Ей было больно видеть его страдания, но она была уверена, что он найдет в себе силы, чтобы пройти через это испытание.
– Действительно, я решил предотвратить убийство Джеронимо, – наконец произнес он.
Он прислонился лицом к стеклу.
– Поначалу я решил не обращать внимания на то, что услышал от вас. Но не смог. Я давно понял, что апачи дерутся, чтобы защитить себя и свою землю. Однако я был не в силах забыть о возмездии. Всякий раз, когда я начинал жалеть индейцев, мне казалось, что я предаю своих близких. Я мечтал о справедливости, но то, что делалось во имя справедливости, оказывалось в действительности таким же несправедливым, как и кровавые налеты апачей.
– Им еще долго страдать, – заметила Либби.
Он кивнул и отбросил волосы с лица.
– Возможно.
Джон повернулся к ней лицом, и она, не в силах больше сдерживаться, бросилась к нему. Он раскрыл объятия, и Либби прижалась к Фолку всем телом.
– Благодаря тебе я излечился от ненависти. Но здесь есть люди, которые будут носить ее в сердце всю жизнь. Их раздражает шумиха вокруг индейцев.
– Еще долго ничего не изменится, – предупредила она его.
Он прижал ее крепче. Его длинные волосы рассыпались по плечам, и она, ощутила его тело через тонкое полотно простыни.
– Как я устал, Либби, – сказал он. – Устал от драк, убийств, ненависти и горечи.
Либби спрятала лицо на его груди. У нее разрывалось сердце – такой у него был несчастный вид.
– Выше голову! – подбодрила она Джона. Он отодвинулся и посмотрел ей в глаза. – В течение следующих ста лет произойдет много интересного.
Он улыбнулся через силу: так был ошеломлен случившимся.
– До сих пор не могу поверить, что вы…
– Из будущего? – Она заметила, что он кивнул, и засмеялась.
– Мне кажется, я брежу. Я ущипнул себя, чтобы убедиться, что это не сон. Как могло такое случиться? Возможно ли это?
Она покачала головой:
– Не знаю. Джеронимо что-то говорил о том, что дуб волшебный. Я, конечно, ему не поверила, но я не верила и в возможность путешествия во времени, пока не очутилась здесь.
– Теперь я припоминаю, – нерешительно начал Джон. – Когда мы привезли индейцев на Пикенс, они хотели вырубить все деревья вблизи форта. Джеронимо, однако, приказал им не трогать какой-то дуб на мысе, потому что он особенный или что-то в этом роде. Он еще долго распространялся о своих богах и чудодейственной силе дерева.
– Он пытался рассказать это и мне, но я не поняла почти ничего из того, что он говорил. Тем утром, когда я проснулась, на дворе был 1993 год, и вдруг я очутилась здесь.
– Тысяча девятьсот девяносто третий, – прошептал он. – Боже мой, до сих пор не укладывается в голове.
– Не переживай! Вот я живу и до сих пор ничего не понимаю.
– Я не хочу сказать, что не верю вам, Либби. Я пытаюсь, стараюсь изо всех сил. Я ломаю голову и не могу понять, зачем это путешествие во времени?
– Действительно, зачем. В нем нет необходимости даже для такого прогрессивного человека, как я. Я в ужасе. Единственное, о чем я мечтаю, – это вернуться к дереву и оказаться как можно быстрее дома. Я решила, что отнесусь к тому, что со мной произошло, как к приключению. Здесь я не в силах была предпринять что-либо. Мне позарез надо было вернуться на остров. Но потом я решила провести время, отведенное мне судьбой, в Барранкасе, с максимальной для себя пользой, прежде чем окажусь дома.
– Дома… – Он отодвинулся и поглядел на нее. В его глазах читалась тревога. – Если вы уедете, я больше никогда не увижу вас. Черт, если все это правда, меня уже много лет не было в живых, когда вы родились.
– Молчи, – воскликнула она, обвив рукой его талию. – Не говори об этом.
– Проклятие, Либби, но мы должны думать об этом. Я люблю тебя и не могу потерять. Что же нам делать?
– Здесь мы бессильны. Я должна вернуться к себе. Я не из твоего мира, тебе это хорошо известно. Я не сумею приспособиться и буду все время допускать какие-то ляпы, как тогда на плацу. Я привыкла быть независимой, меня заботит моя карьера. Мне трудно обходиться без машины, фена и микроволновки.
– Чего?
– Это – новейшие достижения техники, Джон. Я привыкла пользоваться ими в повседневной жизни. Я не знаю, как выжить в этом времени. Если бы не ты и Каро, я бы здесь не выдержала.
– Я буду помогать тебе. Вот увидишь, все будет в порядке.
Ее сердце разрывалось на части. Как объяснить ему, чтобы он понял?
– А моя семья, друзья? Они, должно быть, сходят там с ума от беспокойства обо мне, – воскликнула она. – Что с ними будет, если я исчезну?
– А что будет со мной, если ты оставишь меня?
Он был такой потерянный, такой печальный. Как бы ей хотелось обещать ему, что они будут вместе всегда, но она не могла.
– Если б я знала, – прошептала она и крепко обняла его.
Он сжал ее в объятиях, и простыня упала на пол. Джон ласкал ее, разжигая тлеющие угли страсти. Он подхватил Либби, осторожно уложил на кровать. Желание растворилось в нежности и придало их любви новое звучание.
Их соитие было сладостным и тягучим. Печаль и отчаяние, закравшиеся в их сердца, сделали его таким. Они понимали, что впереди их ждет разлука.
Глава двадцать вторая
– Стоп, ни слова больше! – засмеялся Джон, накрыв ее своим телом. Нежными поцелуями он заставил ее замолчать. – Я могу понять, что такое автомобиль и даже аэроплан, но исследование Луны человеком? Ты требуешь слишком много от моего примитивного ума.
Либби покрыла поцелуями его шею и грудь и зарылась поглубже в смятые простыни. Джон прижался сильнее, и она закрыла глаза, наслаждаясь тем, что ощущает на себе его большое тело: колючие волосы приятно щекотали мягкую плоть. Она пыталась запомнить эти ощущения на всю жизнь – они ведь должны быть с ней всегда после возвращения в другую жизнь.
– Как скажешь, – промурлыкала она ему в шею. – Думаю, ты достаточно узнал о двадцатом веке для первого раза.
– Согласен, а кроме того, мне надо идти, – сообщил он, переворачиваясь на бок и потянув ее за собой. Джон запечатлел долгий поцелуй на ее губах.
Они занимались любовью и разговаривали почти всю ночь, так и не сомкнув глаз. Либби застонала и зевнула ему в плечо.
– Не хочу, чтобы ты уходил.
– Я тоже, – ответил Джон, пробегая рукой от ее талии к бедрам. Он положил ее ноги поверх своих. – Я был бы счастлив остаться здесь с тобой на всю жизнь. Но не могу. Я должен поговорить с Ленгдоном о том, что ты услышала. Мне надо выяснить, смогу ли я найти этого Мика и узнать, кто его сообщники.
Либби кивнула. Она понимала, что сделать это необходимо. Но сердце твердило другое, Джон любит ее, а она любит Джона. Наконец они счастливы. Дней остается все меньше, и она не хочет, чтобы была потрачена впустую ни одна из отведенных им судьбой минут. У нее болело сердце, но она не обращала внимания – впереди целая вечность. Горюй, не хочу! Пока возможно, она будет наслаждаться их близостью и счастьем.
– А теперь поцелуй меня на прощание и усни, а я буду весь день вспоминать, какой хорошенькой и растрепанной оставил тебя в постели.
Она выполнила его просьбу, хотя знала, что не сможет заснуть после его ухода.
Либби наблюдала за тем, как он умывался. Вода стекала по его мускулистому торсу. Она задрожала от внезапного желания. Либби вдыхала запах его пены для бритья, восхищаясь, как он ловко управлялся с выглядевшей такой страшной бритвой. Он одевался нарочито медленно, и она чувствовала, как истосковалась по нему. Она завидовала одежде, которая касалась его кожи, – как она жаждала дотронуться до нее. Ее руки болели от желания притянуть его к себе, но нет, нельзя. Чем скорее он поговорит с полковником, тем быстрее вернется к ней. Он надел портупею, поправил саблю, потом наклонился и обхватил ее шею руками и властно, по-хозяйски, завладел ее ртом. Либби тотчас откликнулась, вкладывая в поцелуй все чувства, которые переполняли ее.
– Вернусь как можно быстрее, – прошептал он, глядя на нее голодными глазами.
– Быстро не получится, – хриплым голосом простонала она, вкладывая в незатейливые слова всю страсть, которую испытывала, и боль, которую пыталась скрыть.
Джон погладил ее по щеке. И она тут же прижалась к его руке. Он ушел, а Либби повалилась на остывшую постель.
Либби нагрела воду и искупалась в корыте на кухне. Она вымыла волосы и уложила их. Одна из рубашек Джона превратилась в миленькое домашнее платье, открывшее постороннему взору большую часть груди. На обед Либби приготовила цыплят и картофельный салат, затем налила себе бокал вина и стала ждать. Хоть у них с Джоном времени с гулькин нос, она приложит все усилия, чтобы каждая минута, проведенная вместе, запомнилась им на всю жизнь. Либби растянулась на плюшевом диване, прислонившись головой к его резной спинке. Уже стемнело, но она зажгла только одну лампу – в прихожей. На веранде она расставила тонкие свечи. Либби с наслаждением вдыхала запах воска и наблюдала за тем, как мерцают в полумраке огоньки, создающие романтический настрой.
Усилия не пропали даром. Джон позвал ее, и она откликнулась, словно потерялась в лесу. Его глаза расширились от удивления, а сам он расплылся в улыбке, едва появился на веранде.
– Что это? – спросил он приглушенно. Джон прошел вперед и расстегнул верхнюю пуговицу мундира, который внезапно стал ему тесен.
– Одно из достижений двадцатого века. Женщины не скованны и не застенчивы. Мы руководствуемся нашими желаниями и высказываем вслух свои мысли. – Она закинула ногу на ногу, ни капли не стесняясь своего наряда. – Мы добиваемся исполнения наших желаний.
– О! – Он поперхнулся.
– Ну, как тебе современные идеи? – Она понимала, что могла шокировать его, даже оттолкнуть своим откровенным видом. Крошечная бабочка сомнения порхала в ее мозгу. Но ее улыбка стала дьявольской, и он шагнул вперед.
– Я чертовки счастлив и… – он посмотрел вниз, на свои брюки, – готов выполнить все твои желания. Точно, готов.
Либби рассмеялась, отставила бокал и подошла к нему.
– Сэр, советую вам немного повременить, – предложила она, скользнув взглядом по его брюкам, – до окончания обеда.
Джон поднял ее и рывком прижал к груди.
– Увы, мэм, с обедом придется обождать!
Он взлетел по лестнице, ногой открыл дверь своей комнаты и положил Либби на кровать. Джон страстно поцеловал ее, а затем оторвался от Либби, чтобы раздеться. В одно мгновение он освободился от оружия, ботинок и формы и набросился на нее.
– Это самый необычный день в моей жизни, – сообщил он Либби. – Я не мог дождаться, когда вернусь домой. Всю свою жизнь я был одинок. А вот сегодня чуть не сошел с ума от желания быть с тобой.
– Я тоже, – призналась она, покрывая поцелуями его шею, в то время как ее пальцы теребили его напрягшиеся соски. – Мне казалось, что день никогда не кончится.
Его руки занялись ее телом, трогая, лаская, запоминая. Она знала, что никогда не насытится его близостью.
– Люблю тебя, – пробормотала Либби, распластавшись на постели. Она ощутила на себе желанную тяжесть его тела. – Люби меня!
– Всегда!
Либби потеряла счет времени. К действительности ее вернуло урчание в собственном животе. Оно же заставило Джона оторваться от нее.
– Я сейчас, – прошептал он, целуя ее в губы.
Он вышел из комнаты, нисколько не стесняясь своей наготы. Она жадно следила за тем, как сжимались при ходьбе его ягодицы, как двигались бедра. Либби опустилась на сбившийся матрас и застонала. Черт побери, как ей повезло! Господи, как она несчастна!
Как ей покинуть его? Сможет ли она сделать это? Вопрос в том, сможет ли она остаться? Либби уже знала ответ. Нет, ни за что. Она так же будет тосковать по Джону, как тоскует сегодня по своему времени. Без Джона ее жизнь здесь потеряет всякий смысл. Если с ним что-нибудь случится, она не сумеет ничего сделать. Она не знает, как прожить в этом мире. К тому же она не привыкла чувствовать себя зависимой. Она не представляет себе жизни без своей работы, ведь она привыкла сама зарабатывать себе на жизнь. А сколько усилий ей стоило добиться этого! Нет, она не в силах отказаться от своих привычек и стать просто женой!
Да ведь он ничего такого и не предлагал ей. Он говорил о том, чтобы она осталась, но не сказал, в каком качестве.
– Как насчет того, чтобы поесть? – Джон прервал ее раздумья, появившись в комнате с подносом в руках.
Холодные цыплята, салат, бутылка вина, стаканы, салфетки.
– Звучит заманчиво! – Она подвинулась, освобождая ему место рядом с собой.
Он поставил поднос на столик около кровати и нахмурился.
– Она вот-вот рухнет.
– Надеюсь, сказанное тобой относится к кровати, а не ко мне, – со смехом сказала Либби, пока он подходил к изголовью.
– Конечно, у тебя такой удовлетворенный вид и ты такая красивая, – ответил он, подкручивая ножки и укрепляя ремни, на которых лежал матрас. – Я все подкрутил, теперь сон у тебя будет крутой.
– Что? – удивилась она. Словечко «крутой», такое модное у ее современников, позволило ей представить его в двадцатом веке. Интересно, как бы он смотрелся в костюме от «Братьев Брукс» или джинсах и ковбойских ботинках?
– Я сказал, что ты можешь спать спокойно. Я закрутил гайки.
Она засмеялась:
– Не отсюда ли появилось это выражение? У меня всегда были сомнения относительно его происхождения.
– Не понимаю, о чем ты? – спросил Джон, опускаясь на постель. – В настоящее время меня волнует больше всего мое бедное брюхо.
– Типично мужской подход к делу.
– А я и есть обыкновенный голодный мужик, – ответил он, вгрызаясь в цыплячью ножку.
Либби засмеялась и взяла кусок, который он протянул ей. Они опорожнили миску салата и выпили полбутылки вина и только тогда почувствовали, что утолили первый голод.
Отставив поднос, он притянул ее к себе ногами: грудь прижата к ее спине, ее голова у него на плече.
– Как было у Ленгдона?
Он вздохнул и зарылся лицом в ее волосы.
– Примерно так, как я предполагал. Он хотел знать, можно ли доверять твоей информации и тебе лично.
Либби хотела было обидеться, но у нее ничего не вышло. В сложившихся, обстоятельствах она не могла винить полковника.
– Я старался убедить его, что тебе можно верить. Даже намекнул, что ты доверилась мне: по всему видно, что ты убежала из дома из-за неприятностей в семье. Надеюсь, ты не против? Просто я не хочу, чтобы он запретил тебе поехать на остров, когда придет время.
– Спасибо, – прошептала она, почувствовав себя неуютно при одном упоминании об отъезде. Она гнала от себя мысли о разлуке, но нельзя отгородиться от жизни, которая в любой момент может преподнести сюрприз.
– Мы перевернули все документы и выявили двух человек, похожих по описанию на Мика. Один из них рядовой, который записался в армию в Сан-Антонио. Он всегда казался мне очень кровожадным. Мы решили начать с него. Как только мы спросили его, был ли он в моем служебном кабинете, он попытался сбежать. Сейчас он на гауптвахте, но отказывается говорить. Ленгдон дал ход делу и приказал провести официальное расследование.
– А его сообщники?
– Боюсь, не смогу тебя обрадовать. Мы опросили всех в его дивизионе. И несколько человек назвали одно имя. Пока это только предположение, но я не буду спускать с него глаз до самого праздника.
– Ты думаешь, они все-таки попытаются убить его? Даже при том, что их сообщник задержан?
– Я тоже задавался этим вопросом. Ленгдон хочет, чтобы мы арестовали всех заговорщиков. Поэтому мы распустили слух, что Мик попал на гауптвахту, так как пьяный стоял на посту. Тогда его сообщники не будут знать, что их заговор раскрыт. Полковник приказал никого не пропускать к Мику, чтобы тот не передал своим дружкам, что нам известно об их намерениях.
– Я могу вам помочь? Хоть мне и не удалось рассмотреть их, но я смогу узнать по голосам.
– Нет, – решительно заявил он и крепко обнял ее за талию. – Я управляюсь сам. Я не хочу, чтобы ты расхлебывала эту кашу, ты и так достаточно сделала.
– Но, Джон, – она пыталась повернуться к нему лицом.
– Никаких «но», Либби! Позволь мне самому разобраться с ними. Я не намерен подвергать тебя опасности!
– Не будь шовинистом! – пожурила его Либби, поглаживая Джона по бедрам.
– Только не пытайся убедить меня, что в твое время мужчины позволяют женщинам подвергать свою жизнь опасности! Не думаю, что мы так изменились за каких-нибудь сто лет!
– Можешь мне не верить, но в двадцатом веке женщины работают полицейскими, частными детективами и даже надзирателями в тюрьмах.
Джон покачал головой и приник губами к ее макушке.
– Я бы своей не позволил. Вот поэтому я не хочу, чтобы ты занималась тем, что может причинить тебе вред.
– У нас вся жизнь сопряжена с опасностью, – ответила Либби.
– Не понял.
– Объясняю. Преступность, насилие, убийства, грабежи стали повседневным явлением. Куда мы катимся, неизвестно.
– Тогда оставайся со мной. Позволь мне защитить тебя.
Искушение было очень велико, гораздо больше, чем она предполагала. Но ее сердце, которое билось в унисон с ритмом двадцатого столетия, обязательно бы взбунтовалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Действительно, я решил предотвратить убийство Джеронимо, – наконец произнес он.
Он прислонился лицом к стеклу.
– Поначалу я решил не обращать внимания на то, что услышал от вас. Но не смог. Я давно понял, что апачи дерутся, чтобы защитить себя и свою землю. Однако я был не в силах забыть о возмездии. Всякий раз, когда я начинал жалеть индейцев, мне казалось, что я предаю своих близких. Я мечтал о справедливости, но то, что делалось во имя справедливости, оказывалось в действительности таким же несправедливым, как и кровавые налеты апачей.
– Им еще долго страдать, – заметила Либби.
Он кивнул и отбросил волосы с лица.
– Возможно.
Джон повернулся к ней лицом, и она, не в силах больше сдерживаться, бросилась к нему. Он раскрыл объятия, и Либби прижалась к Фолку всем телом.
– Благодаря тебе я излечился от ненависти. Но здесь есть люди, которые будут носить ее в сердце всю жизнь. Их раздражает шумиха вокруг индейцев.
– Еще долго ничего не изменится, – предупредила она его.
Он прижал ее крепче. Его длинные волосы рассыпались по плечам, и она, ощутила его тело через тонкое полотно простыни.
– Как я устал, Либби, – сказал он. – Устал от драк, убийств, ненависти и горечи.
Либби спрятала лицо на его груди. У нее разрывалось сердце – такой у него был несчастный вид.
– Выше голову! – подбодрила она Джона. Он отодвинулся и посмотрел ей в глаза. – В течение следующих ста лет произойдет много интересного.
Он улыбнулся через силу: так был ошеломлен случившимся.
– До сих пор не могу поверить, что вы…
– Из будущего? – Она заметила, что он кивнул, и засмеялась.
– Мне кажется, я брежу. Я ущипнул себя, чтобы убедиться, что это не сон. Как могло такое случиться? Возможно ли это?
Она покачала головой:
– Не знаю. Джеронимо что-то говорил о том, что дуб волшебный. Я, конечно, ему не поверила, но я не верила и в возможность путешествия во времени, пока не очутилась здесь.
– Теперь я припоминаю, – нерешительно начал Джон. – Когда мы привезли индейцев на Пикенс, они хотели вырубить все деревья вблизи форта. Джеронимо, однако, приказал им не трогать какой-то дуб на мысе, потому что он особенный или что-то в этом роде. Он еще долго распространялся о своих богах и чудодейственной силе дерева.
– Он пытался рассказать это и мне, но я не поняла почти ничего из того, что он говорил. Тем утром, когда я проснулась, на дворе был 1993 год, и вдруг я очутилась здесь.
– Тысяча девятьсот девяносто третий, – прошептал он. – Боже мой, до сих пор не укладывается в голове.
– Не переживай! Вот я живу и до сих пор ничего не понимаю.
– Я не хочу сказать, что не верю вам, Либби. Я пытаюсь, стараюсь изо всех сил. Я ломаю голову и не могу понять, зачем это путешествие во времени?
– Действительно, зачем. В нем нет необходимости даже для такого прогрессивного человека, как я. Я в ужасе. Единственное, о чем я мечтаю, – это вернуться к дереву и оказаться как можно быстрее дома. Я решила, что отнесусь к тому, что со мной произошло, как к приключению. Здесь я не в силах была предпринять что-либо. Мне позарез надо было вернуться на остров. Но потом я решила провести время, отведенное мне судьбой, в Барранкасе, с максимальной для себя пользой, прежде чем окажусь дома.
– Дома… – Он отодвинулся и поглядел на нее. В его глазах читалась тревога. – Если вы уедете, я больше никогда не увижу вас. Черт, если все это правда, меня уже много лет не было в живых, когда вы родились.
– Молчи, – воскликнула она, обвив рукой его талию. – Не говори об этом.
– Проклятие, Либби, но мы должны думать об этом. Я люблю тебя и не могу потерять. Что же нам делать?
– Здесь мы бессильны. Я должна вернуться к себе. Я не из твоего мира, тебе это хорошо известно. Я не сумею приспособиться и буду все время допускать какие-то ляпы, как тогда на плацу. Я привыкла быть независимой, меня заботит моя карьера. Мне трудно обходиться без машины, фена и микроволновки.
– Чего?
– Это – новейшие достижения техники, Джон. Я привыкла пользоваться ими в повседневной жизни. Я не знаю, как выжить в этом времени. Если бы не ты и Каро, я бы здесь не выдержала.
– Я буду помогать тебе. Вот увидишь, все будет в порядке.
Ее сердце разрывалось на части. Как объяснить ему, чтобы он понял?
– А моя семья, друзья? Они, должно быть, сходят там с ума от беспокойства обо мне, – воскликнула она. – Что с ними будет, если я исчезну?
– А что будет со мной, если ты оставишь меня?
Он был такой потерянный, такой печальный. Как бы ей хотелось обещать ему, что они будут вместе всегда, но она не могла.
– Если б я знала, – прошептала она и крепко обняла его.
Он сжал ее в объятиях, и простыня упала на пол. Джон ласкал ее, разжигая тлеющие угли страсти. Он подхватил Либби, осторожно уложил на кровать. Желание растворилось в нежности и придало их любви новое звучание.
Их соитие было сладостным и тягучим. Печаль и отчаяние, закравшиеся в их сердца, сделали его таким. Они понимали, что впереди их ждет разлука.
Глава двадцать вторая
– Стоп, ни слова больше! – засмеялся Джон, накрыв ее своим телом. Нежными поцелуями он заставил ее замолчать. – Я могу понять, что такое автомобиль и даже аэроплан, но исследование Луны человеком? Ты требуешь слишком много от моего примитивного ума.
Либби покрыла поцелуями его шею и грудь и зарылась поглубже в смятые простыни. Джон прижался сильнее, и она закрыла глаза, наслаждаясь тем, что ощущает на себе его большое тело: колючие волосы приятно щекотали мягкую плоть. Она пыталась запомнить эти ощущения на всю жизнь – они ведь должны быть с ней всегда после возвращения в другую жизнь.
– Как скажешь, – промурлыкала она ему в шею. – Думаю, ты достаточно узнал о двадцатом веке для первого раза.
– Согласен, а кроме того, мне надо идти, – сообщил он, переворачиваясь на бок и потянув ее за собой. Джон запечатлел долгий поцелуй на ее губах.
Они занимались любовью и разговаривали почти всю ночь, так и не сомкнув глаз. Либби застонала и зевнула ему в плечо.
– Не хочу, чтобы ты уходил.
– Я тоже, – ответил Джон, пробегая рукой от ее талии к бедрам. Он положил ее ноги поверх своих. – Я был бы счастлив остаться здесь с тобой на всю жизнь. Но не могу. Я должен поговорить с Ленгдоном о том, что ты услышала. Мне надо выяснить, смогу ли я найти этого Мика и узнать, кто его сообщники.
Либби кивнула. Она понимала, что сделать это необходимо. Но сердце твердило другое, Джон любит ее, а она любит Джона. Наконец они счастливы. Дней остается все меньше, и она не хочет, чтобы была потрачена впустую ни одна из отведенных им судьбой минут. У нее болело сердце, но она не обращала внимания – впереди целая вечность. Горюй, не хочу! Пока возможно, она будет наслаждаться их близостью и счастьем.
– А теперь поцелуй меня на прощание и усни, а я буду весь день вспоминать, какой хорошенькой и растрепанной оставил тебя в постели.
Она выполнила его просьбу, хотя знала, что не сможет заснуть после его ухода.
Либби наблюдала за тем, как он умывался. Вода стекала по его мускулистому торсу. Она задрожала от внезапного желания. Либби вдыхала запах его пены для бритья, восхищаясь, как он ловко управлялся с выглядевшей такой страшной бритвой. Он одевался нарочито медленно, и она чувствовала, как истосковалась по нему. Она завидовала одежде, которая касалась его кожи, – как она жаждала дотронуться до нее. Ее руки болели от желания притянуть его к себе, но нет, нельзя. Чем скорее он поговорит с полковником, тем быстрее вернется к ней. Он надел портупею, поправил саблю, потом наклонился и обхватил ее шею руками и властно, по-хозяйски, завладел ее ртом. Либби тотчас откликнулась, вкладывая в поцелуй все чувства, которые переполняли ее.
– Вернусь как можно быстрее, – прошептал он, глядя на нее голодными глазами.
– Быстро не получится, – хриплым голосом простонала она, вкладывая в незатейливые слова всю страсть, которую испытывала, и боль, которую пыталась скрыть.
Джон погладил ее по щеке. И она тут же прижалась к его руке. Он ушел, а Либби повалилась на остывшую постель.
Либби нагрела воду и искупалась в корыте на кухне. Она вымыла волосы и уложила их. Одна из рубашек Джона превратилась в миленькое домашнее платье, открывшее постороннему взору большую часть груди. На обед Либби приготовила цыплят и картофельный салат, затем налила себе бокал вина и стала ждать. Хоть у них с Джоном времени с гулькин нос, она приложит все усилия, чтобы каждая минута, проведенная вместе, запомнилась им на всю жизнь. Либби растянулась на плюшевом диване, прислонившись головой к его резной спинке. Уже стемнело, но она зажгла только одну лампу – в прихожей. На веранде она расставила тонкие свечи. Либби с наслаждением вдыхала запах воска и наблюдала за тем, как мерцают в полумраке огоньки, создающие романтический настрой.
Усилия не пропали даром. Джон позвал ее, и она откликнулась, словно потерялась в лесу. Его глаза расширились от удивления, а сам он расплылся в улыбке, едва появился на веранде.
– Что это? – спросил он приглушенно. Джон прошел вперед и расстегнул верхнюю пуговицу мундира, который внезапно стал ему тесен.
– Одно из достижений двадцатого века. Женщины не скованны и не застенчивы. Мы руководствуемся нашими желаниями и высказываем вслух свои мысли. – Она закинула ногу на ногу, ни капли не стесняясь своего наряда. – Мы добиваемся исполнения наших желаний.
– О! – Он поперхнулся.
– Ну, как тебе современные идеи? – Она понимала, что могла шокировать его, даже оттолкнуть своим откровенным видом. Крошечная бабочка сомнения порхала в ее мозгу. Но ее улыбка стала дьявольской, и он шагнул вперед.
– Я чертовки счастлив и… – он посмотрел вниз, на свои брюки, – готов выполнить все твои желания. Точно, готов.
Либби рассмеялась, отставила бокал и подошла к нему.
– Сэр, советую вам немного повременить, – предложила она, скользнув взглядом по его брюкам, – до окончания обеда.
Джон поднял ее и рывком прижал к груди.
– Увы, мэм, с обедом придется обождать!
Он взлетел по лестнице, ногой открыл дверь своей комнаты и положил Либби на кровать. Джон страстно поцеловал ее, а затем оторвался от Либби, чтобы раздеться. В одно мгновение он освободился от оружия, ботинок и формы и набросился на нее.
– Это самый необычный день в моей жизни, – сообщил он Либби. – Я не мог дождаться, когда вернусь домой. Всю свою жизнь я был одинок. А вот сегодня чуть не сошел с ума от желания быть с тобой.
– Я тоже, – призналась она, покрывая поцелуями его шею, в то время как ее пальцы теребили его напрягшиеся соски. – Мне казалось, что день никогда не кончится.
Его руки занялись ее телом, трогая, лаская, запоминая. Она знала, что никогда не насытится его близостью.
– Люблю тебя, – пробормотала Либби, распластавшись на постели. Она ощутила на себе желанную тяжесть его тела. – Люби меня!
– Всегда!
Либби потеряла счет времени. К действительности ее вернуло урчание в собственном животе. Оно же заставило Джона оторваться от нее.
– Я сейчас, – прошептал он, целуя ее в губы.
Он вышел из комнаты, нисколько не стесняясь своей наготы. Она жадно следила за тем, как сжимались при ходьбе его ягодицы, как двигались бедра. Либби опустилась на сбившийся матрас и застонала. Черт побери, как ей повезло! Господи, как она несчастна!
Как ей покинуть его? Сможет ли она сделать это? Вопрос в том, сможет ли она остаться? Либби уже знала ответ. Нет, ни за что. Она так же будет тосковать по Джону, как тоскует сегодня по своему времени. Без Джона ее жизнь здесь потеряет всякий смысл. Если с ним что-нибудь случится, она не сумеет ничего сделать. Она не знает, как прожить в этом мире. К тому же она не привыкла чувствовать себя зависимой. Она не представляет себе жизни без своей работы, ведь она привыкла сама зарабатывать себе на жизнь. А сколько усилий ей стоило добиться этого! Нет, она не в силах отказаться от своих привычек и стать просто женой!
Да ведь он ничего такого и не предлагал ей. Он говорил о том, чтобы она осталась, но не сказал, в каком качестве.
– Как насчет того, чтобы поесть? – Джон прервал ее раздумья, появившись в комнате с подносом в руках.
Холодные цыплята, салат, бутылка вина, стаканы, салфетки.
– Звучит заманчиво! – Она подвинулась, освобождая ему место рядом с собой.
Он поставил поднос на столик около кровати и нахмурился.
– Она вот-вот рухнет.
– Надеюсь, сказанное тобой относится к кровати, а не ко мне, – со смехом сказала Либби, пока он подходил к изголовью.
– Конечно, у тебя такой удовлетворенный вид и ты такая красивая, – ответил он, подкручивая ножки и укрепляя ремни, на которых лежал матрас. – Я все подкрутил, теперь сон у тебя будет крутой.
– Что? – удивилась она. Словечко «крутой», такое модное у ее современников, позволило ей представить его в двадцатом веке. Интересно, как бы он смотрелся в костюме от «Братьев Брукс» или джинсах и ковбойских ботинках?
– Я сказал, что ты можешь спать спокойно. Я закрутил гайки.
Она засмеялась:
– Не отсюда ли появилось это выражение? У меня всегда были сомнения относительно его происхождения.
– Не понимаю, о чем ты? – спросил Джон, опускаясь на постель. – В настоящее время меня волнует больше всего мое бедное брюхо.
– Типично мужской подход к делу.
– А я и есть обыкновенный голодный мужик, – ответил он, вгрызаясь в цыплячью ножку.
Либби засмеялась и взяла кусок, который он протянул ей. Они опорожнили миску салата и выпили полбутылки вина и только тогда почувствовали, что утолили первый голод.
Отставив поднос, он притянул ее к себе ногами: грудь прижата к ее спине, ее голова у него на плече.
– Как было у Ленгдона?
Он вздохнул и зарылся лицом в ее волосы.
– Примерно так, как я предполагал. Он хотел знать, можно ли доверять твоей информации и тебе лично.
Либби хотела было обидеться, но у нее ничего не вышло. В сложившихся, обстоятельствах она не могла винить полковника.
– Я старался убедить его, что тебе можно верить. Даже намекнул, что ты доверилась мне: по всему видно, что ты убежала из дома из-за неприятностей в семье. Надеюсь, ты не против? Просто я не хочу, чтобы он запретил тебе поехать на остров, когда придет время.
– Спасибо, – прошептала она, почувствовав себя неуютно при одном упоминании об отъезде. Она гнала от себя мысли о разлуке, но нельзя отгородиться от жизни, которая в любой момент может преподнести сюрприз.
– Мы перевернули все документы и выявили двух человек, похожих по описанию на Мика. Один из них рядовой, который записался в армию в Сан-Антонио. Он всегда казался мне очень кровожадным. Мы решили начать с него. Как только мы спросили его, был ли он в моем служебном кабинете, он попытался сбежать. Сейчас он на гауптвахте, но отказывается говорить. Ленгдон дал ход делу и приказал провести официальное расследование.
– А его сообщники?
– Боюсь, не смогу тебя обрадовать. Мы опросили всех в его дивизионе. И несколько человек назвали одно имя. Пока это только предположение, но я не буду спускать с него глаз до самого праздника.
– Ты думаешь, они все-таки попытаются убить его? Даже при том, что их сообщник задержан?
– Я тоже задавался этим вопросом. Ленгдон хочет, чтобы мы арестовали всех заговорщиков. Поэтому мы распустили слух, что Мик попал на гауптвахту, так как пьяный стоял на посту. Тогда его сообщники не будут знать, что их заговор раскрыт. Полковник приказал никого не пропускать к Мику, чтобы тот не передал своим дружкам, что нам известно об их намерениях.
– Я могу вам помочь? Хоть мне и не удалось рассмотреть их, но я смогу узнать по голосам.
– Нет, – решительно заявил он и крепко обнял ее за талию. – Я управляюсь сам. Я не хочу, чтобы ты расхлебывала эту кашу, ты и так достаточно сделала.
– Но, Джон, – она пыталась повернуться к нему лицом.
– Никаких «но», Либби! Позволь мне самому разобраться с ними. Я не намерен подвергать тебя опасности!
– Не будь шовинистом! – пожурила его Либби, поглаживая Джона по бедрам.
– Только не пытайся убедить меня, что в твое время мужчины позволяют женщинам подвергать свою жизнь опасности! Не думаю, что мы так изменились за каких-нибудь сто лет!
– Можешь мне не верить, но в двадцатом веке женщины работают полицейскими, частными детективами и даже надзирателями в тюрьмах.
Джон покачал головой и приник губами к ее макушке.
– Я бы своей не позволил. Вот поэтому я не хочу, чтобы ты занималась тем, что может причинить тебе вред.
– У нас вся жизнь сопряжена с опасностью, – ответила Либби.
– Не понял.
– Объясняю. Преступность, насилие, убийства, грабежи стали повседневным явлением. Куда мы катимся, неизвестно.
– Тогда оставайся со мной. Позволь мне защитить тебя.
Искушение было очень велико, гораздо больше, чем она предполагала. Но ее сердце, которое билось в унисон с ритмом двадцатого столетия, обязательно бы взбунтовалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25