Он подошел к окну и застыл в позе человека, созерцающего подлунный пейзаж. Это было печальное зрелище – слепой, пытающийся что-то увидеть.
– Ее не удалось спасти, – послышался его хриплый голос. – Эта чертова сандугу напоила ее какой-то отравой. Бедняжка умерла в страшных муках. Она узнала меня за несколько минут до смерти и что-то прошептала на каком-то странном языке. Никто, даже эта проклятая сандугу, не понял ни слова. Она умерла, глядя на меня. Так мне сказала Протея.
Мистер Хоффман какое-то время молча стоял у окна, потом вернулся на свое место.
– Думаю, вам интересно знать, что было дальше. Я остался жить, потому что мне следовало отдать кое-какие долги. У меня ушло пять с половиной лет на то, чтоб расплатиться с Генрихом. Узнав о смерти Пламенной Лилии, он куда-то скрылся, бросив Хильду, дом, магазин. Но я знал, что он вернется. Я жил в ожидании его.
И он вернулся. Он пытался передать через наших близких знакомых, что просит у меня прощения. Как-то даже позвонил мне. Я сказал, что все равно рано или поздно убью его.
У него, очевидно, не выдержали нервы, и он явился ко мне ночью в надежде застать врасплох. Генрих не знал, что с тех пор как он вернулся в город, я окончательно лишился сна. Я услыхал его крадущиеся шаги в палисаднике раньше, чем их услышали собаки. Я приказал им молчать. Входная дверь была не заперта – я оставлял ее открытой с тех пор, как потерял Пламенную Лилию. Сам не знаю почему. Жизнь состоит из снов, и я, вероятно, надеялся втайне, что наш с ней сон вернется. Генрих вошел в прихожую. Я догадался, что он вооружен. Мне казалось, я вижу в темноте очертания его фигуры, дуло револьвера, нацеленное в пустоту. Я щелкнул выключателем. Его револьвер выстрелил. Пуля попала в зеркало в гостиной – я услышал звон падающих осколков. Он расстрелял всю обойму, паля наугад, а я стоял с ним совсем рядом и ждал. Он выругался. Я прицелился на звук, сказал «За Пламенную Лилию» и нажал на курок. Он рухнул на пол.
Наступила тишина.
Прибежали соседи, приехала полиция. Меня арестовали. Я проспал трое суток. Суд присяжных меня оправдал, расценив мои действия как самозащиту, хоть я не сказал в свое оправдание ни слова. Потом я долго лежал в клинике для нервнобольных. За домом и собаками присматривала Протея. Она живет там и поныне, несмотря на протесты кое-кого из белых соседей. Но в ЮАР теперь наступили иные времена. – Мистер Хоффман вздохнул. – Я съездил на могилу матери в Цвиккау и попросил у нее прощения. В Нью-Орлеане я очутился, можно сказать, случайно. Моя дальняя родственница по материнской линии сказала, что там живет ее дочь. Я понял еще в аэропорту, что приживусь здесь. Для слепого запахи имеют, быть может, решающее значение. А потом Бог или кто-то еще послал мне Томми. Вот и все… все.
Мистер Хоффман стал раскачиваться в качалке…
– Я больше не буду пытаться что-то сделать с собой, – сказала Лиззи брату, когда они подъехали к ее дому. – Клянусь тебе.
МЕСТЬ ЛУИЗЫ МАКЛЕРОЙ
Луиза Маклерой сидела в шезлонге на краю бассейна, потягивая марсалу от Сичилиано и вынашивая план мести. Она уже отбросила несколько вариантов ввиду их банальности – Луизе, пристрастившейся в последнее время к марсале и джину с тоником по вечерам, хотелось придумать что-то необычное.
Покачиваясь, Луиза прошлась взад-вперед по краю бассейна. Стефани она не видела уже дня три, Фа куда-то укатила с утра – небось к своему красавчику Томми. Луиза налила еще марсалы из бутылки на маленьком столике, поднесла к губам рюмку и замерла. Ей в голову пришла идея.
Разъезжая в компании Стефани и Фа по злачным местам города, Луиза обратила внимание на скромную вывеску: «Предсказание судьбы. Предотвращение неминуемых бед. Помощь в щекотливых ситуациях. Внушение». Луиза отчаянно ворошила память: где, где она видела эту вывеску?.. Вспомнила: неподалеку от дома, где живет Фа.
Через час с небольшим Луиза, одетая в строгий черный костюм и шляпу из тонкого фетра с мелкой вуалью, сидела в комнате, оклеенной темно-синими обоями с серебристыми кабалистическими знаками, и большим паласом на полу, воспроизводящим довольно подробно план Нью-Орлеана. Ее ноги, обутые в модные туфельки из крокодиловой кожи, покоились на том месте, где синела гладь Мексиканского залива.
Мистер Оливьера был в очках, отлично сшитом светлом костюме и белой сорочке. Своим внешним видом он скорее походил на ученого, нежели на колдуна. На экране компьютера, стоящего на небольшом столике, высветилось ее полное имя, год и дата рождения, рост, вес, размер обуви и одежды. Луиза заметила ошибку – она носила 48-й размер, а не 46-й, как там было указано. Правда, она всем говорила, будто носит 46-й. Мистеру же Оливьере она вообще ничего не говорила.
– Откуда вы… – начала было она, но колдун поднял обе руки, призывая ее к молчанию.
– Вопросы задаю я. – У него был тонкий голос кастрата. – Закройте глаза, расслабьтесь.
Луиза впала в странное состояние. Ощущение было такое, будто ей на голову надели полиэтиленовый мешок и под ним уже кончается кислород.
…Она пришла в себя, хватая воздух широко раскрытым ртом. Мистер Оливьера стоял перед ней.
– Вы все запомнили, мадам?
– Да, – ответила Луиза. – Я должна купить…
– Это нельзя выражать словами. Нельзя выражать словами. Нельзя выражать…
Луиза Маклерой вышла от мистера Оливьеры, беспрестанно твердя: «Нельзя выражать словами. Нельзя выражать словами…»
Из дома она позвонила Сичилиано и попросила его немедленно прислать с Томми свежую пиццу и две бутылки марсалы. Она сказала, что такси оплатит она. А через два часа Луиза и Томми уже были в огромном зале магазин-салона, специализирующегося на торговле мотоциклами.
У Томми разбегались глаза.
– Я так давно мечтаю об этом, миссис…
– Хопкинс.
– Да, миссис Хопкинс. Простите, что я забыл вашу фамилию. Вот этот… нет, лучше вот эту модель – на ней можно выжимать сто миль. Но она стоит целое состояние!..
– Пускай тебя это не волнует, мой мальчик. Я достаточно богата, чтобы подарить тебе эту великолепную игрушку. Думаю, твоя сестра одобрит наш выбор.
– О да… Хотя я не знаю. Мне кажется, Лиз… Впрочем, она будет рада за меня. О, миссис Хопкинс, какая же вы добрая!
– У тебя есть права? – поинтересовалась Луиза. Томми кивнул, любовно поглаживая высокое седло «кавасаки».
– Точно на таком ездил Терминатор. Миссис Хопкинс, вы видели это кино?
– Конечно, мой мальчик, – не моргнув глазом, солгала Луиза. – Я сама с удовольствием бы промчалась на этой штуковине, но у меня кружится голова от быстрой езды.
– Жаль. Но, может, все-таки попробуем? Если вам вдруг станет плохо, я…
– Нет-нет! – Луиза в ужасе отшатнулась. – У меня уже кружится голова. Томми, прошу тебя, посади меня в такси.
– Я буду приезжать к вам каждый день, миссис Хопкинс. Отныне у вас к обеду всегда будет горячая пицца. Обещаю вам.
Луиза в изнеможении откинулась на спинку машины: силы покинули ее.
– Лиз, ты только взгляни… Вот здесь потрогай. И вот здесь. Чувствуешь, как он дышит? Он живой. Я назову его… Слушай, я назову его Амару. Знаешь, что это такое? Это огромная змея. Дядя Джо говорил, это самая сильная и благородная змея. Еще он говорил, она быстрая, как молния. Тебе нравится имя Амару?
– Я боюсь змей, – призналась Лиззи. – Они часто снятся мне. Особенно последнее время.
– Нет, Лиз, амару – добрая змея. Вообще, среди змей добрых больше, чем среди людей. Но миссис Хопкинс – добрая. Правда, у нее много денег. Лиз, знаешь, если бы у меня было столько денег, я бы открыл свой ресторан и пел бы там все что захочу, а не что заставляет петь дядюшка Сичилиано. Почему ты плачешь, Лиз?
– Сама не знаю. – Она вытерла слезы. – Я надену джинсы и свитер, и ты прокатишь меня на этой своей змее, – сказала она, глядя на брата еще влажными от слез глазами. – Только дедушке с бабушкой мы ничего не скажем.
– Послушай, Лиз, тебе ведь…
Она махнула рукой и скрылась в доме.
Шоссе было почти пустынно. Вдоль него не было ни мотелей, ни ресторанов, ни даже придорожных закусочных. Томми отлично знал эту дорогу – она вела в селение, где жил дядя Джо. Туда редко кто приезжал на машине, а из местных жителей автомобили имели единицы. Автобус курсировал всего два раза в день. Изредка попадались допотопные «форды» и прочий металлолом – на своем мерно ревущем «кавасаки» Томми обходил их играючи. Лиззи крепко обняла брата за пояс и прижалась щекой к его спине. Она была почти счастлива. Скорость словно вырвала ее из привычной колеи и приподняла над землей.
– Давай, еще быстрей, – подзадоривала она брата. – Ну же.
И Томми жал на газ. «Кавасаки» оказался на редкость послушным. До этого Томми лишь дважды довелось управлять мотоциклом. Он соврал Луизе, сказав, что имеет права.
– Проведаем дядю Джо? – предложил он сестре. Лиззи согласилась. Ей было все равно, куда ехать.
Лишь бы не сидеть на месте. Лишь бы не думать…
– Черт, кажется, кончается бензин. Раньше здесь была заправочная станция. – Томми сбавил скорость, глядя по сторонам. – Похоже, ее закрыли, – пробормотал он, и Лиззи увидела справа от дороги покосившуюся вывеску со стершимися буквами. – Что же нам делать?..
Они остановились. Лиззи ощутила приступ тошноты. Она едва успела соскочить с седла. Ее вывернуло наизнанку, но позывы к рвоте не прекратились. Живот свело болезненной судорогой.
– Что с тобой? – Томми обеспокоенно суетился возле нее. – Чем тебе помочь?
– Пить, – прошептала она и покачнулась. Томми успел подхватить ее на руки.
– Здесь нет воды… Да ты совсем как перышко. Слушай, до дяди Джо мили полторы. Потерпи немного. Скоро будет автобус, мы обогнали его возле… Черт, то не наш автобус. – Он посмотрел на часы. – Последний уже прошел. Ничего, Лиз, кто-нибудь обязательно будет ехать. Увидишь, мы будем у дяди Джо еще засветло. Он так обрадуется нам. Лиз, сестренка, ну что с тобой?..
Тело Лиз обмякло. Лицо стало белым как мел, зрачки широко раскрытых глаз уставились в одну точку. Томми подхватил ее поудобней и припустил бегом, приговаривая: «Потерпи, потерпи, сестренка… Я с тобой… Все будет хорошо…»
Он окончательно выдохся, когда их наконец нагнал «фиат», за рулем которого сидел местный арарива – сторож в поле. Лиз осторожно положили на заднее сиденье, Томми протиснулся на устланный соломой пол между спинками и сиденьем. Он не сводил с сестры глаз.
– Ньаньа? – спросил хозяин машины. Томми кивнул и сказал:
– Она… она беременная. Хуан, а вдруг ей пора рожать?
– Нет. Он еще совсем маленький. Не больше детеныша курку. Когда он вырастет и станет, как два больших че'льо, тогда твоя ньанье будет рожать. А сейчас мы отвезем ее к моей сестре. Она знает, что нужно делать с беременной женщиной, чтоб она не родила прежде срока. У тебя очень красивая ньаньа.
По щекам Томми текли слезы. Он смотрел на Лиззи и думал о том, что если с ней что-то случится, он сядет на свой «кавасаки», разгонит его и направит в лоб фургону или рефрижератору. Он плакал оттого, что ему было жаль Лиззи, себя и, конечно же, Амару – новенького, блестящего и совсем ручного.
Они подъехали к домику с верандой, из которого вышла пожилая женщина со смолисто-черными прямыми волосами до плеч и глиняной трубкой в зубах. Арарива сказал ей что-то. Она кивнула.
– Неси ньаньа в дом, – велел Томми Хуан.
КОВАЛЬСКИХ ТЯНЕТ ДРУГ К ДРУГУ
Отыскать виллу «Дафнис и Хлоя» не составило большого труда. Бич, которого Паоло накормил ленчем в баре-закусочной возле галереи поп-арта, сообщил, что однажды в него стрелял сторож, охраняющий виллу напротив, – принял за воришку, хотя Попкорн (так звали бича его приятели) хотел всего лишь искупаться в бассейне.
– Хозяева в Европе – сейчас в Калифорнии сезон дождей, – рассказывал Попкорн, поглощая гамбургеры. – Богатые люди, шикарная жизнь. – Он наклонился к Паоло, понизив голос до доверительного шепота. – Там у них электронная охрана. Сработает, если даже пробежит опоссум, не то что… Не советую связываться с потомственными миллионерами. Можно взять один ювелирный магазинчик…
Паоло не стал дальше слушать его болтовню. Он расстроился, узнав, что хозяев «Дафниса и Хлои» нет дома. Денег оставалось дня на три, а без них человеку в Беверли-Хилл, штат Калифорния, делать нечего.
Паоло знал, как перехитрить электронику. Это была своего рода наука выживания, которую преподал ему безжалостный двадцатый век. Паоло проник на территорию поместья так же легко, как перелетает с одного дерева на другое птица. В гроте, воздвигнутом фантазией человека, привыкшего жить, чтобы тратить деньги, Паоло укрылся от дождя. Когда стемнело, он нарвал травы и сделал себе постель. Трава была сырая, и он вздохнул, невольно вспомнив шалаш на берегу реки. В этом вздохе не было сожаления – прошлое, понял он, должно оставаться прошлым. Паоло оно представлялось рядами книг на полке. Можно взять и почитать на ночь ту, где пишут про любовь. Когда-то, возможно, ему захочется прочитать и про войну.
Он натянул на голову куртку и заснул под шум дождя. Проснулся ровно через два часа – в голове, как он и рассчитывал, раздался звонок. Жить по звонку было не слишком уютно, зато давало шанс выжить. Особенно на страницах той книги, где люди ожесточенно и с наслаждением убивали друг друга, оправдывая свои безумные поступки коротким и столь многозначительным в своей кажущейся привычности словом – война.
Паоло выглянул наружу. Дом казался большой бесформенной глыбой, отбрасывающей тусклую тень на лужайку и ведущую к самшитовой роще аллею.
Он вышел, передвигаясь на обезьяний манер. Этот способ передвижения он усвоил там, где слово «жизнь» значило куда меньше любого другого слова – на всех языках. Хотелось есть. Обычно желудок вдохновлял Паоло на самые невероятные подвиги. По зову желудка он совершил несколько героических поступков.
Он знал, как заставить электронного сторожа поверить в то, что человек еще менее материален, чем привидение. Электронный мозг более доверчив и предсказуем, чем мозг хомо сапиенс, – это Паоло за свою жизнь тоже усвоил.
Он очутился в большой комнате. Посередине стояла огромная застланная мягким светлым покрывалом кровать. Он предвкушал, как отдастся ее беззаботному уюту. Но сперва нужно ублажить желудок.
Кухня располагалась в противоположном конце дома. Туда его привели едва ощутимые, а оттого еще более соблазнительные запахи съестного. Кофеварка работала бесшумно, а чтобы по дому не распространялся аромат кофе, Паоло включил вытяжку.
Он изучил холодильник с мясными продуктами. Достал из него пакет с тонкими ломтиками копченого бекона и кусок жареной свинины на ребрах. Хлеб заменили галеты – похоже, в этом доме экономили на хлебе, за день съедая его весь, до последней крошки.
Ужин получился королевским. Паоло слил в раковину кофейную гущу, вымыл чашку и ложку, собрал ладонью со стола крошки. Теперь можно отдаться сну.
Паоло проспал четырнадцать часов – это он определил по тем же внутренним часам, которые его никогда не подводили. Проснувшись, он мысленно пожелал себе доброго утра. В спальне пахло пылью, из чего можно было сделать вывод, что в отсутствие хозяев прислуга не слишком усердствует в поддержании чистоты. Это открытие его обрадовало. При мысли о хозяевах этого дома он испытал странное смятение чувств.
Когда в коридоре раздались шаги, Паоло мгновенно привел в порядок постель. Покрывало было синтетическим и в отличие от естественных материалов, не хранило в себе память о контурах человеческого тела. Под кроватью было безопасно. Он видел вдалеке женские ноги в босоножках. Конечно, ни босоножки, ни грубая походка не могли принадлежать хозяйке столь роскошного особняка.
Прислуга открыла окно, не обратив внимания на то, что его уже открывали ночью во время дождя и на подоконнике остались следы от высохших капель. Она сказала кому-то снаружи, что сломался замок на двери и она не может убрать на балконе.
Потом женщина небрежно прошлась щеткой пылесоса по мягкому синтетическому покрытию пола, изображающему траву в каплях росы. На этом ритуал уборки завершился. Фальшиво напевая себе под нос мелодию из репертуара Эллы Фитцджеральд, женщина удалилась.
Паоло вылез из-под кровати. Из окна спальни был виден бассейн. Вчера его чуть ли не полдня мыл ленивый толстый мулат. Паоло наблюдал за ним из своего грота и думал, что справился бы с этой работой максимум за полтора часа. Сегодня бассейн был до краев наполнен голубоватой водой. Однако шезлонги и столики все еще стояли под навесом. Из чего Паоло тоже сделал вывод, что хозяев сегодня не ждут.
Он решил не пользоваться ванной и душем – стенка выходила в коридор, где в это время дня вполне мог околачиваться кто-нибудь из прислуги. Судя по всему, в доме ее было немало – Паоло уже успел насчитать пять человек плюс ноги в босоножках, которые он только что видел из-под кровати.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41