. Ему всего лишь хочется поговорить по телефону. Он позвонил Рене. И повесил трубку до того, как она ответила.
Таким тоном
Барри окунулся в шум и грохот фабрики матери, пара старых знакомых приветственно махнули руками. Они работали здесь под древними, облепленными пухом трубами еще со времен его деда. Барри заново почувствовал уважение к людям старше него. Не слишком старым – те были назойливы, и он их побаивался. Но люди от сорока до шестидесяти пяти, например. Уже просто прожить так долго – это достижение.
Когда он добрался до маленькой, безобразной, обитой ковровым покрытием норы в дальней части здания, мать стояла на коленях, вытаскивая образцы тканей из щелей в обшивке. Вся эта лачуга держалась, наверное, только на асбесте и палочках от мороженого.
– Ты очень хороша сегодня. – Барри поцеловал ее и посмотрел внимательней. – Все под контролем?
– Это хлев. Хлев. Никогда не замечала.
Лоренс, последний из длинной череды неприемлемых ассистентов, пододвинул свой стул в дверной проем без двери между их столами.
– Сол сказал, шелк задерживается, – сообщил он.
Она хлопнула ладонью по столу.
– Соединяй.
– Мамочка. Не надо нервничать. Зазвонил телефон.
– Не дури мне мозги, Сол, – рявкнула она в микрофон. – Мое терпение лопнуло.
– Какое терпение, – пропищал Сол на том конце провода. – Что я могу тебе сказать, Роза. Я не виноват.
– У! – Она шмякнула телефон, отключаясь. – Ты это слышал? Ты это слышал. – Она широкими шагами прошлась по кабинетику, покачивающиеся каблуки взрывали ковер. – Если еще хоть ОДНА тварь скажет мне, что она не виновата, что ее толкнула проезжающая «скорая помощь», что муж выбросил ее в окно, что полис не покрывает прохождение товара от грузовика до склада, я ПРИСТРЕЛЮ кого-нибудь! Мне совершенно НЕЗАЧЕМ эти нервы!
Ему – тоже. Но все-таки умение скоординировать работу помогло ему закончить через колледж и школу бизнеса. Снаружи, сквозь шум машин, послышалось, как кто-то болезненно откашлялся и сплюнул.
– Ты устал от белых туфель и любезностей? – Роза улыбнулась и вдруг стала очаровательной. – Пойдем на Седьмую авеню.
Хрупкая китаянка вбежала в комнату с безумными глазами.
– Я не могу, простите, я старалась! – крикнула она и выскочила прочь. Барри испугался за нее.
– И? – Лоуренс откинулся на стуле. – Это уже в третий раз. Что мне делать? Уволить ее? Пристрелить?
– Уволь ее, – спокойно сказала она Лоуренсу, надевая жакет. Она повернулась к Барри: – Пообедаем?
Он представить себе не мог, как бы он смог этим заниматься.
__________
Они пришли в элегантный ресторанчик в Челси, с вентиляторами под потолком и привлекательной публикой. Он этого не ожидал – обычно они ели хот-доги с водителями «Единой посылочной службы» у стойки на З6-й улице.
– Как поживает бабушка? – спросила Роза.
– Хуже и хуже. Джастин с ума сходит.
– Это я могу понять. – Мать посмотрела на него так, будто собиралась задать еще один, более личный вопрос, но не стала.
Он пожалел об этом. Они никогда ни о чем не говорили.
– Почему ты вышла за папу? – вдруг спросил он, когда они сделали заказ.
Мать посмотрела на него так, будто никогда об этом не думала, и рассмеялась.
– Понятия не имею. Ну, мне было уже двадцать восемь.
Официант принес чай со льдом.
– Ты хоть когда-нибудь была с ним счастлива?
– Конечно, – заявила она. Он не поверил.
– Правда?
– О, да. Когда вы были маленькие, а мы переехали на Манхэттен и летом уезжали на Лонг-Айленд. Было весело. До первого банкротства, – уточнила она невозмутимо.
– А сейчас тебе весело?
– Весело? Какое веселье, Барри? Мне шестьдесят три. Веселье было бы чрезмерным оптимизмом в данной ситуации. – Ее лицо приняло привычное выражение: жизнь была бесконечной битвой, которая приносила – в лучшем случае – постоянные разочарования, бессмысленные компромиссы и иногда поводы для горького смеха.
Принесли салаты. Роза рассказала, как она будет его учить и чего он может ожидать.
– И ты будешь сам себе начальник, – добавила мать, ее помада размазалась по подбородку. – Никакой корпоративной иерархии, которая тебя так бесит.
У этой женщины, насколько он знал, уже двадцать лет не было ни одного свидания. После развода появился партнер по имени Мерв, но у них случился разлад по деловым вопросам, и они перестали разговаривать. Набралось немало людей, с которыми его мать перестала разговаривать.
Что она будет делать без своего кабинета? А на нее он не станет работать ни за что. Когда они шли обратно, четыре хасида целеустремленно прошагали мимо, скорее всего в синагогу Гармент-центра. Барри пожалел, что при воспитании в него не вложили побольше иудаизма, чего-нибудь фундаментального, на что можно было бы списать свои неудачи. Ему захотелось спросить мать, во что же она верит, в конце концов. Как ей удается просыпаться по утрам и не думать о смерти?
– Возьми себе это чертово дело, Барри, – воскликнула она в отчаянии. – С тобой могут случиться вещи и похуже. Ты окажешь мне услугу.
– Продай его, мама.
– Мне не нужны деньги. Мне не нравится, что ты катишься по наклонной.
– Я никуда не скатываюсь.
– Ладно, – сказала она. – Послушай. Не принимай решения прямо сейчас. Подумай, поговори с Джастин. И дай мне знать.
Он поцеловал ее у погрузочных ворот и поехал на метро домой. Пусть она управляет этим делом сама или продаст его. Он не собирается так жить. Он не для того закончил «Уортон».
Теперь он рассуждает, как Кэрол.
Дома Барри поставил воду для кофе. До появления Джастин все было абсурдным и неестественным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Ах ты, принцесса! – заорал он и стукнул кулаком по фонарному столбу. Среди бела дня, за полквартала от ее офиса. Она огляделась. В основном туристы.
– Замечательно. Я принцесса, – начала она рассудительно. – Покажи мне не принцессу, которой нужен безработный, который ведет себя, как младенец.
– Многие женщины были бы счастливы проводить больше времени со своими любимыми.
– Ну да, это обо мне, – желчно бросила она, переходя улицу.
– Ладно, тогда ты не принцесса. Ты просто стерва.
Она рванула вращающуюся дверь. Пару дней дуться – это понятно. Неделя отдыха – нормально. Но это! Наверху она проверила, как дела в «Фосдейл клит» – ничего нового. Типично: в кои-то веки ей пригодилась бы кризисная ситуация в выходной, и ничего не происходит.
Зазвонил телефон.
– Забыл сказать тебе, – заорал Барри из автомата. – Женщина с биржи труда еще и дала мне неверный адрес. Ей не хватит ума даже на почте работать.
– Мне очень жаль, – Джастин повесила трубку и взялась за «Нью-Йорк ло джорнал». Зазвонил телефон.
– А что, если нам завтра пойти на пляж?
– Нет. Но ты иди. Тебе пойдет на пользу. Пока.
Она включила компьютер. Зазвонил телефон.
Это патология.
– Что?
– Кто это так отвечает на телефонные звонки? Это была Кэрол. Нана в больнице, у нее был удар. Она в «Нью-Йорк хоспитал», на 14-м этаже. Если Джастин собирается ее навестить, не могла бы она разузнать про частных медсестер на Четвертое июля, потому что с этим намечается проблема.
Больничный лифт пришел только через двадцать минут. Вся больница пропахла жирной курицей. Старики лежали в коридоре на носилках.
Нана была в двухместной палате. У женщины на кровати у двери не было волос. Нану обмывала медсестра-филиппинка в пластиковых перчатках.
– Привет, Нана, – сказала Джастин и обошла кровать, чтобы увидеть ее.
Мириам смотрела в никуда, не мигая. Она казалась бесчувственной. Но Джастин этого ожидала. Медсестра не обращала внимания на обеих. Она мыла расслабленную белую руку Мириам, скребла седые волосы под мышкой. У Нана волосы под мышками? Медсестра ее перевернула. На виду оказались серые дряблые ноги и обвислый живот. Джастин отвернулась. Нана застонала и протянула руку.
Она не была без чувств? Джастин подошла к кровати и взяла ее влажную ладонь, глядя на испещренное синими венами запястье и опухшие пальцы. К другой руке Мириам крепилась капельница. Ужасные запахи.
– У нее выдалась тяжелая ночь, – сказала медсестра, протирая Нане ступни и пальцы на ногах. – Ее пришлось пристегивать. – Нана приподнялась, чтобы скорчить медсестре злобную, но детскую рожицу. Это было ужасно. Медсестра бросила губку в ведро с мыльной водой и выставила его в коридор.
Солнце заливало комнату светом сквозь грязное стекло. В коридоре кто-то плакал. Глаза Наны были закрыты. Вторая женщина либо спала, либо умерла. Неспешно вошла Кэрол, она выглядела истощенной и очень усталой.
– Вчера и ночью она была просто невозможна, – пожаловалась сестра. Кэрол скорчила неприятную рожу, когда медсестра повернулась спиной. Джастин отошла к окну, чтобы не принимать в этом участия.
Вошел врач; некоторое время он читал карточку Наны.
– Как поживаешь, Мириам? – жизнерадостно воскликнул он. Наверняка моложе Джастин.
Нана зашипела, не отрывая взгляда от доктора.
– Какой сейчас год?
Она оскалилась, будто делала что-то очень трудное.
Кэрол стояла у кровати со стороны занавески.
– Когда ей можно будет отправляться домой? Я могу устроить там больничную постель по всем правилам.
– Ну, вы же понимаете, что она все равно уже будет не в себе, – сказал врач. Нана смотрела в потолок. Они продолжили обсуждать деградацию ее способностей, стоя возле кровати.
– Поговорите в вашей семье, какие у вас есть варианты с домами престарелых. Но умственная неполноценность…
– Простите, – вмешалась Джастин, – Почему бы вам не поговорить об этом снаружи.
Они посмотрели на нее непонимающе и вышли в коридор.
Вошла семья второй пациентки, они перешептывались за занавеской. Кэрол, скорее всего, уже успела повздорить с этими людьми. Нана нажимала кнопки на пульте от телевизора, включая и выключая его, включая и выключая. Она оскалила свои мелкие зубки на Джастин.
Человек в мятно-зеленой одежде и шапочке принес в комнату влажный куриный запах вместе с подносом с едой. Джастин постаралась сдержать рвотные позывы. Вернулась Кэрол.
– Она ест?
– Мы можем попробовать, – сказала Кэрол. – Вчера она швырнула еду в медсестру, так что сейчас она только на капельнице.
– Крекеры, – слабо пробормотала Нана, и Джастин с Кэрол тут же подошли и стали громко ее подбадривать.
– Нана! Ты разговариваешь! – Джастин развернула «Салатин» и разломила на кусочки. Мириам посмотрела на нее, как благодарное животное, и принялась жевать, пока не растерла крекер в кашицу. Джастин не могла на это смотреть.
– О, мама, у тебя замечательно получается, – Кэрол улыбнулась и скормила матери еще крекер. Медсестра отбросила с Мириам покрывала и вытащила бирюзовую утку.
– Мы пока оставим тебя одну, – прокричала Кэрол.
Мириам злобно на нее воззрилась и стала отбиваться от медсестры.
Джастин выбежала в коридор, к лавочкам. У нее было такое чувство, будто она переехала из прочного дома с хорошим отоплением и канализацией в грязную комнатушку с единственной конфоркой на плите, где все разбито и сломано.
ГЛАВА 15
Не католик
Винс сел на самолет домой из Чикаго. Новая работа, новая квартира, да. Но, оставшись один, он ничего не приобрел. Он был недоступен, а теперь выходит из этого состояния, но ничего не изменилось. Он чувствовал уважение к людям, у которых есть цель. Его дед был портным. Его отец начинал музыкантом, а потом пришел на радио с некоей идеей, которую хотел претворить в жизнь. Отец его матери был учитель. Его мать стремилась к тому, чтобы иметь семью.
Его выкормили, одели, обучили и выпустили на волю. С какой целью? Его не интересовала недвижимость и банковские операции. Ему не нравились и люди, которые этим занимались. Возня с выпуском облигаций – ну и что? Ничего захватывающего, а деньги ему не нужны.
У Винса есть квартира. У него есть машина. И что он теперь должен делать дальше?
Когда он пришел домой, Лора раздраженно мерила шагами гранитный пол холла.
– Я жду здесь всего два часа, – прошипела она.
Он с ней договорился о встрече две недели назад, но совершенно забыл.
Он покрылся испариной.
– Я понятия не имел, что ты так быстро сюда придешь.
– Ты сам сказал мне тебя здесь ждать. Ты сам! Сам!
Консьерж развел руками – он не виноват.
В лифте Лора бросала на него испепеляющие взгляды. Она ожидала, что все возобновится? Винс был уверен, что он этого не хочет. Это было бессмысленно.
– Так вот где ты в конце концов окопался, – протянула она, оглядывая гостиную.
Немедленно зазвонил домофон.
– Пустите ее, – сказал он консьержу. Лора с отвращением улыбнулась.
– Это, похоже, будет занятно.
– Мне очень жаль. – Винс не хотел видеть ни одну из них. Он хотел, чтобы они обе ушли.
– Я понятия не имею, почему я здесь, – объявила Пиппа, входя в комнату. – О, компания, – добавила она с сарказмом. Они с Лорой встречались раньше, но представились друг другу заново.
– Он забыл, что я приду, – объяснила Лора, медленно разминая шею.
– Я просто перепутал день, – сказал он, наливая шотландского виски.
– Это ничего, – сказала Пиппа с дивана. Она тоже не собиралась уходить. – Он забыл, что позвонил мне сегодня и пригласил вечером на свидание.
– Слушай, умираю, есть хочу, – сказала Лора и взяла стакан виски, который он ей предложил.
В такси они обе оживленно болтали между собой, а он сидел, откинувшись на спинку, желудок у него сводило, а они говорили про Вермонт. В «Уок-о-матик» он заказал один бульон и предоставил им выбирать все остальное. Они мгновенно нашли общий язык.
– Мне только что исполнилось тридцать четыре, – говорила Лора Пиппе, грызя ледышку. – Знаешь, что это значит?
– Что твое время не ждет?
– Время никого не ждет, – вздохнула Лора, и Пиппа пододвинулась поближе. – Нет, это значит, что уже не осталось времени на ранний и неудачный брак. Так, чтобы все закончилось, а еще через полгода я бы вышла за нужного человека как раз вовремя, чтобы нарожать детей.
– Еще не поздно заводить детей, – утешила ее Пиппа.
– Нет, понимаешь, уже не осталось времени на ошибку.
– Но ты же католичка, – заметил Винс. – Ошибок не бывает.
– Конечно, я всегда могу стать второй женой, – продолжала Лора, не обращая на него внимания. – Если ты – вторая жена, то ты уже молода до конца жизни.
Принесли еду. Слишком много тарелочек, все плавает в какой-то бурой жидкости. Он смотреть на это не мог. Они же набросились на еду, передавая друг другу тарелочки, добавляя соусы и смешивая еду ложками. Они попросили палочки, потом соевый соус с низким содержанием натрия. Наконец заказали еще диетической кока-колы. Лора, наверное, считала его дураком. Пиппе, скорее всего, Лора нравилась больше, чем он.
Винс подул на ложку супа.
– Я думал, католицизм для тебя действительно важен.
– Какая-то часть, – холодно отозвалась Лора.
– Я думал, там все или ничего.
– Если мои дети воспитываются в католической вере, – заявила она, вылавливая палочками гриб и отправляя в рот, – остальное значения не имеет.
– Погоди, я думал…
– ЧТО ты там думал? – Лоре было скучно, он вызывал у нее отвращение. Она положила на свою тарелку горку мокрых волокнистых овощей.
– Ничего, – сказал он, переключаясь с супа обратно на виски. – Все это время я думал, что проблема в том, что я не католик.
Она резко фыркнула.
– Нет, Винс, в твоем случае проблема заключается в том, что ты – это ты.
Официант принес еще еды.
– Мне кажется, я попала во французский фильм, – вдруг восхитилась Пиппа.
После ужина они смотрели, как Пиппа уходит на запад в своих туфлях на платформе.
– Завтра я оставлю тебя в покое, – пообещала Лора.
– Оставайся, сколько захочешь, – пожал он плечами, подзывая такси. Какая разница?
Дома он оставил Лору устраиваться в спальне и закрыл двери на кухню. Он позвонил матери объявил, что у него новая работа. Мать поздравила его и сказала, что немного беспокоилась за него в последнее время. Она не могла разговаривать – как раз собиралась позвонить и выразить кому-то свои соболезнования.
Он попробовал позвонить Кики. Пэт Метени доносился из магнитофона, она скорее всего раскладывала на столе слайды. Прошло уже несколько месяцев, она, наверное, будет не против, что он позвонил.
– Что тебе помогает прийти в себя?
– Калий. Глубокое дыхание. Приходи, поговорим нормально, – предложила она сквозь шум соковыжималки. – Тор спит без задних ног.
– Я не могу, – шепнул Винс. – Я не один.
– Ну, тогда делай свое дело. Он позвонил Пиппе.
– Я удивлена, что ты позвонил, – сказала она.
– Не надо вот этого со мной, я не могу сейчас еще и с этим разбираться.
– Если ты не можешь иметь со мной дело, не звони мне, – нетерпеливо отрубила она. – Это просто скучно. – И бросила трубку.
Он задержал дыхание, потом вдохнул. Открыл двери – Лора была в душе. Он снова набрал номер Пиппы.
– Я думаю, тебе нужен кто-то помладше, – сказала она твердо. – Кто-то, кто еще не знает, что все это – вздор. – И она снова повесила трубку.
Это просто смешно. Ему всего лишь хочется поговорить по телефону. Он позвонил Рене. И повесил трубку до того, как она ответила.
Таким тоном
Барри окунулся в шум и грохот фабрики матери, пара старых знакомых приветственно махнули руками. Они работали здесь под древними, облепленными пухом трубами еще со времен его деда. Барри заново почувствовал уважение к людям старше него. Не слишком старым – те были назойливы, и он их побаивался. Но люди от сорока до шестидесяти пяти, например. Уже просто прожить так долго – это достижение.
Когда он добрался до маленькой, безобразной, обитой ковровым покрытием норы в дальней части здания, мать стояла на коленях, вытаскивая образцы тканей из щелей в обшивке. Вся эта лачуга держалась, наверное, только на асбесте и палочках от мороженого.
– Ты очень хороша сегодня. – Барри поцеловал ее и посмотрел внимательней. – Все под контролем?
– Это хлев. Хлев. Никогда не замечала.
Лоренс, последний из длинной череды неприемлемых ассистентов, пододвинул свой стул в дверной проем без двери между их столами.
– Сол сказал, шелк задерживается, – сообщил он.
Она хлопнула ладонью по столу.
– Соединяй.
– Мамочка. Не надо нервничать. Зазвонил телефон.
– Не дури мне мозги, Сол, – рявкнула она в микрофон. – Мое терпение лопнуло.
– Какое терпение, – пропищал Сол на том конце провода. – Что я могу тебе сказать, Роза. Я не виноват.
– У! – Она шмякнула телефон, отключаясь. – Ты это слышал? Ты это слышал. – Она широкими шагами прошлась по кабинетику, покачивающиеся каблуки взрывали ковер. – Если еще хоть ОДНА тварь скажет мне, что она не виновата, что ее толкнула проезжающая «скорая помощь», что муж выбросил ее в окно, что полис не покрывает прохождение товара от грузовика до склада, я ПРИСТРЕЛЮ кого-нибудь! Мне совершенно НЕЗАЧЕМ эти нервы!
Ему – тоже. Но все-таки умение скоординировать работу помогло ему закончить через колледж и школу бизнеса. Снаружи, сквозь шум машин, послышалось, как кто-то болезненно откашлялся и сплюнул.
– Ты устал от белых туфель и любезностей? – Роза улыбнулась и вдруг стала очаровательной. – Пойдем на Седьмую авеню.
Хрупкая китаянка вбежала в комнату с безумными глазами.
– Я не могу, простите, я старалась! – крикнула она и выскочила прочь. Барри испугался за нее.
– И? – Лоуренс откинулся на стуле. – Это уже в третий раз. Что мне делать? Уволить ее? Пристрелить?
– Уволь ее, – спокойно сказала она Лоуренсу, надевая жакет. Она повернулась к Барри: – Пообедаем?
Он представить себе не мог, как бы он смог этим заниматься.
__________
Они пришли в элегантный ресторанчик в Челси, с вентиляторами под потолком и привлекательной публикой. Он этого не ожидал – обычно они ели хот-доги с водителями «Единой посылочной службы» у стойки на З6-й улице.
– Как поживает бабушка? – спросила Роза.
– Хуже и хуже. Джастин с ума сходит.
– Это я могу понять. – Мать посмотрела на него так, будто собиралась задать еще один, более личный вопрос, но не стала.
Он пожалел об этом. Они никогда ни о чем не говорили.
– Почему ты вышла за папу? – вдруг спросил он, когда они сделали заказ.
Мать посмотрела на него так, будто никогда об этом не думала, и рассмеялась.
– Понятия не имею. Ну, мне было уже двадцать восемь.
Официант принес чай со льдом.
– Ты хоть когда-нибудь была с ним счастлива?
– Конечно, – заявила она. Он не поверил.
– Правда?
– О, да. Когда вы были маленькие, а мы переехали на Манхэттен и летом уезжали на Лонг-Айленд. Было весело. До первого банкротства, – уточнила она невозмутимо.
– А сейчас тебе весело?
– Весело? Какое веселье, Барри? Мне шестьдесят три. Веселье было бы чрезмерным оптимизмом в данной ситуации. – Ее лицо приняло привычное выражение: жизнь была бесконечной битвой, которая приносила – в лучшем случае – постоянные разочарования, бессмысленные компромиссы и иногда поводы для горького смеха.
Принесли салаты. Роза рассказала, как она будет его учить и чего он может ожидать.
– И ты будешь сам себе начальник, – добавила мать, ее помада размазалась по подбородку. – Никакой корпоративной иерархии, которая тебя так бесит.
У этой женщины, насколько он знал, уже двадцать лет не было ни одного свидания. После развода появился партнер по имени Мерв, но у них случился разлад по деловым вопросам, и они перестали разговаривать. Набралось немало людей, с которыми его мать перестала разговаривать.
Что она будет делать без своего кабинета? А на нее он не станет работать ни за что. Когда они шли обратно, четыре хасида целеустремленно прошагали мимо, скорее всего в синагогу Гармент-центра. Барри пожалел, что при воспитании в него не вложили побольше иудаизма, чего-нибудь фундаментального, на что можно было бы списать свои неудачи. Ему захотелось спросить мать, во что же она верит, в конце концов. Как ей удается просыпаться по утрам и не думать о смерти?
– Возьми себе это чертово дело, Барри, – воскликнула она в отчаянии. – С тобой могут случиться вещи и похуже. Ты окажешь мне услугу.
– Продай его, мама.
– Мне не нужны деньги. Мне не нравится, что ты катишься по наклонной.
– Я никуда не скатываюсь.
– Ладно, – сказала она. – Послушай. Не принимай решения прямо сейчас. Подумай, поговори с Джастин. И дай мне знать.
Он поцеловал ее у погрузочных ворот и поехал на метро домой. Пусть она управляет этим делом сама или продаст его. Он не собирается так жить. Он не для того закончил «Уортон».
Теперь он рассуждает, как Кэрол.
Дома Барри поставил воду для кофе. До появления Джастин все было абсурдным и неестественным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39