А если Тарас тоже погибнет на войне, то Елене отойдет и имение у Пелланы. Мужчины в этой стране гибли часто. И, как выяснилось, здесь жило немало богатых спартанок, владевших по праву наследования неплохими участками земли. Но к смерти спартанцы относились спокойно, как к неизбежному финалу жизни, и всегда готовы были ее встретить, а потому не заботились о материальных благах. И геронт Поликарх теперь без страха смотрел в свое будущее. Тарасу даже показалось, что он был счастлив больше самого жениха – так ему понравилась гимнастка.
– Первым делом вы должны родить сына, – приказал «отец» Тарасу, едва отшумели праздничные пиры.
– Постараемся, – кивнул Тарас, – но ты же знаешь, на все воля богов. Никогда не известно, кто родится: мальчик или девочка.
– Я уже принес жертвы, – сказал мудрый геронт, – боги будут благосклонны.
И надо же, оказался прав. Спустя положенный срок Елена родила мальчика. В душе Тарас иногда даже хотел, чтобы родилась девочка, поскольку боялся приговора эфоров. Ведь каждого родившегося младенца, который должен был стать воином, они относили на священную скалу и там осматривали в поисках изъянов. И не дай боги, если младенец чем-то придется им не по нраву или покажется хилым и больным. Его тут же сбрасывали в пропасть, избавляя Спарту от больных и увечных. Эти жестокие законы Тарас, выросший в другом мире, который еще не до конца вытравился из памяти, в душе не одобрял, но ничего поделать не мог. Они существовали уже не одну сотню лет, и вся Спарта слепо подчинялась им, воспринимая давшего эти заветы Ликурга почти как божество.
К счастью, эфоры не наши изъянов на теле его сына и вернули Тарасу младенца со словами:
– Пусть растет новый гражданин Лакедемона.
И счастливый Тарас мог спокойно посвятить себя военной службе, которая, надо сказать, уже не так обременяла его, как в бытность совсем молодым воином. И хотя бывший спецназовец регулярно участвовал в тренировках и состязаниях наравне с остальными спартиатами, у него теперь все же было больше свободного времени, которое он проводил на сесситиях, но чаще дома, с Еленой, а иногда бывал в Спарте и одновременно посещал имение отца.
– Гисандр, – заявил ему седовласый геронт в одно из таких посещений, – твои доспехи достаточно долго служат тебе и уже истрепались. Я хочу, чтобы ты взял себе мои. Они еще крепкие, ты знаешь, и давно дожидаются, чтобы такой сильный воин надел их.
– Ну что же, – ответил Тарас, оглядев свой вполне приличный, хоть и не раз заштопанный умелой рукой Этокла панцирь, – я готов, если таково твое желание, отец.
Тарас согласился на это, только чтобы не расстраивать «отца», который за эти пару лет действительно стал ему как родной. Он был доволен и своими доспехами, не раз спасавшими ему жизнь в боях с аргивцами. Но этот, висевший на стене отцовского дома панцирь обладал какой-то магической силой, словно его носил сам Геракл, когда совершал свои подвиги. Тарас отчетливо помнил охватившую его дрожь, когда первый и единственный раз он надевал эти доспехи пару лет назад. И если до сих пор отец не торопился отдавать их, несмотря на все заявления прошлых лет, то, видимо, этот момент наконец наступил. И действительно, Поликарх, вместо оруженосца помогая сыну облачиться в доспехи, был очень серьезен. А когда воин предстал перед ним во всей красе, произнес:
– Теперь, Гисандр, ты готов к великой битве.
– О чем ты говоришь, отец? – не понял его Тарас, последнее время все дни напролет проводивший в своем имении и не знавший слухов, бродивших среди спартанцев Пелланы.
А слухи были тревожные, поговаривали о новой войне. Но на этот раз речь шла не о пограничном конфликте с одним из соседей. Все выглядело как-то туманно и зловеще, словно на Спарту надвигалось издалека страшное чудовище, способное проглотить всех ее смелых воинов одним махом, несмотря на их доблесть. Чудовище, имевшее бесчисленное множество слуг, глухая поступь которых доносилась даже сюда, в закрытое со всех сторон государство. И Тарас против воли повсюду улавливал знаки, говорившие ему о том, что, несмотря на внутреннее спокойствие, вокруг государства происходила какая-то нервная суета. Греция бурлила.
Сам он дальше Кинурии не ездил, а иностранцы в Спарту не спешили. И, несмотря на новую должность проксена, ему всего лишь один раз, совсем недавно, пришлось принимать у себя в гостях иноземцев – двух посланников из Аркадии, прибывших в Лакедемон по неотложным делам военного союза. Гегемоном этого союза была Спарта. Конечно, особых секретов послы ему не раскрыли, но Тарас и сам догадался, что идут какие-то переговоры об участии Спарты в глобальной войне. А потом вспомнил, как еще год назад царь Леонид, сразу после его свадьбы, отправился дальше на север, обмолвившись своему спасителю, что едет в Коринф, где должны были собраться лидеры всех греческих государств. Что они там обсуждали, Тарас, конечно, не знал. Но было понятно, что не цены на пшеницу. И вот теперь мудрый геронт подтвердил его подозрения.
– Скоро Спарта вступит в войну с персами, – сообщил ему отец, – ты должен знать об этом, хотя официально еще не объявлено. Мы пока не приняли решения, но царь Леонид уже тайно готовит передовой отряд, чтобы встретить персов у Фермопильского ущелья Фермопилы – по-гречески означает «Теплые врата». Это связано с обилием горячих серных источников, бьющих в окрестностях скального прохода.

. За ним последует вся армия и союзники. Но сначала спартанцы хотят отпраздновать Карнеи Карнеи – древнейший спартанский праздник в честь Аполлона Карнейского. Праздновался каждый год в сентябре. Изначально на нем проводились военизированные состязания и представления, а позже добавились и музыкальные.

, и пока этот великий праздник не закончится, армия не сдвинется с места.
«Кажется, теперь я точно знаю, какой на дворе год. Не долго осталось жить царю Леониду», – поймал себя на мысли Тарас, но, услышав о празднике, даже возмутился.
– Интересно, – сказал он, поднимая отцовский меч и пробуя его на вес: меч слушался идеально, – враг у ворот, а мы, вместо того чтобы биться, будем ждать, пока закончатся празднества.
– Таковы наши обычаи, – насупился геронт, которому, похоже, самому не очень нравилась эта официальная отговорка, – ведь праздники в честь Аполлона Карнейского священны. Так совместно решили апелла, герусия и сами цари.
– И царь Леонид? – не сдержал удивления Тарас, снимая шлем, также идеально сидевший на голове, как и панцирь на теле.
– Он больше других ратовал за немедленный поход, – нехотя сообщил седовласый геронт, – но решение принимается сообща. И его ты уже знаешь.
– Да, – кивнул Тарас, вешая шлем на гвоздь, – знаю: отпраздновать Карнеи.
– Мы не одни медлим с отправкой войск, – попытался оправдаться Поликарх, сам в прошлом хороший воин, услышав в словах сына укор, – вся Греция ждет окончания Олимпийских игр. На 19 сентября 480 года до н. э. выпал последний день 75-й Олимпиады.


– Понятно, – кивнул Тарас, хорошо знакомый по прошлой жизни с тем, что произойдет дальше, – значит, пока вся Греция празднует, царь Леонид отправится туда один с небольшим отрядом, чтобы задержать персов до подхода основных сил. Но как он сможет сделать это с таким малым отрядом? Ведь персов многие тысячи.
– Так решили спартанцы, – ответил геронт, – Фермопилы – лучшее место для обороны. Там можно долго сдерживать врага.
«Бедняга Леонид, – подумал Тарас, кивнув на слова отца, – отправят его на бойню ради соблюдения политических интересов, где он и сложит свою царскую голову. Без вариантов. Хорошо хоть мне в этом избиении не придется участвовать».
– Чуть раньше или чуть позже, – закончил свою мысль Поликарх туманным изречением, – но день битвы с персами придет обязательно. И ни нас, ни афинян он не минует, ведь десять лет назад мы казнили персидских послов. А варвары этого не забывают.
– Я понял, отец, – кивнул Тарас, убедившись, что участь Леонида решена, – только разреши мне немедленно отправиться в усадьбу к Елене и сыну, а не участвовать в этих празднествах.
Геронт молча кивнул, и вскоре Тарас уже шагал мимо веселившейся столицы в сопровождении своего оруженосца, который нес за спиной подаренные Поликархом доспехи.
Однако, не успев прибыть к себе в усадьбу, Тарас был вынужден снова отправиться обратно в Спарту. В имении его ждал гонец от царя Леонида с приказом немедленно явиться к нему в дом в полном вооружении. Прочитав лаконичную надпись, нацарапанную на медной табличке, Тарас не смог сдержать неприятный холодок, пробежавший по его спине. Эта табличка означала только одно – его берут в состав элитного отряда «всадников», состоящего из трехсот человек. Гвардию, повсюду сопровождавшую царя. Для рядового спартанца это была большая честь и большой шаг в карьере военного. «Всадники», несмотря на название, не имели никакого отношения к коннице. Просто это название сохранилось еще с незапамятных времен, когда отряд всадников сражался вместе с царем. Это элитное подразделение состояло из наиболее отличившихся бойцов и действовало в основном внутри страны, выполняя особые поручения царя.
И вот теперь эта гвардия должна была немедленно куда-то выступить. После того, что сообщил Тарасу геронт, догадаться куда, было несложно. И чем все это закончится, тоже. Однако ослушаться приказа он не мог. Тарас был уже не тот боец «Тайфуна», волею судьбы занесенный сюда из будущего. Он уже привык к местной суровой реальности и даже свое настоящее имя вспоминал не часто. Не боец спецназа «Тайфун», а спартанец Гисандр надевал сейчас доспехи своего прославленного отца Поликарха, чтобы уйти на последнюю битву во имя своей новой родины.
Елена, видевшая его молчаливые сборы, все поняла. Когда он уже стоял в дверях в сопровождении Этокла, держа в руках шлем с красным гребнем, она взяла из деревянной кроватки сына и вынесла его на улицу, чтобы Тарас мог проститься с ним. Тарас поцеловал сморщенное личико младенца, взиравшего на него своими глазами-бусинками с таким серьезным видом, словно все понимал. Полюбовался на него несколько секунд, потом обнял жену и, собрав волю в кулак, спокойно произнес:
– Мне пора. Царь ждет меня в Спарте.
– Возвращайся, – ответила Елена, прижимая к груди ребенка, – со щитом или на щите.

Глава десятая

Тарас не знал, предчувствует ли царь Леонид свою участь, но в свой отряд он собрал только тех воинов, кто уже имел как минимум одного сына. Кроме опытных бойцов и новоиспеченного проксена, в этот отряд попали еще несколько его старых знакомых, отличившихся за два прошедших года в сражениях с аргивцами.
Протолкавшись сквозь скопление веселого народа у Хороса, Тарас с трудом разыскал в южной части города небольшое поле, к которому примыкал дом царя Леонида – лишь немногим больше его собственного дома и отличавшийся разве что фамильным склепом, где царю было позволено хоронить своих родственников и где предстояло покоиться самому.
Рядом с домом уже находилось множество бойцов, прибывших со своими оруженосцами. А когда, услышав приказ, они построились, Тарас с радостью разглядел среди трехсот отборных воинов, собранных со всей страны в личную гвардию царя, Эгора и Архелона. А также Креонта. Все они прибыли сюда из Пелланы, заранее не договариваясь с Тарасом и не встретившись с ним в пути. Своего «друга» Деметрия он здесь не увидел.
«Вот локти-то кусать потом будет, – не сдержал кислой улыбки Тарас, который еще не смирился со своей судьбой, – не повезло парню погибнуть за Лакедемон в такой прекрасной компании. Зато жив останется. Тоже не плохо. А голову сложить еще успеет. В Спарте для этого масса возможностей».
Стоя среди лучших воинов страны, Тарас мог гордиться своей судьбой. Любой спартанец с удовольствием поменялся бы с ним местами. А если бы знал заранее, что их ждет, то просто рвался бы в ряды этого обреченного на славную смерть войска. И тем не менее Тарас осмелился подумать: «А вдруг что-нибудь случится и мы не погибнем? Ну вдруг. Ведь попал же я сюда наперекор всякой логике. Может быть, и у Фермопил все иначе выйдет. Например, победим мы персов. Варианты же разные бывают».
Впрочем, пока все происходило точно по учебнику истории. И погруженный в грустные мысли о том, как тремя сотнями истребить все войско Ксеркса, Тарас не видел никакого выхода из сложившейся ситуации. «Эх, нам бы хоть какую-нибудь пушечку туда или пулемет, – мечтал он, стоя в строю, – или, на худой конец, реактивную катапульту. Так ведь нет же ничего и в помине. Не придумали пока». Торсионные орудия (катапульты, баллисты) изобретены около 350-300 гг. до н. э. Гастрафет (предтеча арбалета) появился в Сиракузах около 400 года до н. э.


И все же, несмотря на все полученное воспитание, погибать ему не хотелось. Даже героически. Его прошлая, давно забытая военная жизнь предполагала множество вариантов решения одной проблемы. А здесь намечался только один.
– Вы все – лучшие бойцы, которых рождал Лакедемон, – гордо подняв голову, объявил Леонид, за спиной которого стоял невысокий бородатый грек в длинном сером гиматии, явно не являвшийся воином, – и вскоре вам предстоит доказать это в битве во славу не только Спарты, но и всей Греции. Сегодня же мы немедленно выступаем на север, чтобы встретить войско персов у Фермопильского прохода. Так было решено на недавнем совете.
Гоплиты ответили Леониду радостным воплем, вскинув вверх руку с копьем. Но царь, выждав, пока стихнут крики, продолжил объяснения, не ограничившись просто приказом. Словно предчувствуя, что этот поход может стать для всех, кто стоит на этом поле, последним.
– Персидский царь Ксеркс идет на Грецию с таким огромным войском варваров, которого еще не видел цивилизованный мир. И вы, наверное, думаете, что мы можем сделать со столь малым числом воинов, пусть и самых прекрасных во всей Элладе?
– Мы пойдем за тобой, куда прикажешь, Леонид, – нарушил тишину один из бывалых воинов, которого Тарас не знал, – и нам все равно, сколько их выступило против нас.
– Благодарю тебя, Алкмен, – ответил Леонид, удивив Тараса таким панибратством. Видно, в гвардии служили люди, так хорошо знавшие царя лично, что он прощал им подобные вольности, – я знаю, никто из вас не подведет Лакедемон и его богов.
Обернувшись в сторону своего спутника, Леонид добавил:
– Однако, чтобы милость богов не оставляла нас, со мной в поход отправится Мегистий из Акарнании, знаменитый прорицатель, слава о котором распространилась по всей Греции. Недавно я вернулся из Дельф, где молил Аполлона дать мне предсказание о предстоящей битве, и одним из его повелений, как сообщила пифия, было взять в поход Мегистия, через которого боги будут давать мне свои указания. И я выполню их волю.
Услышав эти слова, Тарас не очень удивился. Несмотря на то что Леонид сам был верховным жрецом, в последнее время было модно приглашать с собой в поход знаменитых прорицателей, которые были, пожалуй, единственными иностранцами, охотно принимаемыми в Спарте. Напрягая память, Тарас даже вспомнил, что сделает этот Мегистий в походе. Проведя гадание на печени жертвенного барашка на рассвете перед битвой у Фермопил, он предскажет смерть всем спартанцам. «Очень полезный парень, – ухмыльнулся Тарас, – я и сам могу это предсказать. Может, в прорицатели пойти?»
Той же теплой осенней ночью триста спартанцев покинули город. Однако едва они достигли Кинурии, уже обживаемой спартиатами, как их войско неожиданно увеличилось на тысячу вооруженных периеков. А вскоре к месту сбора прибыли еще войска из соседних стран: чуть больше двух тысяч тяжеловооруженных пехотинцев из Аркадии. В основном жителей трех городов – Тегеи, Мантинеи и Орхомена, о которых Тарас был наслышан, но никогда не видел. Затем к войску присоединились четыре сотни бойцов из Коринфа, сразу после того, как Леонид оказался там, пройдя через территорию Аргоса. Само собой разумеется, Аргос воинов не дал, но пропустил сквозь свою страну беспрепятственно. «И то ладно», – решил Тарас, поглядывая на хмурые лица вчерашних врагов, с которыми сейчас был заключен шаткий мир.
Там же, в Коринфе, к ним присоединилось еще двести человек из Флиунта, небольшой области между Коринфом и Аркадией, и всего сотня из Микен.
Однако предстоящая битва, несмотря на свой явно трагический исход, отодвинулась для него на второй план, едва Тарас покинул границы Спарты. Он увидел несколько новых стран, где все у него вызывало интерес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38