Но потом все изменилось...
Еще до женитьбы Козлов писал стихи по-француз­ски, и К. Н. Батюшков сожалел, что он не пишет по-русски. В Петербурге, куда Козлов переселился в 1813 году, он, познакомившись с И.А. Крыловым, А.А. Дельвигом, Е.А. Баратынским, и сам потянулся к литературному творчеству. Первыми его стихотво­рениями стали «К Светлане», «К другу В.А. Жуков­скому», «Пленный грек в темнице», написанные в 1821-1822 годах. Это и было началом его литератур­ной деятельности.
«Отчужденный утратами физическими от земной жизни, ожил он с лихвою в другом мире», - сказал о нем Вяземский.
«Несчастье сделало его поэтом, - писал о Козлове Жуковский, - и годы страданий были самыми деятель­ными годами ума его. Знавший прежде совершенно французский и итальянский язык, он уже на одре бо­лезни, лишенный зрения, выучился по-английски и по-немецки... он знал наизусть всего Байрона, все по­эмы Вальтер Скотта, лучшие места из Шекспира, так же как прежде всего Расина, Тасса и главные места из Данте».
Байрон - один из любимых поэтов Козлова. Он не только переводит его, но и посвящает ему не одно сти­хотворение:
Но юноша гордый, прелестный, -
Высокого сана светлее душой,
Казну его знают вдова с сиротой,
И глас его арфы - чудесный.
На многих современников Козлова оказала влияние вольнолюбивая, гордая поэзия Байрона, в том числе и на Пушкина, и на Лермонтова. И то, что страдалец Иван Козлов находил упоение в самом романтическом образе Байрона - показательно. Мятежный, свободный дух Байрона наполнял его израненную душу живи­тельными соками, в ней прибывали силы.
Слепой поэт стал постоянной заботой друзей, чуть ли не главной темой их разговоров, переписки. Жуков­ский, Веневитинов, А. Тургенев, В. Одоевский, Гнедич, Плетнев, Крылов, Грибоедов, Баратынский, Дельвиг - вот круг литераторов, постоянно бывавших в доме у Козлова в Петербурге.
Как бережно высказывался Дмитрий Веневитинов о переводе Козловым «Абидосской невесты» Байрона, боясь неосторожным словом ранить автора. Ясно, что перевод он считал далеко не совершенным. Вот как писал Веневитинов: «В переводе И.И. Козлова есть места прекрасные, стихи пресчастливые. Но везде ли сохранен характер подлинника? Козлов доказал нам, что он постигает красоты поэта английского, и мы уве­рены, что он чувствует зрелее нас, сколько перевод его отстает от произведения Байрона. Мы же, русские, должны быть благодарны за всякий опыт, доказываю­щий чувство изящного, рвение к литературе отечествен­ной и трудолюбие».
Переписка П.А. Вяземского и А.И. Тургенева бук­вально пестрит упоминаниями об Иване Козлове, о но­вых его переводах, поэмах, стихах, о его духовном и материальном состоянии.
Когда же, скоро ль, друг далекой,
В родимый край примчишься ты? -
обращался в стихах к Тургеневу Козлов.
Кстати, Александр Иванович Тургенев - любопыт­нейшая фигура своего времени. Уехав в 1825 году за границу, он стал ревностным исследователем памятни­ков русской истории, работая в чужеземных архивах. Человек большой культуры, он очень много делал для друзей, близких и далеких, нуждавшихся в поддержке.
28 мая 1825 года Тургенев сообщает Вяземскому: «Стихи Козлова украсили бы европейский журнал». В апреле 1830 года Тургенев пишет Вяземскому из Па­рижа: «Посылаю и несколько прелестных куплетов. Прочти их Козлову, если ты читаешь по-немецки, и об­ними его и весь круг его милых ближних...»
В письме от 17 июля 1827 года Тургенев сообщает о близкой приятельнице Козлова Голицыной: «Кончил вечер у княгини Голицыной, она пела, и я вспоминал нашего Козлова, коего она была в первое время слепоты его утешительницей».
«К княгине М. А. Голицыной» - так называется одно из стихотворений Козлова:
Но, с увядшею душою,
Между радостных друзей
Как предстану пред тобою
С лирой томною моей?
А вот как характеризовал Козлов в своем дневнике самого Тургенева: «Приехал милый Александр Турге­нев, этот старый истинный друг, всегда верный, предан­ная душа, ум пленительный, полный литературных ин­тересов...»
И незрячее видение поэта оказалось видением тон­чайшего романтического художника, воссоздавшего по памяти образы, краски, оттенки:
Ночь весенняя дышала
Светло-южною красой;
Тихо, Брента протекала,
Серебримая луной...
«Мы пели этот романс Козлова на голос... баркаролы Венецианской», - вспоминает Анна Петровна Керн о встречах с Пушкиным в Тригорском. И сам Пушкин пишет П. А. Плетневу: «Скажи от меня Козлову, что недавно посетила наш край одна прелесть, которая не­бесно поет его Венецианскую ночь на голос гондольерского речитатива - я обещал известить о том милого, вдохновенного слепца. Жаль, что он не увидит ее - но пусть вообразит себе красоту и задушевность - по крайней мере дай бог ему ее слышать!»
Музыкальные стихи Козлова вдохновили Михаила Ивановича Глинку на создание прекрасной фантазии «Венецианская ночь».
Поэма «Чернец» (1824) особенно прославила Козлова, сделала его имя широко известным. Несмотря на то что судьба Чернеца ничем не схожа с печальной участью самого поэта, читатель ощущал общность страданий ге­роя и автора:
О, сколько раз я плакал над струнами,
Когда я пел страданье Чернеца.
То же можно сказать и о других произведениях Коз­лова. В каждом своем стихотворении он выражал субъ­ективное состояние души, находившее тем не менее от­клик у многочисленных его читателей и почитателей. «Ты арфа страданья, ты арфа терпенья» - так обрати­лась к Ивану Козлову Зинаида Волконская. И ей он по­святил не одно стихотворение:
О, помню я, каким огнем
Сияли очи голубые,
Как на челе ее младом
Вилися кудри золотые!
Судя по этим стихам, поэтическая арфа Козлова извлекала не только звуки терпенья и страданья, но и лирическую, грустную музыку былого, воспоминание о котором светло и сладостно:
Вечерний звон, вечерний звон!
Как много дум наводит он...
В сгустившейся вечерней мгле Козлов воспевал утро и полдень своей жизни, и его память, воображение ху­дожника окрашивали прошлое ярким многоцветьем.
Тебе он создал новый мир;
Ты в нем и видишь, и летаешь,
И вновь живешь, и обнимаешь
Разбитой юности кумир,-
писал Пушкин о творческом даре Козлова в посвящен­ном ему стихотворении.
В дни реакции сильно поредел круг друзей Ивана Козлова. До 1825 года дом Козлова посещали Рылеев, Кюхельбекер, Николай и Сергей Тургеневы. И вот не для них звучит ласковая Фантазия Глинки, погасли огни, освещающие прекрасные лица. Только колоколь­ный звон слышен слепому поэту.
Его вольный и одновременно точный перевод сти­хотворения Мура, могучая песня, родившаяся из этих строк, стали явлением русской духовной жизни. Неда­ром «Вечерний звон» был любим многими поколениями русских революционеров. Его пели на сходках, в тюрь­мах, в ссылках:
Лежать и мне в земле сырой!
Напев унывный надо мной
В долине ветер разнесет;
Другой певец по ней пройдет,
И уж не я, а будет он
В раздумье петь вечерний звон!
Поем эти дивные стихи и мы, поем как народную песню и вряд ли при этом вспоминаем об их создате­ле - поэте Иване Козлове.
Так случается иногда с неподвластными времени творениями: они словно бы теряют конкретное автор­ство, принадлежат сразу всем.
«Гениальнейший дилетант»
Наверно, будь он только композитором или, предпо­ложим, только скрипачом, пианистом, певцом, вряд ли тогда принес бы Виельгорский ту огромную просвети­тельскую пользу и в той степени способствовал бы культурному прогрессу отчизны. Как свидетельствуют многочисленные высказывания его современников, дея­тельность Виельгорского была выдающейся.
«Нет такой отрасли специального знания, которая бы не обогатилась через графа Виельгорского новым взгля­дом или новым применением идей, уже бывших в обра­щении... Оригинальности гениальной свободы в выраже­ниях графа Виельгорского передать невозможно. Он говорил пудовыми словами», - писал в «Театральном и музыкальном вестнике» в 1856 году один из его совре­менников.
Михаила Юрьевича Виельгорского знала вся про­свещенная Москва и весь просвещенный Петербург. Человек большой, энциклопедической культуры, весьма осведомленный во многих отраслях знания, знаток сов­ременных и древних языков, он, кажется, не имел себе равных в искусстве как точный ценитель и вдохнови­тель.
Вкус Виельгорского слыл одним из самых тонких и изощренных, оценки - меткими и точными, анализ - будь то литературного произведения или музыкально­го - всегда был глубок и профессионален. И при этом - всегдашняя благожелательность, великодушие, добрая снисходительность в общении с окружающими.
Дом его в Москве в середине 20-х годов был настоя­щим культурным центром, где можно было встретить и деятелей искусства и литературы, и людей науки.
М.Ю. Виельгорский родился в 1788 году в Петербур­ге, умер в 1856 году в Москве. Отец его, польский по­сланник при дворе Екатерины II, перешедший на рус­скую службу, также был музыкантом и одним из уч­редителей Санкт-Петербургского филармонического об­щества.
Михаил Виельгорский получил блестящее музы­кальное образование под руководством В. Мартин-и-Солера в Петербурге, Тауберта в Риге, у Л. Керубини в Париже и вновь в Петербурге у И. Миллера. Он с шест­надцати лет играл в струнном квартете вместе с отцом и братьями. Эти частые музицирования отроческих лет Виельгорского, исполнение произведений Гайдна, Моцарта, Бетховена позднее перешли в собрания высо­копрофессиональных музыкантов в доме братьев Виельгорских (Матвей Юрьевич Виельгорский был пре­красный виолончелист).
Начавший рано сочинять музыку - несколько песен с оркестром написаны им уже в тринадцатилетнем воз­расте, - Михаил Виельгорский виртуозно играл на фор­тепиано, скрипке, имел прекрасный голос, отлично чи­тал партитуры. И наряду с этим как он страстно увле­кался, прямо заболевал другими талантами, распозна­вать и чувствовать которые умела с малолетства его богато одаренная натура.
Во время первой своей встречи с Бетховеном в Вене, когда еще совсем юный Миша Виельгорский оказался в числе восьми слушателей на репетиции «Пастораль­ной симфонии», он так неистово аплодировал, что был вознагражден персональным поклоном великого компо­зитора. С того момента Виельгорский становится вос­торженным поклойником, блестящим исполнителем, одним из первых в России пропагандистов сочинений Людвига ван Бетховена. В 1838 году в доме Виельгорских в Петербурге впервые в России прозвучала и по­том исполнялась много раз Девятая симфония Бетхо­вена.
В своем курском имении Фатеевка (другое назва­ние - Луизино), куда Виельгорский был вынужден уе­хать в 1822 году из Петербурга, он развертывает широ­кую музыкальную деятельность. За четыре месяца в Луизине состоялось тридцать три концерта, в которых принимали участие соседи-помещики, вольнонаемные и крепостные оркестранты. Семь симфоний и оратория Бетховена звучали на этих концертах в числе других произведений. Михаил Виельгорский был не только ор­ганизатором этих концертов, но выступал в них и как дирижер, пианист и певец, исполняя романсы и оперные арии западных классиков.
Интересно, что в Луизине звучали музыкальные но­винки, не всегда доходившие и до Петербурга. Здесь же, в деревне, самим Виельгорским были созданы увер­тюра, Первая и Вторая симфонии - одни из первых в России, большое хоровое произведение «Верность до гроба» на слова Жуковского.
Всего же Виельгорский написал одну оперу - «Цы­гане», две симфонии, две увертюры, вариации для вио­лончели с оркестром, струнный квартет, пьесы для фор­тепиано, музыку к водевилям, вокальные ансамбли, произведения для хора и хора с оркестром.
Романс Виельгорского «Бывало» на стихи И.П. Мятлева можно услышать в концертах и в наши дни. Романсы «Любила я...» и «Бывало» были переработаны для фортепиано Листом.
В 1823 году Михаил Юрьевич переезжает в Москву. О музыкальных собраниях в московском доме братьев Виельгорских писал В. Ф. Одоевский в статье «Взгляд на Москву» (1824), в разделе «Публичные концерты»: «...едва ли можно встретить в России что-либо подобное сим концертам, где бы соединялись и выбор сочинений, и достоинство музыкантов, и точность исполнения - три условия, без которых музыка теряет всю свою цену; где бы, как в сих концертах, господствовало не прист­растие к какому-либо именно роду музыки, не пременяющиеся толки знатоков-самозванцев или невежд-лю­бителей, как то часто случается, но вкус, напитанный глубоким изучением искусства и оживленный пламен­ною, бескорыстною к нему страстию. Сюда стекаются все лучшие артисты, приезжающие в Москву, прежде нежели являются на суд публики; здесь разыгрываются лучшие древние и новейшие музыкальные произведе­ния, которые без того совершенно не были бы известны не только здешним любителям музыки, но даже и ар­тистам».
Кроме того, Виельгорский, будучи старшиной Благо­родного собрания, организует блистательные, по отзыву «Московского телеграфа», концерты, участвует в них как исполнитель, например в том, который состоялся в зале Благородного собрания в декабре 1824 года и в котором наряду с братьями Виельгорскими приняли участие 3.А. Волконская, П.А. Бартенева, композито­ры А. А. Алябьев и А.Н. Верстовский. Сборы от кон­церта предназначались пострадавшим от наводнения в Петербурге. Также по инициативе Виельгорского со­стоялся благотворительный концерт, средства от кото­рого пошли на выкуп из крепостного состояния талант­ливого скрипача И. И. Семенова.
И первое исполнение Первой симфонии Виельгорского состоялось в Москве в начале 1825 грда. В Москве же продолжается знакомство Виельгорского с Алябье­вым (они вместе учились в Петербурге у И.Г. Милле­ра), вскоре перешедшее в дружбу. Влияние Виельгор­ского, наставления этого серьезного и уже опытного композитора были очень важны для Алябьева в пору, когда музыка еще не стала для него главным в жизни.
Вместе с Алябьевым, Верстовским и Шольцем Виельгорский в 1824 году пишет музыку к водевилю «Проситель» (текст Писарева), а в 1825 году, совместно с Верстовским и И.И. Геништой, - к водевилю «Опыт артистов».
И Виельгорский, и его друзья - московские музы­канты - частые гости в доме Грибоедова на Новинской площади (ныне ул. Чайковского, 17). Одно из москов­ских преданий приписывает Виельгорскому честь «от­крытия» комедии «Горе от ума»:
«Однажды задержавшийся в зале граф Виельгорский в рассеянности взял разбросанные на фортепиано лист­ки рукописи. Он разбирал их с трудом. Но среди них попадались и четко переписанные сцены. Виельгорский машинально опустился в кресло и, уже не отрываясь, читал подряд страницу за страницей. В залу вошла Ма­рия Сергеевна. Гость посмотрел на нее отсутствующим взглядом. Затем вскочил с места.
Простите...- смущенно заговорил он. - Что это за листы у вас?
Это упражнения Александра.
Позвольте, Мария Сергеевна... Разрешите мне продолжить чтение?
Брат отправился проводить Вяземского. Возьмите с собою листы и доставьте их завтра.
Прошла еще одна ночь в жизни Грибоедова - на­дворного советника, чиновника по дипломатической части при генерале Ермолове, литератора, известного узкому кругу любителей театра. Последняя ночь без­вестности. Утром в дом Грибоедовых ворвался граф Виельгорский. Он кинулся на еще сонного поэта. Осы­пал его похвалами. Вскочил в сани и помчался разно­сить невероятную новость: «Грибоедов сочинил пьесу, каковой еще не знала наша словесность!»
Музыкальная одаренность, высокий профессиона­лизм композитора и исполнителя, глубина музыкаль­ных познаний Виельгорского, высоко оцененные Серо­вым, А.Г. Рубинштейном и самим Глинкой, не сужали круга его интересов и возможностей. Виельгорский - тонкий ценитель произведений литературы, желанный друг и советчик многих писателей. Известно, что Миха­ил Юрьевич был дружен с Жуковским, Вяземским. Он присутствовал на первом пушкинском чтении «Бориса Годунова» в Москве, в доме Соболевского, в сентябре 1826 года (вместе с П.Я. Чаадаевым, Д. В. Веневитино­вым и С.П. Шевыревым). На слова великого поэта Виельгорский написал несколько романсов.
Когда (это было в сентябре 1825 года) Вяземский со­общил Пушкину, что Виельгорский «сделал прекрасную музыку» к стихотворению «Режь меня...» (песня Земфиры), Пушкин был обрадован этим известием и, по­сылая Вяземскому «дикий напев подлинника» просил показать его Виельгорскому.
Не кто иной, как Виельгорский, рассказал Пушкину о странном сне майора Батурина, который воплотился затем в гениальном «Медном всаднике» - в грозном видении несчастного безумца.
Михаил Юрьевич крестил дочь Пушкина Наталью; он находился у постели умирающего поэта и вошел после смерти Пушкина в совет по опеке над его детьми и имуществом.
Среди близких друзей Виельгорского и К.Н. Батюш­ков, с которым они сблизились еще в юности, в годы пребывания в Риге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17