Так почему бы не убраться отсюда? Это моя семья! И вас не касается, что происходит в ней.
– Уин! Как ты смеешь? – возмущенно воскликнула Грейс.
– Когда Грейс сама скажет мне, что я здесь нежеланный гость, тогда я послушаюсь ее. И если вы думаете, что меня волнуют лишь мои отношения с Грейс, то ошибаетесь. Мне на самом деле небезразличен Крис.
Сжатые в кулак пальца Уина взметнулись настолько внезапно, что Джек был застигнут врасплох. У него хватило реакции чуть отклониться, так что удар пришелся вскользь по краю челюсти.
Слепая ярость затопила Джека, и он нанес свой удар – удар, в который вложил всю силу своего гнева. Он с ужасом почувствовал, как его кулак ударился о кость, и увидел какое-то нелепое пятно – это была пола голубой в полоску рубашки Уина, вылезшей из-под пояса в тот миг, когда тот отлетел назад, нелепо махая руками в воздухе.
Потом туман рассеялся, и он увидел, что Уин лежит, распластавшись на ковре, в ногах у Корделии. Его подошвы касались изогнутых ножек кофейного столика, трясущийся локоть поддерживал вес тела, а предплечье покоилось на носках туфлей его бывшей тещи. Корделия сидела, вытаращив глаза, словно не знала, что делать – то ли помочь ему встать на ноги, то ли отстраниться с отвращением.
– Пошли к черту! Оба! – закричала Грейс. Ярость Джека тут же утихла. Он стал медленно разворачиваться в ее сторону. Она стояла прямая и клокочущая от гнева. Он двинулся было к ней, но тут услышал какой-то странный, булькающий звук, заставивший его обернуться к Уину. Тот пытался подняться с пола. Подогнув под себя одно колено и опираясь на другое, он стоял вполоборота к Корделии, напомнив Джеку викторианского рыцаря, просящего руки своей возлюбленной. Струйка крови текла из его орлиного носа.
Даже это у него получается красиво, как у голливудского каскадера, подумал Джек. Но что-то было не так с этим героем-любовником.
Уин плакал! Слезы катились по его щекам, оставляя блестящие следы.
– Уин, ты должен сказать им, что так взбудоражило Криса…
Грейс не дала Корделии договорить, она ринулась к Уину и рухнула на пол рядом с ним.
– Ради Бога, если ты что-то знаешь… Пожалуйста, пожалуйста, скажи! Даже если ты стыдишься этого. Мне нужно знать! Ведь в опасности его жизнь. Я знаю, что ты любишь Криса так же сильно, как я. И ты не хочешь, чтобы с ним случилось что-нибудь плохое!
Уин опустил голову. Слезы капали у него с подбородка, смешиваясь с кровью. Потом он заговорил низким горловым голосом:
– Он… Он хотел уехать домой. Поэтому я сказал ему о нас с тобой, о той ночи. Я думал, что это всего лишь вопрос времени, что мы снова будем жить одной семьей, под одной крышей. И если Крис будет у меня – словом, это заставит тебя поскорее решиться. Крис хотел поверить в это, но тоже боялся, что его надежды рухнут. – Он опустил голову еще ниже. – Я сказал ему, что если он вернется к тебе, я вряд ли смогу один содержать собаку. Я говорил это не всерьез – клянусь Богом, я никогда бы не избавился от Коди! Я был в отчаянии. Он знал, что я никогда не сделал бы ничего подобного…
Инстинктивная ярость, бушевавшая в Джеке еще миг назад, уступила место холодному гневу. Ему хотелось схватить Уина за горло и встряхнуть как следует. Но это не вернет Криса.
Джек подошел к Уину, который все еще пребывал в скрюченном состоянии, положив голову на согнутое колено, ухватил его за локоть и поднял на ноги, резко, но не грубо.
– Пошли, – сказал он отрывисто. – Нужно побывать во многих местах.
– Что?
Уин растерянно заморгал, в глазах у него все еще стояли слезы.
– Он не мог уйти далеко, ведь с ним собака. Можно исключить автобусы и поезда дальнего следования. Сомневаюсь также, что он уйдет далеко пешком, если даже станет голосовать на дороге. Предлагаю вслед за телефонными звонками навестить его друзей – он может скрываться у одного из них. Мы позвоним немного позже, узнать, появились ли у Лилы другие идеи.
Краем глаза он заметил, что Корделия встала и направилась в кухню. Через минуту она появилась с салфетками и кубиками льда. Быстро и ловко остановила кровотечение у Уина. Потом легонько подтолкнула его к Джеку, словно говоря: "А теперь иди, будь хорошим мальчиком".
Джек чувствовал, как усталый взгляд Грейс следит за тем, как он повел Уина в прихожую и достал их пальто из шкафа. Он уже переступил порог, когда она окликнула его. Джек повернулся и увидел, что Грейс идет к нему.
– Джек. – Грейс опять протянула к нему руку, но на этот раз не опустила ее, а держала поднятой, словно указывая заблудшему путь к дому. – Джек, возьми зонт. Собирается дождь.
Джеку не нужно было спрашивать, о чем она предупреждает его. Да, он сможет найти Криса, сможет даже достать луну с неба… Но это ничего не изменит. Мрачное предчувствие, которое было у него с самого начала, ожидание неизбежного – что через год-два она оставит его ради более молодого, более красивого, более энергичного мужчины – теперь становилось безжалостной реальностью.
Ему было невыносимо горько видеть, как Грейс достала из шкафа зонт и протянула ему. Джек покачал головой.
– Не надо, все равно забуду вернуть.
Он не сказал, что когда Крис будет найден, он уже не вернется сюда. А Грейс не решилась спросить его об этом.
23
Ханна уставилась на брата.
– Я не верю тебе!
– Это правда, я проболтался. Спроси у отца. Он не выдал меня, потому что я заставил его пообещать.
Бен извиняется?! – подумала она. Но когда это за ним водилось?
– Как ты узнал? – поинтересовалась она.
– Слушай, я не шпионил за тобой. Случайно услышал, как ты говорила по телефону с подругой. Ты ведь не шепотом разговаривала.
Ханна, готовившая себе ужин, – клубничное варенье, намазанное на поджаренные тосты, кусочки яблока и китайская лапша, оставшаяся от вчерашнего ужина – положила нож на стол. Бен приехал, чтобы отвезти мать на одну из ее бесчисленных встреч, но даже в строгом пиджаке с галстуком он выглядел как-то встрепанно, будто ехал на метро, а не на своей машине. Последнее время она не раз видела его таким – немного взъерошенным и явно не в духе. Над этим стоило призадуматься.
– Не понимаю! – вспылила Ханна. – Зачем ты сейчас об этом рассказываешь?
Заставь его говорить, сказала она себе. Продолжай его дергать. Так она сможет заглушить неприятное ощущение – сознание того, что именно она виновата в происшедшем, потому что накинулась на Грейс и настроила ее против отца.
Бен пожал плечами и отвел глаза, его ухоженные пальцы машинально давили крошки на разделочной доске.
– Наверное, я уже порядком устал от того, что все вокруг дергают меня, и не хочу портить тебе жизнь.
– Ты опоздал. Я уже накричала на Грейс.
– А что в этом нового?
Он, вероятно, имеет в виду канун Рождества, когда она закатила Грейс скандал. Отец, наверное, сказал ему об этом.
– А то, что она не заслужила этого! Кстати, запомни, что я не беременна. – Она понизила голос, чтобы мать, одевавшаяся в соседней комнате, не услышала ее.
– Если будешь неосторожной, то забеременеешь. Бен, как всегда, думал о худшем.
Ханна завинтила крышку банки с вареньем и начала сметать крошки со стола чтобы мать не обнаружила, какой беспорядок она учинила. А также чтобы Бен не заметил слезы у нее в глазах.
– Нет, я не забеременею. – Ханна откашлялась. – Кон и я… Не могу сказать, что у нас с ним все кончено, потому что там не было чему начинаться.
Было глупо рассказывать все это Бену, которому она ни за что бы не доверилась, не попадись он так кстати под руку.
Каких слов она ожидала от Бена? Откуда ему знать, что это такое – так страстно желать, чтобы тебя обняли, что готова переспать с человеком, который не самом деле тебя совсем не любит. Но, к ее удивлению, в голосе Бена прозвучало сочувствие:
– Ты справишься и с этим.
– Тут не с чем справляться.
Внутри нее была пустота, от которой, казалось, она вряд ли оправится. Если бы она по-настоящему любила Кона и он испытывал бы к ней такие же чувства, тогда она, по крайней мере, была бы убита горем. Вместо этого появилось ощущение, словно что-то важное прошло мимо, а она и не заметила.
– Еще здесь, – Бен указал на грязное пятно на белоснежной пластиковой поверхности стола.
– Спасибо, – она принялась за стол с излишней старательностью.
– Послушай, Ханна, если мои слова что-нибудь значат для тебя. Мне очень жаль, что все так вышло. – Он поправил одну из блестящих медных кружек, висевших в ряд над кухонной плитой. – Я знаю, как тяжело рвать отношения, даже если ты никогда не думал, что они будут долговечными…
Он был избавлен от дальнейших откровений появлением матери, вошедшей в облаке шифона и "Шанели № 5":
– Вот вы где!
Ее высокие каблучки застучали по полу, выложенному мексиканской плиткой. Натали подошла к Бену, раскачиваясь на каблуках, и подняла лицо, чтобы тот ее поцеловал.
– Нам надо спешить, а то опоздаем к коктейлю. Я обязательно должна увидеть Луизу – знаешь, она перестраивает свой дом в Ист-Хемптоне.
Она повернулась к Ханне. Бросила взгляд на стол, который та только что закончила вытирать, и между ее тщательно очерченными бровями появилась крошечная морщинка.
– Мы не должны опаздывать… и, пожалуйста, запомни, солнышко мое, что я не люблю приходить домой, когда здесь беспорядок.
Ханна подождала, пока после их отъезда пройдет минут десять, потом схватила ключи от машины матери, лежавшие в эмалевой декоративной тарелке рядом с телефоном. Она получила водительские права прошлой осенью, но никогда прежде не водила «мерседес» – мать боялась, что она разобьет его.
Внезапно Ханна поняла: ей все равно, что бы мать ни сказала или ни сделала… Она нацарапала записку на листочке из блокнота, лежавшего рядом с телефоном, и прикрепила ее магнитом в форме стрекозы к холодильнику.
"Уехала в Беркширс. Не волнуйся, с машиной все будет в порядке".
Спустя несколько часов Ханна лежала на кровати в загородном доме отца и глядела на тени на потолке.
Чего она добилась, ускользнув из дома и приехав сюда, в такую даль? Когда мать узнает о пропаже «мерседеса», она просто рассвирепеет.
Зачем она это сделала? Здесь не было, как она предполагала, ни уютно, ни комфортно. Она дрожала от холода в трусиках и фланелевой пижамной рубашке, лежа в спальне на верхнем этаже пустого дома, в то время как все остальные были далеко отсюда и наслаждались жизнью, даже не заметив, что она сбежала.
Слезинка скатилась по ее щеке. Она почувствовала себя таким ничтожеством… Хотелось ненавидеть Грейс, и в то же время она ненавидела себя за то, что даже не попробовала усомниться в виновности Грейс, а сразу же оборвала ее.
Почему у нее все складывается не так, как нужно?
Ханна услыхала стук. Это вода капала с сосулек на подоконник снаружи. Где-то залаяла собака и хлопнула дверца грузовика, а вслед за этим взревел мотор. Двумя этажами ниже, в подвале, заработал старый бойлер, и терморегулятор у ее кровати астматически заурчал. Она вслушивалась в эти привычные звуки, чтобы отвлечься от тягостных мыслей и не позволить чувству, бившемуся в ней, вылиться наружу. Вспомнился семейный психотерапевт, к которому отец и мать однажды затащили ее и Бена. Больше всего Ханна запомнила дурацкий генератор белого шума в комнате ожидания, из-за которого нельзя было ничего услышать в кабинете доктора Дикенштайна. Сейчас ей хотелось, чтобы такая же машина заглушила голоса, шумящие в ее мозгу.
Неудивительно, что отец предпочел Грейс, – стоит только посмотреть на нее, Ханну, предающуюся унынию в темноте.
Ханна мысленно представила чистый прямоугольник бумаги для «оригами», который сложила вдвое, потом вчетверо. Она почти физически ощутила, как ноготь скользит по сгибу бумаги. В жизни никогда не бывает такой аккуратности и точности. Почему она не может поладить с людьми, которых любит и которые, как она понимала в глубине сердца, любят ее?
Чтобы согреться, Ханна залезла под простыню и прижалась лицом к легкой хлопчатобумажной наволочке. Скрипы и шорохи старого дома заставили ее сердце биться учащенно. А вдруг какой-нибудь взломщик – один из сбежавших заключенных или психических больных, о которых она читала в газетах, – заберется в дом? Она представила, что сможет зарыться в матрас так, что, если кто-либо и заглянет сюда, то увидит только слегка смятую простыню, под которой она затаится.
А если посреди ночи старенький бойлер выключится? Ведь она замерзнет! Погружаясь в сон, Ханна представляла себе, как наступит утро, а она будет лежать здесь – превратившись в льдышку, и ее широко раскрытые неподвижные глаза будут устремлены в потолок.
Отец немного погрустит, а потом они – мать, Бен и особенно Грейс – поймут, насколько лучше им будет без нее…
Стук – шлеп!
Сон слетел с Ханны, и она подскочила на кровати. Пальцы автоматически потянулись к старому игрушечному медвежонку, зажатому между постелью и стеной. Она прижала игрушку к груди, сердце бешено колотилось.
Стук – шлеп – стук!
Опять этот звук… Енот? Иногда еноты залезали в мусорные ящики, если папа и Бен забывали плотно закрыть крышки. Однажды она услышала, как енот бегает по крыше, прямо у нее над головой. Но это был иной звук – он шел… Он шел изнутри, снизу.
Сердце у Ханны ушло в пятки. Подмышки стали мокрыми. Послышался новый звук, странный, скребущий, будто… будто… Ей вспомнился Ру – английский спаниель, который жил у них, когда ей было четырнадцать лет, и, состарившись, бродил по дому по ночам. Когда он ступал по старым половицам в кухне, его когти производили такой же скребущий звук.
Точно, это собака. Ханна услыхала, как та тихонько поскуливает, точно так же, как Ру, когда тот попадал в незнакомое для него место.
Какой полоумный полезет в дом с собакой? Как ни была Ханна напугана, она не собиралась лежать и ждать.
Она выскользнула из кровати, стараясь не шуметь, и прокралась в коридор. Ноги подкашивались. Спускаясь по лестнице, она держалась стены, где половицы не так скрипели. Внизу она осторожно обогнула стойку перил и из темной гостиной выглянула в кухню, освещенную каким-то необычным слабым светом.
Он стоял у открытого холодильника – худенький мальчик в грязной оранжевой ветровке, на побелевшем лице алел морозный румянец, на кроссовках налипла засохшая глина. Подле него на полу лежал такой же грязный золотистый ретривер, он поводил носом, вдыхая все разнообразие ароматов, исходивших из холодильника.
Мальчик, наверно, услышал ее шаги, потому что внезапно поднял глаза и на лице его появилось выражение страха, смешанного со смущением.
– Привет, Крис! – сказала Ханна, стараясь придать тону беззаботность.
– Что ты здесь д-д-делаешь? – заикаясь, вымолвил Крис.
– Могу задать тебе тот же вопрос.
– Я подумал, что здесь никого не будет. Я… я есть хочу. Задняя дверь была не заперта…
Она уставилась на него, раздумывая, что бы отец или даже Грейс сделали в этом случае. У Криса, по-видимому, какие-то неприятности… И можно поспорить, что Грейс сейчас рвет на себе волосы, не зная, где его искать. Но Ханне почему-то казалось, что не стоит лезть к Крису с вопросами.
– Нашел что-нибудь стоящее? – поинтересовалась Ханна и вдруг поняла, что на ней надета только фланелевая рубашка от пижамы, доходившая до колен. Но ведь Крис почти что член семьи. Она заглянула в холодильник.
Крис пожал плечами, однако Ханна заметила, что он почувствовал облегчение.
– Да так, кое-что… Старый хлеб и коробка яиц. Немного сыра, но, по-моему, он заплесневел.
– Что, если я сделаю омлет? Срежь плесень с сыра и сделай тосты. – Она наклонилась, чтобы почесать собаку за ухом, и та благодарно заколотила хвостом по полу. – Как его зовут?
– Коди.
– Хорошая собака.
– Нормальная.
Но в глазах Криса читалось обожание.
Она достала яйца, соус «Табаско», чашку с отбитым краем, в которую они с Беном обычно кидали мелкие монетки, и вдруг почувствовала, что кто-то легонько коснулся ее локтя. Она обернулась – это был Крис, глядевший на нее, как шпион из фильма о Джеймсе Бонде, которого загнали в угол, и он вдруг понял, что его жизнь в руках того, кто его захватил.
– Ты никому не скажешь, а, Ханна?
– Клянусь! Чтоб не сойти мне с этого места.
– Правда?
Он прикусил нижнюю губу.
– Ты знаешь слово из двух букв, которое начинается на «д», а кончается на "а"?
Правда, Ханна надеялась, что при легком нажиме ей удастся уговорить его позвонить домой.
Крис двинулся к ней, и на секунду Ханна растерялась, решив, что он собирается ее обнять, но потом поняла, что он просто тянется к полке холодильника за ее спиной, чтобы достать сыр.
– Проверь шкафчик под раковиной, где-то там должна быть банка с собачьей едой. – Она повернулась к нему спиной и стала рыться в отделении для специй в поисках перца. – Открывалка в ящике стола около плиты… И подальше от меня с этими консервами, а то меня вырвет.
– Ханна?
Он стоял возле раковины с заржавленной банкой «Альпо» в одной руке и консервным ножом в другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51