И с неунывающей душой тут же закон в нужную сторону дышлом и развернул, издав постановление: считать такой-то и такой-то дом по такой-то и такой-то улице (его собственный, то есть) — городской тюрьмой. В каковой — чай с ромом прихлебывая — положенное время и оттянул.
А вот теперь пусть тот, кто в мэрах да губернаторах без единой подобной истории отслужил, в него первым камень и швыряет. А я не буду — потому как знаю: положено. Без этого ж ни один дурак к власти и близко не подойдет.
Оно не только Оруэллом да римлянами гордыми понималось, но и на родине рассматриваемой богиньки — в Элладе, то есть — тоже было как дважды два. Да вот хоть Солона (кто во времена, предшествующие полной победе демократии учился, тот помнит) для примера взять.
И ведь ничего не скажешь: выстроил Солон стройную систему законов для довольно-таки древнего государства. А уж смеялись над ним, циников-то и тогда было невпроворот. Анахарсис-философ так даже умничал прилюдно: закон, говорил, что паутина. Кто слаб — завяз, кто силен — порвал. (Тоже ведь не соврал философ). Но Солон веско, как оно правителю и положено, ответил, что покажет всем, насколько лучше поступать честно, нежели законы нарушать.
Ну и действительно показал, без дураков. А и какие же законы были славные — да вот хоть этот, о сокращении наград за состязания гимнастические. Причем так и прописано было, что куда как нехорошо в таких — пусть и всенародных — дуростях излишествовать, когда столько граждан в боях полегло, о чьих детях и вдовах позаботиться было бы неплохо. За каковой закон я Солону первый бы руку пожал, честное слово.
Но с другой стороны, мыслимо ли при законе состоять, никаких лично для себя пенок с этого занятия не снимая? Никак. Вот так же оно и с Солоном. И в том у него проблема была, что мальчиков очень уж он любил. Не в смысле как новую там смену, «будь готов — всегда готов», и все такое прочее — а просто любил. Душой — и еще более телом.
Почему и издал закон, что любовь такая есть занятие благородное и почтенное (а супротив-то закона уже и очень злобствующий недоброжелатель не гавкнет). И еще одним законом его дополнил: чтобы рабам тех же мальчиков вот так же любить было — ни-ни. Поскольку не просто благородное это занятие, а даже очень, и рабам, соответственно, не по статусу.
Что Солона, понятно, как историческую личность, новатора, провозвестника и так далее не зачеркивает, но и нашу с вами теорию никак не отменяет, а очень даже наоборот.
Ну да Бог с ней, Грецией древней — мы в ней и так уже сколько времени провели. Я тут выше мэра одного из Новой Зеландии помянул. И вот что еще сказать хотелось: хоть они, мэры, и вправду не президенты с губернаторами, но народ насчет покуражиться и жадный, и талантливый, да так еще, что иному президенту фору дадут. И, может статься, не без причин.
Ну а что — у мэра на предмет, допустим, объявления войны Швейцарии с отправкой к ее берегам всей мощи военно-морского флота нации или, скажем, проблем поддержания курса валюты голова не болит. Значит, гораздо больше времени для более приятной активности высвободить при желании можно. Опять же, какой-никакой, а свой городишко для этого имеется. При котором полиция, пожарники и прочее, а при должных городишка размерах — так и еще не один десяток очень и очень хлебных мест.
На которых, понятное дело, все тот же «ближний» и пристроен. Как некий Джеймс Брайан, занимавший ответственное кресло шефа полиции в городе Пауэлл, штат Алабама. Двенадцать раз (!) городской совет Брайана увольнял за все мыслимые и немыслимые вольности. С тем интересным раскладом, что уволить-то они обер-полицмейстера могли, но нанимать человека на должность — это уже прерогатива мэра была. Который аккуратно, раз за разом, с другом Джеймсом новые трудовые договоры и подписывал. До следующего, надо полагать, заседания городского совета.
А с восклицательным знаком в скобках я, пожалуй что, погорячился. Потому что с предшественником Брайана на этом посту такой бильярд — с упорной подачи мэра — произошел… четырнадцать раз. Пока кому-то — то ли мэру, то ли главному полицейскому (от горсовета-то все равно ни черта не зависело) — эта игра поднадоела, отчего Джеймс Брайан и случился.
А вот другой мэр, Фредди Гуд из города Либерти (что, кстати, как «свобода» переводится), штат Кентукки, со своим горсоветом построже несколько был (сами ведь видели выше, до чего либерализм в таковских делах доводит). И не стал он, в отличие от своего алабамского коллеги, годами в пас да передачу играть, а как только первый раз чего-то они на совете вякнули (а мэр на своем посту неполный еще месяц трудился), так он к чертовой матери совет и разогнал. Уволил, то есть, четверых членов из пяти (пятым членом была родная мэровская жена, и ее увольнять, сами понимаете, было не с руки).
Ну, те, вроде, зашумели. Дескать, мы тут выборные, какое такое увольнение, и все такое прочее. На что бравый мэр Гуд приказал бунтовщиков арестовать немедленно и в тюряжку местную сопроводить. Шеф полиции чего-то там засомневался, но Гуд его, с места не сходя, отстранил от должности и… тут же приказал арестовать. Поскольку не будучи полицейским (что уже с минуту как было правдой), за такового себя выдает, да еще и форму полицейскую напялив (и ведь по букве-то закона действительно уголовное деяние получается). А под шумок — опять же, с места не сходя — поувольнял и всю городскую подведомственную администрацию.
И не во времена Михаила Евграфовича Салтыкова все сие происходило, а в девяностые годы совсем еще недавнего ХХ столетия.
А то вот еще случай был. В городе Ипсвич, штат Южная Дакота, некий гражданин Крис Стин на кривоватом несколько тротуаре споткнулся и упал. Ну, сломать он себе ничего не сломал, но, может, и ушибся. Почему и подал на город в суд. (Российскому читателю в этом месте можно смеяться, но американцам уже давно не смешно — у них на таких исках целая армия юристов трудится, в сотни тысяч человек, в смысле адвокатов, числом. Большая и знатная тема, разговор о которой в наших планах тоже содержится.)
Так вот, значит, споткнулся Крис Стин, шмякнулся и иск подал — на 55 000 долларов всего. Видимо, все-таки и нос даже не разбил, иначе сумма куда как выше была бы. И в иске своем указал, что поскольку руководство города ни хрена за собственными тротуарами не следит, то и должно это руководство ему, Стину, из городской казны понесенные материальные и моральные (в основном) потери компенсировать.
Я тут честно признаюсь, что выяснить мне так и не удалось, согласились ли городские власти с таким обвинением или нет. Но думаю — да что там думаю, уверен — что согласились. Меня в таком предположении фамилия мэра убеждает. Звали которого… Крис Стин. Никакой, кстати не однофамилец — а тот самый, с кривого тротуара.
Но если о мэрах речь, то и тут, как в любом деле, чемпионы имеются. И я к таковым без наималейших колебаний отношу Мариона Бэрри. Который заправлял ни много, ни мало — а самой столицей Соединенных Штатов.
Для умников, английским языком более или менее владеющих, поясню, что, не взирая на абсолютно женское имечко Марион, герой наш — мужчина первостатейный. Каких еще и поискать.
Да вот хотя бы тот факт, что борьбу за кресло главы Вашингтона выигрывал Бэрри аж четыре раза. Злые языки говорят — потому что негр. А в столице темнокожее население преобладает абсолютно. Так оно или нет, но ясно одно, что ключик к сердцу своего избирателя Бэрри сыскал.
Чем и гордился немало, заявив как-то во всеуслышание следующее: «Я куда как популярнее, чем Рейган. Я уже в третий раз избран. А где ваш Рейган? Два срока — и нету его! И кому проиграл-то — Бушу да Дукакису!»
Тут оно хорошо бы пояснить, что президент в Штатах — по конституции — избирается не более чем на два срока, что Буш и Рейган всю жизнь принадлежали к одной партии, и уходящий Рейган за кандидатуру Буша активно агитировал, ну и все такое прочее. Но оно и то понятно, что для Бэрри — а уж тем паче его электората — такие пояснения не китайская даже грамота, а пожалуй что и чистые происки врага. Призванные принизить поистине героические достижения народного любимца.
А в глазах влюбленного народа гордому мэру с девичьим именем повредить практически ничего не могло. Ни похождения по стриптиз-клубам с последующими развлечениями в компании все тех же голых девиц (такое могло сработать разве что на еще большую повсеместную любовь), ни стремительно растущая преступность в американской столице (зато ведь жизнь до чего более вольготная пошла!), ни тотальный бардак с транспортом, школами да коммунальным хозяйством (в Африке наших братьев и не такие беды одолевают).
Но когда агенты ФБР в 1990 году ворвались в номер отеля, где Марион Бэрри в окружении друзей мирно покуривал чрезвычайно крутой и чрезвычайно популярный дурман «крэк», одновременно записывая на видео очередное свое интервью, Америка было решила, что с неуемным мэром покончено навсегда. Тем паче, что впаяли ему, как и положено, срок — а уж бывшему зэку, да еще в самом сердце цитадели демократии, в мэры выбраться вряд ли светило.
Тут следует заметить, что, во-первых, отсиживал он свое времечко очень даже славно (и прямо в камеру к нему проституток поставляли, и в комнате для свиданий мистер Бэрри лишний стресс снимал все тем же проверенным способом — что видеокамера бесстрастно и зафиксировала), а во-вторых — отсиживал, в общем, мало. Шесть месяцев всего. После чего сразу же с головой кинулся в очередную предвыборную компанию.
Вместе с наисердечнейшим дружбаном Розье Брауном (по кличке «Таракан» — я не шучу, так его все родные и близкие кличут) наш Марион сначала создал Коалицию Бывших Зэков, члены которой затем отправились прямо по домам агитировать сограждан за героического экс-мэра, ставшего после отсидки совсем уж в доску своим. И пошли они в первую очередь по кварталам, где отсидевший народ из чернокожих в основном и проживал. Проживал в большинстве с еще висевшими условными (а, точнее, недосиженными) сроками и без малейшего понятия о том, что либеральный закон 1976 года всех их наделил ничем не ограниченным правом голоса — какой бы там приговор на каждом из них ни болтался. И уж тут вся наскоро просвещенная толпа ринулась к избирательным урнам, прихватывая по дороге всех родных и знакомых. В результате чего героический Бэрри уселся в кресло мэра в четвертый раз.
А дружбан этот и официальная правая рука мэра — Розье Браун, который еще и «Таракан» — тоже фигура не из рядовых. Сроков на нем было, как на боевом маршале орденов да медалей. Сидел «Таракан» и за убийство, и за наркотики (потребление и торговля), и за воровство, да и просто за макли всякие. Бэрри — еще до собственной отсидки — дружка через соответствующую комиссию из тюряги-то вытащил, сперва заменив отсидку на «условный срок», а потом и вовсе как-то уж там какие-то бумаги затерялись. После чего и получился «Таракан» чистый как херувим, да еще и без обязанности вернуть свистнутые в сиротском доме сорок пять тысяч зеленых (за которые в последний раз на нарах приземлился). Ну ведь и пригодился дружбан — сами же видели.
Тут, конечно, взвыли все прочие, что в Вашингтоне в силу необходимости пребывают, но Демократия — богинька строгая, и супротив народного избранника не попрешь. А делать что-то было необходимо, потому как в Вашингтон народ со всего свету по делам насущным заезжает, и за такой вселенский бардак было уже перед людьми довольно и стыдно. В общем, взяло федеральное правительство на себя и финансы, и школы, и прочие больные моменты. А флагман борьбы за права угнетенных масс так в кресле своем гордо и остался.
В заключение же рассказа о героическом вашингтонском мэре с нежным девичьим именем хочется мне кое-какие его высказывания — публичные, уверяю вас — привести (их, думаю, на скрижалях для потомства непременно сохранить следует — ну да, впрочем, пусть Америка о том заботится). Итак, мэр американской столицы мистер Марион Бэрри:
«А в Вашингтоне вообще очень низкий уровень преступности — не считая, конечно, убийств.»
«Люди меня тут критикуют, что у меня охрана больше, чем у президента. А вы себе вопрос задайте: сколько народу президента мечтает грохнуть, а сколько меня?»
«Я тут читал как-то смешную такую историю, что, вроде, республиканцы освободили рабов. Да республиканцы рабство законом и ввели еще в 1600-е годы! Авраам Линкольн, конечно, рабов освободил, но он республиканцем не был»
(Без комментария тут не получается… В 1600-е не было не только республиканской партии, но и, как вы догадались, самих Соединенных Штатов. А Линкольн — так уж случилось — именно республиканцем-то и был. Но это так, на полях.)
«Да какое право имеет Конгресс кругом путаться да законы издавать!»
«Законы в этом городе — расистские. Да и вообще все законы расистские. Закон всемирного тяготения — тоже расистский».
«Я еду с визитом в Африку, потому что Вашингтон — международный город, как Токио, Нигерия или Израиль. Будучи мэром — я международный символ. Или вы Африке и в этом откажете?»
«Наши бравые парни, умиравшие во Вьетнаме, были более чем на 100 процентов черными…»
«Я самый счастливый человек в мире. Господь на моей стороне.»
(Гордая тирада, произнесенная — и записанная на видео — буквально за секунды до того, как агенты ФБР ворвались в номер, где это интервью снималось в облаках «крэкового» дыма.)
«Я — великий мэр, я достойный христианин. Я умный человек, я глубоко образованный человек — и я скромный человек.»
(Скромность, замечу, не такая уж уникальная — особенно когда речь заходит о вождях угнетенных меньшинств. Гаитянский борец с белым расизмом, доведший свой тотально чернокожий остров до полной ручки и даже за ее пределы, бывший президент страны Франсуа Дювалье — с ласковой кличкой «Папа Док» — титуловался совершенно официальным образом вот как: «Пожизненный президент, защитник народа, верховный вождь революции, апостол национального единства, благодетель бедных, великий покровитель торговли и промышленности и вдохновитель душ». И не дай Бог было какой-нибудь из эпитетов по небрежности опустить.)
В общем, чтобы народ при власти да не покуражился — такое и представить-то себе невозможно. И оно ведь не только президенты-губернаторы-мэры, из которых каждый, как ни крути, а в своем курятнике самодержец. Оно и поменьше который люд тоже отставать не желает.
Пару лет назад собрался как-то даже и не президент, а вице-президент, Эл Гор (который, между прочим, после того и в президентах едва-едва не приземлился) посетить славный город Денвер, столицу штата Колорадо. В ходе визита было предусмотрено и фотографирование на память с отцами упомянутого города. Один из которых, Гамлет Бэрри Третий (в точности так и именуется, честное слово — и, по моему, к тому Бэрри, что выше, без особого, кроме цвета кожи, отношения), очень от такой перспективы возбудился и озаботился.
А озаботился он потому, что речка Саут Плэтт, где съемки должны были происходить (ну, чтобы на природе — река тебе тут, горы знаменитые Скалистые), что-то обмелела несколько. Для прочих задач оно, может, и ничего, а для такой памятной фотографии как-то жидко выходило.
Ну, и тут-то третий наш Бэрри (если по рассказу, так второй) вспомнил, что числится-то он не кем-нибудь, а главой департамента водоснабжения. А вспомнив, велел шлюзы резервуаров с водой питьевой открыть — и в речку слить. И слили.
Потом ему, конечно, журналисты (из особо твердолобых) пенять прилюдно принялись. Дескать, на шестьдесят тыщ питьевой воды ни за понюх табаку угрохали, которой трем бы сотням семейств на целый год хватило (при среднеамериканских мощных расходах в этом плане). Ну и что? Бэрри и объяснил, нимало и не смущаясь: я, сказал, на том стою и стоять буду. Все сделано было правильно. Потому как ежели на природе фотка — так чтобы природа и была. И река — так уж чтобы река, а не занюханный там ручей какой. С чем пресс-конференцию и закрыл.
Потому что у человека при власти на все веский ответ имеется. И то, что ответ такой частенько откровенным идиотизмом попахивает, веса его не снижает нимало. Хотя ведь и в идиотизме логика чаще всего такая, что не попрешь. Как вот у этого третьего (второго) Бэрри.
Или у мадам Сюзан Джон, которую как-то полиция припутала на том, что, пребывая в состоянии ощутимой нетрезвости, она собственным автомобилем управляла. Стали ей тоже злые языки выговаривать: как же, дескать, работать теперь будешь да как станешь людям в глаза смотреть? (А надо сказать, кресло у мадам Джон было самое соответствующее, ибо была она не только депутатом ассамблеи штата Нью-Йорк, но и председателем комитета борьбы с алкоголизмом и наркоманией той же ассамблеи — так что ситуация вполне веселая нарисовывалась.)
И что же? С полной вескостью она всем им и ответствовала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49