она была совершенно пуста.— Разве он не великолепен? — с напряжением в голосе повторила женщина.— Так, уже лучше, лучше. Но помни, что этот вопрос риторический. Ударение на слове «великолепен».— Разве он не великолепен! — воскликнула Фэй.— Больше эмоций, больше сердца, дорогая Фэй. Продемонстрируй любовь матери к сыну, так великолепно поющему на этой сцене. Попытайся еще раз.— Разве он не великолепен! — неестественно взвыла она.— Нет! Так не годится. Свою интеллигентность держи при себе. Нужна простота, теплая любящая простота. Понимаешь, дорогая Фэй.У нее был сердитый и нездоровый вид. Все, начиная с помощника режиссера и кончая бутафором, выжидающе смотрели на нее.— Разве он не великолепен! — прохрипела она.— Лучше, гораздо лучше, — заметил маленький человечек, дав знак включить свет и камеру.— Разве он не великолепен! — снова повторила Фэй.Седоусый мужчина улыбнулся, кивнул. Потом взял ее за руку и они улыбнулись друг другу.— Стоп!Улыбка сменилась усталостью на лице. Свет погас. Маленький режиссер объявил перерыв.— Ты свободна, Фэй, можешь идти. Завтра к восьми. Постарайся хорошенько выспаться, дорогая, — как-то недоброжелательно добавил он.Она ничего не ответила. Сцена стала заполняться новой группой актеров. Фэй поднялась и пошла по центральному проходу. Я поспешил вслед за ней.Она шла медленно, двигалась словно наобум, без всякой цели. Безвкусная одежда — черная шляпка с траурной вуалью и прямое черное платье — делала ее крупную красивую фигуру нескладной: она походила на унылый призрак, бродящий по аллее.Когда она скрылась за углом отеля, я подхватил сумку с клюшками и пошел за ней. Я снова разволновался и почувствовал себя мальчиком-прислужником на площадке для игры в гольф, у которого нет надежды стать настоящим игроком.Фэй присоединилась к небольшой группке женщин всех возрастов и форм, направляющихся к главному выходу. Однако, не дойдя до него, они свернули с аллеи. Я последовал за ними и увидел, что они скрылись в павильоне для переодевания.Я прошел мимо охранника через ворота и вышел на улицу. Он запомнил меня и мою сумку.— Не понадобилось?— Нет, он вместо гольфа решил поиграть в бадминтон. Глава 6 Я ждал, когда она выйдет, включив двигатель машины. Фэй вышла и направилась в другую сторону. Она переоделась в хорошо сшитый костюм темного цвета и маленькую шляпку, одетую набекрень. Фигура у нее была стройная, и сзади она выглядела лет на десять моложе.Пройдя полквартала, она остановилась возле черного «седана», открыла дверцу и села за руль. Я двинулся в путь, влился в поток машин, предоставив ей обогнать меня. Я не боялся, что она заметит мою машину: в округе Лос-Анджелеса было полно голубых открытых машин, а движение на бульваре было интенсивным.Она ехала довольно быстро. Я вынужден был развить скорость до 110 км в час, чтобы не выпустить ее из виду. Я не думаю, что Фэй старалась оторваться от меня — она делала это просто ради удовольствия. Так мы выехали за город. На длинной петле последнего спуска я потерял ее. Затем на прямом участке я вновь догнал ее за минуту до того, как она свернула вправо. Я направился вслед за ней на дорогу под названием Будлу-лейн, которая вилась по склону между живыми изгородями. Метров через сто она свернула в проезд к дому. Я тут же затормозил и поставил машину под высокий эвкалипт.Через живую японскую изгородь, росшую вдоль тротуара, мне было видно, что она поднялась по ступенькам белого дома и скрылась внутри. Дом был двухэтажный, с гаражом, чуть врытым в склон горы. Он стоял посреди деревьев поодаль от дороги. Для женщины ее круга он был слишком красивым и дорогим. Вскоре мне надоело любоваться запертой дверью дома. Сняв пиджак и галстук, я положил их на спинку сиденья и засучил рукава. В ящичке с инструментом у меня находилась масленка. Взяв ее, я направился по дорожке к открытой двери гаража.Гараж был огромен. В него свободно можно было поставить несколько машин и даже грузовик. Странным было то, что тут на самом деле иногда бывал грузовик: на бетонном полу остались следы широких шин и большие пятна от подтекающего масла.Небольшое окно в стене гаража выходило прямо во двор. Там, спиной ко мне, сидел широкоплечий мужчина в алой шелковой рубашке. Его короткие волосы по виду были гуще и темнее, чем у Ральфа Сэмпсона. Я встал на цыпочки и прижался лицом к тонкому стеклу.Даже сквозь стекло сцена была живописная, как на картине. Широкая мужская спина в рубашке, бутылка с пивом, тарелка с солеными орешками на земле позади него и апельсиновое дерево над его головой с недозревшими плодами.Мужчина наклонился и протянул огромную лапу к тарелке с орехами. Пальцы скользнули мимо тарелки и уткнулись в землю. Затем он повернул голову, и я увидел его профиль. Это был не Ральф Сэмпсон. Лицо мужчины было словно высечено из камня скульптором-примитивистом. На нем была написана обычная история человека двадцатого века: слишком много борьбы, слишком много звериного мужества и слишком мало извилин в мозгу.Я вернулся к отпечаткам шин и, опустившись на колени, стал изучать их. Позади меня по дорожке раздались шаги, но я услышал их слишком поздно и не успел ничего предпринять.Мужчина в алой рубашке появился в дверях гаража и спросил:— Что ты тут вынюхиваешь? Нечего тебе здесь делать.Взяв масленку, я выпустил струю масла на стену.— Не загораживайте свет, пожалуйста, — произнес я.— Чего тебе? — тяжело спросил он.Его верхняя губа была толстая, как у слона. Он был с меня ростом, не широк к плечах, но впечатление производил. Я стал нервничать, словно разговаривал со свирепым бешеным бульдогом, охранявшим хозяйское имущество. Я поднялся.— Да, — проронил я, — вы, братец, обзавелись ими.Мне не понравилось, как он двинулся ко мне.— О чем ты толкуешь? Чем мы обзавелись? Ничем мы не обзаводились! А вот ты обзавелся неприятностями, притащив сюда свой вонючий зад!Он подошел так близко, что я уже ощущал его дыхание: пиво, соленые орешки, гнилые зубы.— Передайте миссис Голдсмит, что они наверняка у нее завелись.— Термиты?Он остановился. Я мог бы сбить его с ног, но вывести надолго из строя было трудновато.— Маленькие насекомые, которые все пожирают.Я опять плеснул масло на стену и добавил:— Маленькие паразиты.— Что у вас в этой жестянке?— В этой жестянке?— Да.Кажется я наладил отношения.— Это убивает, если не разом, то потихоньку, этих термитов. Они жрут это и мрут. Передайте миссис Голдсмит, что все будет в порядке. Скоро они исчезнут.— Не знаю я никакой миссис Голдсмит.— А хозяйка дома? Она звонила в управление и вызывала инспектора.— В управление? — подозрительно скривился он.— Управление по борьбе с термитами в Южной Калифорнии.— А! Но здесь нет никакой Голдсмит.— Разве это не Эвкалипт-лейн?— Нет, это Будлу-лейн. Ты ошибся адресом, приятель.— Ужасно! А я-то думал, что попал на Эвкалипт-лейн.— Нет, Будлу-лейн.Он широко улыбнулся над моей нелепой ошибкой.— Тогда я пошел. Миссис Голдсмит будет ждать меня.— Да, только погоди минутку.Он быстро выбросил левую руку вперед и схватил меня за воротник. Правую он сжал в кулак.— Больше здесь не появляйся! Тебе тут нечего делать.Лицо его налилось кровью от злости, глаза стали дикими и засверкали. Из искривленных уголков рта потекла струйка слюны. Этот тип был гораздо опаснее бешеного бульдога, и его поведение было трудно предугадать.— Смотри, — поднял я масленку, — эта штука ослепит тебя.Я брызнул маслом ему в глаза, и он взвыл, будто его ошпарили кипятком. Я рванулся в сторону. Его правый кулак скользнул по моему уху и обжег его. Воротник моей рубашки оторвался, оставшись в его руке. Правой рукой он прикрыл глаза, залитые маслом, и застонал, как ребенок, испугавшись слепоты.Когда я был уже на полпути к машине, то услышал, как позади меня открылась дверь. Чтобы не показывать свое лицо, я не стал оглядываться. Обогнув угол изгороди, я начал удаляться от машины и пробежал целый квартал.Когда я вернулся, на дороге никого не было. Двери гаража уже были закрыты, но машина Фэй все еще стояла на проезде к дому. Белый дом среди деревьев выглядел мирно и безобидно в свете ранних сумерек.Почти совсем стемнело, когда из дома вышла женщина в пятнистом платье. Пока «бьюик» разворачивался, я поехал к началу дороги и там стал ждать его. Обратный путь в Голливуд она проделала не так быстро, как днем. Я не упускал ее из виду.На углу Голливуда и Вэйна она свернула на частную стоянку, поставила там машину. Я остановился и стал наблюдать, как она войдет к Свифту. Потом я отправился домой и сменил рубашку. Пистолет в шкафу искушал меня, но я не надел его. Я вынул его из кобуры и положил в машину в вещевой ящик. Глава 7 Задний зал в ресторане Свифта был отделен панелями из мореного дуба, которые отражали матовый свет начищенных бронзовых люстр. По обеим сторонам зала располагались кабины с кожаными подушками на сиденьях. Остальное пространство было заставлено столиками. Все кабины и большинство столиков были заняты прекрасно одетыми посетителями, которые ели или ожидали, когда их обслужат. Большинство женщин были изящны, очевидно, они соблюдали диету для сохранения фигуры. Мужчины обладали мужественным голливудским взглядом, который трудно передать словами. В их громкой речи и размашистых жестах ощущалась настойчивая беззастенчивость, словно Господь Бог охранял их по контракту на миллион долларов.Фэй Эстабрук сидела в кабине в глубине зала, напротив нее виднелся локоть ее партнера в голубой фланели. Все остальное было скрыто перегородкой.Я подошел к бару и заказал пиво.Бармен ответил, что после шести у них пива не бывает. Тогда я попросил эль, дав ему доллар, я гордо заявил, что сдачи не надо. Но сдачи не причиталось. Он отошел.Я взглянул перед собой в зеркало, висевшее за баром, и увидел в нем лицо Фэй. Она быстро шевелила губами. Мужчина тотчас же встал. Он принадлежал к тому типу, который предпочитают компании молодых женщин, элегантные и молодящиеся, они неизвестно как делают доллары. Это был тот самый постаревший церковный певчий, которого описывал Крамм. Голубой пиджак облегал его фигуру, а белый шарф на шее оттенял серебристые волосы.Он пожал руку рыжеволосому мужчине, остановившемуся возле их кабины. Когда тот повернулся ко мне, я узнал его: это был писатель Рассел Хант.Седовласый попрощался с Фэй и направился к выходу. Я наблюдал за ним в зеркало. Он шел, глядя перед собой, как будто вокруг никого не было. И в самом деле, до него никому не было дела. Никто не поднял руки и не улыбнулся ему. Когда он вышел, несколько голов повернулось, несколько бровей приподнялось — и все. Фэй осталась в кабине одна.Я отнес свой стакан к столику Рассела Ханта. Он сидел в компании с толстяком, у которого был безобразный круглый нос с вздернутым кончиком и маленькие проницательные глаза агента.— Как дела, Рассел?— Хэлло, Лью.Он не был мне рад. Я зарабатывал три сотни в неделю, когда была работа, а значит, я был нищим в его глазах. Он получал пятнадцать сотен.Бывший репортер из Чикаго, он послал свою первую новеллу в «Метро», а вторую так и не написал. Из счастливого юноши Хант превратился в мерзкого старикашку с вечной мигренью, которому не мог помочь даже плавательный бассейн, так как он боялся воды. Я помог ему избавиться от второй жены, но третья оказалась не лучше.— Присаживайся, — пригласил он, заметив, что я не ухожу. — Выпей. От этого проходит мигрень. Я пью не из желания развеселиться, а для того чтобы утихла мигрень.— Учтите, — пробурчал мужчина с глазами агента, — если вы выдающийся художник, то можете присесть. В противном случае, я не стану тратить на вас время.— Тимоти — мой агент, — сообщил Рассел. — Я курица, которая несет ему золотые яйца. Посмотри, как чуткие пальцы играют ножом на мясе, а глаза задумчиво смотрят на мое горло. Я чувствую — не к добру это.— Он чувствует, — буркнул Тимоти. — Вы что-нибудь создаете?Я сел за столик и заявил:— Я человек действия. Сыщик.— Лью — детектив, — пояснил Рассел. — Он разыскивает человеческие грехи и выставляет их напоказ всему свету.— Каким образом вы так низко пали? — развеселился Тимоти.Мне эта болтовня не нравилась, но я пришел за информацией, а не просто так. Заметив выражение моего лица, он повернулся к стоящему неподалеку официанту.— Кому это ты пожимал руку? — обратился я к Расселу.— Красавчик с шарфом? Фэй говорила, что его зовут Трой. Одно время он был ее мужем, пока не стал импотентом.— Чем он занимается?— Точно не знаю. Я встречал его в разных местах, в Палм-Спрингсе, Лас-Вегасе, Тиа-Хуане.— В Лас-Вегасе?— По-моему, да. Фэй говорила, будто он импортер, но если это так, то я — дядя обезьяны.Эта шутка понравилась ему, и он продолжал болтать, потом внезапно замолчал... Лицо его стало тусклым и жалким.— Еще выпивку! — потребовал он, обращаясь к официанту. — Двойной скотч.Официантом был высокий старик с глазами-кнопками.— Я должен выполнить заказ этого джентльмена.— Он не хочет обслуживать меня!Рассел вскинул руки комедийным жестом отчаяния. Официант хотел что-то ответить, но заговорил Тимоти:— Я не хочу жареную картошку. Принесите картофельное пюре.— У нас нет картофельного пюре.— Но вы можете его приготовить, — возразил Тимоти, и его вздернутые ноздри раздулись.— Минут через тридцать-сорок, сэр.— О, боже! — воскликнул Тимоти. — Что за наказание! Давай пойдем к Чейзену, Рассел. Я хочу картофельное пюре.Официант стоял и смотрел на него. Взглянув на кабину, я заметил, что Фэй все еще там.— Меня больше не пускают к Чейзену, — заявил Рассел. — Я написал сценарий, в котором герои — злодеи-нацисты, и теперь считают, что я — агент коммунистов.— Кончай! — сказал я. — Ты знаком с Фэй Эстабрук?— Немного. Я помог ей несколько лет назад.— Представь ей меня.— Зачем?— Я давно мечтал с ней познакомиться.— Не понимаю тебя. Она слишком стара для любовных утех. Я объяснил на понятном для него языке:— У меня к ней сентиментальное уважение, родившееся в безвозвратные дни.— Представь его, если ему так хочется, — произнес Тимоти. — Сыщики раздражают меня. Кроме того, я хочу спокойно есть свое картофельное пюре.Рассел с трудом поднялся.— Спокойной ночи, — попрощался я с Тимоти. — Продолжай скандалить с официантом, пока не схлопочешь по своей жирной шее.Захватив свою выпивку, я направился за Расселом к Фэй.— Не говори ей, чем я занимаюсь, — шепнул я ему на ухо.— Кто я такой, чтобы раскрывать твое грязное ремесло? В узком кругу — это другое дело. Я люблю поболтать о твоих грязных делишках в узком кругу.Фэй Эстабрук вопросительно взглянула на нас.— Это Лью Арчер. Агент коммунистов. Он твой давний обожатель, моя дорогая.— Как трогательно, — проговорила она голосом, который растратила на ролях матерей. — Присаживайтесь.— Благодарю вас.Я сел напротив нее в низкое кресло.— Извините меня, — промолвил Рассел, — но я должен присмотреть за Тимоти. Он ведет клановую войну с официантом. Завтра вечером его очередь присматривать за мной. Всего хорошего.Он удалился.— Как чудесно, когда о тебе иногда вспоминают, — произнесла Фэй. — Большинство моих друзей уже давно забыли меня.Ее пьяная сентиментальность, наполовину деланная, наполовину искренняя, была мне после болтовни Рассела как бальзам на душу. Я подхватил ее прозрачный намек:— Так проходит мирская слава. Однако вы продолжаете играть?— Стараюсь не опускать руки. Тем не менее жизнь покидает город. Мы очень старались, делая фильмы, действительно старались. В зените славы я получала три тысячи в неделю, но мы вкалывали не ради денег.— Фильм — это цель.Я немного перефразировал цитату.— Фильм был целью, теперь это уже не так. Город потерял свою искренность, в нем не осталось жизни, во мне тоже.Вылив в бокал остатки вина, она залпом выпила. Я тоже прикончил свой бокал.— Вы все правильно делаете, — я скользнул взглядом по ее пышным формам, наполовину скрытым за длинным платьем.Формы были исключительно хороши для ее возраста — все было подтянуто, грудь высокая. Они были живые. В них чувствовалась женская сила, достоинство и кошачья гордость.— Вы мне нравитесь, Арчер. Вы симпатичный. Скажите, когда вы родились?— Вы имеете в виду год?— Дату.— Третьего июня.— В самом деле? Не думала, что вы Близнец. У Близнецов нет сердца. У них две души и они живут двойной жизнью. Вы бессердечны, Арчер?Она наклонилась ко мне. Ее глаза были широко раскрыты и устремлены вдаль. Я не мог понять, кому она морочила голову — себе или мне.— Я дружу со всеми, — заявил я, — каждый может положиться на меня в любом деле. Меня обожают дети и собаки.— Вы циник, — хмуро заметила она. — Полагаю, вы можете быть добросердечным, но только в воздухе или в воде.— Мы с вами можем составить прекрасную воздушно-морскую команду спасателей.Улыбнувшись, она укоризненно спросила:— Вы не верите в звезды?— А вы?— Конечно, верю — в чисто научный подход. Просто нельзя отрицать очевидного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19