Джим прочитал записку, нахмурился, озадаченно покачал головой:
– Мне это ни о чем не говорит.
– Это может означать все, что угодно, – сказала Энни. – В том числе что-нибудь самое обыденное.
– Мне не кажется, что речь шла о чем-то обыденном, – заговорила Оливия. – Извини, Джимми, может быть, мне следовало показать тебе эту записку еще тогда?
– Думаю, что я и тогда понял бы не больше, чем сейчас. – Помолчав, он добавил: – И Энни права, я бы, наверное, расстроился.
– Наши отцы довольно редко общались друг с другом, – проговорила Оливия. – У них было мало точек соприкосновения: благотворительность, наша школа – вот, пожалуй, и все. Джимми, может быть, тебе известно больше?
– Нет, – ответил Джим. – Может, у них были какие-нибудь общие дела?
– Вряд ли, – с сомнением пробормотала Энни. – Кораблестроение и искусство – что тут может быть общего?
Джим пожал плечами:
– Не знаю.
– Поговори с Майклом, – предложила Оливия.
– Зачем?
– Он может знать, были ли у них совместные дела.
– Больше чем восемнадцать лет назад?
– Я думаю, вам обоим лучше всего выкинуть это из головы, – мягко проговорила Энни.
– Почему? – удивилась Оливия.
– Потому что вы все равно ничего не узнаете. Записка эта явно личного характера. Мне тогда показалось и сейчас кажется, что отец Джимми был сильно чем-то огорчен. – Она на секунду умолкла, собираясь с мыслями. – И что бы то ни было, по-видимому, и от твоего отца, и от отца Джимми мало что зависело. Так зачем ворошить прошлое?
– Ради любопытства, – сказала Оливия.
– Ты знаешь, что погубило кошку, Ливви?
– Знаю, знаю, – отмахнулась от нее Оливия.
– Человеку стоит жить хотя бы для того, чтобы удовлетворить свое любопытство. Еврейская пословица. – Джим усмехнулся.
– Давно ли ты цитируешь еврейские пословицы? – подозрительно прищурилась Энни.
Джим пожал плечами.
– У тебя завелась подружка-еврейка, – полуутвердительно-полувопросительно проговорила Энни.
– Ничего подобного, – ответил Джим. Оливия промолчала.
На следующий день после того, как Оливия поселилась в отеле «Амиго», Джим позвонил ей из Бостона.
– Как дела?
– Как обычно на этой стадии. – Оливия сидела на полу в спальне в окружении чемоданов. – Я обнаружила, что самые нужные вещи оставила в камере хранения. Поэтому сейчас у меня куча кастрюлек и совсем нет нижнего белья.
– Хорошо, что сейчас лето, – заметил Джим.
– Отличный предлог для того, чтобы прогуляться по магазинам.
– Кстати, – продолжал Джим. – На прошлой неделе я поговорил с Майклом об этой записке. Он знает не больше нас.
– То есть он не знает, вели ли они какие-нибудь дела?
– Нет, не знает. Но записка ему показалась несколько странной. Он спросил, не попадалось ли тебе еще что-нибудь в этом роде. Я сказал, что, кажется, нет.
– Мне действительно ничего такого не попадалось, – проговорила Оливия. – Но я и не искала.
– Я так и думал.
– У меня есть шкаф, до отказа забитый бумагами родителей. Если хочешь, я могу их просмотреть.
– Честно говоря, не вижу в этом особого смысла, – сказал Джим. – Как говорит Энни, слишком уж давно все это было.
– Тогда я сосредоточу свои усилия на том, чтобы купить нижнее белье, – рассмеялась Оливия. – Мне ужасно хочется побегать по магазинам.
– Оливия!
– Да?
– Перестань говорить о нижнем белье.
– Что ты имеешь против нижнего белья?
– Ничего.
– Тогда почему мне нельзя о нем говорить?
– Оливия! – повторил Джим.
– Что?
– Лучше прогуляйся по магазинам.
Удивительно, думала Оливия, что после стольких лет даже крошечный намек на то, что Джим помнит ночь в Бостоне, так ее взволновал. Нет – это не удивительно, решила она, это просто очень плохо.
Разумеется, только в том случае, если на самом деле Джимми ничего не помнит и не испытывает к ней никаких чувств, кроме дружеских.
А если наоборот? Тогда они оба просто идиоты.
– В любом случае мне действительно надо пройтись по магазинам, – вслух объявила Оливия, вставая с пола.
Три недели спустя она познакомилась с Бернаром Мартенсом. В скучный, промозглый октябрьский день она зашла в антикварный магазин. За полчаса она успела до безумия влюбиться в грузинский серебряный чайничек, а Бернар, хозяин магазина, до безумия влюбился в нее. Он был пятидесятисемилетним вдовцом, имел взрослых детей и пятерых внуков, жил в роскошном уединении в загородном особняке с многочисленной прислугой. До этого у Оливии ни разу не было романа с мужчиной такого возраста, но Бернар так прекрасно выглядел, он был так мил. Незаурядный интеллект и чувство юмора делали его таким приятным компаньоном, что Оливия начала свысока относиться к более молодым мужчинам.
Кроме, наверное, Джимми. Если бы Оливия была честна сама с собой, то она обошлась бы без «наверное». Она искренне не хотела влюбляться в своего лучшего друга, а когда поняла, что все-таки влюбилась, то стала шарахаться от этой мысли как черт от ладана. Иногда она вела с Джимом странноватые беседы.
– Как Кэри? – спрашивала Оливия самым небрежным тоном.
– Мы почти не общаемся, – обычно отвечал Джим. Тогда Оливия спрашивала – столь же небрежно – о других женщинах. Джим иногда называл какие-то имена, иногда кое-что рассказывал, но было ясно, что ничего серьезного с ним не происходит. И Оливия, к собственному стыду, ощущала величайшее облегчение.
Потому она принималась убеждать себя, что Джимми, несомненно, заслуживал самой замечательной, преданной и любящей женщины вроде Энни. «Но ни в коем случае не вроде меня», – мысленно произносила Оливия. Такое было у нее заклинание.
Именно Бернар Мартенс помог Оливии найти квартиру на углу улицы Эрнста Алларда в двух шагах от его магазина. Это было редкой удачей. В престижном квартале Саблон квартиры никогда не пустовали. Квартира Оливии – полностью модернизированная и изысканно обставленная – находилась на первом этаже старого доходного дома, принадлежавшего торговцу драгоценными камнями из Антверпена. В трех верхних квартирах были очаровательные балкончики, но Оливии повезло куда больше – она стала хозяйкой отдельного заднего дворика, которым она ужасно гордилась и который немедленно превратила в чудесный сад.
– А офис я нашла тоже неподалеку, на площади Гран-Саблон, – рассказывала она Энни по телефону в середине ноября. – Мне просто необыкновенно повезло – там всего одна комната, и мне волей-неволей придется поддерживать порядок.
– Это невозможно. – Энни недоверчиво хмыкнула.
– Знаю, знаю. – Оливия унаследовала от Артура способность приводить в состояние полного беспорядка любую комнату за рекордно короткое время. – Но я, по крайней мере, попробую.
– Значит, ты можешь ходить на работу пешком?
– Всего несколько минут ходу, Энни. И кругом сплошное великолепие. Это действительно самая красивая часть города.
– И магазин Бернара совсем рядом?
– Да, хотя он там теперь не так уж часто бывает. Энни засмеялась:
– Судя по тому, что ты говоришь, он очень приятный человек.
– Да, очень. Но не жди от меня невозможного, Энни. Я и раньше встречалась с очень приятными мужчинами.
– Ты счастлива, Оливия? – однажды декабрьским вечером спросил Бернар. Они обедали вдвоем в одном из своих любимых ресторанов. – Тебе достаточно того, что у тебя сейчас есть?
Оливия взглянула на него с удивлением. Она наслаждалась прекрасной кухней, шампанским и видом из окна на одну из самых больших и красивых площадей Европы.
– Неужели я похожа на несчастную женщину, Бернар? Мне очень хорошо здесь, в Брюсселе.
– И этого достаточно?
Наконец она поняла, что он имел в виду.
– На время или навсегда?
– Ну, выбери что-то одно.
– Я редко задумываюсь о «всегда».
– Попробуй хотя бы раз.
Несколько мгновений Оливия задумчиво смотрела на Бернара. Он был очень красив. Прекрасно подстриженные седеющие волосы, добрые и веселые синие глаза, твердый, хорошо очерченный рот. Он был воспитанным, нежным и великодушным. Он заслуживал честного отношения.
– Я думаю, на время, – сказала она.
Он слегка пожал плечами, но его улыбка почти не выдала разочарования.
Бернар был умным человеком и обладал слишком хорошо развитой интуицией, чтобы не понимать, что в их отношениях нет эмоционального равенства. Оливии он очень нравится, но она не влюблена. А поскольку он был также трезво мыслящим человеком, он не хотел ее связывать, понимая, что это самый верный способ ее потерять. Именно по этой причине он нашел ей квартиру, хотя, без сомнения, предпочел бы, чтобы она поселилась в его доме.
Жизнь в Брюсселе полностью устраивала Оливию, по крайней мере пока. От природы обладая беспокойной душой, она ни на минуту не верила, что сможет остаться здесь навсегда, но сейчас… сейчас все было хорошо. У нее не было недостатка в интересных заказах. Они с Бернаром пересмотрели все стоящие внимания оперы, балеты и выставки, часто ездили за город. Когда у Оливии было настроение, она посещала роскошные и дорогие бутики на улице Луизе, но квартал Саблон ей никогда не надоедал. Она любила, прогуливаясь, заходить в маленькие антикварные магазинчики и художественные галереи. Любила покупать сладости в популярной кондитерской. В дождливые дни ей нравилось сидеть за длинным столом в «Ле Пейн Котидьен», где подавали замечательный ржаной хлеб с сыром бри и каштанами.
Начало 1995 года Оливия провела в Гштааде, в очаровательном шале, вместе с Бернаром и его старыми друзьями, обаятельными и милыми людьми.
В феврале и марте она много работала. В апреле она поехала в Англию на пятидесятилетие Эдварда Томаса, а потом проводила Джимми до Бостона, где они провели вместе пять прекрасных дней. Джим хотел, чтобы Оливия остановилась у него, но она предпочла отель «Бостон Харбор». Ведь Джимми давно забыл то, что произошло в его квартире в 1989 году. Отчего же она так часто вспоминает об этом?
Она прилетела в Брюссель 22 апреля, взяла свою машину, оставленную на стоянке в аэропорту, и поехала домой на улицу Эрнста Алларда.
Как только она вошла в квартиру, в лицо ей дунул холодный сквозняк, и Оливия в недоумении остановилась. С минуту она настороженно прислушивалась и, ничего не услышав, медленно закрыла входную дверь.
– Эй! – позвала она хриплым от волнения голосом, не зная толком, что она будет делать, если услышит ответ.
Никто не отозвался.
Но по квартире действительно гулял сквозняк. Значит, где-то было открыто окно. Оливия твердо помнила, что перед отъездом проверила все окна и двери. Она могла быть небрежной, импульсивной, иногда безответственной, но, когда речь шла о том, чтобы надежно защитить дом перед отъездом за границу, эти качества уступали место собранности и методичности.
– Черт, – тихонько выругалась она.
Самым правильным и разумным в подобной ситуации было бы обратиться за помощью к соседям, но с людьми, которые жили справа и слева от нее, она была незнакома – они только обменивались кивками при встрече, – а в верхней квартире сейчас никто не жил.
Новый порыв ветра растрепал ее короткие волосы. Воздух шел со стороны кухни и сада. «Дверь в сад», – похолодев, подумала Оливия.
Она сделала несколько шагов. Дверь в гостиную была закрыта. Набрав в грудь побольше воздуха, она рывком распахнула ее.
– О черт! – повторила она.
В комнате все было перевернуто кверху дном. Лампы, столы и стулья лежали на полу, как жертвы несчастного случая. Книги – некоторые с оторванными переплетами – валялись повсюду. Ее замечательный викторианский письменный стол лежал на боку, пустые ящики она увидела в нескольких футах от него. Их содержимое было разбросано по ковру. Все дверцы комода были распахнуты, полки вынуты, а стоявшие на них безделушки превратились в черепки. «И все же, – подумала Оливия, оглядываясь по сторонам, – могло быть хуже. Они могли поработать топором или облить все кругом мочой, а они не сделали ни того ни другого».
– Сплошной хаос, – говорила она Бернару по телефону три часа спустя. – Я считаю, что это произошло примерно неделю назад. Они проникли в дом через садовую дверь, и ковер сильно намок, а всю последнюю неделю погода стояла сухая.
– А как ты? Ты в порядке? – В голосе Бернара звучала тревога. – Жаль, что ты не позвонила мне сразу.
– Ты же ничего не мог сделать, Бернар. Со мной все в порядке, – ответила Оливия. – Я в ярости, но не в отчаянии. Я думаю, это цена, которую в наше время приходится платить за жизнь в городе.
– Может быть, тебе переехать?
– Например, к тебе? – Оливия улыбнулась.
– А что, неплохая мысль, – непринужденно отозвался Бернар.
– Я думаю, для начала я поставлю замки понадежнее.
– Ну что ж. – Он постарался скрыть разочарование. – По крайней мере, я могу приехать тебе помочь.
– Пока не стоит. Полиции нужно, чтобы я написала список пропавших вещей, мне будут звонить из страховой компании, а потом придут стекольщики и слесарь. У меня не будет ни одной свободной минуты.
– Ты уже выяснила, что они взяли?
– Во-первых, серебряный чайничек. Помнишь его?
– Он нас познакомил, – с теплотой произнес Бернар. – Как я могу его забыть?
– Мою серебряную менору. – Она немного помолчала. – И мамину нефритовую лошадь.
– Эпохи Минь? Как жалко, Оливия. Я знаю, что ты ее очень любила.
В первый раз после того, как Оливия открыла дверь в квартиру, она почувствовала, что на глазах выступают злые, жгучие слезы.
– Мама никогда не обращала особого внимания на вещи, но эту лошадь она действительно любила. Она часто гладила ее кончиками пальцев и говорила, что ощущает связь с прошлым.
– Мне очень хорошо знакомо это чувство.
– Наверное.
С минуту он молчал, потом нерешительно произнес:
– Ты не думаешь, что тебе будет страшно ночью, дорогая?
– Не думаю. Но если будет, можно я тебе позвоню?
– В любое время. В любое. Оливия, ты же знаешь, ты всегда можешь на меня положиться.
– Я знаю, – сказала Оливия.
Оливии казалось, что убрать все это невозможно. Воры повытаскивали каждый ящик каждого стола, шкафа и гардероба. Ее три личные картотеки были разбросаны по всей квартире. Не пощадили даже холодильник. Один из полицейских сказал Оливии, что грабители скорее всего искали наличные.
– В холодильнике? – Оливия удивленно подняла брови.
– Вы даже не представляете, – ответил полицейский, – где некоторые люди прячут деньги.
– Хотя во многих случаях, – вставил второй полицейский, – взломщики просто получают удовольствие от разгрома.
– Я тоже люблю беспорядок, – сухо заметила Оливия, – но предпочитаю устраивать его сама и в собственной квартире.
А три дня спустя ограбили офис Оливии на площади Гран-Саблон. Здесь у грабителей были, очевидно, другие цели – исчезли компьютер, фотокопировальный аппарат и факс. Наибольший гнев Оливии вызывал беспорядок, который они оставили после себя, а также необходимость извиняться перед клиентами и переделывать на новой технике уже проделанную работу. Но, как сказала Оливия Бернару, это, по крайней мере, был офис, а не то место, где ты спишь, ешь и занимаешься любовью.
– Это просто какая-то эпидемия, – говорил Джим по телефону несколько дней спустя. – На днях мою квартиру тоже ограбили. Мою и три соседние.
– Много унесли? – поинтересовалась Оливия.
– Как обычно – видеомагнитофон, телевизор, стереосистему. Ни одной веши, которой бы мне было по-настоящему жалко. Я думаю, они просто не знали моих вкусов. Между прочим, месяц назад ограбили дом Питера и Кэри. Они, я полагаю, пострадали гораздо больше.
– Кто тебе об этом сказал? Майкл?
– Сама Кэри. – По голосу Джима было ясно, что он улыбается. – На прошлой неделе я встретился с ней на приеме, и она была со мной очень вежлива. Почти мила. – Немного помолчав, он добавил: – Наверное, правду говорят, что время исцеляет раны.
– Может, все дело просто в том, что у нее теперь есть иные раны, чтобы посыпать их солью.
Некоторое время назад Джим говорил Оливии, что союз Кэри со вторым Ариасом трещит по всем швам, но Майкл, будучи католиком, недвусмысленно дал понять Питеру, что он не потерпит еще одного развода в семье.
– Есть еще какие-нибудь перемены на этом фронте?
– Может, и есть, но мне о них ничего не известно.
– Они все еще живут вместе?
– Время от времени.
Оливия почувствовала, что Джиму неприятна эта тема.
– Джимми, скажи честно, ты все еще влюблен в Кэри?
Джим засмеялся:
– Нисколько. Почему ты спрашиваешь?
– Потому что ты чувствуешь себя виноватым, даже просто говоря о ней. Я же слышу. И знаю, что это не из-за того, что ты плохо относишься к Питеру.
– Нет, не из-за того. Но из моего брака ничего не вышло. Разве я должен желать, чтобы их брак тоже развалился?
– Господи, Джим, – вздохнула Оливия, – если бы я была на твоем месте, я бы прыгала от радости. Они оба заслуживают того, чтобы быть несчастными. Они заслуживают друг друга.
– Не могу с тобой не согласиться, – отозвался Джим.
– Это уже кое-что, – с удовлетворением отметила Оливия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36