После занятий в училище Циолковский садился за статью и упоенно работал. А когда уставал, накидывал крылатку и уходил в поля, в дальний лес…
Как-то, поработав часа два, он вышел на улицу и увидел на скамейке у ворот белокурого голубоглазого юношу. Он смущенно держал в руках какое-то угловатое сооружение, завернутое в старый, выгоревший платок.
«Да ведь это же Андрюша Стрешнев», – узнал Циолковский и шагнул навстречу.
– Андрюша, ты что тут сидишь?
– Я к вам, Константин Эдуардович… Знаю, что работаете, поэтому и дожидаюсь…
– А что это у тебя в платке? Папа что-нибудь прислал?
– Нет, я сам… Я строю машину и вот пришел посоветоваться.
– Вот как? Интересно… Заходи, посмотрим твою машину.
Циолковский провел паренька в комнату, притворил дверь.
– Ну, показывай, что ты там смастерил?
Андрюша снял платок и поставил перед Циолковским крылатое сооружение, похожее на большого белого жука.
– Вот, Константин Эдуардович, посмотрите, годится ли на что-нибудь… Это я делаю аэролет.
– Аэролет? – переспросил Циолковский, удивленно рассматривая «белого жука», сделанного из дранок, проволоки и толстой белой бумаги.
– Да. Я так назвал потому, что моя машина состоит из аэростата и самолета.
– Самолеты, насколько мне известно, только строятся, но еще ни один из них не поднялся в воздух.
– Вот поэтому я и решил их объединить с аэростатами, которые летают.
– Оригинально и смело, – улыбнулся Циолковский, – а как же ты этого думаешь достичь, Андрюша?
– Я прочитал вашу книжку о цельнометаллическом аэростате, который будет приводиться в движение воздушными винтами.
– Да, это правильно. Так что же?
– А еще я читал Лилиенталя про его планеры. И читал про самолеты, которые тоже будут летать благодаря моторам и винтам.
– Так, так, – поощрительно кивнул Циолковский, – и что же ты надумал?
– Я решил… я пробовал делать планеры и самолеты с винтами… они не могут долго держаться в воздухе.
– А как же ты их запускал?
– Винты делал из жести, а тягу – из красной резины. Крутились здорово… Я залезал на крышу и пускал в сад… А потом с горы тоже.
– И что же, летали твои самолеты?
– Вначале кувыркались, а потом я придумал большие хвосты – стало лучше… Но все же далеко лететь не могут.
– И тогда ты решил делать аэролет?
– Да. Я достал большой бычий пузырь, высушил его и поместил в середину корпуса самолета, наполнив дымом. Вместо одного сделал два винта.
– Так… сообразительно поступил. И что же получилось?
– Запускал с горы. Летел дальше. Но, по-моему, дым плохо держит… Пришел к вам… Помогите водородом надуть.
Циолковский внимательно осмотрел «аэролет», поднял на руке, не тяжел ли? Попробовал закрутить винты и глаза его радостно заискрились.
– Ты молодец, Андрюша. Твой замысел очень хорош. Ты аэростат, точнее, дирижабль снабдил крыльями и придал ему вид самолета… Смело и остроумно. Ну, а где же у тебя будут помещаться люди?
– Люди? – спросил Андрюша… и улыбнулся смущенно: – Так ведь это же, Константин Эдуардович, не настоящий аэролет, это лишь игрушка.
– Нет, Андрюша, это не игрушка, – серьезно сказал Циолковский. – Это не игрушка, а модель, и очень талантливая модель настоящего аэролета.
– Так ведь никто же не делает аэролетов… Я это так придумал.
– Ты, Андрюша, к этому делу должен отнестись серьезно. У тебя талант! Талант настоящего изобретателя. Да. Уж я-то об этом могу судить… Когда кончишь гимназию, что будешь делать?
– Учиться дальше. Я поеду в Ригу к родным и поступлю в политехнический институт. Я люблю технику.
– Это хорошо бы. А как родители?
– Папа и мама одобряют. Уже списались с родными. Только дедушка не хочет меня отпускать.
– Тоскует… тоскует по Коле. Я знаю. А что, есть известия от Николая?
– Последний раз писал из Тюменского острога.
– Да, жалко Николая… Я очень его люблю. Ну, ничего… еще год-другой, и вернется. А ты, ты, Андрюша, правильный выбрал путь. Надо учиться! Новый век безусловно будет веком техники. Чтоб преуспеть, надо многое постичь. Я вот был лишен возможности поступить в институт, и до сих пор на меня смотрят как на самоучку… А это так горько!..
Циолковский снова взглянул на Андрюшин аэролет и взял его в руки.
– А с этой штукой мы поступим вот как. Ты оставь ее у меня. Как закончатся экзамены, приходи. Попробуем наполнить пузырь водородом и испытаем твой аэролет в полете. Согласен?
– Конечно! Я очень, очень благодарю вас, Константин Эдуардович, – воскликнул Андрюша.
– Маме и папе – сердечный привет! Приглашай их к нам. Будем очень рады…
Когда Андрюша ушел, Циолковский направился за город и долго гулял на опушке старого леса, думая о детях.
«Какие хорошие ребята у Стрешневых. Коля – смелый, самостоятельный, целеустремленный. Хотя с ним и случилась беда, но он непременно выбьется на дорогу. В нем есть энергия, сила! А Андрюша! С виду такой тихий, застенчивый. А какой умница! Ведь придумал машину, которой могут позавидовать опытные изобретатели. О, если ему знания и опыт – он многого достигнет! И в кого пошел? Ни отец, ни мать не выказывали склонности к изобретательству… А у нас ни один не пошел по моим стопам.
Игнат, правда, подавал надежды и мог быть хорошим математиком, но к изобретательству его не тянуло. Я из-за своей вечной занятости совсем не занимался им. Может, следовало его приучать к мастерству, заинтересовать наукой? Нет, он как-то уединялся, избегал разговоров со мной. И Саша тоже. Уж к нему-то я, кажется, всей душой. Часто беседую, пытаюсь увлечь, а он словно чужой. Замкнут, неразговорчив. Всегда мрачно настроен и чужд науке. Его ничего не интересует, ничего не влечет. Игнаша хотя много читал. А этот – нет! Кончит гимназию и будет учительствовать где-нибудь в глуши…
А Ваня? – о нем и говорить не стоит. Совсем больной. Даже в училище не стали держать.
Да, горько. Говорят, что у гениальных людей бывают неудачные дети. Так ведь то – у гениальных! А я обыкновенный смертный. Зачем же мне такое наказание?..
Я так надеялся, что дети доведут до конца мои труды, завершат мои замыслы и… ошибся… Что же делать? Придется самому, и только самому, бороться и биться за свои идеи…
Глава четырнадцатая
1
Статья писалась медленно. Циолковский десятки раз перечитывал написанное, проверял и перепроверял расчеты, тщательно обдумывал главные особенности устройства ракеты, мысленно рисовал ее запуск, полет в атмосфере и в безвоздушном пространстве и, наконец, спуск, приземление. Надо было многое продумать и предусмотреть.
«Чтоб ракета не начала кувыркаться в полете, я должен указать, как обеспечить автоматическое управление… В воздухе еще можно направлять снаряд рулем, подобным птичьему хвосту, но что делать в безвоздушном пространстве?.. Конечно, если бы удалось перемещать какую-то массу внутри снаряда, можно бы достичь равновесия… Это перемещение мы могли бы делать автоматически, используя силу солнечных лучей. А что – это мысль! Хорошая мысль! Только надо ее развить…»
Циолковский взял ручку и стал писать пока начерно, высказывая догадки, приводя примеры, давая объяснения…
Вдруг в темноте ночи сверкнуло, загрохотало. Циолковский подошел к распахнутому окну и долго смотрел, как мечутся молнии, слушал, как гремит гром и шумит дождь. Ему не было страшно, напротив, это буйство стихии освежало его, бодрило, как бы вливало новые силы.
В окно залетел прохладный, влажный ветер. Циолковский с жадностью вдыхал освежающую прохладу и думал.
«Здесь, на земле грозовые бури валят деревья, срывают крыши, опустошают поля. А что делается там, в заоблачных высотах? Может быть, силы стихии там впадают в еще большую ярость? Что же будет с ракетой, когда она попадет в страшный заоблачный вихрь?.. А ничего! Она должна будет пробить грозовые тучи, как артиллерийский снаряд! Медленно отрываясь от земли, ракета по воле людей, летящих в ней, может постепенно развивать фантастическую скорость, в пять, в десять раз превышающую полет пули».
Циолковский четко переписал в статью выведенную им формулу, из которой следовало, что запасы топлива в ракете должны значительно превышать вес пустой ракеты при запуске и что для достижения наибольшей скорости в полете необходимо добиться быстрого истечения газов из раструба ракеты.
Пересмотрев ранее сделанные расчеты, Циолковский опять подошел к окну. Гроза стихла, но дождь еще лил. В отсветах далеких молний были видны его косые секущие струи. Отчетливо слышался шум ливня и дробное гуденье железной крыши.
Циолковский стоял у окна, смотрел в темную ночь, заштрихованную косыми струями ливня, но ничего не видел и не слышал. Ему пригрезился полет ракеты. Сперва смутно, потом все отчетливей и ярче. Вначале полет был вихляющим, и это тревожило Циолковского. Он стоял, нервно кусая губы. Но вот ракета пробилась сквозь грозовые тучи, попала под лучи солнца, и полет ее выровнялся. Она пошла ввысь, все быстрее набирая скорость. Радостная улыбка озарила лицо Циолковского. Несколько секунд он следил за полетом, взволнованный и счастливый. Но вдруг встрепенулся и зашептал: «Куда же она теперь летит? Надо же выводить ее на орбиту, иначе она врежется в атмосферу и сгорит…»
Мысль, что ракета летит не туда, вывела Циолковского из оцепенения, оборвала сладкие грезы. Он взглянул на мечущиеся под дождем, намокшие ветви, поежился и стал ходить по комнате:
«Конечно, я должен продумать, как подчинить воле человека газовую струю. Вот если бы внутри струи устроить рули управления, как это было бы хорошо! Но ведь ни один металл не выдержит температуры горения водородно-кислородной смеси. Надо искать… Надо думать…»
Прогуливаясь по комнате, он нащупал в кармане обломок карандаша, достал его и, машинально вертя в руке, продолжал думать:
«Надо найти какой-то жароустойчивый минерал, способный выдержать температуру в несколько тысяч градусов. Что же это может быть?»
Карандаш вдруг выскользнул из пальцев и покатился по полу. Циолковский взял со стола лампу, чтоб посветить. Карандаш лежал у ножка стула, сердечко его матово блестело. «Ба! Кажется, осенило…» – прошептал Циолковский. Он поднял карандаш. Поставил лампу на стол, зажег спиртовку и стал сжигать в ее пламени кончик карандаша, внимательно наблюдая. Карандаш горел ровным пламенем, но графитный стержень не изменялся.
«Нет, такая температура ничего не докажет», – подумал Циолковский и достал паяльную трубку с платиновым наконечником и каучуковым шаром для вдувания. Зажав карандаш в щипцах, он стал его сжигать в пламени паяльной трубки. Кончик карандаша скоро обуглился, раскололся пополам, а графитовый сердечник даже не покраснел.
«Наконец-то, наконец-то я, кажется, нашел то, что нужно! – воскликнул Циолковский. – Ведь насколько мне помнится, графит не плавится и легко поддается формовке. Вот из графита и надо сделать рули для управления газовой струей. А управлять ими можно будет при помощи гироскопа. Да, на этот раз меня осенила счастливая мысль!»
Циолковский сел к столу и написал вставку в статью.
«Так. Славно! Теперь ракета не будет игрушкой стихии – она полетит туда, куда ее направит властная и умная рука человека… Конечно, это будет не сегодня, не завтра. Создание ракеты – дело невероятно трудное».
Циолковский перебелил ранее написанные страницы о полете ракеты в атмосфере, о преодолении сопротивления воздуха и силы земного притяжения и задумался над концовкой.
«Конечно, то, что я сделал, – это лишь скромное начало большого исследования. И может быть, не мне суждено его завершить. На это потребуются десятилетия, а может быть, жизни нескольких поколений…»
Он задумался и стал рисовать на листке бумаги контуры будущей ракеты. Сделав несколько набросков, опять начал писать:
«Во всяком случае, не я решу этот вопрос, как и множество других, относящихся к нашим ракетным приборам.
Во многих случаях я принужден лишь гадать или предполагать. Я нисколько не обманываюсь и отлично знаю, что не только не решаю вопроса во всей полноте, но что остается поработать над ним в 100 раз больше, чем я поработал. Моя цель – возбудить к нему интерес, указав на великое значение его в будущем и на возможность его решения…»
Циолковский встал, прошелся и опять подошел к окну. Дождь давно кончился, тучи рассеялись, вдалеке над садами вставало солнце. На зелено-бурых листьях поблескивали розоватые капельки. Где-то далеко прокричал петух. Ему глухим, хриплым голосом откликнулся другой. Звонко, по-мальчишески прокричал третий. Под застрехой проснулись и зачирикали воробьи…
Циолковский сладко потянулся, потушил лампу и лег спать. Сон пришел мгновенно. Циолковский лежал на спине. Темные волосы разметались по подушке, обнажив высокий, чистый лоб. Очки, которые он забыл снять, преломляли косые солнечные лучи и играли радужными бликами на белой стене.
Циолковский дышал глубоко и ровно. Он спал крепким сном измученного путника, который, преодолев все преграды, пришел к цели.
2
Статья была вчерне готова, но, чтобы отшлифовать ее, переписать начисто, требовалось много времени. Предстояло еще продумать, перепроверить некоторые положения и расчеты, подтвердить опытами хотя бы основные мысли.
«Наверное, придется провозиться со статьей несколько месяцев, – думал Циолковский. – Конечно, хорошо бы поспешить, но у меня уже нет сил. Устал. Устал ужасно. Особенно последнее время, когда занимался расчетами. Надо бы передохнуть и навестить старых друзей. Стрешневы, наверное, обижаются – не был несколько месяцев… Да и поделиться мыслями, посоветоваться – большая потребность. Ведь варюсь в собственном соку. Вдруг опять изобрету изобретенное…»
Как-то перед вечером Циолковский, уговорив Любашу посидеть с братьями и сестрами, вместе с Варварой Евграфовной отправился к Стрешневым.
Елизавета Павловна с матерью сидели на террасе, Павел Петрович с Андрюшей ушли на прогулку, а Сергей Андреевич отдыхал за книгой в саду.
Гостей встретили ласково. Варвару Евграфовну хозяйка увела на террасу, а Константин Эдуардович с Сергеем Андреевичем остались в саду.
– Давненько вы но заглядывали, Константин Эдуардович, – крепко пожимая гостю руку, заговорил Стрешнев. – Мы соскучились, и уж я собирался вас проведать, да Андрюша сказал, что вы заняты новой работой.
– Какой же новой, Сергей Андреич? Ведь все думаю и работаю над проектом своей ракеты. И это тянется уже почти шесть лет – с девяносто шестого года. Я хорошо помню, потому что в том году была коронация молодого царя Николая Второго и все журналы были забиты фотографиями «высочайших» особ.
– Да, да, припоминаю… Но в эти годы, дорогой друг, вы занимались не только ракетой. У меня хранится семь или восемь номеров журнала «Научное обозрение» с вашими статьями. А сколько было других?
– Да, грешен, признаюсь, – улыбнулся Циолковский, – но это были разные попутные статьи. Главное, что я делал и буду делать впредь, – это исследования по ракете.
– И что же? Близка к завершению ваша работа?
– Да, Сергей Андреевич, близка! Рискованно в этом признаться, так как еще предстоит большая работа, но в главном она продумана и даже написана.
– Поздравляю, Константин Эдуардович. И если не секрет, хочу полюбопытствовать.
– Да нет, помилуйте, разве могут быть между нами секреты? Я частично уже предварял вас. Я задумал снаряд, способный не только взлететь в небо, но и вырваться за пределы атмосферы. Собственно, этот снаряд – ракета, но ракета, устроенная особым образом. Совсем непохожая на пороховые ракеты, которые применялись в древности, и даже в прошлом столетии в Англии, для военных целей.
– Ваша ракета будет отличаться размерами? – полюбопытствовал Стрешнев.
– Разумеется, – загорелся Циолковский. – Она будет… должна быть очень большим сооружением. Ведь в ней смогут лететь люди.
– Нельзя ли ее сравнить с жюль-верновским снарядом, посланным на Луну?
– Мой снаряд должен быть значительно больше, так как в нем помимо людей будет заключено жидкое топливо для ракеты, в несколько раз превышающее вес самого снаряда.
– Скажите на милость! – пощипал бородку Стрешнев, мысленно представляя себе размеры ракеты. – А что же это будет за топливо, Константин Эдуардович?
– Сжиженные газы: водород и кислород.
– Как, адская смесь? Она же взорвется?
– Нет! Мы ее заставим гореть!
– Вы уверены в этом, Константин Эдуардович?
– Безусловно. Ошибки быть не может… А вы сомневаетесь?
– Не знаю. Мне трудно судить. Я ведь очень далек от точных наук. Я сужу лишь как дилетант, как любитель. И вот с этой точки зрения мне ваши исследования, Константин Эдуардович, представляются фантастическими. Да, фантастическими. Но это все же не значит, что я выражаю сомнения или недоверие. Нет, нет! Упаси бог, чтоб я позволил себе твердо судить о том, в чем не разбираюсь. Может быть, даже хорошо, что ваши замыслы кажутся фантастическими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Как-то, поработав часа два, он вышел на улицу и увидел на скамейке у ворот белокурого голубоглазого юношу. Он смущенно держал в руках какое-то угловатое сооружение, завернутое в старый, выгоревший платок.
«Да ведь это же Андрюша Стрешнев», – узнал Циолковский и шагнул навстречу.
– Андрюша, ты что тут сидишь?
– Я к вам, Константин Эдуардович… Знаю, что работаете, поэтому и дожидаюсь…
– А что это у тебя в платке? Папа что-нибудь прислал?
– Нет, я сам… Я строю машину и вот пришел посоветоваться.
– Вот как? Интересно… Заходи, посмотрим твою машину.
Циолковский провел паренька в комнату, притворил дверь.
– Ну, показывай, что ты там смастерил?
Андрюша снял платок и поставил перед Циолковским крылатое сооружение, похожее на большого белого жука.
– Вот, Константин Эдуардович, посмотрите, годится ли на что-нибудь… Это я делаю аэролет.
– Аэролет? – переспросил Циолковский, удивленно рассматривая «белого жука», сделанного из дранок, проволоки и толстой белой бумаги.
– Да. Я так назвал потому, что моя машина состоит из аэростата и самолета.
– Самолеты, насколько мне известно, только строятся, но еще ни один из них не поднялся в воздух.
– Вот поэтому я и решил их объединить с аэростатами, которые летают.
– Оригинально и смело, – улыбнулся Циолковский, – а как же ты этого думаешь достичь, Андрюша?
– Я прочитал вашу книжку о цельнометаллическом аэростате, который будет приводиться в движение воздушными винтами.
– Да, это правильно. Так что же?
– А еще я читал Лилиенталя про его планеры. И читал про самолеты, которые тоже будут летать благодаря моторам и винтам.
– Так, так, – поощрительно кивнул Циолковский, – и что же ты надумал?
– Я решил… я пробовал делать планеры и самолеты с винтами… они не могут долго держаться в воздухе.
– А как же ты их запускал?
– Винты делал из жести, а тягу – из красной резины. Крутились здорово… Я залезал на крышу и пускал в сад… А потом с горы тоже.
– И что же, летали твои самолеты?
– Вначале кувыркались, а потом я придумал большие хвосты – стало лучше… Но все же далеко лететь не могут.
– И тогда ты решил делать аэролет?
– Да. Я достал большой бычий пузырь, высушил его и поместил в середину корпуса самолета, наполнив дымом. Вместо одного сделал два винта.
– Так… сообразительно поступил. И что же получилось?
– Запускал с горы. Летел дальше. Но, по-моему, дым плохо держит… Пришел к вам… Помогите водородом надуть.
Циолковский внимательно осмотрел «аэролет», поднял на руке, не тяжел ли? Попробовал закрутить винты и глаза его радостно заискрились.
– Ты молодец, Андрюша. Твой замысел очень хорош. Ты аэростат, точнее, дирижабль снабдил крыльями и придал ему вид самолета… Смело и остроумно. Ну, а где же у тебя будут помещаться люди?
– Люди? – спросил Андрюша… и улыбнулся смущенно: – Так ведь это же, Константин Эдуардович, не настоящий аэролет, это лишь игрушка.
– Нет, Андрюша, это не игрушка, – серьезно сказал Циолковский. – Это не игрушка, а модель, и очень талантливая модель настоящего аэролета.
– Так ведь никто же не делает аэролетов… Я это так придумал.
– Ты, Андрюша, к этому делу должен отнестись серьезно. У тебя талант! Талант настоящего изобретателя. Да. Уж я-то об этом могу судить… Когда кончишь гимназию, что будешь делать?
– Учиться дальше. Я поеду в Ригу к родным и поступлю в политехнический институт. Я люблю технику.
– Это хорошо бы. А как родители?
– Папа и мама одобряют. Уже списались с родными. Только дедушка не хочет меня отпускать.
– Тоскует… тоскует по Коле. Я знаю. А что, есть известия от Николая?
– Последний раз писал из Тюменского острога.
– Да, жалко Николая… Я очень его люблю. Ну, ничего… еще год-другой, и вернется. А ты, ты, Андрюша, правильный выбрал путь. Надо учиться! Новый век безусловно будет веком техники. Чтоб преуспеть, надо многое постичь. Я вот был лишен возможности поступить в институт, и до сих пор на меня смотрят как на самоучку… А это так горько!..
Циолковский снова взглянул на Андрюшин аэролет и взял его в руки.
– А с этой штукой мы поступим вот как. Ты оставь ее у меня. Как закончатся экзамены, приходи. Попробуем наполнить пузырь водородом и испытаем твой аэролет в полете. Согласен?
– Конечно! Я очень, очень благодарю вас, Константин Эдуардович, – воскликнул Андрюша.
– Маме и папе – сердечный привет! Приглашай их к нам. Будем очень рады…
Когда Андрюша ушел, Циолковский направился за город и долго гулял на опушке старого леса, думая о детях.
«Какие хорошие ребята у Стрешневых. Коля – смелый, самостоятельный, целеустремленный. Хотя с ним и случилась беда, но он непременно выбьется на дорогу. В нем есть энергия, сила! А Андрюша! С виду такой тихий, застенчивый. А какой умница! Ведь придумал машину, которой могут позавидовать опытные изобретатели. О, если ему знания и опыт – он многого достигнет! И в кого пошел? Ни отец, ни мать не выказывали склонности к изобретательству… А у нас ни один не пошел по моим стопам.
Игнат, правда, подавал надежды и мог быть хорошим математиком, но к изобретательству его не тянуло. Я из-за своей вечной занятости совсем не занимался им. Может, следовало его приучать к мастерству, заинтересовать наукой? Нет, он как-то уединялся, избегал разговоров со мной. И Саша тоже. Уж к нему-то я, кажется, всей душой. Часто беседую, пытаюсь увлечь, а он словно чужой. Замкнут, неразговорчив. Всегда мрачно настроен и чужд науке. Его ничего не интересует, ничего не влечет. Игнаша хотя много читал. А этот – нет! Кончит гимназию и будет учительствовать где-нибудь в глуши…
А Ваня? – о нем и говорить не стоит. Совсем больной. Даже в училище не стали держать.
Да, горько. Говорят, что у гениальных людей бывают неудачные дети. Так ведь то – у гениальных! А я обыкновенный смертный. Зачем же мне такое наказание?..
Я так надеялся, что дети доведут до конца мои труды, завершат мои замыслы и… ошибся… Что же делать? Придется самому, и только самому, бороться и биться за свои идеи…
Глава четырнадцатая
1
Статья писалась медленно. Циолковский десятки раз перечитывал написанное, проверял и перепроверял расчеты, тщательно обдумывал главные особенности устройства ракеты, мысленно рисовал ее запуск, полет в атмосфере и в безвоздушном пространстве и, наконец, спуск, приземление. Надо было многое продумать и предусмотреть.
«Чтоб ракета не начала кувыркаться в полете, я должен указать, как обеспечить автоматическое управление… В воздухе еще можно направлять снаряд рулем, подобным птичьему хвосту, но что делать в безвоздушном пространстве?.. Конечно, если бы удалось перемещать какую-то массу внутри снаряда, можно бы достичь равновесия… Это перемещение мы могли бы делать автоматически, используя силу солнечных лучей. А что – это мысль! Хорошая мысль! Только надо ее развить…»
Циолковский взял ручку и стал писать пока начерно, высказывая догадки, приводя примеры, давая объяснения…
Вдруг в темноте ночи сверкнуло, загрохотало. Циолковский подошел к распахнутому окну и долго смотрел, как мечутся молнии, слушал, как гремит гром и шумит дождь. Ему не было страшно, напротив, это буйство стихии освежало его, бодрило, как бы вливало новые силы.
В окно залетел прохладный, влажный ветер. Циолковский с жадностью вдыхал освежающую прохладу и думал.
«Здесь, на земле грозовые бури валят деревья, срывают крыши, опустошают поля. А что делается там, в заоблачных высотах? Может быть, силы стихии там впадают в еще большую ярость? Что же будет с ракетой, когда она попадет в страшный заоблачный вихрь?.. А ничего! Она должна будет пробить грозовые тучи, как артиллерийский снаряд! Медленно отрываясь от земли, ракета по воле людей, летящих в ней, может постепенно развивать фантастическую скорость, в пять, в десять раз превышающую полет пули».
Циолковский четко переписал в статью выведенную им формулу, из которой следовало, что запасы топлива в ракете должны значительно превышать вес пустой ракеты при запуске и что для достижения наибольшей скорости в полете необходимо добиться быстрого истечения газов из раструба ракеты.
Пересмотрев ранее сделанные расчеты, Циолковский опять подошел к окну. Гроза стихла, но дождь еще лил. В отсветах далеких молний были видны его косые секущие струи. Отчетливо слышался шум ливня и дробное гуденье железной крыши.
Циолковский стоял у окна, смотрел в темную ночь, заштрихованную косыми струями ливня, но ничего не видел и не слышал. Ему пригрезился полет ракеты. Сперва смутно, потом все отчетливей и ярче. Вначале полет был вихляющим, и это тревожило Циолковского. Он стоял, нервно кусая губы. Но вот ракета пробилась сквозь грозовые тучи, попала под лучи солнца, и полет ее выровнялся. Она пошла ввысь, все быстрее набирая скорость. Радостная улыбка озарила лицо Циолковского. Несколько секунд он следил за полетом, взволнованный и счастливый. Но вдруг встрепенулся и зашептал: «Куда же она теперь летит? Надо же выводить ее на орбиту, иначе она врежется в атмосферу и сгорит…»
Мысль, что ракета летит не туда, вывела Циолковского из оцепенения, оборвала сладкие грезы. Он взглянул на мечущиеся под дождем, намокшие ветви, поежился и стал ходить по комнате:
«Конечно, я должен продумать, как подчинить воле человека газовую струю. Вот если бы внутри струи устроить рули управления, как это было бы хорошо! Но ведь ни один металл не выдержит температуры горения водородно-кислородной смеси. Надо искать… Надо думать…»
Прогуливаясь по комнате, он нащупал в кармане обломок карандаша, достал его и, машинально вертя в руке, продолжал думать:
«Надо найти какой-то жароустойчивый минерал, способный выдержать температуру в несколько тысяч градусов. Что же это может быть?»
Карандаш вдруг выскользнул из пальцев и покатился по полу. Циолковский взял со стола лампу, чтоб посветить. Карандаш лежал у ножка стула, сердечко его матово блестело. «Ба! Кажется, осенило…» – прошептал Циолковский. Он поднял карандаш. Поставил лампу на стол, зажег спиртовку и стал сжигать в ее пламени кончик карандаша, внимательно наблюдая. Карандаш горел ровным пламенем, но графитный стержень не изменялся.
«Нет, такая температура ничего не докажет», – подумал Циолковский и достал паяльную трубку с платиновым наконечником и каучуковым шаром для вдувания. Зажав карандаш в щипцах, он стал его сжигать в пламени паяльной трубки. Кончик карандаша скоро обуглился, раскололся пополам, а графитовый сердечник даже не покраснел.
«Наконец-то, наконец-то я, кажется, нашел то, что нужно! – воскликнул Циолковский. – Ведь насколько мне помнится, графит не плавится и легко поддается формовке. Вот из графита и надо сделать рули для управления газовой струей. А управлять ими можно будет при помощи гироскопа. Да, на этот раз меня осенила счастливая мысль!»
Циолковский сел к столу и написал вставку в статью.
«Так. Славно! Теперь ракета не будет игрушкой стихии – она полетит туда, куда ее направит властная и умная рука человека… Конечно, это будет не сегодня, не завтра. Создание ракеты – дело невероятно трудное».
Циолковский перебелил ранее написанные страницы о полете ракеты в атмосфере, о преодолении сопротивления воздуха и силы земного притяжения и задумался над концовкой.
«Конечно, то, что я сделал, – это лишь скромное начало большого исследования. И может быть, не мне суждено его завершить. На это потребуются десятилетия, а может быть, жизни нескольких поколений…»
Он задумался и стал рисовать на листке бумаги контуры будущей ракеты. Сделав несколько набросков, опять начал писать:
«Во всяком случае, не я решу этот вопрос, как и множество других, относящихся к нашим ракетным приборам.
Во многих случаях я принужден лишь гадать или предполагать. Я нисколько не обманываюсь и отлично знаю, что не только не решаю вопроса во всей полноте, но что остается поработать над ним в 100 раз больше, чем я поработал. Моя цель – возбудить к нему интерес, указав на великое значение его в будущем и на возможность его решения…»
Циолковский встал, прошелся и опять подошел к окну. Дождь давно кончился, тучи рассеялись, вдалеке над садами вставало солнце. На зелено-бурых листьях поблескивали розоватые капельки. Где-то далеко прокричал петух. Ему глухим, хриплым голосом откликнулся другой. Звонко, по-мальчишески прокричал третий. Под застрехой проснулись и зачирикали воробьи…
Циолковский сладко потянулся, потушил лампу и лег спать. Сон пришел мгновенно. Циолковский лежал на спине. Темные волосы разметались по подушке, обнажив высокий, чистый лоб. Очки, которые он забыл снять, преломляли косые солнечные лучи и играли радужными бликами на белой стене.
Циолковский дышал глубоко и ровно. Он спал крепким сном измученного путника, который, преодолев все преграды, пришел к цели.
2
Статья была вчерне готова, но, чтобы отшлифовать ее, переписать начисто, требовалось много времени. Предстояло еще продумать, перепроверить некоторые положения и расчеты, подтвердить опытами хотя бы основные мысли.
«Наверное, придется провозиться со статьей несколько месяцев, – думал Циолковский. – Конечно, хорошо бы поспешить, но у меня уже нет сил. Устал. Устал ужасно. Особенно последнее время, когда занимался расчетами. Надо бы передохнуть и навестить старых друзей. Стрешневы, наверное, обижаются – не был несколько месяцев… Да и поделиться мыслями, посоветоваться – большая потребность. Ведь варюсь в собственном соку. Вдруг опять изобрету изобретенное…»
Как-то перед вечером Циолковский, уговорив Любашу посидеть с братьями и сестрами, вместе с Варварой Евграфовной отправился к Стрешневым.
Елизавета Павловна с матерью сидели на террасе, Павел Петрович с Андрюшей ушли на прогулку, а Сергей Андреевич отдыхал за книгой в саду.
Гостей встретили ласково. Варвару Евграфовну хозяйка увела на террасу, а Константин Эдуардович с Сергеем Андреевичем остались в саду.
– Давненько вы но заглядывали, Константин Эдуардович, – крепко пожимая гостю руку, заговорил Стрешнев. – Мы соскучились, и уж я собирался вас проведать, да Андрюша сказал, что вы заняты новой работой.
– Какой же новой, Сергей Андреич? Ведь все думаю и работаю над проектом своей ракеты. И это тянется уже почти шесть лет – с девяносто шестого года. Я хорошо помню, потому что в том году была коронация молодого царя Николая Второго и все журналы были забиты фотографиями «высочайших» особ.
– Да, да, припоминаю… Но в эти годы, дорогой друг, вы занимались не только ракетой. У меня хранится семь или восемь номеров журнала «Научное обозрение» с вашими статьями. А сколько было других?
– Да, грешен, признаюсь, – улыбнулся Циолковский, – но это были разные попутные статьи. Главное, что я делал и буду делать впредь, – это исследования по ракете.
– И что же? Близка к завершению ваша работа?
– Да, Сергей Андреевич, близка! Рискованно в этом признаться, так как еще предстоит большая работа, но в главном она продумана и даже написана.
– Поздравляю, Константин Эдуардович. И если не секрет, хочу полюбопытствовать.
– Да нет, помилуйте, разве могут быть между нами секреты? Я частично уже предварял вас. Я задумал снаряд, способный не только взлететь в небо, но и вырваться за пределы атмосферы. Собственно, этот снаряд – ракета, но ракета, устроенная особым образом. Совсем непохожая на пороховые ракеты, которые применялись в древности, и даже в прошлом столетии в Англии, для военных целей.
– Ваша ракета будет отличаться размерами? – полюбопытствовал Стрешнев.
– Разумеется, – загорелся Циолковский. – Она будет… должна быть очень большим сооружением. Ведь в ней смогут лететь люди.
– Нельзя ли ее сравнить с жюль-верновским снарядом, посланным на Луну?
– Мой снаряд должен быть значительно больше, так как в нем помимо людей будет заключено жидкое топливо для ракеты, в несколько раз превышающее вес самого снаряда.
– Скажите на милость! – пощипал бородку Стрешнев, мысленно представляя себе размеры ракеты. – А что же это будет за топливо, Константин Эдуардович?
– Сжиженные газы: водород и кислород.
– Как, адская смесь? Она же взорвется?
– Нет! Мы ее заставим гореть!
– Вы уверены в этом, Константин Эдуардович?
– Безусловно. Ошибки быть не может… А вы сомневаетесь?
– Не знаю. Мне трудно судить. Я ведь очень далек от точных наук. Я сужу лишь как дилетант, как любитель. И вот с этой точки зрения мне ваши исследования, Константин Эдуардович, представляются фантастическими. Да, фантастическими. Но это все же не значит, что я выражаю сомнения или недоверие. Нет, нет! Упаси бог, чтоб я позволил себе твердо судить о том, в чем не разбираюсь. Может быть, даже хорошо, что ваши замыслы кажутся фантастическими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67