Не сходя с седла, склонил голову и
почтительно произнес:
- Друг и поводырь моей матери, крэг Тариты-Мур! Я, ее сын, пришел,
чтобы выполнить Уговор!
И тотчас же зашелестел водопад ломких перьев, и палево-белый от
старости крэг выскользнул из надгробной часовенки, сделал полный круг над
пустынным кладбищем, словно прощаясь с этими местами, и опустился на левую
руку эрла, обтянутую перчаткой.
Асмур знал, что там, возле летучих кораблей, на звездной пристани,
девять осиротевших крэгов сидят на руках у юношей, объединившихся, чтобы
выполнить Уговор, много сотен лет назад заключенный между людьми и
крэгами.
Девять крылатых существ терпеливо ждут своего часа; крэг Тариты-Мур -
десятый и последний. Они служили своим хозяевам всю жизнь, подчас долгую и
нелегкую; и все они до единого были верны той немыслимой верностью крэгов,
которая сама по себе - загадка; и вот настало время сыновьям расплатиться
за отцов и матерей. И плату крэги признают только одну: полное, немыслимое
одиночество.
Один на целой планете. Эту планету надо было найти - и подарить.
Заботливо проверив, удобно ли седому крэгу на жесткой перчатке, Асмур
дернул повод и повернул коня, объезжая материнское надгробье - и вдруг до
его слуха донесся топот. Кто-то мчался во весь опор и был уже совсем
близко - гром копыт не прилетел издалека, а возник прямо тут, на кладбище,
где-то возле земляных безымянных холмов.
Значит, тот, кто догонял Асмура, прекрасно знал, где его искать. Эрл
приподнял брови, удивляясь легкости и нервному ритму приближающегося
топота и одновременно опуская правую руку на рукоять меча. Серв не скакал
бы на коне, а законы Джаспера запрещают поднимать десинтор на человека. И
все-таки...
Он осторожно пересадил Тарита-крэга с левой руки на круп коня. Нет на
Джаспере человека, который посягнул бы на неприкосновенность хотя бы
одного перышка крэга - но случай, но полуночная тьма... Впрочем, настоящей
темноты здесь не было - вот и сейчас вечерняя луна уже скрылась, зато две
ослепительно-белых и одна медовая освещали стройный ряд надгробий с
какой-то неестественной, зловещей четкостью.
Козыри - ночные, поэтому луны должны быть за него. И уж если они
высвечивают кого-то с такой безжалостностью - то это, разумеется, враг. Он
вытащил свой меч уже наполовину, когда розовато-сиреневый конь, словно
сказочная аметистовая птица, стелющаяся над самой землей, вылетел из-за
надгробья Тариты-Мур и, осаженный опытной рукой, взвился на дыбы.
Искристая грива мешалась с целым каскадом таких же шелковистых,
разбрасывающих заревые блики, перьев; разглядеть всадника, чью голову и
руки укрывал этот убор длинноперого фламинго, было совершенно невозможно,
но Асмуру и не нужно было глядеть.
Только у одного человека на Джаспере был такой конь и такой крэг.
Вороной заржал, призывно и просительно, и двинулся навстречу аметистовой
кобыле. Асмур рванул было поводья - и понял, что это осталось только
мыслью, но не действием: не послушались руки. Вороной захрапел и поймал
зубами прядь гривы, налетевшей на него сиреневым ореолом, и в тот же миг
легкие руки, укутанные невесомыми перьями, обвились вокруг шеи Асмура, и
тело, охлажденное встречным ветром, напоенное полевыми ночными запахами,
прильнуло к нему, и он почувствовал, как цепкие когти на его запястьях
разжимаются, привычный, неотделимый от него капюшон соскальзывает с волос
- и мир вокруг в тот же миг погас, и он уже не видел, как два крэга,
пепельный и аметистовый, прижавшись друг к другу и превратившись в одну
серо-сиреневую птицу, взмыли в ночную тишину, мелко трепеща сомкнутыми
напряженными перьями.
- Без меня... улететь без меня... - пробился сквозь эту темноту
срывающийся, ломкий от горечи голос, и звуки его запутывались в его
волосах, покрывали бархатистым щекочущим налетом его лицо, - без меня, без
меня, без меня!..
Он срывал с себя эти нежные, душистые руки, на прикосновение которых
он не имел права, но тут же возникали губы - терпкие, своевольные, без
конца твердящие одни и те же слова, смысл которых был бы жалок, если бы их
произносил кто-нибудь другой; и еще успевали они жаркой и влажной чертой
повторить каждый изгиб его бровей, губ, подбородка, навеки запечатлевая в
памяти контур его лица.
Но и ее губы не принадлежали ему.
- Ты сошла с ума, Сэниа, ты сошла с ума... - бормотал он потерянно и
отталкивал ее, но его слова ровным счетом ничего не значили, потому что
она лежала у него на руках, и ощупью он спустился с седла, держа ее так
бережно, словно мог пролить; и, коснувшись сапогом земли, он уже не помнил
ни о долге, ни о чести - остались только прикосновения к ее лицу, и он
отыскивал губами ее ресницы, и они опускались - колкие соленые лучики,
прикрывавшие ненужные в такие минуты глаза; мир сузился до касаний и
шепота, до рвущегося остановиться дыхания, и только одному не было места в
этом мире любви - зрению.
Потому что крэги, слившись в одно, парили в звездной вышине, а с
самых Черных Времен без крэга человек от рождения слеп, как крот.
- Мы оба сошли с ума, Сэниа, - шептал Асмур, опускаясь на колени в
густую траву, и кони взметнули ввысь свои крылья, воздвигая над ними живой
пепельно-розовый шатер.
И в это миг прозвучал голос:
- Берегись, Алхимик!

4. СОЮЗ С ЗАВЕЩАНИЕМ
Голос мог принадлежать только Леснику - единственному его другу,
попечителю королевских садов. Сэниа, услышав предостерегающий крик, еще
сильнее прижалась к Асмуру, словно прикрывая его своим телом, и он с
удивлением почувствовал у ее бедра компактную кобуру портативного
десинтора.
- Крэг! Асмур-крэг! - крикнул он, беспомощный в своей непроглядной
незрячести.
- Нет, нет, - зашептала Сэниа, - пока я с тобой, они ничего не смогут
сделать...
Значит, она догадалась, о ком предупреждал Лесник. Асмур схватил
девушку в охапку и вытянул вперед руку - теплая конская чешуя тотчас же
придвинулась к его ладони. Он ощупью перебросил гибкое тело через седло, и
тут же шелестящая масса перьев обрушилась на него сверху; мир кругом
вспыхнул мерцающим лунным светом - глаза крэга стали его глазами. Он
увидел мону Сэниа, вздернувшую поводья его вороного; черные волосы,
выбившиеся из-под сиреневого перьевого покрывала, метались по гриве, и
конь не противился ей, прижав чешую, хотя до сих пор никто, кроме Асмура,
не мог даже приблизиться к неукротимому животному, признававшему только
одного хозяина.
В другой руке принцессы мертвенно поблескивало грозное и запретное
оружие, разящее молниями, а сразу же за ней, влитые в седла, высились три
ее старших брата.
Асмур стремительно обернулся, обнажая лезвие дозволенного в таких
случаях меча - остальные шесть принцев стояли у него за спиной. Надо же,
явились все!
Он сам мог мгновенно исчезнуть, бежать к своим кораблям, и он успел
бы это сделать прежде, чем кольцо разъяренных царственных братьев
сомкнется - но здесь была его мона Сэниа...
Нет, не его.
И тем не менее он готов был скрестить оружие с любым, кто посмел бы
ему об этом сказать. Он принял отказ от короля, но не позволил бы
повторить его даже принцу.
- Мой меч не привык ждать, - проговорил он хрипло и высокомерно, - и
словно в ответ на его слова палево-серый крэг, прошелестев бессильными
крыльями, опустился на меч, цепко обхватив его когтями. Теперь Асмур не
мог воспользоваться этим оружием.
- Буду стрелять! - крикнула мона Сэниа. - И я не промахнусь, вы меня
знаете!
Братья ее знали. Асмур - тоже.
И тут материнский крэг встряхнул головой, так что седой венчик
поднялся над нею, точно рыцарский плюмаж, и издал укоризненный клекот. Это
подействовало эффективнее, чем угроза Ее Своенравия - действительно,
трудно было найти проступок страшнее, чем поднять смертоносное оружие на
человека.
Но ранить крэга - пусть даже нечаянно - это было самым позорным,
несмываемым грехом.
Принцы осадили коней.
- Эрл Асмур, - прокричал один из тех, кто стоя за спиной моны Сэниа -
кажется, самый старший, - ты знаешь, что исполняющий Уговор
неприкосновенен, и как бы мы ни чувствовали себя оскорбленными, не нам,
принцам крови, нарушать законы Джаспера. Поэтому мы разрешаем тебе
удалиться. Полночь миновала, а предначертание указало тебе начать путь до
рассвета. Ступай с миром, но помни: если, вернувшись, ты приблизишься к
нашей сестре ближе, чем на расстояние взгляда и голоса - мы будем драться
так, как велит фамильная честь: без крэгов, вслепую, на звон шпаги.
- Я не менее вашего чту Уговор и законы Джаспера, - тяжело переводя
дыхание, проговорил эрл Асмур, который задыхался от бешенства, - и тем не
менее помните, высокородные принцы, что, выполнив свой долг перед крэгом
моей матери, я вернусь и скрещу шпагу или кинжал, рапиру или меч по выбору
с любым из вас, независимо от того, удостоит ли снова меня принцесса Сэниа
слова или взгляда!
- А теперь слушайте меня! - разнесся над ночными полями звенящий
голос моны Сэниа. - В отличие от вас я плюю на Уговор, и на все законы
Джаспера оптом, кроме того единственного, который позволяет королевским
дочерям по собственной воле выбирать себе мужа. Вы не хотите брать на себя
обузу его ленных владений, которыми вам бы пришлось управлять в случае
нашей смерти - хороши братцы! Что ж, в таком случае вы мне больше не
родня. Я отрекаюсь от королевской крови. Асмур! - она нагнулась с седла и
положила ему на плечо маленькую руку, опушенную аметистовыми перьями. - Ты
забыл о старинном обычае - заключать брак вместе с завещанием. Тогда на
них, на этих каплунов, жиреющих в Диване, в случае, если ты не вернешься,
не ляжет никаких обязательств. Ну!..
Он с тоской поглядел в ее лицо - узкое страстное лицо, обрамленное
черными прядями, выбивающимися из-под фламинговой шапочки; когда-то он
любил это лицо, эту девочку, не сводившую с него очарованных глаз на ее
первом турнире... Но видят древние боги, как он устал от ее сумасшедшего
нрава! Пусть она права и у него душа крэга, но он уже ничего не желает,
кроме покоя - если не для тела, то хотя бы для души и чести! И сейчас,
когда она завладела, между прочим, его конем, встала между ним и
исполнением Уговора - он вдруг отчетливо понял, что гораздо сильнее любил
бы ее... в воспоминании.
- Мона Сэниа, - проговорил он как можно мягче, - высокородная мона,
вы разгневаны на братьев и отреклись от родства с ними, но вы забыли о
своем отце!
Звук его голоса, исполненного чарующего благородства, произвел не
примиряющее, как он рассчитывал, а прямо противоположное действие - от
любви и горя Сэниа окончательно потеряла голову:
- Асмур, я ничего не повторяю дважды! Ты сейчас же наречешь меня
своей женой, или... - она оглянулась, пытаясь найти что-нибудь такое, чем
можно было бы напугать самого Асмура.
Видят древние боги, это было чертовски трудно! Ибо напугать
бесстрашного эрла могла разве что такая угроза, которая еще ни разу не
прозвучала под небом Джаспера. Но и принцесса была не из пугливых: она
медленно подняла руку с маленьким десинтором до уровня своего лба. И рука
ее не дрожала.
- Асмур, - сказала она очень просто, - если ты этого не сделаешь, я
УБЬЮ КРЭГА. Своего крэга.
Он рванулся к ней, пытаясь перехватить руку, но она оказалась
проворнее - вскочив на седло ногами, она вытянулась во весь рост и теперь
стояла на спине его вороного, освещенная тремя лунами, с рукой, поднятой
ко лбу.
Принцев как ветром сдуло с седел - все разом очутились на земле, а
один, самый младший, отвернулся и прижался лицом к гриве своего коня. Не
было еще такого на Джаспере за все полторы тысячи лет действия Уговора;
чтобы кто-нибудь поднял руку на своего крэга.
На себя - бывало.
Но принцесса Сэниа грозила невиданным.
- Тарита-крэг, поводырь моей матери! - прорычал Асмур голосом,
которому больше бы пристало проклятье, чем брачная клятва. - Пред тобой,
старейшим из всех собравшихся здесь крэгов, я, эрл Асмур, последний из
рода Муров (это были единственные слова, которые он произнес с
удовольствием), беру в жены мону Сэниа, ненаследную принцессу, отрекшуюся
от королевской крови, и буду ей мужем до своего смертного часа, а если ее
дни продляться дольше моих, то завещаю ее со всеми владениями тому...
тому, кто после моей смерти первый коснется губами ее лба. Я поклялся.
- Я, Сэниа-Мур, принимаю твое завещание, муж мой, как и все, на что
будет воля твоя, потому что кроме тебя меня не коснется никто. Я
поклялась.
"Надолго ли хватит этой кротости?" - подумал Асмур.
Сэниа тоненько свистнула вместо традиционного свадебного поцелуя, и
ее колдовская кобыла, разыгрывавшая пугливость за каким-то надгробьем,
грациозно приблизилась к вороному, изгибая шею. Девушка спрыгнула со
своего несколько необычного пьедестала прямо в седло, небрежно кинула
десинтор в кобуру и, не оборачиваясь, медленно двинулась вперед, в
бездорожье дурманных полей, над которыми вставала бирюзовая утренняя луна,
не оставляя им с Асмуром ни минуты ночи.
Принцесса, пусть даже отрекшаяся от родства с королевским домом, не
могла прощаться с возлюбленным при постороннем.

5. ПРИСТАНЬ ЗВЕЗДНЫХ РАЗЛУК
Девять всадников стояли, держа коней под уздцы, и десять кораблей
расположились причудливой пентаграммой чуть поодаль. Седые отцовские крэги
замерли, вцепившись в гривы коней, словно сами были всадниками; они долго
ждали, эти поводыри незрячих людей, ждали целую человеческую жизнь, и
теперь, согласно древнему Уговору, от путешествия к желанной цели -
полному и бесконечному одиночеству - их отделяла всего одна ночь. Это были
несоизмеримые отрезки - ночь и вечность, и мудрость старых крэгов не
позволяла им проявлять нетерпение.
Другое дело - звездная дружина Асмура. Они ждали его нетерпеливо, эти
новички, эти вчерашние мальчишки, собравшиеся в кружок над рассыпанными
картами, всполошенные недобрым предзнаменованием. Голубая луна прошла уже
треть своего пути, когда воздух, наконец, всколыхнулся, как бывает всегда,
когда человек проходит через _н_и_ч_т_о_, но вместо одного - командора -
они увидели двоих - держась за его стремя, рядом с эрлом Асмуром шла сама
мона Сэниа, и ее черные спутанные волосы мешались с гривой бешеного
вороного коня, к которому не смели приблизиться даже смельчаки - скакун
одинокого эрла, не раздумывая, был крылом или сдирал кожу вздыбленной
чешуей.
Асмур вступил в круг своих спутников, внимательно всматриваясь в
каждое лицо, хотя на первый взгляд ни одно из них не показалось ему
знакомым. Может, встречал на приемах в королевских садах - скорее всего,
встречал. Но не запомнил.
Остался ли он доволен этим стремительным импровизированным смотром?
Пока это было неясно. Зато девять юношей, и без того готовые слепо
повиноваться каждому его кивку - они, несомненно, узнали его сразу и
теперь стояли, не шелохнувшись, глядя на своего командора с восхищением и
гордостью, граничащими с обожанием: ведь это, оказывается, был не только
прославленный эрл, но и жених самой принцессы, на которую пылкая молодежь
не смела и глаз-то поднять!
А мона Сэниа, теперь уже - Сэниа-Мур, покорно шла у его стремени и
остановилась, когда остановился он, и прекрасное лицо ее было залито
слезами, которых она не стыдилась. Асмур, словно не замечая ее
присутствия, проговорил негромко и сдержанно:
- Назовите имена.
Он знал титулы и полные имена всех, кто пойдет с ним, заранее, знал и
род, и специальность, но сейчас ему нужно было другое - как звать их в
бою, когда дорога каждая доля секунды, и они это поняли, хотя их командор
с самого начала нарушал традиции: такое знакомство должно было состояться
уже на корабле. Но они были счастливы, что их боевые имена услышит сама
принцесса Сэниа.
- Эрм, - представился самый старший.
Асмур недолго задержал на нем взгляд - это был уже не раз выступавший
на турнирах Эрромиорг из рода северных танов Оргов, которые владеют по
ленному праву всеми залежами полиметаллических руд, которые нужно добывать
из-под вечного льда. Запомнить нетрудно - светло-серый крэг с красным
хохолком. Чем-то напоминает дятла.
- Сорк. - Такой же крэг, но без хохолка. Скромность любого украшает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19