Однажды она забыла, что ее очередь украшать церковь цветами, в другой раз перепутала время приема у дантиста. Был случай, когда она целый час таскала Лайзу и Уильяма взад и вперед по улице, разыскивая свою машину. Никого, кроме самой Энни, это не беспокоило, а Энни в очередной раз принимала таблетку. Она говорила себе, что должна быть спокойной, собранной и веселой ради семьи. Что дурного в том, чтобы принять лишнюю таблетку? В конце концов, на флаконе было написано: «До трех в день», и она знала, что ей ничто не угрожает.
Наконец Энни отправилась к Питеру Кэри и попросила, чтобы он выписал ей таблетки валиума по пять миллиграммов.
– Мне бы не хотелось этого делать, – сказал он. Энни сидела в удобном кожаном кресле, в котором сидела уже столько раз, и с удивлением смотрела на врача.
– Почему? – спросила она.
Питер Кэри пригладил седые волосы. Его взгляд казался более пристальным, чем обычно. Энни уже не раз думала, что вполне довольна этим румяным стариком, когда дело касается обычного гриппа или детских болезней, но в более серьезных случаях, пожалуй, больше подходит Эндрю Миллер, ее личный врач, работающий в Лондоне.
– Энни, а почему вы считаете, что вам нужны более сильные таблетки? – Кэри не спускал с нее глаз.
Энни смутилась:
– Ну просто… – Она умолкла. Она чувствовала себя так, словно сидит на допросе, когда неверный ответ может повлечь за собой суровый приговор.
– Сколько таблеток в день вы принимаете? – спросил Кэри.
– Когда как, – ответила Энни.
– Одну? Две?
– Иногда две.
– Три?
– Очень редко.
– Насколько редко?
Энни испугалась. Если сказать о своих страхах, Кэри может обратиться к Эдварду. А ей меньше всего на свете хотелось, чтобы Эдвард узнал о транквилизаторах.
Она решила не настаивать.
– Это было всего раз или два. Обычно я принимаю одну, но время от времени мне все равно не удается заснуть. И тогда я часа через два встаю и принимаю вторую. Я подумала, что доза в пять миллиграммов решит эту проблему. – Помолчав, она добавила: – Возможно, это не такая уж хорошая мысль.
– Я тоже так думаю, – мягко согласился врач.
– Значит, мы все оставим как есть? – спросила Энни.
Питер Кэри придвинулся к ней поближе:
– Есть еще проблемы, о которых вы хотели бы мне рассказать, Энни?
– Нет, – бодро проговорила она. – Никаких проблем. Просто я… Я немного нервная. Вы же знаете.
– Вы уверены, что больше ничего?
– Ничего.
Три дня спустя Энни поехала в Лондон к Эндрю Миллеру. На этот раз она старательно подготовилась к разговору, все хорошенько обдумав.
– Я боюсь самолета, – говорила она. – Панически боюсь. Скоро мне предстоят несколько дальних поездок, и это единственный способ их выдержать.
– Вы говорите, что валиум вам годится? – спросил доктор Миллер.
– Вполне. – Энни улыбнулась. Миллер был совсем не похож на Питера Кэри: он был хорош собой, молод и современен, как его приемная.
Он кивнул.
– Я могу выписать вам несколько таблеток по два миллиграмма.
– Я думаю, они недостаточно сильные, – быстро проговорила Энни. – Как бы со мной не случилось истерики. – Она помолчала. – Видите ли, мои родители погибли при аварии вертолета.
Врач кивнул, принимая информацию к сведению.
– Вы хотите таблетки по пять миллиграммов?
– Да, мне спокойнее знать, что они у меня есть.
– Разве у вас нет врача поближе к дому, миссис Томас?
Энни удалось ответить вполне невозмутимо…
– Я им не очень довольна, – ответила она. – А вы так помогли мне, когда у меня были проблемы с желудком…
Эндрю Миллер улыбнулся.
– Я рад быть вам полезным, – улыбнулся Эндрю Миллер. – Он потянулся за рецептом. – Десяти таблеток будет достаточно?
– Ох, не знаю, все-таки несколько перелетов. – Энни сделала вид, что прикидывает. – Может быть, пятнадцать? Тогда мне не придется снова вас беспокоить.
Врач кивнул.
– Пусть будут двадцать. – Он начал писать. – Но я советую вам ломать их пополам. Одну половину принять за полчаса до полета и посмотреть, что получится. Может быть, второй и не понадобится.
– Это разумно, – согласилась Энни.
На некоторое время само сознание того, что они у нее есть – в дополнение к обычному рецепту, – придавало ей сил, причем настолько, что она даже и не думала ими пользоваться. И с успехом продержалась до конца октября – до тех пор, пока Эдвард не попросил ее помочь ему устроить домашний прием. Он редко просил ее о чем-нибудь, и она с радостью согласилась. Но страх сделать что-нибудь не так привел к тому, что она глотала таблетки как леденцы. В начале вечера она совершила ошибку, рассаживая гостей. Главное блюдо оказалось сильно пережаренным. Энни взглянула на Эдварда, когда он положил в рот первый кусок, и увидела на его лице отчаяние, которое он постарался скрыть, потому что всегда вел себя как джентльмен.
На следующей неделе она принимала по десять миллиграммов за один раз.
Через некоторое время Энни стала подумывать о том, чтобы поговорить с Эдвардом о своих проблемах. Просто упомянуть о том, что она испытывает напряжение и поэтому принимает успокоительные. Чем больше она об этом думала, тем более разумным казался такой шаг. Эдвард что-нибудь придумает. Она не хотела огорчать его, но ведь могло оказаться поздно. К тому времени она уже понимала, что у нее возникло привыкание к диазепаму. Сама мысль о том, чтобы существовать без таблеток, была невыносима.
Она решила затеять разговор на эту тему в следующий уикенд. Они будут в лондонской квартире одни, без детей. Правда, предстоит обед в «Савое» по случаю дня рождения приятеля Эдварда, но это не такое уж сложное дело. С помощью желтой таблетки она с ним справится. А потом, в воскресенье утром, поговорит с Эдвардом.
Если бы не Людвиг Брандт, чей день рождения они праздновали, Энни, возможно, удалось бы привести свой план в исполнение. Но несколько случайно оброненных им слов все разрушили.
– На самом деле я ужасно устал, – сказал он в ответ на замечание Боба Стандиша, что он прекрасно выглядит. – Неделями не сплю как следует. – Он разом осушил полбокала «Шато-Круазе». – Думаю попросить у своего эскулапа снотворного.
– Лично я отдаю предпочтение кларету, – объявил Боб.
– Все, что угодно, только не таблетки, – произнес Эдвард.
У Энни похолодели руки.
– Не знаю, не знаю, – проговорил Чарльз Стандиш. – Таблетки, которые мне прописали от повышенного давления, просто спасли мне жизнь.
– Это другое, – возразил Эдвард. – Я говорю о снотворных, транквилизаторах. Все это наркотики.
Энни подумала о содержимом своей сумочки, о хорошенькой круглой фарфоровой коробочке, в которой лежали желтые таблетки. Одно их присутствие давало ей утешение.
– Но, наверное, они приносят пользу тому, кто в них нуждается? – спросила она.
– Люди, которые нуждаются в подобных вещах, – ответил Эдвард резким тоном, испугавшим ее, – либо очень глупы, либо безнадежно слабы. – Уже более мягко он добавил: – Думаю, я в целом достаточно терпимый человек, но я искренне презираю людей, которые не могут приспособиться к жизни без помощи наркотиков.
Позже, уже в квартире, Энни подошла к мужу, который сидел у себя в кабинете и просматривал газеты.
– Я подумала, что, может быть, ты захочешь выпить рюмочку перед сном. – Она протянула ему рюмку с коньяком.
– Спасибо, любовь моя. – Он взял у нее рюмку. – А ты ничего не выпьешь?
– Нет. Ты же меня знаешь. – Помолчав немного, она продолжала: – Можно мне с тобой посидеть?
– Я буду очень рад. – Он пригубил коньяк. – Вечер прошел приятно, правда?
– Чудесно. – Энни села. Вопрос вертелся у нее на кончике языка, но она боялась его задать. – Эдвард.
– Что, дорогая?
Она все-таки решилась начать, но очень осторожно:
– Мне показалось, ты сегодня был чем-то расстроен.
– Правда? Когда это?
– Когда Людвиг заговорил о снотворном.
– Да, ты права, – признался Эдвард. Энни ждала, но он больше ничего не сказал.
– Почему? – спросила она.
– Почему это меня расстроило?
– Да. – Энни посмотрела ему в лицо и увидела незнакомое мрачное выражение. – Если ты не хочешь мне говорить, не надо, – быстро произнесла она. – Просто ты был сам на себя не похож.
Эдвард сделал большой глоток, поставил рюмку на край стола.
– Раньше мы с тобой никогда об этом не говорили.
– Ты имеешь в виду снотворные таблетки? – осторожно произнесла Энни. – Наверное, не было повода.
– Ну да, снотворные таблетки, – сказал Эдвард, не глядя на нее. – Болеутоляющие, транквилизаторы. Пилюли для успокоения, потом пилюли для возбуждения. Пилюли, чтобы помогать жить.
Энни наклонилась вперед, руки ее лежали на коленях. Она чувствовала, что сердце бьется слишком быстро.
– Эдвард, ты говоришь так, будто это касается тебя самого.
– Нет, – ответил он. – Не совсем. Не меня. Ладони у нее вдруг стали влажными. «Он знает, – в ужасе подумала она. – О боже, он знает». Эдвард очень тихо произнес:
– Моя мать.
Он сказал, что это его единственный секрет, которым он с ней не делился. Он не лгал ей. София Томас действительно умерла от рака костной ткани, но Эдвард не говорил Энни, что его мать была морфинисткой. Наркотик не только уничтожил ее как личность, он разрушил жизнь ее мужа и омрачил детство сыновей.
– Мы видели, как она веселела, приняв новую дозу, и мы видели, что с ней было, когда она пыталась бросить. А она пыталась, я в этом уверен. – Энни никогда еще не слышала в голосе мужа такой печали. – Ее трясло, она покрывалась потом, она испытывала страшную боль – это была ломка. Раковые боли пришли позже. Уже невозможно было сказать, отчего ей так плохо, да это и не имело значения. Она почти постоянно пребывала в агонии. Ты даже представить себе этого не можешь.
– О Эдвард, – еле слышно прошептала Энни. – Мне так жаль.
– Теперь жалеть не о чем. – Он улыбнулся, глядя на ее встревоженное лицо. – У меня есть ты, есть дети. У моих братьев тоже хорошие, достойные семьи. Я очень счастливый человек. – Помолчав, он продолжал: – Но теперь ты понимаешь, почему я так отношусь к наркотикам.
– Да, – сказала Энни, – конечно.
Теперь она понимала, как он относится к наркотикам, и понимала, что никогда, никогда не сможет ему ничего рассказать.
И более того. И хуже того. Теперь в ней поселился новый страх. Она боялась, нет, испытывала настоящий ужас при мысли, что испортит жизнь мужу. Может быть, даже испортит жизнь детям.
Поэтому, вместо того чтобы признаться Эдварду, она продолжала скрывать правду. И принимать транквилизаторы.
– Извините, – сказала ей однажды утром Джейн Райс-Смит, мать одного из друзей Уильяма, когда пришла очередь Энни забирать из школы обоих мальчиков, – но я решила сегодня приехать за Майклом сама.
– О, – пролепетала Энни, – я с удовольствием бы его привезла.
– Не сомневаюсь, – заявила миссис Райс-Смит. – Но лучше я сделаю это сама.
От явной холодности ее тона у Энни упало сердце.
– Что-нибудь не так?
Миссис Райс-Смит посмотрела ей в глаза:
– Честно говоря, мне кажется, вы сегодня не в лучшей форме.
– Со мной все в порядке, – возразила Энни.
– Нет, – твердо проговорила миссис Райс-Смит. – Я так не думаю. Простите, миссис Томас, но у меня такое впечатление, что вы плохо держитесь на ногах. Вы нездоровы?
– Да нет. – Пристальный взгляд собеседницы лишал ее остатков самообладания. – Хотя может быть, я действительно что-нибудь подхватила.
– Возможно, у вас начинается грипп, – вежливо произнесла миссис Райс-Смит.
– Возможно.
Больше ничего сказано не было, но Энни стало ясно – на ее странности обратили внимание чужие люди. И если Джейн Райс-Смит считала, что она недостаточно надежна, чтобы возить ее сына, а примерно это она и сказала, что ж, в конце концов, она была права. Наркотик уже начал разрушать ее жизнь.
Надо бросать. Бросать, пока никто еще не успел ничего сказать Эдварду и детям. Пока не случилось чего-нибудь ужасного. Пока еще не поздно.
Она решила бросить, как бы тяжело это ни было. Она придумала план. Миссис Райс-Смит удачно подсказала ей идею гриппа. Энни сообщила друзьям и соседям, что больна, – ничего страшного, никакой помощи не нужно, нужны только покой и отдых. Оливии и Джиму она сказала, что уезжает, звонить ей поэтому не надо. Детей отдала в пансион на целую неделю, потому что боялась, как бы не всплыла правда. Ведь ее может тошнить или вдруг она начнет бросаться на стены или что-нибудь еще. Ей нужен был пустой дом.
В следующие несколько дней ничего особенного с ней не происходило. Кроме того, что она была вся в напряжении от ожидания и боязни, – ведь, вполне возможно, у нее не хватит воли. Она заперла таблетки. Заперла, но не выбросила. Этого она не могла заставить себя сделать. Ей не было слишком плохо. Она даже чувствовала себя победительницей. «Смотри, – говорила она себе, – все в порядке, я могу бросить, я не наркоманка».
Но все только начиналось.
Потом был кошмар. Самый настоящий кошмар, гораздо страшнее, чем она ожидала. Она чувствовала неимоверную слабость, ее трясло, голова кружилась так, что пол, казалось, качался под ногами. Но хуже всего было ощущение отчаяния, такое сильное, что ей хотелось умереть, и сознание, что есть только один способ избавиться от этого ощущения – таблетки. Она не смогла найти ключ от шкафчика, где они лежали. Прошло несколько часов или дней. Энни начала выходить из кошмара и обнаружила, что оторвала дверцу, хотя не помнила, как это делала.
Респектабельная, аккуратная, чистенькая, золотоволосая и синеглазая Энни Олдрич-Томас выдрала дверцу шкафчика голыми руками. В доказательство этого по всему полу валялись осколки стекла, а по ее пальцам текла кровь.
Она думала, что сойдет с ума. Долгое время она получала свои таблетки без всяких затруднений – просто звонила обоим врачам по очереди и просила новый рецепт. И вдруг система снабжения стала давать сбои. Питер Кэри заявил, что вообще перестанет выписывать ей валиум, если она немедленно не обратится к специалисту, Эндрю Миллер сказал, что необходимо снизить дозу.
Но у нее был такой расстроенный вид, что Миллер выписал ей рецепт, правда сильно уменьшив количество, и ясно дал понять, что он откажется ею заниматься, если она не обратится к психиатру.
Однажды она отправилась за покупками и зашла в аптеку Бутса получить таблетки по рецепту. До этого момента она кое-как держалась, подавляя новые страхи, порожденные предупреждением Миллера. Но когда у нее в руках оказалась бумажка со знакомой размашистой подписью, Энни ощутила приступ просто панического ужаса. Вдруг это в последний раз? Вдруг он откажется давать новый рецепт? Питера Кэри уговорить еще труднее, чем Миллера. Что делать, если ей будет неоткуда взять таблетки?
Выходя из аптеки, она буквально тряслась, чувствуя себя так, будто распадается на части. Какая-то часть ее – прежняя Энни Олдрич-Томас – надеялась, что это незаметно. Другой части было все равно, ее волновало, только где взять новую бумажку, дарующую относительное спокойствие, подобие нормального состояния духа.
Совсем рядом с ней вдруг оказался темноволосый мужчина – чисто выбритый, очень бледный и в темных очках, хотя на улице не было и намека на яркое солнце.
– Нужна помощь? – спросил он.
От неожиданности Энни остановилась.
– Нет. Нет, спасибо. – Она заторопилась, оглядываясь по сторонам в поисках такси.
Мужчина не отставал.
– У вас такой вид, будто вам плохо. Я могу вам помочь, – проговорил он прямо ей в ухо.
Энни старалась не обращать на него внимания. Она дрожала все сильнее и сильнее, тошнота подступала к горлу. День был холодным и сырым, но она чувствовала, что на лбу и верхней губе выступили капельки пота. Она старалась держаться подальше от края тротуара и поближе к стенам, на которые в случае чего можно было опереться и не упасть.
– Я могу кое-что достать, – сказал он. – Никаких рецептов, никаких вопросов.
– Уходите! – с яростью крикнула Энни. Адреналин, неизменный спутник гнева и страха, на время придал ей силы.
– Да ради бога, – беззаботным тоном ответил он. – Но вы уверены?
– Да, – сказала Энни.
Она ощущала спиной стеклянную дверь пиццерии, два тяжелых пакета с покупками тянули ее к земле. Примерно в пятидесяти ярдах она заметила свободное такси. Может, она сумеет перехватить его, если побежит?
– Я буду тут, поблизости, на случай, если вы передумаете, – сказал мужчина и куда-то делся.
Энни на мгновение закрыла глаза. Открыв их снова, она увидела, что такси все еще стоит, но к нему быстрым шагом идет человек в темно-синем пальто, с кейсом и зонтиком.
«Порядочный человек, – подумала Энни, – не наркоман».
– Такси! – пронзительно закричала она.
Люди удивленно смотрели на женщину, которая с обезумевшим лицом бежала по улице. Она оказалась рядом с такси одновременно с мужчиной в синем пальто. Она увидела, как его рука тянется к ручке дверцы. Энни оттолкнула его и не ощутила ни стыда, ни раскаяния.
Она рванула на себя дверцу, бросила пакеты на сиденье, скользнула в машину и захлопнула дверцу изо всех сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36