– Ладно, неважно. Мне все равно пора ехать. Рано утром у меня завтрак с агентом, а я еще даже не просмотрел рукопись, которую она мне прислала.
– Бен. – Она встала. Ее глаза – почти на уровне его глаз – глядели спокойно и отнюдь не извиняющимся взглядом. Но рот кривился в улыбке, а слова были самыми теплыми. – Я могу перенести приглашение на другой раз? На завтрашний вечер? Почему бы тебе не прийти на обед, чтобы девочки узнали тебя получше?
Он хотел было отговориться, предложить пообедать где-нибудь в городе или приехать после того, как девочки уснут. Но что-то в том, как она присматривалась к нему, заставило его кивнуть и спросить:
– Во сколько?
Он вышел из дома и был на полпути к машине, когда вспомнил, что она так и не сказала, решила она отдать Грейс письма Траскотта или нет.
16
Был уже седьмой час, когда Грейс вернулась домой из библиотеки на Сорок второй улице, где провела целый день, роясь в старых журналах и газетах в поисках фотографий ее отца и Маргарет. Ей удалось найти только одну – не очень четкий снимок репортера ЮПИ, на котором они спускались по лестнице здания Сената. Маргарет шла, соблюдая приличия, позади отца на один-два шага и несла папку с документами.
Если бы не письма отца к Маргарет, она навсегда осталась бы известна лишь как его многолетняя официальная помощница. Тогда стоит ли огород городить? К чему, думала Грейс, приведут все ее поиски? В лучшем случае она поймет – что Маргарет смогла дать отцу, чего мать или не сумела, или не захотела дать.
Не буди спящую собаку, словно услышала она предостерегающий голос матери. Мать…
Грейс взглянула на часы. Мать прилетала сегодня во второй половине дня. Сейчас она, вероятно, уже устроилась в доме Уина и ровно через два часа будет здесь, хотя, слава Богу, они договорились только выпить и закусить вместе. Какое счастье, что Лила уговорила Грейс отказаться от первоначального плана! Грейс не надо было долго уговаривать, и она заказала столик в «Луме». Но это не решало остальных проблем. Даже если не нужно готовить стол, все равно придется разговаривать с матерью. Что они скажут друг другу? Ох, из этого точно не выйдет ничего хорошего!
Но и с Ханной ты тоже не надеялась найти общий язык!
Грейс вспомнила письмо Сисси, в котором та написала, что у матери роман с их бывшим учителем, мистером Россом. Интересно, изменилась ли мать, если это действительно любовь?
Она снимала у двери пальто, когда появился Крис.
– Я сказал, что ты скоро придешь, – прошептал он, указывая взглядом в гостиную, – а она сказала, что согласна подождать.
Грейс почувствовала вдруг, что ей не хватает воздуха. Мать? Пришла раньше времени?!
Но это была не мать. Их гостья сидела на диване спиной к ним. Аккуратная прическа, широкие плечи. Нола? Да, это была она. Но Нола не имела привычки заходить без предварительной договоренности. Значит, что-то случилось.
Грейс бросило в жар. Она вошла, не смея даже надеяться, что та передумала и будет сотрудничать с ней в работе над книгой. Где-то глубоко, как ни странно, теплилась надежда, что Нола просто забежала поприветствовать ее. И что она, Грейс, будет избавлена от необходимости открыть матери мучительную правду об отце. И все же…
– Нола, какая неожиданность! – воскликнула Грейс. – Если бы я знала, что ты придешь, то вернулась бы пораньше. Ты давно ждешь?
– Не очень. К тому же твой сын развлекал меня. Рассказывал о новой компьютерной программе. – Нола скорчила смешную гримаску. – Ощущаю себя каким-то динозавром.
Крис усмехнулся в ответ.
– Я бы мог показать вам, как работать на компьютере, если хотите. Это не трудно.
Грейс заметила, что Крис чувствует себя с Нолой более свободно, чем с другими незнакомыми ему людьми. Может быть, в этом заслуга Нолы, ее непосредственной манеры общения. У каждого подростка, подумала Грейс, есть "детектор неискренности", и они за долю секунды определяют – кто относится к ним хорошо из вежливости, кто – желая произвести приятное впечатление на их родителей, а кто просто по-доброму.
– Я бы не прочь. – Нола протянула руку, которую Крис подал после секундного замешательства. – Мистер, вы свободны. Возвращайтесь к своему компьютеру. Вы выполнили свой долг – приглядели за этим динозавром.
Она рассмеялась, и серо-голубые глаза Криса засияли в ответ.
– Лучше пойди и уложи вещи, – сказала Грейс, когда он направился к двери, – бабушка будет ждать тебя.
Уин просил, чтобы Крис переночевал у них. Это было бы приятно Корделии, которая жаловалась, что ей не удается побыть подольше с внуком.
Как только Крис вышел в коридор, Нола повернулась к Грейс.
– Ты, вероятно, удивляешься, почему я зашла, не позвонив заранее.
– И правильно сделала, – ответила Грейс, вспомнив, как в свое время поступила так же. – Я рада видеть тебя.
Нола нерешительно улыбнулась.
– Выпьешь бокал вина? – предложила Грейс. – В холодильнике есть белое.
Нола покачала головой.
– Не возражаешь, если я сяду? Надеюсь, я тебя не задерживаю.
Грейс надо было привести в порядок квартиру до прихода матери, убедиться, что в холодильнике достаточно льда, а Крис не опустошил все бутылки с содовой. Но она указала Ноле на диван, где мягкие подушки все еще были примяты после того, как Нола сидела, откинувшись на них.
– Ничуть не задерживаешь, – ответила Грейс.
– Я пробуду у тебя всего несколько минут, – успокоила ее Нола. Она снова опустилась на диван, сначала положив ногу на ногу, но потом села, сжав колени, и слега наклонилась вперед. – Я не надеялась, что застану тебя дома. – Она достала увесистый плотный конверт из портфеля, лежавшего, как заметила сейчас Грейс, открытым у ее ног. – Может быть, это объяснит, почему я надеялась, что не увижу тебя.
Голос Нолы звучал ровно, но ее выдавала жилка, пульсировавшая на гладкой коже виска.
Грейс оцепенела, почувствовав, что не может двигаться и говорить. Но в сердце у нее билась надежда. Надежда, смешанная со страхом.
Она смотрела на руки Нолы, ее необычно длинные пальцы с широкими, плоскими ногтями. Где она раньше видела такие руки? И тут ее осенило. Ну конечно, это были руки ее отца…
Нола подняла голову – и их взгляды встретились. Она поняла: Грейс догадалась о содержимом конверта.
Прошлой ночью, после ухода Бена, она достала из шкафа коробку из-под обуви – коробку, которая лежала там нетронутой почти десять лет и которую она открывала уже второй раз за последние две недели. Там лежали мамины бумаги: копии свидетельства о рождении Нолы, документы по страховке, фотографии племянников и племянниц в младенческом возрасте, техпаспорт «понтиака», уже давно покоящегося на свалке автомобилей. И на самом дне лежала перевязанная желтой тесемкой пачка писем, на которых размашистым заостренным почерком Юджина Траскотта было написано имя Маргарет Эмори.
Может, мама была неправа, заставив ее пообещать, что она не покажет их никому?
Конечно, в те времена все было по-другому. Белый мужчина и черная женщина. Женатый белый мужчина, к тому же прославленный сенатор.
Мама просила хранить тайну потому, что никто не поймет, какая любовь связывала их.
И, в конце концов, мама была просто напугана – напугана тем же, с чем придется столкнуться Ноле, если все это выйдет наружу. Газеты, публикующие грязные лживые истории. Но продолжать жить, как прежде, спрятав голову в песок, – разве так надо относиться к прошлому? Вместо того, чтобы гордиться тем, что она сдержала обещание, данное матери, Нола чувствовала стыд, какой испытывала сотни раз, когда врала Таше и Дэни, что их папочка слишком занят, чтобы приехать навестить их, в то время как правда состояла в том, что Маркусу было просто наплевать на все.
Но самое главное, уверяла она себя, что мамины письма не попадут в какую-нибудь бульварную газетенку или к какому-нибудь пошлому продюсеру, который сделает из них слезливый телевизионный фильм. Нет. Она доверит их Грейс Траскотт… своей сестре, да, сестре, хотя они не воспитывались под одной крышей.
Нолу охватило воспоминание о времени, когда она была совсем маленькой, – воспоминание о крупном человеке с огромными, массивными руками, который держал ее на коленях и пел ей. "О, Сюзанна, не плачь обо мне…" Она помнила его запах, сладкий, еле уловимый медицинский запах виски в хрустальном графине, стоявшем у мамы в буфете. "Где моя зеленоглазая девочка?" – обычно говорил он. А она соскальзывала с его колен и тянула руку кверху, как в школе. Он притворялся, что не видит ее, заглядывал во все углы. Она почти задыхалась от смеха… наконец, его взгляд падал на нее. С улыбкой, внезапной и ослепительной, похожей на луч солнца, появляющегося из-за гребня горы, он восклицал: "Эй, может, вы видели ее? Она вот такая высокая! – и опускал руку ладонью вниз, пока она не касалась ее макушки. – А зовут ее Нола".
Нола Траскотт. Она едва не произнесла это имя вслух. Ее настоящее имя.
Сейчас все сомнения, кажется, покинули ее. Нола вручила свой драгоценный груз Грейс и почувствовала уверенность, что поступает правильно.
– Вот, – произнесла она, – это принадлежит тебе так же, как и мне.
Грейс смутно осознавала, что прижимает конверт к груди, но ясно ощущала, как слезы катятся у нее по щекам.
– О, Нола, не знаю, что… Спасибо!
Грейс почувствовала, что она и Нола, несмотря на общую кровь, а вовсе не благодаря ей, будут связаны на всю оставшуюся жизнь.
– Это не подарок, – голос Нолы слегка дрожал. – Надеюсь, что ты поступишь правильно. Позаботься, чтобы эти письма не использовались в дурных целях.
– Не беспокойся об этом.
– Моя мать… После его смерти она тяжело заболела. Она болела очень долго.
Казалось, Нола обращается к ажурной металлической настольной лампе, стоявшей за плечом Грейс, на ее прелестном лице застыло отсутствующее выражение.
Грейс знала об этом, но произнесла:
– Расскажи мне о своей маме.
– Эмфизема легких. Когда они поставили диагноз в первый раз, мне было всего двенадцать и я даже не знала, что это означает. Не могла даже выговорить это слово. – Нола засмеялась глухо и горько.
– Мне очень жаль.
– Она прожила достаточно долго, чтобы увидеть, кем стал Джин Траскотт. Героем, легендой. Тот самый человек, который написал книгу о Кеннеди – я забыла его фамилию, – написал его биографию. И статьи в журналах, и научные очерки. Мама не пропустила ни одного из них. Она лежала в постели, не могла даже поднять голову, но читала все до последнего слова. Иногда я замечала, что она морщится, как будто не соглашаясь. А иногда я видела слезы у нее на глазах, словно она заново переживала то, что описывает автор. Мне бы хотелось, чтобы она смогла прочитать твою книгу – в законченном виде, когда ты расскажешь всю правду.
Слезы жгли лицо Грейс.
– А как же твое обещание? Нола выпрямилась.
– Я также обещала всегда помнить о том, что он и моя мать значили друг для друга. И твоя книга расскажет об этом. Она не сделает его менее великим… Просто он станет более человечным.
Грейс, подумала Нола, возможно, не осознает, на какую жертву я иду. Библиотеку, спроектированную мною, могут и не построить после того, как будут опубликованы эти письма. Корделия Траскотт не позволит внебрачной дочери своего мужа принять какое-либо участие в создании его мемориала.
Нола не стала говорить Грейс об этом. Письма принадлежали маме, но библиотека была ее детищем. Еще существовала возможность, что именно ее проект будет выбран – если Мэгвайр станет держать язык за зубами относительно автора. Чем меньше людей будут знать об этом, тем лучше…
– Я никогда не думала о нем в таком плане, – тихо сказала Грейс, – как о человеке. Для меня он был… Он наполнял собой наш дом, даже когда отсутствовал.
– Может быть, именно из-за такого поклонения он и не бывал часто дома, – предположила Нола. – Ведь даже героям время от времени необходимо спускаться с пьедесталов на землю.
Грейс положила конверт на колени. Она чувствовала правду в словах Нолы. Сможет ли она когда-либо простить его – отца, которого чтила, который лгал ей, но который, как заметила Нола, был всего лишь человеком?
А мать? Простит ли она Грейс после того, как та покажет ей эти письма? А Грейс обязана сделать это.
– Кто умер? – спросила Лила.
Грейс видела лишь макушку своей подруги, высовывающуюся из-за огромной корзины цветов, которую только что доставили. Боже, эти цветы действительно выглядят так, будто их приготовили для похорон. Она открыла крошечный конвертик, достала из него карточку и прочитала с замиранием сердца: "С нетерпением жду вечера. С любовью, мама".
– Труп перед тобой, – простонала Грейс.
– Напомни мне, что я должна послать пожертвование в Общество защиты животных в память о тебе, – молвила Лила. – Куда их поставить?
– На тот низенький столик рядом с диваном. Это станет сенсацией дня. Ты можешь сказать всем, что меня уничтожила мафия.
– Мой нынешний приятель Энрико… кажется, его дядя работает на мафию.
– Ты не рассказывала мне о нем.
– Рассказывала, он работает в химчистке. Он вычищал собачью шерсть из всех моих тряпок. Попросил о свидании. А потом оказалось, что ему нужно одно – торчать у меня в квартире и смотреть видео. – Лила перебирала цветы и вдруг расхохоталась. – Твоя мать еще хуже разбирается в цветах, чем я в мужчинах!
– Нет, в цветах она разбирается. – Грейс с удивлением обнаружила, что защищает мать. – Ты бы взглянула на ее сад – это настоящий райский уголок! Сегодня ей просто попался плохой флорист.
Грейс вспомнила весенние тюльпаны и – сокровище матери – розы в ее саду. И зеленые персики, которые она срывала до того, как они созреют, после чего неизменно страдала животом. Она вспомнила величественные старые залы и комнату для завтраков в доме матери, заставленную букетами львиного зева, пионов, душистого горошка и роз, охапки чабреца, базилика и ромашек в вазах с широкими горлышками.
Мать так же лелеяла и пестовала свои воспоминания. Поэтому правда о Маргарет для нее подобна внезапному сильному морозу.
Грейс почувствовала, как внутри нее растет страх. Как открыть все это матери? Часть ее существа жаждала сохранить письма в тайне, как это когда-то сделала Нола, но она понимала, что это будет неправильно. У нее есть обязательства не только перед собой как биографом Юджина Траскотта, но и перед историей. Может, она найдет какой-нибудь способ объяснить матери…
Мать разозлится – не на отца, а на меня. Она скажет, что я делаю это для того, чтобы отомстить ей.
Грейс в последний раз видела мать после того, как разошлась с Уином. Тогда она прилетела в Блессинг, чтобы забрать Криса после его ежегодного визита к бабушке. К тому же (почему ты не хочешь это признать?) она надеялась на сочувствие матери и моральную поддержку. Хотела, чтобы мать увидела, как она страдает из-за развода. Но все два дня мать только и делала, что придиралась к ней. Конечно, она не одобряла мой поступок, но разве трудно ей было просто обнять меня и прижать к груди?
– Не понимаю. У тебя было все! – повторяла мать в сотый раз, пока они стояли в аэропорту у пункта контроля, похожие на пару уставших от боя гладиаторов. – У тебя есть все, чего может желать женщина, – поправилась мать. – Как ты могла взять и отбросить это?
– Ты права в одном, – сказала ей тогда Грейс, чувствуя прилив жгучей обиды, вызванный равнодушием матери. – Ты не понимаешь меня. И никогда не понимала. Не знаю даже, зачем я здесь. Одно я знаю точно: постараюсь больше не делать этой ошибки – не буду надеяться получить хоть что-то от тебя.
Мать сжалась, ее глаза сверкнули из-под полей шляпы.
– И не надейся.
Не приезжай. Не приставай. Ты не нужна мне! Именно это услышала Грейс. Слова эти гремели у нее в мозгу, когда она прошла через контроль не оглядываясь. А если бы обернулась, то увидела бы, что мать все еще стоит там – прямая, стройная и бескомпромиссная.
Сегодня, спустя два года, начнут ли они с того, на чем расстались? Или смогут начать все заново, смогут отбросить обвинения и взаимное недовольство и позволят любви, более долгой, чем память, повести их вперед по этому новому и в чем-то более опасному пути?
Грейс ощутила, как внутри все заныло от предчувствия будущей встречи.
Что ж, по крайне мере, у нее есть Лила и Джек, которые придут на помощь, если потребуется.
Грейс посмотрела, как Лила расставляет цветы на столике, поднимая подрисованные карандашом брови, и ощутила прилив нежности к своей взбалмошной подруге.
– Тот, кто любит цветы, не может быть совсем плохим, – заметила Лила.
– Ты говоришь о моей матери? – Грейс вздохнула. – Во многих отношениях она замечательный человек.
– Я-то ждала, что в эту дверь войдет леди Макбет, а теперь представляю себе Мелани Вилкес. Которая, кстати, лично у меня всегда вызывала отвращение.
– Нет, она и на Мелани не похожа, – ответила Грейс, пытаясь найти верные слова для описания матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51