Проблему не удастся решить простым нагоняем.
Грейс уставилась на опустевший коридор. "Мисс Лонжейкер – третий класс", прочитала она надпись на табличке, прибитой к стене рядом с коллекцией цветастых рисунков. Пилигримы с мушкетами, улыбающиеся турки, американские аборигены, несущие коробки с кукурузой. Всего две недели осталось до Дня Благодарения, дня, когда собираются все члены семьи, когда люди редко встречающиеся в повседневной жизни и у которых, возможно, мало общего собираются, чтобы пожать друг другу руки.
– Что вы собираетесь делать? – спросила Грейс, испытывая что-то похожее на ненависть к этой женщине с добрым лицом, которая оказалась вестником плохих новостей.
– По правде говоря, я рассчитывала, что предложение будет исходить от вас. Если у вас какие-то проблемы дома, то я могла бы кое-кого порекомендовать. Я знаю нескольких психотерапевтов, к которым в прошлом отсылала учеников. – Миссис Эллерби наклонилась вперед, понижая голос: – Конечно, все будет сохранено в тайне.
– У Криса уже есть врач, – сказала Грейс, – вот уже два года.
Она почувствовала, что погружается в безысходность, как путник, который следовал по дороге, руководствуясь дорожными знаками, и которые вдруг оборвались. Куда ей следует повернуть? К Уину? Он заявляет, что Крис в его присутствии – совсем другой ребенок: счастливый, отходчивый, словоохотливый. И это правда, черт побери. Она видела их вместе, замечала, как вспыхивает лицо Криса, когда отец входит в комнату.
К доктору Шапиро? Он и так старается изо всех сил, если судить по тем встречам, на которых Грейс присутствовала. Грейс не удавалось отделаться от ощущения, что она пытается пальцами вытащить гвозди из доски.
Грейс встала.
– Я поговорю с Крисом, – сказала она, надеясь, что ее голос звучит убедительно и сдержанно, хотя на самом деле чувствовала себя так, словно все время кого-то обманывала. – Я уверена, что этого больше не произойдет.
Никакой гарантии быть не может, и они обе знали это, но что еще она могла сказать?
Прозвенел последний звонок, и она пошла к выходу по дорожке, которая пересекала лужайку между школой и небольшой часовней святого Эндрю, сложенной из дикого камня. Грейс нашла телефон-автомат на углу улиц Гудзон и Кристофер.
Грейс сначала соединили с секретарем в приемной, потом просто с секретарем и затем еще минуту ей пришлось провести в мучительном ожидании, прежде чем Джек поднял трубку.
– Грейс! – Его глубокий сердечный голос подействовал на нее живительной влагой, словно чашка чая, которую она мечтала выпить по возвращении домой. – Я разговаривал по другой линии с Лондоном, но когда я услышал, что это ты…
– Джек, прости, что я отрываю тебя от работы, – прервала она его, – но кое-что случилось.
Она рассказала о Крисе.
Грейс боялась услышать, как он скажет, довольно посмеиваясь, что-нибудь вроде "мальчики есть мальчики". Так сказал бы Уин. Но она ощутила, как Джек вздрогнул.
– Господи, тебе как раз только этого не хватает. Чем я могу помочь?
– Я еду домой, – ответила она. – Если его там нет… Она предпочла не говорить о худших опасениях.
– Послушай, я встречу тебя дома. Через десять, самое большее – пятнадцать минут, как только удастся схватить такси.
– Джек, ты не должен… – начала было она, но он уже повесил трубку.
И как я могла сомневаться в его любви? – недоумевала Грейс, пытаясь поймать такси. Даже с его слепой любовью к Ханне, а, возможно, именно поэтому, он – самый заботливый человек из всех, кого она когда-либо знала.
Она выбиралась из такси, когда заметила, как он поворачивает из-за угла. Джек ускорил шаг, торопясь ей навстречу.
– Тебе не следовало бы приезжать, – сказала Грейс, – но я рада.
– Не волнуйся, все будет в порядке.
– О, Джек, я знаю, нет никаких причин думать, что он не вернется. Я как раз боюсь не этого. А просто… У меня такое ощущение, что я теряю его, как будто он ускользает у меня из рук.
Он убрал с ее щеки прядь волос. Несмотря на холодный ветер, гнавший стремительно летящие листья вдоль тротуара, на котором они стояли, его пальцы оставались теплыми. Это была одна из тех вещей, которую она больше всего любила в Джеке, – он давал осязаемое тепло, словно старомодная печка в углу продуваемой сквозняками хижины.
– Он перерастет это, – сказал Джек. Потом, как будто поняв, что это звучит банально, он добавил со вздохом: – Но временами это тяжело, я знаю.
– По крайней мере, Ханна не прогуливает уроки.
– Иногда мне почти хочется, чтобы она прогуливала. Ханна воспринимает все слишком серьезно.
– Мне хочется верить, что Крис где-то, как и прежде, хорошо проводит время. Но, Джек, похоже, что он пытается мне что-то сказать… но не знает, как это сделать. Это моя ошибка?
– Крис – хороший ребенок, – сказал Джек, и по тому, как задумчиво он произнес эту фразу, она поняла, что он имеет в виду. – А ты – ужасная мать. Не будь такой суровой по отношению к себе.
Слезы жгли ей глаза.
– Спасибо, мне было необходимо это услышать. – Она моргнула и улыбнулась. – Но ты мог сказать мне это и по телефону.
– А разве не лучше услышать это лично? Она кивнула.
– Теперь я знаю, почему влюбилась в тебя.
– Разве не из-за моей обходительности и сексуальной привлекательности?
Он улыбнулся, и его синие глаза прищурились.
– Поэтому тоже.
– Я бы пригласила тебя войти, – сказала она, – но Крис с минуты на минуту вернется, если он уже не дома. Будет лучше, если я справлюсь с этим сама.
В то же время какая-то ее часть страстно хотела, чтобы Джек сказал: "Тебе достаточно долго приходилось справляться с этим самой. Пришло время вмешаться кому-нибудь еще".
Если бы только Крис был их сыном, ее и Джека, тогда для Джека было бы вполне естественным поговорить с ним. А после этого они бы с Джеком обсудили все в спальне, делясь своими переживаниями и пытаясь прийти к какому-нибудь решению.
Но Джек сказал:
– Хорошая идея.
Волна одиночества захлестнула Грейс. Но это же глупо! Джек бросил работу и ринулся к ней на помощь – сколько мужчин поступило бы так же? Если разумно подойти к этому, то на что еще она могла бы рассчитывать? Тем более, что Крис скорее прислушается к проповеднику на углу, чем воспримет совет Джека.
– Мы сегодня ужинаем, ничего не меняется? – спросил Джек.
Она в смятении кивнула.
– А почему бы нам не встретиться после работы у «Бальдуччи» и прихватить кое-что оттуда? Это избавило бы тебя от необходимости готовить, – добавил он, лукаво взглянув на нее.
– Звучит заманчиво, – сказала она с воодушевлением, хотя совсем его не чувствовала. – Я позвоню тебе, когда вернусь из магазинов с Лилой.
Поднимаясь на лифте, Грейс почувствовала себя еще хуже, чем до встречи с Джеком. В квартире ее встретили громкие такты стереомузыки, доносящиеся из комнаты Криса. Волна облегчения нахлынула на нее.
Она нашла его в комнате лежащим на кровати, прикрыв рукой глаза, будто слабый свет, пробивающийся сквозь щели плотно закрытых штор от Леволорс, казался слишком ярким. Перешагивая через смятую кучу одежды, груду аудиокассет, тарелку с корками от бутербродов, она, добравшись до стереосистемы, резко повернула выключатель.
Гром музыки внезапно оборвался, и Крис резко выпрямился, будто его укололи булавкой.
– Привет!
Грейс села на кровать, в ушах у нее звенело, гнев заставлял сердце глухо стучать. Она открыла рот, чтобы наброситься на него, но ее что-то остановило. Как будто бы более добрая, мудрая часть, словно ее двойник, отделилась от нее и стала всем распоряжаться. Она глубоко вздохнула.
– Крис, – сказала она нежно. – Пойдем со мной. Давай-ка, возьми куртку.
– Куда?
Глаза его сузились.
– На улицу.
– Мама, мне надо делать уроки, – возразил он.
– Попозже я помогу тебе. Пойдем, сегодня такой чудный день, и просто жалко терять его.
Он посмотрел на нее, словно она сошла с ума.
– Да что с тобой? Что произошло, почему ты не работаешь?
Неужели Крис представляет ее такой? Всегда настолько занятой? А теперь из-за Джека времени у нее тем более нет. Грейс почувствовала, как будто ей сделали укол шприцем, наполненным чем-то более сильным, чем лекарство: правдой.
– Я работаю, – сказала она, пытаясь вытащить его безвольное тело из кровати. – Если ты не называешь работой то, что я волочу шестьдесят пять килограммов груза, то что же тогда работа?
Крис слегка улыбнулся.
– Это как-то связано с Джеком? – спросил он подозрительно.
– С каким Джеком?
– Мам, не притворяйся.
– И не думаю. Ты единственный человек, с которым мне хотелось бы провести время после обеда.
Не стоит сейчас говорить ему, что сегодня вечером Джек придет на ужин, до этого еще много времени.
– Ты странная. Куда мы пойдем?
Казалось, он вдруг сообразил, что причина ее неожиданного поведения, возможно, кроется в том, что он прогулял занятия: она заметила, как он вдруг залился краской.
Грейс взяла его безвольную руку в свою и сжала ее. Его серо-голубые глаза посмотрели на нее с новым выражением, в котором смешались осмотрительность и острая тоска.
– В цирк.
Грейс, стоя на узкой стальной платформе под куполом цирка, думала о заключенных в тюрьму писателях в Китае, для которых они добывали деньги этим бенефисом и удивлялась: а не умнее было бы просто пожертвовать им денег? Но как раз сейчас она так сильно тряслась, что не в состоянии была бы выписать чек, даже если бы и очень постаралась.
Взглянув вниз, она заметила стройную, атлетически сложенную фигуру, опускающуюся в кресло рядом с Крисом. Даже с такого расстояния, она узнала свободную элегантность, густые золотые волосы. Уин. Он-то что здесь делает? Как он вообще узнал об этой генеральной репетиции?
Ее нервозность исчезла, так как беспокойство совсем другого рода захватило ее. Что он хочет? И почему, когда ему достаточно только поднять трубку, чтобы связаться с ней, он обременяет себя поездкой в центральную часть города? В рабочий день, когда ему некогда продохнуть от собраний, присутствий в суде, судебных дел, письменных показаний, когда каждая минута на учете и набита до отказа работой.
Это, должно быть, из-за Криса – Уин собирается уговорить ее отпустить Криса с ним на Рождество.
Она почувствовала, что задышала учащенно, накаляясь от гнева. В этом году – ее очередь. Конечно, он наверняка станет извиняться. "Я-Совершенно-Не-Виноват". Это так типично: он не хочет причинять никому зла, но никогда не осознает, что его причиняет.
Как в мае прошлого года, когда она сказала, что собирается купить Крису на день рождения доску на роликах, то Уин пошел и купил ему чертов велосипед. Конечно, стоило Крису бросить только один взгляд на этот десятискоростной «рейлей», он даже не взглянул на роликовую доску.
Черт с ним, с Уином, подумала она.
Грейс оторвала взгляд от бывшего мужа и еще крепче ухватилась за стойку трапеции.
Она еле заметным движением кивнула Эмилио, который стоял на противоположном помосте рядом со своим братом – оба смуглые и с волосатой грудью. Приподнявшись на носках, она оттолкнулась, и в воздухе мелькнули ее ноги в балетных туфлях.
Ее охватило такое ощущение, как будто ее катапультировали навстречу солнцу… ослепительный свет прожекторов стремительно атакует ее, сетка под ней кажется колышащимся меридианом. В наивысшей точке полукруга, который описывает ее стремящееся вниз тело, ей кажется, что она замирает высоко в воздухе и неподвижно парит в нем какую-то долю секунды, когда сердце готово вот-вот остановиться, прежде чем Эмилио, закинувший ноги за перекладину трапеции и висящий вниз головой, не дотягивается до ее лодыжек и не хватает их крепко руками.
И после этого она летит обратно теперь уже вверх ногами, чувствуя на них руки, которые, словно путы, охватывают ее лодыжки и предохраняют от стремительного падения вниз. Кровь внезапно ударяет ей в лицо, и она ощущает, как позвоночник сжимается, сопротивляясь сильной тяге земного притяжения, растрепавшиеся концы волос хлещут по щекам. Плотный дрожжевой запах испражнений животных и древесных опилок охватывает ее, словно наступающий морской прилив.
Потом другая пара рук клещами хватает ее и, после того, как она достигает противоположного помоста, прочно ставит на ноги.
Грейс почувствовала жар от прожекторов на затылке и взглянула вниз на сетку. Смогла бы страховка ее удержать? И что заставляло ее думать, что легкость, с которой она падала и переворачивалась и с которой ее подбрасывало в воздухе во время гимнастических упражнений, когда она еще училась в средней школе или в колледже, осталась у нее и в этом возрасте?
Она как-то сразу ощутила груз своих тридцати семи лет. Ее колени подогнулись. Маленькие белые огненные мушки зароились перед глазами. Она ухватилась за Рамона, брата Эмилио.
– На этот раз намного лучше, – сказал он. – Меньше похожа на деревяшку.
Она блуждающим взглядом посмотрела вниз, пытаясь понять, смотрит ли Уин на нее по-прежнему.
Он смотрел. Удобно вытянувшись в кресле первого ряда, положив ногу на ногу и покачивая легкой туфлей из дорогой телячьей кожи, он улыбался так, словно если в мире что-то плохое иногда и происходит, то к нему не имеет никакого отношения.
Возможно, он и любил меня когда-то, подумала она. Такой любовью, на какую был способен. И, несмотря ни на что, я по-настоящему любила его – слепо, наивно, глупо.
Но это все древняя история, сказала она себе твердо.
С помоста отвесно свисала лестница, и Грейс стала спускаться вниз, легко нащупывая ногой ступеньки. Под нею несколько рабочих собирали нечто вроде детских качелей, которые представляли собой доску, уравновешенную в центре. Звуки электрических дрелей и постукивание молотков отдавались гулким эхом в пространстве под натянутым куполом цирка. Уголком глаза она поймала быстрый взгляд крупного мужчины, пытавшегося удержать равновесие на проволоке. Норман Майлер? Она повернулась и помахала ему, почувствовав облегчение от того, что не только она одна сошла с ума, чтобы подвергать себя опасности только ради бенефиса пен-клуба.
Мгновение спустя, испытав ощущение счастья от прикосновения ног к земной тверди, она нашла проход в деревянном барьере, окружающем арену, и направилась к Уину.
– Привет, а что ты здесь делаешь? – приветствовала она его, чувствуя, как у нее странным образом начинает кружиться голова, но совсем не так, как вверху, на трапеции.
Бывший муж поднялся ей навстречу, растерянно улыбаясь, что делало его на вид едва ли старше Криса – белокурый мальчик, рассчитывающий снискать особое расположение учителя. Он даже внешне выглядел как учащийся – в серых широких брюках из камвольной ткани, в накрахмаленной рубашке с застегнутыми пуговицами, за исключением одной на воротнике, и в синего цвета безрукавке.
– Я увидел твое имя в «Таймс» среди списка светил, участвующих в бенефисе. Позвонил, и мне сказали об этой генеральной репетиции. – Он улыбнулся. – Мне не хотелось упускать возможность увидеть твое выступление.
– Ты хочешь сказать, что пришел сюда не из-за Криса? Я думала… – Она огляделась вокруг, пытаясь обнаружить где-нибудь сына. – А где Крис?
– Он сказал, что хочет заглянуть за кулисы, но мне кажется, что он решил оставить нас одних. У тебя не найдется для меня минутки?
Голос Уина со слабыми южными обертонами подействовал на нее успокаивающе, словно забытая мелодия… И в то же время взволновал ее, потому что он всегда, как ей казалось, обещал больше, чем, как она знала, можно ожидать от Уина.
Она помолчала, чтобы дать понять ему: желание не означает, что она обязательно должна подчиниться. Помедлив, Грейс сказала:
– Ладно. Только мне надо набросить на себя что-нибудь.
– Вот.
Он схватил кашемировый клубный пиджак цвета древесного угля, перекинутый через ручку кресла, и предложил ей.
Грейс поколебалась, не желая принимать его, но все-таки накинула пиджак на плечи.
– Послушай, если это касается Рождества… – вырвалось у нее. – Не стоит планировать что-нибудь, не поговорив предварительно со мной.
– Крис тебе сказал?
Уин провел по волосам – густым, золотистым, слегка выгоревшим, как будто он провел все лето на яхте.
Грейс охватило странное ощущение сильного желания… только она не могла решить, чего именно ей хотелось, то ли опять оказаться с Уином, то ли просто стать им, таким вечно молодым, золотым и обаятельным. Он так естественно, без особых усилий, рассеял ее сомнения по поводу своего неожиданного, непрошенного появления.
– Послушай, мне и в самом деле неловко, Грейс. Мы просто поговорили, вот и все. Мне кажется, я дал ясно ему понять, что сначала должен поговорить с тобой.
Он заискивающе, по-мальчишески улыбнулся ей той улыбкой, от которой когда-то растаяло ее сердце.
– Только Богу известно, почему он ершится. Все, чем я занимаюсь в эти дни, так это приглядываю за ним.
– Я знаю, что ты имеешь в виду, – сказал Уин с кривой ухмылкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51